***
В ночь превращения он закрылся в своей комнате и попросил Гарри запереть его ещё и снаружи. Гарри застенчиво упомянул, что Лиззи нервничает из-за того, что находится с ним в одном доме, хотя Гарри и уверял её, что зелье делает его абсолютно безопасным. Гарри предложил отправить её на ночь в Дырявый котел, но Римус не согласился, сказав, что это непрактичное решение в долгосрочной перспективе, и предложил Гарри вместо этого запереть его. Он также наложил заглушающие чары, прежде чем раздеться и сесть на ковёр у камина в ожидании трансформации. Он не знал, сколько это продлится — в комнате не было часов, чтобы ориентироваться по бою курантов, что следовало исправить. Но вскоре он почувствовал первые признаки изменений под своей кожей: покалывание, которое становилось все более интенсивным, пока не превратилось в острую боль, длящуюся, пока его тело искажалось, теряя свою естественную форму. Когда всё закончилось, он всё ещё ничего не видел, но в волчьей форме это не имело особого значения благодаря обонянию. Он часами ходил по своей комнате, прижавшись носом к полу и мебели, вдыхая каждый новый запах и отслеживая его путь. Одни были новыми и свежими, другие — старыми и увядающими, но они всё еще были различимы для его чуткого носа. После того, как он дважды обошёл всю комнату, ему захотелось осмотреть остальную часть дома, но это было невозможно, поэтому он просто свернулся калачиком перед огнём и уснул. Утром он заполз в постель, дрожа и страдая от боли после трансформации, и мир казался ещё более опустошённым после потери острого волчьего обоняния. Ещё одним свидетельством того, в какой кавардак превратилась его жизнь, было то, что у него даже появилась причина, пусть и незначительная, с нетерпением ждать следующей трансформации. В полдень Лиззи принесла ему бульон и чай, а так он весь день оставался один. Он выспался и к вечеру достаточно отдохнул, чтобы принять ванну и спуститься вниз к ужину. Гарри был дома и спросил, всё ли в порядке с Римусом, и есть ли что-нибудь, что ему нужно, чтобы облегчить процесс в следующем месяце. Римус ответил, что он в порядке. Он не стал упоминать запахи.***
В ночь вечеринки Римус откладывал свои сборы до последней минуты, используя в качестве предлога контроль за подготовкой мероприятия. Но всё шло гладко: никто не нуждался в помощи или его напоминаниях. Поэтому он поднялся к себе, чтобы неспеша вымыться и одеться в свою новую мантию, страшась момента, когда откладывать дальше будет уже некуда. Вечеринка была в самом разгаре, когда он спустился. Он мог чувствовать в комнате лабиринт из тел — поблизости и вдалеке раздавались голоса, лишавшие его чувства перспективы, и он застыл, не зная, что делать дальше. Ему не хотелось бить всех на своём пути по ногам тростью, как и не хотелось опозориться, пытаясь на ощупь добраться до укромного уголка и в итоге наткнуться на людей или случайно пощупать их в неподходящих местах. Кроме того, он знал, что мебель в комнате была переставлена для вечеринки, и он не мог вспомнить, что и где теперь стояло. Он не знал, что делать, и уже собрался было развернуться и вернуться наверх, когда почувствовал, как чья-то рука сомкнулась вокруг его локтя. — У очага есть свободное кресло, мистер Люпин, — пробормотала Лиззи, и он улыбнулся ей, надеясь, что она увидит как он благодарен. — Было бы замечательно, спасибо. Он слышал, как шум разговоров стихал, пока они проходили мимо, но проигнорировал это, высоко подняв голову и позволив Лиззи подвести его к креслу. Костер весело потрескивал, согревая, когда он устроился в кресле, поставив трость между колен. — Лиззи, ты не могла бы вернуться за мной примерно через час, пожалуйста? — он не хотел застрять здесь в ожидании окончания вечеринки только для того, чтобы безопасно пройти обратно через всю комнату в одиночестве. — Конечно. Он перевёл взгляд на камин, сидя совсем тихо, прислушиваясь. Он мог различать голоса знакомых, смешанные с голосами незнакомцев, волшебников и ведьм, которых Гарри встретил, возможно, в Министерстве, или его школьных друзей, которых Римус не знал или забыл. Он надеялся, что, возможно, Андромеда придёт и приведёт Тедди, но когда он поинтересовался, Гарри неохотно признал, что она отказалась от приглашения. Римусу претило застрять здесь, не имея возможности встать и уйти, когда вздумается; он ненавидел тот факт, что не может бродить в толпе и разговаривать с людьми, но сохранял приятное выражение лица и надеялся, что никто не сможет понять, насколько он несчастен. — Привет, Римус. Рад тебя видеть. Он инстинктивно поднял лицо к обратившемуся к нему человеку и улыбнулся, довольный неожиданным отвлечением. — Здравствуй, Билл. Я бы сказал то же самое, но... — он пожал плечами и заставил себя слегка рассмеяться. — Ну, я рад, что ты здесь, даже если не можешь видеть, — ответил Билл. — Когда ты упал, я подумал, что мы тебя потеряли. — Все говорят, что мне повезло. — Я с этим согласен. Мы понесли достаточно потерь, — голос Билла был мягким и задумчивым, и Римус понял, что он, вероятно, думает о Фреде. — Я сожалею о твоём брате. Я хотел выразить соболезнования вашей семье, когда узнал об этом, но… — он замолчал, не зная, как закончить без жалости к себе. — Я понимаю. Мы все понимаем, и я благодарю тебя от имени моей семьи, — он сделал паузу, замолчал на мгновение, прежде чем спросить. — Как ты? — Я в порядке, — Римус улыбнулся и снова пожал плечами. — Я могу сам передвигаться по дому. Я ничего не опрокидывал уже несколько недель, — добавил он, улыбаясь еще шире, чтобы Билл понял, что смеяться — это нормально, и Билл усмехнулся. — Кажется, у тебя хороший подход к этому. Я уверен, он помогает. — Утони или плыви, — сказал он, прилагая всё больше усилий, чтобы сохранить улыбку. — У меня нет других вариантов. Но это относится ко всем, кто понёс утрату. Как твои родители? — Держатся. Тоните или плывите, как ты сказал, и у них есть ещё пятеро детей, которые всё ещё нуждаются в них. Папа бросился помогать наводить порядок в Министерстве, а мама направляет свою энергию на то, чтобы заставить оставшихся детей выйти замуж — или, в моём случае, завести детей. Думаю, она надеется, что появление нового ребёнка в семье поможет заполнить пустоту, может оно и так, но мы с Флёр никуда не торопимся. — О, — Римус не знал, что на это ответить, так как его первая мысль — по крайней мере, твоего ребёнка не заберут, потому что ты признан неспособным его воспитывать — была нечестной и неуместной, и наступила тишина, не то чтобы неловкая, но и не совсем комфортная. — Ты чего-нибудь хочешь? — неожиданно спросил Билл. — Что-нибудь выпить или немного торта? — Нет, спасибо, — Римус покачал головой. — Я в порядке. — Тогда я пожалуй, пойду возьму себе чего-нибудь, — сказал Билл. — Позже ещё побеседуем. Римус кивнул, мгновение спустя он услышал удаляющиеся шаги Билла и снова остался один — но ненадолго. — Ага, так вот где самый разгар вечеринки. — Здравствуй, Северус, — Римус повернулся к нему лицом. — Я удивлен, что ты здесь. — Что меня пригласили или что я согласился? — Я знал о приглашении. Мнение Гарри о тебе значительно улучшилось в последнее время. Я удивлен, что ты решил присутствовать. — Тоже самое я мог бы сказать и о тебе, — ответил Северус. — Поттер дал тебе выходной? — Он пригласил меня. — Ах, Золушка получила свое приглашение и улизнула из судомойни, чтобы посетить бал. Забавно, я не вижу никого, пришедшего сюда вскружить тебе голову*. — Нет, похоже, вместо этого я застрял с одной из злых сводных сестёр. — Как жаль, что твоё праздничное убранство тратится впустую, — ответил Северус, и Римус снова удивился. Он ожидал, что Северус разозлится после этой вопиющей насмешки, но в эти дни Северус удивительно хорошо сдерживал себя. Возможно, свобода — впервые за двадцать лет — смягчила его, возможно, почти свершившаяся смерть подарила ему новый взгляд на вещи, или, возможно, ему просто нравилось видеть, как Римус унижен. — Что случилось? Твоя фея-крёстная нанесла визит? — Это Гермиона выбирала, — сказал Римус, апатично дёргая один рукав. Он чувствовал себя не в своей тарелке по большему количеству причин, чем мог сосчитать, и чувствовал себя нелепо в новой мантии, оплаченной деньгами, которых он не заработал. Всё это было притворством, и он хотел уйти до того, как кто-нибудь кроме Северуса поймет, как глупо он выглядит. — Гарри настоял. — Конечно, — протянул Северус с язвительным и снисходительным тоном. — Он не мог допустить, чтобы ты выставил его на посмешище, появившись в своей обычной одежде. Она сгодится разве что для мусорного ведра. — Я вообще не хотел приходить, — голос Римуса был низким и напряженным, когда он схватился за трость и быстро встал. — Прошу прощения. Не имело значения, что он теперь неуклюже пробирался сквозь толпу. Он хотел сбежать, хотел перестать притворяться, что всё в порядке, даже если это означало наступать кому-то на пальцы и бить по ногам тростью. Он бормотал длинную череду «извините», и толпа расступалась перед ним. Римус представил, как они видят, что он подходит и отходят в сторону, с выражением жалости на их лицах, или, может быть, они ничего не замечают, и кто-то, с кем они разговаривают, дёргает их за руку, предупреждая, чтобы они ушли с дороги, прежде чем их задавит слепой оборотень, отчаянно пытающийся сбежать. Ладонь на его руке резко остановила его. — Профессор, с вами все в порядке? Вы плохо выглядите, — Голос Невилла был полон искреннего беспокойства. — У меня немного болит голова, вот и всё, — он изобразил слабую улыбку. — Я думаю, это из-за шума и духоты. Мне просто нужно немного воздуха, и я буду в порядке. — Могу я вам что-нибудь принести? Позвать кого-нибудь? — Нет необходимости. Я собираюсь выйти на минутку. Невилл отпустил его руку, и он направился к двери, не споткнувшись и не упав, чувствуя как стало легче дышать, стоило только вечеринке остаться позади. Он остановился у подножия лестницы и опустил руку на перила, размышляя. Ему нужно было несколько минут, чтобы собраться и вернуться — он не хотел, чтобы вечер Гарри был хоть немного омрачён. Но сама мысль вернуться туда была невыносима. Если Гарри заметит его отсутствие и спросит об этом утром, он скажет, что от всего этого шума у него разболелась голова, свалит вину на свой обострившийся слух и этого будет достаточно. Задумавшись, за всё еще слишком громкими звуками вечеринки Римус не услышал, как кто-то приближается, пока чья-то рука не легла ему на плечо, и он подскочил от испуга — Лиззи? Ответа не последовало, но рука скользнула по его спине и остановилась на талии, предлагая свою помощь. — Я могу подняться по лестнице сам, — сказал он, пытаясь отодвинуться, но кто-бы-это-ни-был держал его крепко. Значит не Лиззи. Она бы с самого начала не обняла его таким образом, а если бы и обняла, то убрала бы руку при первых же признаках сопротивления. — Итан, это ты? Лучше сходи проверь, не требуется ли что-то Гарри. Со мной всё будет в порядке. Но рука лишь слегка сжала его бок и осталась на месте, и Римус не стал её отталкивать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то так прикасался к нему, и это было приятно, успокаивающее прикосновение помогло ему быстрее утихомирить расшатанные нервы. Он не знал, кем был его таинственный помощник, но это был кто-то, кто не боялся и не испытывал отвращения, помогая больше, чем просто придерживая его за локоть. Они поднялись по лестнице в тишине, и он ожидал, что его помощник уйдет, как только они доберутся до спальни, но, к его удивлению, рука не отпускала его талию, пока они не оказались внутри. — Спасибо, — сказал он. — Я ценю вашу помощь. Ответа не последовало, и на мгновение он подумал, что его помощник ушёл, пока не услышал шелест простыней и мягкую поступь шагов, приглушённых ковром. — Что вы делаете? Но ответа всё равно не было. Трость вырвали из его руки, а его усадили на край кровати. Проведя рукой так далеко, как только мог, он понял, что его помощник откинул одеяло, и нахмурился в замешательстве. Что здесь происходит? Его замешательство удвоилось и смешалось с тревогой, когда он почувствовал, как таинственный незнакомец снимает с него туфли и носки. Он нащупал свою палочку, но недостаточно быстро — пальцы сомкнулись вокруг его запястья, их хватка была достаточно крепкой, чтобы удерживать, не причиняя боли, и, как только Римус убрал руку с палочки, они отпустили её. — Ответь мне, — потребовал он. — Что ты делаешь? Но его проигнорировали, и, как только туфли и носки были сняты, кто бы это ни был отодвинулся от него. Он мог слышать, как ящики его комода открывались один за другим, пока человек не нашёл то, что искал. Затем, он вернулся к кровати и что-то упало на колени Римусу. Когда он провел по предмету рукой, то безошибочно узнал на ощупь свою тонкую фланелевую ночную рубашку. Человек взял его за предплечья, помогая подняться, и Римуса охватила вспышка паники. Он схватил человека за руки, пытаясь оттолкнуть их. В глубине души его беспокоило то, что он не знал, боялся ли он больше того, что этот человек пытался воспользоваться им, считая его слабым и беззащитным, или того, что этот человек пытался помочь ему таким способом, к которому он был не готов. — Прекрати! Я не беспомощен! Человек замер, а затем высвободился из его хватки. Он подумал, что всё закончилось, и следующее, что он услышит, будут удаляющиеся шаги и закрывающаяся дверь его спальни, но вместо этого он почувствовал, как чужая рука легла — просто легла — на его плечо, и он ощутил странное стеснение в груди, а в горле что-то сжалось. — Не надо этого делать, — хрипло прошептал он, крепко сжимая кулаки в складках ночной сорочки, чтобы кто-бы-это-ни-был не заметил, что они трясутся. Он больше не боялся, ведь если бы этот незнакомец хотел причинить ему боль или одолеть его, то давно забрал бы его палочку и сделал это, но он всё ещё нервничал. — Я могу позаботиться о себе. Чужие руки вернулись к его собственным, приподнимая, и на этот раз он не протестовал, позволяя человеку вести себя по коридору в туалет, но в груди всё сдавило так, что он едва мог дышать. Он не хотел такой помощи, этой доброты. Он боялся её, боялся того, как легко она может лишить его защиты и сделать уязвимым. Он не знал, как справиться с тем, что кто-то заботится о нём не потому, что должен, а потому, что хочет. Этого с ним не случалось со времён смерти родителей и теперь это подталкивало его к панике, но он не протестовал — маленькая, одинокая часть его нуждалась в большем. Он переоделся в ночную рубашку и умылся, пока неизвестный ждал за дверью. Он надеялся, что его безмолвный помощник уйдет до того, как его разум начнет издеваться над ним осознанием того, что такого рода забота была роскошью, которую он больше не испытает после этой ночи. Но он вновь почувствовал его руку на своем локте, как только вышел. Они вернулись в спальню, и руки забрали его парадную мантию, уложили в постель и плотно натянули покрывало вокруг него, укутывая. Они бережно убрали его волосы с лица, а затем исчезли. Он услышал шаги, удалявшиеся от него, к платяному шкафу. Дверца заскрипела, когда её открыли, и Римус прислушался к шороху ткани, когда человек повесил его мантию, а затем закрыл шкаф и направился к двери. — Спасибо, — сказал он, надеясь на ответ, но единственным ответом был звук закрывающейся двери его спальни. Озадаченный и заинтригованный, он прокручивал в уме произошедшее, пытаясь понять, кто же это мог быть. Он был практически уверен, что его помощник был мужчиной. Ну или женщиной с руками не меньше его собственных. Кроме того, он был слишком рассеян, чтобы обращать внимание на детали. Может быть это Гарри? Но тогда почему он ничего не сказал? Молчание сбивало с толку. Почему этот «кто бы это ни был» не хотел быть узнанным? Возможно, тот думал, что он легче примет помощь от анонимного незнакомца, чем от друга. Возможно, всё-таки это был Гарри, не желавший, чтобы Римус чувствовал себя виноватым за то, что отрывает его от праздника. Чем больше он думал об этом, тем больше он приходил к выводу, что это был наиболее вероятный ответ, и он решил надлежаще поблагодарить Гарри утром. Удовлетворенный разгадкой тайны, он устроился поудобнее и закрыл глаза, засыпая гораздо быстрее, чем обычно.