Sight Unseen

      Письмо, пришедшее спустя два дня, было приятным сюрпризом. Сперва Римус надеялся, что это от Андромеды, но когда он постучал по пергаменту и услышал мужской голос, его сердце чуть сжалось от разочарования. Только когда он понял, что это письмо от его молчаливого друга, оно забилось чаще, и он жадно вслушался в слова. «Дорогой Римус,       Хотя ты не изъявлял желания общаться помимо моих визитов, я предположил из наших бесед, что переписка не будет нежелательной. Во время моего последнего визита ты затрагивал темы, которые я хотел бы развить, и поэтому я беру на себя смелость написать это письмо.       Ты упомянул о независимости, что я полностью могу понять. Я предпочитаю полагаться на себя, а не на других, просто потому, что я доверяю в первую очередь себе, а не им, особенно когда дело касается работы и успешности её выполнения с первого раза. Учитывая твою любезную натуру, я был удивлён, узнав, что ты не доверяешь людям. У меня наоборот складывалось впечатление, что ты уж слишком сильно им доверял, но я понимаю, что именно ты имел в виду.       Однако, старые установки не сослужат тебе сейчас хорошей службы. В твоём непосредственном кругу знакомых достаточно людей, которые не питают неприязни или предубеждений по отношению к оборотням или которые со временем изменили своё отношение, и тебе не нужно переживать по этому поводу. Ты сказал, что больше не можешь справляться в одиночку, и, как бы трудно и даже досадно это ни было, тебе нужно высказываться.       На самом деле, я предлагаю начать прямо сейчас. Скажи мне, что тебе требуется больше всего.       В более личном плане мне любопытно кое-что, о чём ты упомянул. Обычно я не стал бы совать нос, но ты, казалось, на что-то намекал, и мне нужно разъяснение. Когда ты сказал, что чувствовал бы тоже самое, если бы был с мужчиной, как был с Тонкс, это было риторически, или ты намекнул на свою бисексуальность? Твой молчаливый друг.» — О, Мерлин! — Римус ощутил прилив жара, заливающий всё его лицо, когда к нему снизошло осознание. Тогда ему подобное вообще не приходило в голову. Он пытался дать понять, что его чувства не имеют ничего общего с традиционными гендерными ролями, и не задумывался о том, с каким подтекстом это прозвучало. Вернее о том, что нечаянно открылся.       Прежде чем он смог набраться смелости, чтобы сочинить ответ, Гарри пришёл за ним позвать к обеду. К тому времени, как трапеза закончилась и Римус вернулся в свою комнату, он почувствовал себя менее взволнованным и более способным ответить на вопрос без особых отговорок и увиливаний. Он сел за стол, взял новый лист пергамента и активировал Прытко-пишущее перо. «Мой дорогой друг,       Спасибо, что серьёзно отнесся к моим опасениям и не отмахнулся от них. Мне намного приятнее слышать слова "я понимаю", чем пустые банальности. Ты, конечно же, прав. Мне нужно избавиться от своих старых привычек и я действительно постараюсь это сделать. Несмотря на всё моё поведение, я не хочу быть жалким. Я бы назвал свою прежнюю жизнь трудной и у меня бывали моменты жалости к себе и уныния, но, в целом, я не чувствовал себя таким безнадежным или беспомощным, как это было с тех пор, как я покинул больницу Святого Мунго. И я бы с радостью вернулся к "трудному" вместо "безнадежного".       Что касается вопроса "что мне требуется больше всего?", то это просто: делать что-то, что даст мне почувствовать себя действительно полезным. Это не только позволит мне меньше чувствовать себя обузой, но и послужит отвлечением, чем-то, о чём я буду думать, кроме своих проблем, и чем-то, что не является нездоровым эскапизмом, которому я предаюсь в трудные моменты, сколько себя помню. Я всегда проживал их, полностью погружаясь в книги — существование, а не жизнь — и это тоже не лучший для меня выход.       Я не против личных вопросов. Кажется, у меня есть несколько секретов от тебя, не смотря на то, что мы хорошо знакомы, что является новым опытом, но он начинает мне нравиться. Если говорить прямо, то да, я бисексуален. Если ты знаешь меня так хорошо, как уверяешь, то, несомненно, должен понимать, что этот секрет по важности для меня на уровне "да, я оборотень". Я считаю, что мне достаточно досталось ударов судьбы и без осознания того, что меня привлекают мужчины. Хотя, учитывая то, как мало опыта у меня с любым полом — это достаточно спорный вопрос. Твой, Римус»       К удивлению Римуса, ответ пришёл на следующее утро, но он сунул письмо в карман, чтобы вознаградить себя после того, как закончит все дела по дому. Только тогда он сел на скамейку в оранжерее и достал письмо. «Дорогой Римус,       Я не из тех, кто отвергает чьё-либо стремление к независимости. Я сам такой, поэтому было бы лицемерием с моей стороны игнорировать твою потребность в пользу умышленного замалчивания проблемы только ради того, чтобы воодушевить твою задницу. Признаюсь, однако, я был удивлен, что ты сказал, что больше всего хочешь быть полезным, а не, например, больше людей вокруг или вернуть опекунство над своим сыном. Я не забыл твои слова о том, что Андромеда проигнорировала все попытки связаться с ней. Она всё ещё игнорирует тебя?       Никогда бы не подумал, что ты из тех, кто играет за обе команды. С другой стороны, возможно, мне не следует удивляться, учитывая, как сильно ты пытаешься угодить всем вокруг. Чему я действительно удивлялся, так это тому, почему ты сопротивлялся Тонкс больше года. Думаю, я должен был понять всё ещё тогда. Ни один полностью гетеросексуальный мужчина, приближающийся к среднему возрасту, не устоит перед гораздо более молодой женщиной, кидающейся на него, не важно на сколько он беден или оборотень. Либо ты гораздо более самоотвержен, чем я мог себе представить, либо ты не настолько бисексуален, как тебе кажется.       В любом случае, на твоём месте я бы не слишком беспокоился о том, чтобы сохранить это в секрете. Все и так знают, что ты оборотень, и теперь, когда правда о Дамблдоре и Эльфиасе Доже вышла наружу, я предвижу, что отношение к гомосексуальности — или, в твоём случае, к бисексуальности — начнёт сдвигаться в сторону терпимости. Искренне, твой друг.»       Римус рассмеялся над замечанием о воодушевлении так громко, что напугал Феззивига, который встревоженно заухал и забил крыльями так сильно, что его клетка загрохотала. Всё еще улыбаясь, Римус стал сочинять ответ. Возможно, с его стороны казалось глупым и отчаянным отвечать вот так сразу, но он не видел смысла ждать. Его друг и так знал, что он жаждет общения, и уж точно у него не было более неотложных дел. «Мой дорогой друг,       Ты спросил, что мне сейчас нужно больше всего, и для меня ответ очевиден. Мне нужно чем-то занять своё время не только для того, чтобы чувствовать себя полезным, но и для того, чтобы забыться и не вспоминать как мне бывает одиноко и как сильно я скучаю по своему сыну. Я написал Андромеде в тот же день, когда впервые написал тебе. Письмо вернулось нераспечатанным и с тех пор я не пытался связаться с ней. Я не знаю, что ещё предпринять. Когда она пришла ко мне в больницу, то пообещала, что позволит мне регулярно навещать Тедди, если я соглашусь передать ей опеку. С ней был кто-то из Министерства и они оба продолжали говорить, что я должен отказаться от него, потому что не смогу о нем позаботиться. Я подозревал, что если бы я не согласился, она бы пригрозила повесткой в суд. Иначе зачем еще приводить министерского чиновника?       Даже если бы я был уверен, что смогу позаботиться о Тедди, я знал, что не могу позволить себе вступать с ней в судебную тяжбу. Я хоть и его биологический отец, но всё, что ей нужно сделать для победы — это указать на то, насколько непригоден оборотень для воспитания ребёнка. Добавь к этому бедность и слепоту и у неё дело в шляпе. Я подозреваю, что в нашем обществе права родителя мало что значат, если он — нищий оборотень-инвалид.       Если бы Гарри не принял меня, я не знаю, куда бы я пошёл и что бы я делал. У Тонкс было немного сбережений, но то, что она оставила, было отложено для Тедди, так что после её смерти я снова оказался в том же положении, что и до свадьбы: ни работы, ни дохода, ни надежды найти работу.       Я хочу, чтобы мой сын ко мне вернулся. Если бы я мог, я бы боролся за него, но я не могу злоупотреблять щедростью Гарри, принося в дом ребёнка, так же как и не могу обеспечивать себя самостоятельно, не говоря уже о том, чтобы растить ребёнка. Я даже не знаю, как справляться без посторонней помощи. Слепого родителя с младенцем могут настигнуть такие проблемы и опасности, что мне страшно даже задумываться о них. Если хочешь знать, что ещё мне нужно, я могу дать тебе целый список, упорядоченный по приоритетам: 1. Мне нужна работа, которая позволит мне чувствовать себя приносящим пользу и быть независимым настолько, что я смогу переехать в собственный дом и вступить в битву за опеку с Андромедой. 2. Мне нужен мой сын. В идеале он должен быть первым в списке, но я достаточно практичен, чтобы понимать, что мне нужны деньги, прежде чем я смогу попытаться вернуть его. 3. Мне нужен способ передвижения при котором мне не придётся полагаться на других людей, чтобы я мог время от времени выходить из дома, не чувствуя, что в любой момент могу споткнуться, упасть, врезаться в кого-нибудь или попасть под машину. 4. Мне нужно общение. Не благотворительные визиты к бедному слепому Римусу, а время, проведённое с кем-то, кто искренне желает моей компании. Конечно, мне, вероятно, нужно сначала перестать быть такой унылой тряпкой. Несмотря на мои обширные предпочтения, я не питаю надежды на то, что мог бы найти себе какой-нибудь любовный интерес. Я буду совершенно счастлив иметь пару друзей, которых я смогу навещать и которые будут навещать меня.       Обдумывая всё перечисленное, я даже не знаю радоваться или ужасаться тому факту, что я не прошу ничего особенного. Я хочу того, что большинство людей считают само собой разумеющимся: работу, дом, семью, друзей. Хотя за всё это я борюсь всю свою жизнь. Возможно, мне следовало бы злиться из-за этого. Я никогда не собирался становиться активистом и бороться за права, но, возможно, мне стоит начать. В конце концов, что мне терять?       Я думаю, что признаваться всем в своей бисексуальности — довольно спорный вопрос, учитывая маловероятность того, что вообще смогу кого-нибудь себе найти, но я полагаю, что нет никаких причин намеренно скрывать это дальше. Что они могут сделать? Дискриминировать меня ещё больше, чем они уже это делают? Вряд ли это возможно.       Как обычно, ты дал мне много пищи для размышлений, и я ценю это. Твой, Римус.»

***

      Два дня прошло без ответа и Римус начал беспокоиться, что, возможно, он был слишком резким или слишком откровенным, но на третий день его молчаливый друг ответил лично, вложив письмо в его руку, как только они устроились на диване в библиотеке. К удивлению Римуса, его друг не просто взял его за руку, как обычно, а переплёл свои пальцы с его, и Римус почувствовал, как на него нахлынул жаркий румянец и что-то вроде трепетного осознания происходящего, которого он не испытывал уже очень долго.       Откашлявшись, он заставил себя сосредоточиться на письме, открывая его одной рукой и постукивая по нему палочкой. «Дорогой Римус,       Мне сообщили из надёжного источника, что ты должен получать ежемесячное пособие от Министерства в связи с твоим статусом ветерана войны и вдовца аврора. Ведётся расследование почему ты до сих пор ничего не получал. Сомневаюсь, что там крупная сумма, но это будет первый шаг на пути к независимости.       Если тебе интересно моё мнение, я считаю, что тебе давно уже можно испытывать злость из-за происходящего. Ты слишком долго пассивно принимал свою судьбу и посмотри, к чему это привело. Был ли ты счастливее или стало ли тебе лучше из-за того, что ты решил не бороться? Нет.       Я не могу дать тебе всё, что тебе нужно в одиночку, но что я могу сделать — и делаю — это исследовать доступные варианты. Если мои усилия окажутся плодотворными, ты скоро узнаешь об этом. А пока я могу лишь предложить тебе свою компанию и уверяю, я делаю это не из жалости или обязательства. Тем не менее, тебе придётся самому заниматься поиском других друзей. Искренне, твой друг.» Римус повернулся лицом к нему и широко улыбнулся: — Спасибо, — мягко сказал он. — Неважно, удастся ли тебе помочь мне или нет. Сам факт того, что ты пытаешься, значит больше, чем я могу выразить словами. Фактически, ты уже помог мне. Ты слушаешь меня, понимаешь и принимаешь — я редко испытывал подобное с кем-либо, но получил всё это от тебя.       Римус почувствовал, как рука коснулась его щеки, и, не останавливаясь, чтобы задуматься о том, насколько это будет разумно, он потянулся к прикосновению, наслаждаясь теплом человеческого контакта. Его друг нежно погладил его по щеке, и от этой ласки у Римуса подогнулись пальцы на ногах, несмотря на все его попытки оставаться безразличным. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то так к нему прикасался, и его кожа изголодалась, жадно впитывая чужое тепло. Его дыхание сбилось и участилось, и ему пришлось бороться с желанием протянуть руку в ответ в жесте, который не был бы абсолютно платоническим.       Ему не нужно было видеть, чтобы знать, что его друг наблюдает за ним. Римус чувствовал тяжесть его взгляда и осознал, что придвигается ближе, желая, чтобы его друг сократил дистанцию ​​между ними. Он понимал, как странно было то, что он хотел — даже страстно желал — поцеловать кого-то, чьего имени он не знал. Письма дали понять, что его друг знал его, но всё равно это было странно, почти как подцепить незнакомца в баре, чьего имени ты даже не знаешь.       С другой стороны, Римус раскрыл ему больше секретов, чем кому-либо другому, и в этом плане его друг вовсе не был незнакомцем. В каком-то смысле их близость была даже глубже, чем у него с его собственной женой, и он не мог отрицать, что это прикосновение пробудило его желание.       Он чувствовал как его друг склоняется ближе и нерешительно протянул руку, мечтая прикоснуться к нему, но не желая сделать что-то неуклюжее и глупое, например, ткнув его в глаз. Римус решил перестраховаться и положил руку на его колено, слегка сжав его, чтобы подбодрить. — Пожалуйста, — прошептал он, надеясь, что не совершает колоссальную ошибку, из-за которой его друг отшатнется в ужасе. Надеясь, что его голос не звучит слишком нуждающимся и отчаявшимся.       Но затем он почувствовал настойчивое прикосновение тёплых тонких губ к своим. Римус охотно разомкнул губы, приглашая погрузиться в свой рот и не смог сдержать низкого стона, когда чужой язык скользнул в него. Он не мог припомнить более тщательного, совершенного и неторопливого поцелуя. Казалось, что его друг так же страстно жаждал этого, как и он сам. Ощущение пальцев, вцепившихся в его волосы, вырвало ещё один отчаянный стон из его горла, и он отдался чужому рту, предлагая свой — предлагая всего себя — посасывая язык своего друга с отчаянием голодающего, дорвавшегося до самого изысканного блюда.       Когда его друг наконец отстранился, Римус почти задыхался, его тело ожило и трепетало от энергии и возбуждения. Он не хотел останавливаться на поцелуях. Ему хотелось прижиматься кожа к коже и пресыщаться вкусом, запахом и ощущением тела своего друга, но желудок сжался от опасения при мысли о том, чтобы озвучить свои желания вслух. И всё же, разве не его друг сам настаивал на том, что он должен озвучивать, что ему нужно? — Хочешь… — он облизал губы, надеясь, что не выглядит таким нервным, как чувствовал себя на самом деле. — Хочешь пойти в мою комнату? Я хочу большего, но не здесь. Кто-нибудь может войти.       Следующее, что он почувствовал, это как его подняли на ноги, и он рассмеялся, взяв друга под руку и ведя из библиотеки наверх в свою комнату. На его сердце стало легче от того, что его желание оказалось взаимным, и, как только они благополучно оказались в его спальне с надежно запертой за ними дверью, он скользнул руками по плечам своего друга, обнимая и прижимаясь ближе, жаждая большего.       Его друг, казалось, был так же нетерпелив, потому что он, не теряя времени, снова впился в его рот, пока вёл Римуса к кровати. Затем он почувствовал как его одежда исчезла, должно быть, снятая невербальным заклинанием, и его друг безмолвно подтолкнул его к кровати. Римус с готовностью подчинился, ожидая с растущей потребностью и нетерпением, когда тот присоединится к нему.       Ему не пришлось долго ждать, прежде чем он почувствовал, как тёплая кожа скользит по его собственной, когда мужчина устроился на нём сверху и Римус обвил одной ногой его бедра, желая прижать его ещё ближе. Он окончательно потерял контроль, стоило его другу начать основательную атаку на его тело: чужие губы, зубы и руки, казалось, были повсюду, гладили, лизали, покусывали и пощипывали, пока Римусу не начало казаться, что он вот-вот сойдет с ума. Всё чувствовалось гораздо более интенсивно, каждое прикосновение пробуждало его кожу и посылало новые волны возбуждения по его нервам. Прилив ощущений в сочетании с пьянящим ароматом желания, исходящим от влажной от пота кожи его друга, был ошеломляющим, скручивая и погребая под собой Римуса всё сильнее и сильнее, пока он не подумал, что впервые в жизни может кончить без стимуляции. — Да, да... — слова были не более чем стонами, но он пытался выразить своё наслаждение и одобрение так ясно, как только мог. Цепляясь за спину своего друга, он вонзал в неё пальцы, чувствуя на себе эффект от подготовительных чар, чувствуя, как мужчина пристраивается, чувствуя настойчивое давление члена на своём входе. — Да, пожалуйста — сделай это — трахни меня — мне это нужно — ты мне нужен... — он бормотал, не задумываясь о том, что несёт, но ему было всё равно. Всё, о чём он заботился, это заполучить, наконец, его член глубоко внутри себя и он согнул ноги в коленях и широко развёл их. А затем его друг вошёл в него сильно и глубоко и Римус издал безмолвный крик удовольствия от долгожданного вторжения.       Это было жёстко и Римусу это нравилось. Он двигался ему навстречу, желая поймать ритм каждого толчка, желая принять его ещё глубже в себя, желая, чтобы изголовье кровати ударялось о стену ещё сильнее, когда его друг резко засаживал ему. Звуки шлепков эхом отзывались в его ушах, доводя его возбуждение до безумия. Он мог слышать созвучие их затруднённого дыхания, перемежаемого стонами и рычанием, мог чувствовать, как напрягаются мускулы на теле его любовника, мог чувствовать вспышки наслаждения, когда его любовник задевал то сладкое место внутри него с каждым толчком. И, когда его любовник кончил, Римус последовал за ним, чувствуя как тёплая сперма всё продолжает орошать его живот, пока тело безжалостно сотрясается от последних требовательных, но всё более редких толчков его любовника. — О, Мерлин… — Римус так и лежал на спине, втягивая воздух в свои изголодавшиеся лёгкие, пока его сердцебиение пыталось замедлиться до своего нормального ритма. — Это было потрясающе.       Единственным ответом ему был глубокий, неторопливый поцелуй, и он погрузился в него, обвивая руками своего любовника и прижимаясь ближе. Отчаяние ушло, оставив только нежность, пока продолжался поцелуй, который приносил столько же удовлетворения как и секс. Возможно, даже больше удовлетворения. — Побудь со мной немного, — пробормотал он, когда они наконец оторвались друг от друга. — Сможешь? Останешься?       Он почувствовал покалывание очищающего заклинания, а затем его любовник подтолкнул его, чтобы он перекатился на бок. Как только Римус сделал это, он ощутил тёплое тело, прижавшееся к его спине, и удовлетворенно вздохнул, притираясь поближе. Теперь, когда он не был охвачен пылом страсти, он мог сказать, что его любовник был скорее худощавым, чем коренастым, и, когда мужчина свернулся вокруг него, то он заметил разницу в их росте. Он пытался вспомнить своих знакомых мужчин, которые были выше его, но ему становилось всё труднее вспоминать конкретные физические особенности людей, которых он знал, и, поскольку он сам был среднего роста, он не думал, что это поможет сузить круг подозреваемых.       Но все мысли о личности его любовника улетучились, как только он почувствовал на себе вес руки, перекинутой через его талию, и чужое бедро, укладывающееся между его ног, означающие намерение его любовника остаться. Сонный и довольный, он позволил себе расслабиться и, наконец, задремать.