***
Чимин в очередной раз проверяет телефон — новых уведомлений нет. Его грызёт изнутри страх и непонимание. С чего Чонгук решил, что стоит уехать? Чтобы избежать лишних глаз и ушей? Что же они там такого обсуждать будут, о чем раньше не говорили? Пусть это можно назвать и завышенной самооценкой, Пак чётко уверен, что они будут драться. Ну нет других причин уезжать, глупости какие. Они ведут себя, как подростки. И да, на задворках сознания есть некое приятное чувство омежьей гордости за себя, но пострадать своему альфе хостес точно не желает. Несмотря на напряжение, работает Пак идеально, контролирует каждую мелочь и улыбается всем гостям искренне. — Добрый вечер, бронировали? — Чимин включает максимальную приветливость, параллельно вспоминая, есть ли ещё свободные столики (на всякий случай). Омега на входе выглядит потрясающе, хоть и немного потерянно: ярко-синие волосы, уложенные аккуратно, свободная розовая рубашка, открывающая вид на ключицы, кожаные штаны, явно дорогие, качественные. Лицо ясное и безумно красивое, кожа — чуть темнее, чем у самого Чимина. — Дело в том, что я ищу Чон Чонгука, — произнесенное имя в момент заставляет хостес нахмуриться, — я его ассистент, на кону важный вопрос, а он не отвечает на звонки. По моим данным, он должен быть здесь. Теперь Чимин смотрит на омегу совсем иначе, новая информация совсем не вяжется с тем, что успел в своей голове представить хостес. — Он действительно был здесь, но уехал, о его местонахождении мне неизвестно, простите. — Как уехал? Но по локатору в его телефоне, — осекается на полуслове гость. Чимин догадывается, что Чон мог забыть сотовый за столом или в кабинете владельца ресторана. Его не удивляет, что маячок есть у такого, как этот альфа. Правильный подход для безопасности. — Минуту, я кое-что проверю, — Пак уходит быстро, и его догадки оправдываются. Чон так спешил в кабинет к Юнги, что оставил телефон на стуле, благо, официант его нашёл. Хостес видит количество пропущенных на аппарате и приподнимает брови — уехал Чон минут тридцать назад, а звонков поступило уже больше сотни. Мощно. — Держите, — он вручает ассистенту мобильный, — надеюсь, вопрос сможет подождать. Наверное, нелегко работать с таким человеком. Может, Вам чай или кофе с собой сделать? Или перекусите? Я Пак Чимин, кстати, — протягивает руку. — Наслышан, — улыбается без доли сарказма, принимая рукопожатие, — Ким Тэхён. От латте не откажусь. Чимин ловит ближайшего официанта и просит быстро организовать стаканчик с живительным напитком. Ким не проходит внутрь и стоит, опустив взгляд в пол. Он невольно смотрит на носки красивых начищенных туфель Пак Чимина и думает о том, как же тяжело этому омеге сейчас. Стать пешкой в игре Чонгука — дело не из приятных. Дай бог ему терпения. — Да, Хо, — Ким отвечает на телефонный звонок молниеносно. Чимин делает вид, что увлечен изучением броней в планшете. — Нет, от него здесь только телефон. Ну а я что сделаю? Ты издеваешься что ли? — пауза с половину минуты. — Да, хорошо. Ты прав, как всегда, я снова на эмоции выхожу, — Тэхён качает головой из стороны в сторону, недовольный собой, — не знаю, в последнее время я на грани. Хорошо, так и скажи, надеюсь, они смогут дать нам эти сутки. Ага. И я тебя, Хо. Очень. Синеволосый омега вымученно выдыхает, принимая из рук хостес крафтовый стаканчик. — Прошу прощения за моё любопытство, но Вы говорили с Чон Хосоком? — Чимин тут же хочет отмотать время назад и заткнуться. Он слышал, что старший альфа встречается с секретарем своего брата, но не знал подробностей их отношений, это не освещалось особо в последнее время, а старую информацию он не поднимал. Странно стоять лицом к лицу с тем, чей альфа при встрече всем своим видом показывает явное желание. Паку стыдно, пусть он сам ничего плохого и не делал. — Да, это так, мы не скрываемся — тут же улыбается Тэхён. — Вы сказали, что нелегко работать с таким человеком. Но у меня двойная порция Чонов, а минус на минус, как говорится… — Никто не скажет плохо про своего босса, я понимаю, — кивает Пак. — О, нет! — смеётся секретарь, — я могу рассказать кучу гадостей, но, мне кажется, Вы понимаете достаточно, чтобы не грузить ещё и дополнительно. В каждом из нас есть плохое и хорошее, смотря с какой стороны посмотреть. Я нашёл свой угол зрения и люблю их обоих, пусть порой действия и вызывают сомнения. — Спасибо за откровенность, — Чимин не хочет продолжать тему, ему неловко, что он заставил этого приятного омегу делиться личным. — А Вам — за приветливость и кофе. Сколько я должен, кстати? — О, нет, мы угощаем, — хостес машет руками. — И это не обсуждается. — Вы очень милый, Пак Чимин, — Тэхён любуется глазами-полумесяцами, что от улыбки еле видны, — я понимаю Чонгука, не сердитесь за его настойчивость. Он привык брать своё и не любит отказы. В голосе Кима Чимин чувствует нотки грусти и какой-то ностальгии, но не может понять их природу, поэтому убирает странное ощущение подальше. Они прощаются, и, смотря синеволосому вслед, хостес думает, какой же Чон Хосок дурак.***
Юнги провожает взглядом обгоняющие их машины, совсем уже не понимая, куда они едут. Альфа старается не думать ни о чём и лишь наслаждается играющей музыкой: вкус у них с Чон Чонгуком оказывается похожий. Автомобиль начинает ехать медленнее, Мин все силы прикладывает, чтобы не смотреть влево и не задавать вопросов: кажется, любая фраза сейчас прозвучит глупо. Чонгук глушит бмв, отпуская руль. Он хлопает себя по бёдрам, чуть наклонившись, чтобы увидеть стоящее через дорогу здание в полную величину. — Музей эпохи Корё? Очень специфичный у тебя выбор места для разговора, — Юнги тоже наклоняется, читая вывеску. Чонгук ухмыляется, молча выходит, а, пока Мин отстёгивается, успевает оббежать машину спереди и открыть пассажирскую дверь. Юнги хочется взорваться на месте от негодования, но он лишь выбирается из авто, игнорируя протянутую руку. — Теперь ясно, почему переговоры длились так долго. У вас, видимо, не понимать слов — это семейное. — Понимаю только то, что хочу, Мин Юнги. С тобой пока не до конца, но это дело поправимое. Чон Чонгук блокирует двери машины и неспешно проходит вперёд, ожидая, что другой альфа последует за ним. Юнги делает глубокий вдох, мысленно считает до пяти, а потом в несколько шагов догоняет спутника. Чонгуку хорошо, он даже сам до конца не понимает, почему на его душе сейчас такое умиротворение. Тёплый весенний вечер, приятные глазу сгущающиеся сумерки, воздух, в котором слегка улавливаются нотки пачули. Чон не хочет оборачиваться, потому что так не видит грозного взгляда и можно в голове создать иллюзию, что оба они испытывают одно и то же. Глава Чон Групп подходит к своей цели — окну экспресс обслуживания кофейни. Он несколько секунд блуждает взглядом по меню, ни за что не зацепившись, и потом расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Немного дополнительной свободы. — Что, крови девственников в меню нет? — альфа подходит непозволительно близко, и Чонгук чувствует, как мурашки пробегают по ногам. — Да, все же вымерли, спасибо за помощь, — подыгрывает. — Что будешь? — Пью только свежесваренный, — Юнги пожимает плечами, — на крайний случай американо. Люблю кофе в первозданном виде, без молока и сиропов. Чонгук, делая заказ, проводит параллель между словами и своим запахом. Забавно получается. Он хочет заплатить телефоном, но понимает, что, вероятно, забыл аппарат в машине. Просить Юнги было бы просто стыдно, благо, карточка обнаруживается в кармане брюк. Передавая стаканчик, Чонгук нарочно задерживает ладонь, и Юнги слегка касается его кожи холодными пальцами. Разряд по телу, Гук наклоняет голову, пересекаясь ещё и взглядами. Глаза Мина не выражают эмоций, в них виднеется лишь тень усталости. Даже намёка на враждебность нет, он будто обнулился, и Чону хочется протестовать. Чувствуй ко мне хоть что-то. А Юнги смотрит, не отрываясь, понимая, что дыхание задержал. Внутри каша, вся ситуация — апогей сюрреализма, и он ощущает себя таким маленьким, таким ничего не значащим рядом с этим альфой. Благо, Мину хватает достоинства и самообладания не показывать и доли этого. Странные эмоции. Обычно Юнги никто своей энергетикой не подавлял, здесь — какой-то уникальный случай, в который раз уже. Конечно, у главы такой корпорации побольше опыта в манипуляциях и моральном давлении, но то, что он действует на него без слов, немного пугает. Мин прерывает их физический и зрительный контакт, отпивая из стаканчика. Зёрна легко узнаются ещё по аромату — кислая Кения с ноткой цитрусов, и, боже, как же приято ощущается освежающее послевкусие на языке. — Побежали, — Чонгук, держа в одной руке свой классический айс-латте, выходит на проезжую часть, быстро осматриваясь по сторонам. — Ты совсем? — Мин приподнимает бровь, чуть повышая голос. Но фраза уходит в пустоту: Чонгук в три секунды перебегает узкую дорогу. Он поворачивается, маня Юнги одним пальцем и ухмыляясь. Одним своим видом берёт на слабо. Мин качает головой из стороны в сторону, закатывая глаза (вот же ребячество!) и жестом указывая на пешеходный переход в двадцати метрах. — У тебя есть десять секунд, Мин Юнги, — кричит альфа с той стороны дороги, отпивая свой напиток через трубочку. Юн поджимает губы, немного растерявшись. Вот-вот закончится красный сигнал у автомобилей, и тогда ему точно придётся следовать правилам. Но он же любит это, разве нет? Верно, строго, без рисков и шанса проиграть. Взгляд у Чона шальной, выжидающий. Юнги всегда был быстр на коротких дистанциях. — Я больше на твои провокации не поведусь, — поправляет пиджак, что чуть задрался от скорости. — Никаких провокаций. Только твой выбор, — Чонгук ведёт их к одной из свободных скамеек рядом со зданием музея. — А вообще, никому не повредит немного адреналина. — Меня могли сбить, сбавь я скорость, — они садятся так же, как и в машине. Юнги закидывает ногу на ногу. — Риск — дело полезное, иногда может повезти. Ты же тоже бизнес ведёшь, неужели ещё не выучил эту простую истину? — Гук зеркалит позу, и носки их туфель соприкасаются. Наверное, если бы Юнги предпочёл пешеходный переход, Чон бы немного разочаровался. — У нас разные масштабы и разные стратегии, Чонгук. Не сравнивай, — делая глоток, поворачивает голову в сторону музея. — Везде можно найти схожие черты. Нравится здание? — замечает изучающий взгляд альфы. — Раньше не был тут. Очень необычно для музея, такая смелая основа, резкая, яркая. Я бы не подумал, что это государственное учреждение. Наверное, внутри тоже удивляет. — Есть такое, — улыбается Чон, обнажая зубы. — Я старался. — Что? — Юнги обращает взгляд на собеседника, видя самодовольное выражение лица. — То самое, — голос наполняется серьёзностью. — Не просто так мы приехали сюда. Хотел показать тебе. Мимо проходит парочка омег, они перешептываются, открыто стреляя глазами. Чон фыркает, а Юнги подмечает, что ничего не знает про его личную жизнь, кроме своеобразных подкатов к Чимину. Наверное, всё под семью печатями. Ну да это не его дело, конечно. Всё равно. — Мой первый проект. Мне было шестнадцать, и отец получил госзаказ на редизайн устаревшего музея. Я выпросил, уговорил его довериться. — Наверное, он был горд тобой, — Юнги вспоминает Джонхёна, сглатывает подступающий комок. — Хах, — хмыкает, — если бы. Он разнёс меня в пух и прах. Экономически невыгодная работа, расчёты ужасны, можно было и дешевле материалы использовать. А я не хотел, — смотрит в глаза Юнги, будто бы ему что-то доказывает, — мне нужно было, чтобы на высоте, по максимуму, с достоинством. Он с горем пополам дал добро, чисто ради моей пробы пера. — Но это так не похоже на здания, что создаёт Чон Групп, — подмечает Мин, отпивая свой свежесваренный. — Больше мне свободы не давали, уже другие люди, правда. Чтобы достигать результатов, нужно чем-то жертвовать, иногда своими желаниями. Хотя музеем я горжусь, он и сейчас, спустя столько лет, вызывает восхищение. Отец тоже признался, что ему нравится, просто в приоритете тогда было другое. Цифры. Юнги по-новому смотрит на здание, подмечая ранее пропущенные детали. Они его цепляют, всё играет иначе, когда понимаешь, что здесь есть душа. Как и в его ресторане. — А рекреационный комплекс — это вторая моя идея, второй проект, над которым я вообще когда-либо работал. И сейчас, спустя двенадцать лет, я наконец могу снова себя раскрыть, снова сделать что-то волшебное. Могу себе позволить, — делает паузу, выбрасывая в урну пустой стакан. — Позволь и ты. Пожалуйста. Мин возвращает свой взгляд альфе напротив, и видит он не силу и давление, не желание контроля. Он видит просьбу. И что-то ещё, размытое, непонятное, сложно различимое. Чон его будто гипнотизирует (и Юнги не знает, что за действие тот загадать хочет). — Разве я виноват, что ты зажал себя в тиски? Что ограничил себя? — владелец ресторана поправляет волосы, открывая лицо. — Чон Чонгук, ты сам пожертвовал своим самовыражением, думая, что другого выхода нет. Но он есть. Я-то знаю. Просто тебе было так удобнее. Если бы я сдался от первого удара судьбы, «Do eat» бы не существовало давно. — Ты сам просил не сравнивать, — ловит его Чонгук, понимая, что суть речи ему не нравится. Правда. — Я говорил про бизнес, но не про внутреннее ощущение. Ты выбрал не баланс, ты полностью стёр собственные желания, развивая корпорацию вместе с людьми, которым нужны были цифры. И тебе они тоже стали нужны. Сейчас ты хочешь наверстать упущенное, но, думаешь, один проект заполнит созданную тобой пустоту? На самом деле, Юнги говорит эти слова и себе. Его страсть к музыке померкла на фоне работы в ресторане ради памяти отца, но всё же он не потерял её, он всё ещё находит время на свою студию звукозаписи. Да, не так часто, но он не потонул, в отличие от Чонгука, в проектах и расчётах. Конечно, их успехи несопоставимы, однако Мин чувствует здесь своё явное преимущество. Чонгук смотрит на него со скрываемой болью. Смешно, но мало кто, исключая семью, способен так смело говорить ему то, что он скрывает даже от самого себя. И по-особому неприятно слышать это от человека, который уже занял место в голове (и сердце). Его слова имеют огромную силу. Гуку тяжело, но он рад, что Юнги понимает его подноготную. Меньше вербальных объяснений. Чувствуй. — Или, может, ты считаешь, что твои эмоции важнее моих, важнее эмоций моего персонала? Тебе казалось, что ты привезёшь меня сюда, и я с радостными возгласами тут же дам своё согласие на снос своего ресторана? Мол, наконец Чон Чонгук снова создаст шедевр, слава богам! У Гука мысли путаются — аромат пачули голову сносит, но альфа рад его слышать. Юнги действительно зол, его эмоции физически можно ощутить. Чон в них кутается. — Но заруби себе на носу: не ты один вкладываешь душу в работу. Я не принесу себя в жертву твоей самореализации. Юнги отпивает кофе, но тот уже не кажется ему таким вкусным: температура напитка очень важна. Всё хорошо в своё время. Он, слегка разочарованный, выбрасывает стаканчик, пусть там и осталось ещё. Он привык не доедать, если не вкусно, и прекращать разговор, если не видит смысла. Мин встаёт со скамейки, отряхивая свои светлые штаны (на всякий случай). Чонгук поднимает голову и смотрит на него снизу вверх, глаза — большие, как у оленёнка, а сам взгляд — открытый, детский. Юнги подмечает, что, несмотря на первое впечатление, есть в этом альфе и другая сторона: та, которую он и хотел сегодня увидеть. Конечно, Мин не сомневается, в следующий раз на Чонгуке снова будет маска дьявола во плоти, готового ставить подножки тут и там, но теперь владелец ресторана всегда будет вспоминать этот эпизод в своей голове. Чон Чонгук смотрит снизу вверх, и его сила теперь не так давит. Чон Чонгук смотрит прямо в душу, но сейчас не чувствуется ни оцепенения, ни страха. Чон Чонгук смотрит…и Юнги снова не выдерживает, снова первым отводит взгляд. Всё же есть в этом альфе нечто, что Мин понять не может. Хочет ли? — Мин Юнги, — облизывает губы, смотря на чужие, представляя их мягкость, — я жертв не прошу, не божество. Грешен, сам знаю, — глубже вдыхает запах, понимает, что скоро его лишится. — Но хочу сделать так, как изначально задумал. На максимум, идеально. Да похуй уже, я в другой город проект перенесу, но тебя не трону. Только продолжай доказывать, что ты того стоишь. — Мне кажется, мой ресторан — это даже слишком хорошо для тебя, Чон. Боюсь, это твоему комплексу придётся до меня дотягиваться, и я уже посмотрю, захочу ли видеть подобное рядом. Гук смеётся искренне, щурясь. Он качает головой из головы в сторону, не веря, что Юнги хватило наглости сказать подобное. — Смелое заявление, моё почтение, — продолжает улыбаться, и Мин подмечает, насколько светлым Чонгук кажется. Что ни говори, но альфа хорош собой. Мужественнее самого Юнги и, видимо, внутренней уверенности у него больше. Невольно мысли о Чимине в голову проникают, и злость накатывает с новой силой. Да чтоб этот Чон задохнулся в пачули, плевать! — К слову о смелости, — Юнги вкладывает во взгляд максимум холода, — прекрати лезть к Чимину. Я серьёзно. Он мой омега, и, да, как ты и сам сказал, «пока только цветочки», но чего ты хочешь добиться? И он, и я тебе дали понять, что в твоём обществе не нуждаемся. Мне пойти в полицию и попросить выписать тебе запрет на приближение? — А может реально подерёмся, как он и предлагал? — Чон, продолжая улыбаться, играет бровями. Снова вызов бросает. Юнги смотрит презрительно, понимая, что для этого альфы его чувства — забава. И его омега — тоже. Если раньше у Мина были мысли о том, что Чонгук действительно мог влюбиться в Пака, сейчас всё кричит о том, что это было назло владельцу ресторана, не более. Как низко и глупо. Чонгук не сразу понимает, что происходит, и осознание накатывает резко, лавиной. Он неверяще хватается рукой за левую щёку, чувствуя, как кожа горит от удара. Во рту привкус крови: горячо и солёно. Он сглатывает. Вот каково на вкус искреннее удивление.Давно не пробовал. Юнги встряхивает ладонь, что болит неимоверно. Хоть он и не показывает этого, костяшки ноют, но оно того стоило. Да, он сам от себя не ожидал. По факту — лишь принял предложение сидящего альфы. — Сильно больно? — спрашивает Чон, кивая на руку, что ударила его несколько мгновений назад. Своя боль меня не очень заботит. — Нет, ты реально придурок. Это тебе влетело, ну, так, на минуточку. Гук не отвечает и лишь перехватывает чужую ладонь, рассматривая образовавшиеся ссадины. Юнги в оцепенении стоит, пошевелиться не может. Чон большим пальцем медленно обводит костяшки, поглаживая их, пытаясь боль успокоить. Может, ему и нужен был этот удар, может, заслужил. Он не знает. Чувствует лишь, что Юнги будто бы чуть держится за него, и этот факт с ума сводит. Альфа готов поцеловать каждую рану, но стойко борется с желанием губами кожи коснуться. Тяжко. Юнги, так и замерев, ловит себя на дурацкой мысли: на самом деле всё выглядит так, будто бы Чонгук оказывает знаки внимания…ему? Господи, конечно, бредово, но что-то внутри отзывается на догадку, находя подтверждение в каждом прошлом действии. Нет, нет, просто явно этот сумасшедший альфа передал ему бешенство воздушно-капельным путём, не иначе. Юнги прогоняет мысль куда подальше, а для большего эффекта решает её даже закопать. Поглубже, так, чтобы и самому не достать. Он вырывает руку, притягивая её к груди. Чонгука будто только разбудили, смотрит потерянно. — Чон Чонгук, прекрати нападки на мой ресторан и найди в себе силы ужать грёбаный проект. Если он тебе так дорог, то потеря небольшого кусочка территории — капля в море. Ты умеешь делать красиво, — кивает в сторону музея, — просто научись принимать то, что тебе не всё подвластно. Мин разворачивается, и Чон, улучив момент, облизывает свой большой палец, чувствуя сладость чужой крови: ран он всё же коснулся. Вызывая такси, Юнги оставляет Чонгука с горящей скулой и горячим сердцем.***
Чимин лежит обессиленный, но довольная улыбка не покидает его лица. Он поворачивается к такому же разгоряченному Юнги и нежно проводит рукой по волосам, любуется. В лунном свете глаза альфы блестят красиво: Пак видит в них любовь и обожание. — И всё же, встреча с Чоном тебя завела, — улыбается, продолжая гладить. — Возможно, — соглашается Мин, — но лишь немного. Остальное — ты и только ты. Альфа притягивает Чимина к себе, погружая в поцелуй медленный, влажный, яркий. Он водит руками по спине, сначала едва касаясь, затем нажимая чуть сильнее, впиваясь в кожу пальцами. Омега стонет, когда властные ладони сжимают ягодицы, разводя их в стороны. Чимин понимает, что хочет ещё, он изнывает рядом с Юнги, пусть и буквально несколько минут назад скакал на его члене. Сперма даже не успела высохнуть, но ему мало, мало. — Пошли в душ? — прерывая поцелуй, шепчет альфа. Пак лишь быстро кивает, и затем оказывается на руках Юнги, обвивая его шею, погружая пальцы в волосы. Альфа никогда не любил ванны: у него в квартире большая душевая без поддона. Он осторожно ставит Чимина на кафельный пол, настраивая воду. Заходят по очереди и продолжают целоваться, пусть влага и попадает в рот. Чимин гладит его руки, плечи, затем сдавливает шею, придушивая. Юнги рычит ему в губы, прижимая к себе сильнее, упираясь в бедро налившимся кровью членом. Альфа поворачивает Пака к душевой лейке, так, чтобы тёплая вода попадала ему на спину, и руками проводит меж ягодиц, смывая остатки семени. Затем продолжает массировать кожу, намеренно лишь слегка задевая колечко мышц, заставляя омегу двигаться навстречу пальцам, просить. Он хнычет, сильно кусает Юнги за нижнюю губу, виляет бёдрами, но альфа лишь продолжает дразниться. Тёплая вода обволакивает, смывая смазку, и Мин убирает руку выше, на спину, вызывая разочарованный вздох. — Место. Взгляд у Чимина с поволокой, он отстраняется от желанных губ, спускаясь поцелуями ниже, кусая светлую кожу. Он своё получит. Колени касаются влажного пола, омега чувствует резьбу кожей, но не обращает внимания на боль, ибо её перекрывает похоть. Ладонь Юнги властно сжимает волосы на его затылке, заставляя запрокинуть голову. Чимин смотрит с похотью и обожанием, он уже представляет, как теплая сперма стекает вниз по горлу, и это заводит его, заставляет ёрзать. Он ждёт, пока ему разрешат хотя бы коснуться. Альфа любуется страстью, что на лице написана, любуется влажными приоткрытыми губами и водой, что с волос стекает. Холодно — тело мурашками покрыто — но жар покорного рта тут же всё внимание на себя переводит. Юнги толкается разом, не давая привыкнуть, и Чимин чуть давится, но взгляд не отрывает. Пытается обхватить член руками, направить, помочь себе. — Ладони назад, — приказывает альфа, и Пак сжимается внутри, выполняя, переплетая пальцы за спиной. Юнги оттягивает его волосы сильнее, продолжая трахать рот, и омега послушно зубы прячет, язык высовывает, чувствуя каждую вену, каждый толчок. Горло расслабляет, позволяя войти до предела, на слёзы внимания не обращая, наслаждаясь заполненностью и ругательством, что с уст альфы вместе со стоном срывается. Сам смазкой истекает, коснуться себя желает, но держится, даря всего себя любимому. Мин снова смотрит вниз и почему-то вместо похотливых лисьих видит глаза олененка: взгляд открытый, радужка темнее. Мотает головой, образ прогоняя, а сам ускоряется, толкаясь грубее, злясь на сознание, что не вовремя подкинуло дурацкую картинку. Она не пропадает. Юнги закрывает глаза, чувствуя, что близок к оргазму, и старается не думать ни о чём, отпустить мысли и быть лишь в этом моменте, со своим омегой. Головка вновь касается ребристого горла, и альфа смотрит на Чимина, чьи черты всё так же размыты. Он кончает резко, прижимая омегу за волосы, чувствуя, как тот послушно глотает. Ноги чуть трясутся, Мин дышит рвано, приходя в себя. Не понимая, кому именно он только что кончил в рот. Пиздец. Чимин облизывается, продолжая ёрзать, прося продолжения. Вода всё так же льётся ему на спину, и он безумно сексуальный: влажная кожа, заведенные назад руки, молящий взгляд. А Юнги стыдно. Чон Чонгук (снова) влез, в их отношения, и Мину даже немного страшно от того, что произошло. Нет, бред. Это всё нужно списать на эмоции от встречи. Помутнение рассудка и странные домыслы, которые, очевидно, глупы, но всё же смогли откопаться сами. Чон больше не будет влиять на его жизнь. Никак. Юнги жестом приказывает Чимину встать, а затем толкает к стене, заставляя опереться на неё руками, уйти из-под струй воды. Альфа трахает его долго, изводит, даря им обоим оргазм за оргазмом. Самому себе доказывая, что ничего не поменялось.