***
Чонгук периферийным зрением видит, как Тэхён тщательно распределяет все подписанные (рука почти онемела) документы по ячейкам. Омега тих, он сам в себе, и Чон понимает причину, не давит и не просит о разговоре. Ему и самому немного не до этого — держать довольную улыбку на лице тоже оказывается серьёзным и энергозатратным делом. Мысли заполнены на половину работой, на половину Мин Юнги, и Чонгук с радостью бы вычеркнул первое, погружаясь в свой личный наркотик с головой. Он не знал раньше, что лишь мысли о другом человеке и образ в голове могут дарить такое счастье. Даже последние сообщения альфы Гук читал, без преувеличения, сто восемнадцать раз. Больше тот не отвечал — и ломка не отпускает. Сто девятнадцатый. Чонгук блокирует телефон. Через час будет видеоконференция с партнерами из США, и он не знает, как во время неё не заглядывать в сообщения, не проверять. Какая же дикость — Чон Чонгук действительно влюбился. — Где у нас сейчас стоит макет комплекса? — подаёт голос альфа, и от неожиданности, успокоенный созданной тишиной, секретарь вздрагивает. — Прости, тебе сейчас точно не нужно пугаться. — Да всё в порядке, я в моменте просто забыл, где нахожусь. Макет перенесли на тридцать второй этаж, в зелёном зале сейчас. Хочешь осмотреть будущие владения? — усмехается Ким. — Что-то вроде того. К слову, как самочувствие твоё? Чонгук не хочет спрашивать прямо — так проще, так обида за происходящее с этим омегой не так сильно горло сдавливает. Он порывался сказать ему о том, что Хосок облажался по полной, но рушить их жизни не стал. Пусть решают сами. К тому же, после пары ударов брат немного пришёл в себя — Гук видит Тэхёна довольным, окруженным вниманием. Счастливым. — Всё в порядке, — улыбается, непроизвольно кладя ладонь на живот, — Одиннадцать недель ему. Мне кажется, я даже помню ту ночь. — Ты скажешь, как и планировал? — тепло в груди усиливается ещё и мыслями о племяннике. — Да. В эту субботу. Осталась пара дней. Мне кажется, он с ума сойдёт. — Не сомневаюсь, — хотя ум этот нужно беречь, и без того плохо работает. — Я пойду до макета, — встаёт со стула, накидывая пиджак, — если что, уехал на обед. Вернее, ужин уже. — Помнишь ведь…? — Конечно, через пятьдесят шесть минут буду в конференц-зале. Чонгук тихо закрывает дверь своего кабинета. Тэхён и Хосок — единственные, кто может там находиться без него. Уходящие из офиса работники почтенно кивают руководителю, а у лифтов даже пропускают одного внутрь. Он нажимает нужную кнопку и достаёт из кармана наушники, вновь погружаясь в музыку, созданную тем, кто его сердце себе забрал. На тридцать втором почти пусто, лишь особо усердные работники еще находятся за своими столами. Каждый в этом здании здесь не просто так, каждый — нужная и важная деталь в том, что Чон Чонгук делает. Такая система сложна, управлять ею — вообще не всем под силу. Гук до сих пор думает, что делает недостаточно, хоть даже отец, что бывает в офисе раза два в год, восхищается и говорит, что доволен, что не ошибся с преемником. Если отмотать жизнь на десять лет назад, Чонгук бы точно не сделал выбор в пользу лёгкой и спокойной молодости. Он бы ровно так же пошёл вверх, убивая ноги и руки в кровь, карабкаясь так, как умеет, как способен. Всё это в итоге стоило вложений. Он закрывает дверь зеленого зала изнутри, не включая свет в помещении, довольствуясь лишь подсветкой самой миниатюры проекта. Он помнит, как несколько долгих недель планировал этот комплекс, как прорабатывал каждую деталь и как потом его мечту вынуждены были отложить до лучших времен. Так или иначе, с Мин Юнги они действительно стали лучшими, и воплощение давней задумки столкнуло его с этим альфой. Чонгук верит, что всё не зря, что он получит и Юнги, и комплекс. Альфа неспешно приближается к злополучному яблоку раздора — территории макета, где сейчас находится здание «Do eat». Не очень большой, но чертовски важный кусок земли. Чонгук тянется рукой, очерчивает пальцем эту зону, отсекает мысленно от изначально задуманного. И совсем не страшно. И вовсе не хуже. Музыка на фоне подбадривает. Стерев секундное замешательство, Гук переставляет забор, освобождает «Do eat». Одно его действие, а сколько стоит на самом деле, сколько нервов уже с этой историей убито. Чон намеренно не возвращает границы в исходное положение. Пусть будет так — потом скажет, чтобы починили. Он берет стул, что к стене прислонили, и ставит прямо напротив этой зоны. Справа — вечерний Сеул, наполненный жизнью спешащих с работы людей, почти каждый из которых хотя бы слышал о Чон Групп, видел и бывал в их зданиях, пользовался их техникой, владеет их акциями. Слева — выход в офис Чон Групп, где каждый человек уважает и, честно говоря, боится своё руководство, но делает работу на максимум. Впереди же — мечта главы Чон Групп. Душа Мин Юнги и проект, ради которого Гук продаст свою. Альфа прикрывает глаза, двигая головой в такт песни. Хочется закурить. И вдохнуть пачули.***
Юнги делает музыку тише, чем вызывает недовольство Чимина, который, как обычно, подпевает за рулём. В какой-то степени это было его защитой от разговора с альфой, а сейчас избежать этого уже не получится. Он не знает, что делать. — Чем раньше мы поговорим, тем проще будет. Ты же не собираешься избегать меня? — вопрос риторический, Юнги видит, как омега сильнее руль сжимает. — Прости, — выдыхает, чуть ослабляя хватку, — я такой опустошенный. — Вижу, — рука тянется к телефону, но Юнги подавляет это желание. Всё потом, на первом месте должен быть Чимин. — Давай с самого начала. Почему ты был грустный? Что не так? — Я не знаю, как это объяснить. Честно. — Попробуй. Ты знаешь, я всегда стараюсь тебя понять, — наклоняется вперёд, руки на передней панели располагая. — Мне стало не по себе от того, что Сухо выбрал такого человека. Вот так. — В каком плане? — Юнги сводит брови. — Ну… — мешкает, — твой папа всегда для меня примером был, а тут связался с водителем. Рядом с Сухо я всегда представлял кого-то посолиднее. Мне кажется, его альфа должен быть успешнее. Юнги быстро моргает, пытаясь переварить услышанное, но получается плохо. Нет, он знает, что у Пака всегда был пунктик на достатке, это связано с бедным детством, они не раз обсуждали. Однако впервые Юнги действительно видит, что омега на всех своё мерило применяет. Раньше проскальзывало, но легко было пропускать мимо ушей, если говорят не о тебе и твоей семье. — Может, главное, что он счастлив? — Я знаю, но, наверное, это разочарование. — А зачем ты строил какие-то ожидания насчёт моего папы? — усмехается. — Он никому давно уже ничего в этой жизни не должен, тем более тебе. — Не говори со мной в таком обвинительном тоне. — Я не обвиняю, Чимин. Ты имеешь право испытывать любые эмоции, тут я ничего не сделаю, но сейчас, мне кажется, перебор. Папа — взрослый. Деньги ему не нужны, а вот теплота и любовь, пожалуй, да. Их он и получает. — Ты меня не понимаешь, — грустно выдыхает. Юнги цокает, вновь откидываясь назад, запрокидывая голову. Он думал, что на этой встрече будет только одно испытание. — Спасибо, что поделился хотя бы причиной своих переживаний. Спасибо, что не зарылся в них один. Я постараюсь понять, правда, — говорит тише, и Чимин сам уже выключает радио. Он испытывает вину. Не смог сдержать эмоции на ужине и слишком очевидно задел Криса. Заставил волноваться Сухо. Расстроил Юнги, расстроился сам. Чёрт. — Насчёт детей, — не может ничего ответить и переводит тему, — мне было так неловко это обсуждать при твоём папе, хотелось просто под землю провалиться. Мне кажется, о подобном нужно только наедине разговаривать. — Прости, — Юнги понимает, что это было отчасти зря, — просто тема невольно зашла, я не подумал, что тебе будет некомфортно. И что вообще всё так обернется. — Юнни, — резко тормозит на светофоре, ибо чуть задумался, — я сказал то, что на уме. Не знаю, буду ли готов делить тебя с кем-либо, пусть даже и с ребёнком. Не знаю, хочу ли портить внешность и здоровье. — Вроде там ты говорил с уверенностью. — Твоя реакция заставила задуматься. — Радует. Понимаю твои опасения насчёт здоровья. Они оправданны, и тут с позиции альфы мне возразить нечего. Но «делить»? Чимин, я живой человек, который способен подарить любовь и своему омеге, и ребёнку. Чимину мало Юнги даже сейчас — но он этого не произносит, в последний момент не решается. Он осознаёт, что если сейчас продолжит стоять на своём, то ничем хорошим разговор не закончится. Всё же дети — вопрос фундаментальный, и Юнги может запросто с ним расстаться, ведь он действительно хочет иметь семью рано или поздно. Чимин терять своего альфу не желает. И не потеряет. — Ты знаешь, я часто загоняюсь. Вокруг столько соблазнов, столько омег лучше меня. Я вижу, как люди изменяют, — вспоминает Хосока, куксится, — и не хочу стать жертвой подобной ситуации. И, да, не стесняюсь сказать: боюсь, что ребёнка ты будешь любить больше. — Чимин, да ты ведь… — Тише, — правой рукой указательный палец к губам альфы почти прислоняет, — дай мне договорить. Так вот, все эти чувства у меня внутри. Но сегодня в твоих глазах я увидел боль. Не хотел тебе её причинять. Возможно, я соглашусь на суррогатного омегу, — произносить тяжело, — но точно не в ближайшее время. Юнги вместо ответа быстро целует выставленную перед ним ладонь и сжимает её в своей руке, кладёт вниз, на бёдра. Он знает, что сейчас обоим тяжело — давно на такие темы серьёзные не говорили. Разучились. Чимин не любит врать. Он лишь надеется, что действительно сможет изменить мнение о детях. Своё или Юнги — не так важно.***
Джин ходит из угла в угол, то и дело поглядывая на часы. Время идёт чертовски медленно, и каждая секунда сводит его с ума. В голове действительно сумасшествие: боится, как никогда прежде. Он уже успел рассказать Юнги о своей охране — вместо сочувствия получил «Намджун правильно делает». Сокджин знает, что оба они переживают за него безмерно, и их волнение, конечно, приятно, но он давно взрослый и давно сам несет ответственность за свои поступки. Он будет ошибаться, даже если альфы, сговорившись, его из комнаты выпускать перестанут. Ибо жизнь не бывает идеальной. Не у него. Из идеального у Джина лишь его образ, пожалуй. Он им дорожит, он его долго создавал. Душа же…а хрен с ней. Для неё свои лекарства тоже есть. Сокджин получает смс на свой второй телефон и выбегает на улицу, слыша топот двенадцати пар ног сзади. Они его не волнуют. Омега за пару минут доходит до ворот, окруженный телохранителями. — Откройте, — говорит в сторону поста охраны. Калитка открывается, и темноволосый омега по ту сторону делает два шага внутрь. Его тут же грозными взглядами протыкают, кто-то достаёт пушки, чтобы были наготове. Джин усмехается. Наивные. — Рад видеть, Сынри. Я соскучился, — правду говорит, внутри всё давно клокочет. — Сначала досмотр, — один из охранников руку вперед выставляет, ограждая Джина от гостя, что ещё ближе пытается подойти. — Никакими досмотрами вы моих друзей унижать не будете, ясно? — чеканит Ким. — Если хоть коснётесь его, мой жених вас работы лишит. Или ещё чего, ну, по настроению, — игриво улыбается, оставляя взгляд напряженным. — Но господин Ким…. — Я сказал, этот человек сейчас просто пройдёт в мою комнату. И вы не докладываете об этом визите Намджуну. Ни один из вас. — Мы обязаны, — говорит тот, что по левую руку. — Значит, скажу, что вы до меня домогались. Не хотите потерять яйца — отойдите с дороги и не доставайте нас. Задолбали. Сокджин берёт Сынри за руку и с волнением возвращается в дом, не обращая внимание на возмущение позади. Намджун сегодня вернётся поздно — у них точно будет достаточно времени.***
«Какие планы на ночь?» Юнги приподнимает брови и смеётся. Какая наглость и какая откровенность! Он проводит рукой по влажным волосам. Хочется выключить телефон и закрыться в спальне дня на два, чтобы его никто не трогал. С Чимином они решили сегодня переночевать отдельно — слишком много нужно обдумать, лучше наедине с собой. Пусть на прощание и был нежный поцелуй, Мин знает, что между ними трещина. Ну ничего, залатают. Правильно папа сказал, что проблемы нужны для развития отношений. Вроде как Чимин готов меняться. «Выключить уведомления и сладко спать» Юнги ополаскивает чашку холодной водой и ставит её под капельную кофеварку. Аромат быстро расходится по кухне, и альфа улыбается: вспоминает Чона. Даже без свидетелей признаваться в том, что Чонгук вызывает у него улыбку, жутко, но он ничего не может с собой сделать. Это теперь так. Бороться с собой — ужасно, ибо силы равны, крыть нечем. Юнги легко показывать равнодушие, отвращение, ненависть. Но какая разница, если сердце горит? На фоне разногласий с Чимином Чонгук смотрится особенно выигрышно. Он добивается. Он не делает ничего лишнего. Он хочет узнать. Он пытается быть рядом, пытается выстроенные Юнги стены сломать. Мину не по себе. Ему стыдно перед своим омегой за то, что сейчас кто-то лишний между ними поселился. Стыдно, мерзко, но это уже вне его власти. Нужно продержаться лишь месяц, разочароваться и разочаровать, и всё вернётся на свои места. Юнги надеется, что после будет даже лучше. «Тогда хотя бы выгляни перед сном, дай мне секунду тебя увидеть» Сердце замирает, а потом усиленно удары пропускает. Неужели он приехал? Господи, пожалуйста, пусть это будет лишь блеф. Волоски на руках встают дыбом, грудь высоко поднимается, и Юнги сглатывает. Посмотреть ли во двор? Проверять ли? Тело выбирает быстрее разума. Он отодвигает плотную штору и замирает, не веря. Хотя пора бы уже привыкнуть к выходкам и напору Чона. Альфа опирается на синий Буггати Широн, и его глаза в темноте ночи так же ярки, как и тлеющая сигарета, зажатая меж пальцев. Он смотрит наверх, и Юнги чудится, будто они рядом стоят, настолько этот взгляд осязаем. Чонгук откидывает окурок и берет в руку телефон, не отводя глаз с окна шестого этажа, пусть и видно чертовски плохо. Он всё равно выучил его образ наизусть. У Юнги звонит мобильник. Он усмехается и сбрасывает звонок, отрицательно мотая головой из стороны в сторону, показывая, что это Чон зря делает. «Не хочешь по телефону? Тогда жду тут, выходи» Наглый. Уверенный. С чего бы Юнги вообще должен ему подчиняться? И не подумает. Хотя тело вновь быстрее. Чонгук в несколько шагов преодолевает расстояние до подъезда и буквально хочет впихнуть Юнги обратно. — Ты куда с мокрыми волосами? Возвращайся быстро, — голос грозный, но внутри счастье. Взлохмаченный Юнги в домашних бежевых шортах и белой безразмерной футболке, которая на ключицы вид открывает — это, конечно, нечто. Нечто, что Чонгук на сердце своём тут же гравирует, желая видеть чаще. — Это на секунду. Просто хотел сказать, что ты офигел, — Юнги чуть дрожит от ночной прохлады, но смотрит сердито. — И вообще, как долго ты в моём дворе своей суперской тачкой светишь? Не страшно самому? — Здесь четыре машины с телохранителями, не переживай. — Да и не думал, вот ещё. — Я сутки догонял, чтобы сказать, как Вы мне безразличны, да? — произносит тихо, посмеиваясь. — Что? — Юнги действительно не расслышал, но может и к лучшему. На плечи его опускается пиджак, пропахший кофе и одеколоном с нотками сандала. Юнги считает, что покрывать чем-то такой запах — кощунство, но парфюм всё же тоже приятный. Пиджак тяжелый, и создается ощущение, будто Чон его действительно обнимает. Сбрасывать одежду почему-то не хочется, хотя было бы разумно показать, что он не нуждается в заботе. Да какой тут разум вообще. — Ничего. Ты как воробушек, — закатывает рукава рубашки, не отрывая взгляд, — ну, давай, почему же я офигел? — Ты приезжаешь ко мне в ночи, караулишь, как сталкер какой-то. Я понимаю, что мы договаривались, но не собираюсь выполнять любые твои рандомные хотелки. — И все же ты выглянул в окно, а сейчас спустился ко мне. Как я и просил. Юнги размыкает губы, чтобы возразить. Нечем. Осознание ситуации его по голове бьет: Мин контроль потерял, а это непозволительно. Юнги смотрит в глаза напротив, где смешинки вперемешку с желанием, и уже не уверен, что взгляд у него самого не такой же. Чонгук хочет руку протянуть, в волосы влажные пальцами зарыться, прижать к себе этого хрупко-сильного альфу с крышесносным ароматом и забыть о всех переживаниях. Хотя бы на мгновение. — Рад был тебя увидеть, а сейчас возвращайся, простынешь же. Поговорим в следующий раз, — наклоняет голову вбок, — либо садись ко мне в машину, там тепло. Юнги смотрит за плечо Чонгука, где красотой и деньгами сияет синий гиперкар. Снова ехать рядом, дышать кофейным ароматом и умирать от каждого взгляда? Он не готов. — Не приезжай больше так. Предупреждай, прошу. — То есть в целом можно, правильно? — с блядской ухмылкой толкает язык за щеку. — Тебе невозможно запрещать, Чон Чонгук, — в голосе какая-то обреченность. — На днях я украду тебя на свидание. Готовься заранее. — Не называй наши встречи так, — морщится, взгляд в сторону направляя. — Мне же невозможно запрещать. Юнги хмыкает. Они так привыкли внимательно слушать друг друга, что повторение фраз — это уже нечто само собой разумеющееся. Он уверен, что Чонгук запоминает многое, если не всё. Его мозг цепкий, хищный. — Что бы ты сделал, если бы запретов сейчас вовсе не существовало между нами? — Юнги думает уже развернуться, но эта мысль в голове не даёт покоя. Что Чон поставит в приоритет? — Я бы крепко тебя обнял. Чон говорит без раздумий, и Юнги верит. Он смотрит на него снизу изучающе, даже, на самом деле, любуясь. Ослабленный галстук, мощные руки, неотрывный взгляд, уверенная поза — Чонгук не похож на того, кто просит о взаимности, он хорошо маскирует собственные страхи. У Юнги так не всегда получается. Сам он не знает, чего хочет. Ударить, обнять, послать куда подальше? Каково это — обнимать Чон Чонгука? Почувствуют ли они что-то? Юнги под внимательным взглядом другого альфы делает осторожный шаг вперёд, сокращая между ними (и без того ничтожное) расстояние. Чонгук не понимает его действий и, кажется, перестает дышать. Ждёт. Мин сглатывает, а затем пальцами касается его запястий, ведет выше, ощущая жар кожи и мурашки на ней, следит глазами за своими движениями, чтобы в лицо не смотреть. Он трогает почти невесомо, сам боясь, сам на грани зависая. Достигает локтя, ощущает гладкую ткань закатанной рубашки и даже расстраивается — кожа была приятнее. Поднимает взгляд в нерешительности и встречает теплоту, что его мгновенно лучше пиджака согревает. Чонгук плавится сам и его жаром обдаёт, но держится, не делает ничего ответ, ибо иначе просто силой в себя впитает. — Обними же, — как просьба, как приказ, как отказ и мольба. Чонгук с цепей срывается, хоть поводок и вручал, он за плечи, касаясь пиджака, Юнги к себе наконец притягивает, носом в волосах влажных зарываясь, прижимая так близко, так нежно и так резко. Ты дышать заставляешь, ты сердце запускаешь. Стук в груди — свой или чужой? Юнги не знает. Ему тепло, спокойно и уютно здесь, рядом с этим человеком, но в то же время неправильность сводит с ума. Он медленно ладони на спину опускает, прижимаясь сам, чувствуя, как на месте его касаний кожа сгорает тут же. Чонгук сильнее обнимает, почти душит, но Юнги, кажется, готов умереть. Его потряхивает, он глаза закрывает, теряясь в ощущениях, теряя. Теплое дыхание макушкой чувствует, а потом и то, как Чон, осмелев, его шеи сзади касается, гладит невесомо своей тоже трясущейся рукой. Они рядом, но так далеко, вместе, но по разные стороны. Чонгук хочет с его кожей срастись, не отпускать никогда, быть с ним и быть им. Смесь пачули с кофе застряла в легких, наверное, навсегда. До этого объятия стена была крепкой, мощной, но сейчас Чонгук видит, что осталась от неё только каменная пыль. Сдуть её легко. Юнги потерян. Надеялся, что, обняв, ничего не почувствует, но сейчас все ответы на поверхности, даже слепому они видны. А уж Чонгук чуток. Мин отстраняется медленно, нехотя, и Гук не противится, хотя сейчас этого альфу хочется не отпускать как минимум вечность. Жарко. — И о чем же тебе теперь мечтать? — с хрипотцой произносит Юнги, умудряясь выдавить ухмылку. Она больная, ненастоящая. — О повторе, — на выдохе. Чонгук поправляет почти упавший с плеч Юнги пиджак и смотрит на вздымающуюся от глубокого дыхания грудь. Что бы он ни говорил, реакции тела никто не подделает. Как мне и до мыслей достучаться? — Спокойной ночи, Чонгук. Юнги думал, что, не сев в машину, даст сто шагов назад. Но эти крепко обнимающие руки — теперь его собственный кошмар и собственный соблазн. Он возвращается в квартиру, не снимая пиджак. Даже отдать его не подумал, настолько сбежать уже хотелось. Альфа в забытьи доходит до кофемашины и берет в руки наполненную чашку. Кофе остыл, он не так ярок, не так вкусен. Но у Юнги другой аромат в лёгких. Его хватает.