Закон парных случаев

Джаред застыл в шоке. Внутри все похолодело, как будто по венам вместо крови запустили жидкий азот, и он даже почувствовал, как немеют замороженные кончики пальцев. Он не раз фантазировал о том, как ловко и смело будет вести себя, когда ему будут угрожать смертью, направив оружие, а на деле не мог сдвинуться с места. Джаред попытался понять, что он сейчас чувствует. Оцепенение – вот, наверное, было бы правильное описание. Как будто кто-то залез ему в грудную клетку и сжал рукой сердце. А еще он с огромным удивлением обнаружил в голове разочарование из-за того, что Дженсен видит, какой он трус. Ему бы думать о том, как избежать рокового выстрела, который с такого расстояния снесет ему половину башки, ну или в крайнем случае попытаться за несколько секунд подвести итоги своей жизни, а вместо этого он переживал, как выглядит в глазах чудика, который за несколько лет превратился в настоящего маньяка. Как раз эти размышления и помогли Джареду отмереть. Он откашлялся и снова заговорил, хотя слова звучали чуждо для его уха, словно говорил не он, а радиоприемник, спрятанный за занавеской, а он сам удивленно вслушивался в них. – Слушай, если ты все припоминаешь мне те перчатки, то их вообще-то не я припрятал, а приятели мои. Но даже в этом случае не стоит так напрягаться. Если хочешь, я готов для тебя купить весь перчаточный отдел в ближайшем "Уолмарте" в качестве извинения. Или заказать эксклюзивные перчатки у "Гуччи" или кого ты там предпочитаешь. С павлиньими перьями, светоотражателями или бриллиантами, только брюлики давай в пределах разумного, а то видишь, я даже квартиру снимаю, на собственное жилье не накопил еще, а тут такой расточительный... друг. Не знаю, можно ли назвать тебя другом, но если я тебе буду покупать одежду, то, похоже, да. Теперь Джаред знал, как срабатывает у него защитный рефлекс под угрозой смерти – его начинает нести. Нет, он по жизни отличался разговорчивостью, особенно когда выпьет, а сейчас он как раз выпил, похоже, и мысли у него неслись как скакуны. Он был готов продолжать словоизлияния, но тихий смешок заткнул его надежнее, чем осиновый кол затыкает вампира. Дженсен уселся поудобнее, ствол его ружья слегка наклонился вниз, а сам он снова издал смешок: – Перчатки? Господи, ты помнишь... Ну да, тогда я так трагически навернулся на пол с голой задницей. Да, ты прав, именно в тот день я решил, что убью тебя. Но, поверь мне, дело вовсе не в слямзенных перчатках. Джаред обнаружил, что у него болит нога – то место бедра, которым он подпирал стол. Он и не представлял себе, с какой силой уперся в столешницу. Он снова заговорил: – Тогда я не понимаю, чем я успел тебе насолить. Мы и общались только один раз, ну как общались: "Держи перчатки!" – "А-а-а-а-а!!!" Вот и вся встреча. Или ты составил специальный план – отомстить всем, кто тебя в жизни обидел, и сейчас уже дошел до последнего пункта в списке? Дженсен помотал головой. Джаред обнаружил, что его глаза полностью привыкли к темноте, так что ему казалось, что вокруг просто сумерки, лунная дорожка даже ослепляла, и теперь он видел глаза Дженсена не темными инфернальными провалами, а так, как обычно – живыми человеческими глазами, кажется, зелеными. Вот только говорил этот человек действительно инфернальные вещи. – Понимаешь, Джаред, я вижу будущее. Мне достаточно прикоснуться к человеку и – оп! Его прошлое и будущее у меня как на ладони. В тот момент, когда я прикоснулся к тебе, я увидел все, что с тобой произойдет. Фишка в том, что ты станешь дьяволом и уничтожишь весь мир. Дженсен замолчал, и Джаред еще подождал, не услышит ли подобной фантастической хрени. Не услышав, он попытался беззаботно улыбнуться: – Весело. Наша соседка в Остине тоже все время об этом говорила. Ну, что я стану дьяволом. Правда, еще она говорила, что через водопроводную воду инопланетяне осеменяют землян, а ее пес Спуффи умеет разговаривать, так что я не очень-то ей верил. – Ну, в свете того, что я знаю, я бы попробовал все-таки прислушаться к Спуффи, – в голосе Дженсена не проскользнуло и капли иронии. И вот тут Джареду опять стало страшно. Он умел общаться с разумными людьми, приводить логические объяснения, убеждать их аргументами. Впечатляющее для новичка количество выигранных дел было тому доказательством. Но что докажешь сумасшедшему? Как достучаться до больного разума? Он вспомнил из теории переговоров, что с психами лучше всего соглашаться, пока не получишь возможность подобраться поближе и обезопасить себя, и попробовал придерживаться этой тактики: – Значит, ты видишь будущее. Ни разу не встречался с такими людьми, это просто невероятно. А давно у тебя ну... – Джаред смешался, – это? И увидел, как у Дженсена удивленно поползли вверх брови: он не ожидал, что его начнут расспрашивать. – "Это", как ты говоришь, у меня началось с самого детства, – он начал говорить саркастичным тоном, но через две фразы этот сарказм улетучился. – К счастью, тогда это было не так ярко выражено. Мне нужно было очень долго держать кого-то за руку или сжимать какой-то предмет – и тогда появлялось то, что я называл картинками. Иногда картинки были смешными, иногда страшными, чаще всего – совершенно непонятными для маленького ребенка. И я тогда думал, что со всеми происходит то же самое, что каждый человек может видеть прошлое, настоящее, будущее другого человека, стоит лишь к нему прикоснуться. Поэтому и молол языком почем зря, ну, сколько мне было лет, пять, шесть... Первый урок я получил в первом же классе, когда рассказал учительнице, кто вымазал клеем ее стул. Для этого мне было достаточно только прикоснуться к нему. А два главных хулигана класса решили, что я за ними следил, ну и побили меня за зданием школы. Ладно, зубы молочные были, взамен них выросли коренные. А вот два сломанных ребра – это было реально больно. И после этого мы с мамой впервые переехали. – Переехали? Это еще зачем? – вырвалось у Джареда, который собирался уважительно выслушать бред сумасшедшего, не привлекая к себе внимания. Рассказ его потенциального убийцы был необычным, но казался достоверным. – Да, там... – Дженсен машинально махнул рукой, словно отгоняя от себя неприятные воспоминания, и Джаред испуганно пригнулся: не выстрелил бы случайно. Эклз удивленно проследил его движение, а затем, поняв в чем дело, снова опустил ствол ружья дулом вниз. И продолжил: – Я же пытался объяснить, что не подсматривал, а просто прикоснулся к стулу и увидел, что сделали Фред и Бак. Ну, меня и записали во фрики, даже учителя вели себя со мной осторожно. Мама решила отправиться в другой штат и правильно сделала. Дженсен окончательно снял Джареда с мушки, прислонив ружье к столу, так что дуло уставилось в потолок. – Потом, конечно, я начал вести себя намного осмотрительнее, когда понял, что отнюдь не все, прикоснувшись в музее к мундиру конфедерата, получают пулю в грудь. И как бы я ни старался быть незаметнее, в музее сложно было притвориться, что со мной все нормально, если я чувствовал в себе дыру размером с кулак. И не с мой, а с кулак Халка. В общем, со временем в каждой школе меня начинали считать ненормальным. Тем более что мама настояла после музейного случая на постоянных перчатках, это было с одной стороны мудро, потому что меня куда реже убивали в пьяных драках. То есть я видел, как кого-то в них убивают и чувствовал все на себе. А с другой... ну, ты сам знаешь. Чудик, не снимающий перчаток, наверное, у него перепонки или проказа. Джаред внезапно для себя обнаружил, что сидит на столе, как бывало в универе на собраниях Альфа-Беты-Каппы. Ну что ж, его собираются убить, а он с азартом слушает захватывающую историю как студенческую байку. Двайер его постоянно ругал за привычку усаживаться на стол во время судебного заседания, а вот другая помощница прокурора, Ив, считала это очень милым и мальчишеским и говорила, что это подкупает присяжных. – В каждой школе? Сколько их было? – с неподдельным интересом спросил он. – Уже не могу сказать, – покачал головой Дженсен. – Но я ни разу не заканчивал учебный год в той школе, в которой начинал его. Хотя с возрастом я выработал хорошую тактику: сразу создавал себе репутацию странного парня. И очередная моя странность всего лишь ложилась в копилку рядом с предыдущими. И в школе Маккалум у меня все складывалось прекрасно. Фрик в вечных перчатках, я почему-то казался всем загадочным и романтичным, а тренер просто оценил мою реакцию и скорость бега. Все было даже круто, если бы вам, гаденышам, не приспичило надо мной подшутить. Впрочем, я подозреваю, что дело было даже не в шутке, после того как я слинял из Маккалума, твой дружок Брэдли разыскал меня и пытался извиниться, а потом целоваться полез. Короче, кому-то приколы, а кто-то просто за мной в душе подглядывал. Брэдли, ну точно, Брэдли, вспомнил Джаред. Он забыл имя своего закадычного дружка, с которым все средние классы тусил почти каждый день, зато отлично запомнил Дженсена Эклза, и его отчаянная хватка на запястье была словно выбита в мозгу. – И что ты увидел, когда взял меня за руку? – осведомился он, желая уйти от размышлений, почему так четко помнит все, связанное с Дженсеном Эклзом. В сумерках он различил, как лоб Дженсена пересекла резкая морщина, тот задумался. – Старая церковь. Лето. Ты уже взрослый. Не мелкий дрищ – высокий, широкоплечий, длинные волосы. Красавчик. Одно слово "да". И весь мир начинает гореть. Целые города обрушиваются под землю. Огромные волны погребают под собой острова и побережья. С небес льется обжигающая лава. Везде мертвые тела – сожженные, искалеченные, разорванные на куски... – Одно слово "да"? – Джаред мало что понял, хотя резкие слова, которые отрывисто бросал ему Дженсен, и произвели на него гнетущее впечатление. – Тебя спросили, готов ли ты стать дьяволом, – уточнил Дженсен. – Ты согласился. Почти не думал, кстати. Через несколько секунд ты обрел сверхъестественные силы и начал убивать миллионами. – Слушай, что за бред вообще, какие дьяволы, что за мистика в наше время нейросетей, беспилотных автомобилей и экскурсий в космос? – возмутился Джаред. – Я бы понял еще, если бы ты сказал, что я совершу роковую ошибку и засажу на пожизненное несколько хороших парней, которые на самом деле никого не убивали, а вообще в свободное от работы в хосписе время выгуливают собак в приюте и помогают слепым детям решать судоку. Но какой, на хрен, дьявол? Тебе что-то не то привиделось! – Мои видения никогда не лгут. Как ни жаль, – уточнил Дженсен. – Поэтому если они говорят дьявол, значит, это дьявол. Может быть, без хвоста и рогов, но серой тут определенно попахивает. – А раньше у тебя в видениях было что-то такое же... сверхъестественное? – Нет, – покачал головой Дженсен. – Никогда... – он увидел, как Джаред резко приободрился, и поспешил уточнить: – Но это ничего не значит. Мои картинки никогда не обманывали меня. И вообще, однажды я видел у одной девчонки красные лучи из рук. Но я там... это... задел ее случайно на прогулке. Не знаю вообще, что с ней дальше было. Может... может, она лазерной указкой на самом деле играла, а я не понял. Голос Дженсена звучал все тише и казался все растеряннее. Он не был уже ни в чем уверен, понял Джаред. Он шел сюда с простым намерением – убить человека, произнеся перед этим торжественную речь. Но оказалось, что он не может этого сделать. Не удивительно. Если Джаред чему и научился на своей работе, так это тому, что нормальный человек не может так просто убить человека. Недаром в расстрельные команды ставили много солдат. Во-первых, чтобы снять с человека чувство вины – неизвестно, твоя ли пуля убила приговоренного. Но в основном потому, что половина пуль все равно летела мимо. Эклз наводил его на мысли о человеке отчаявшемся, готовом пойти на крайние меры, но все же сильном настолько, чтобы сопротивляться превращению в совершенного нелюдя. Да, не повезло Дженсену Эклзу с даром. Вроде и круто – видеть будущее других людей, но кто же знал, сколько там всего Бог в договоре мелким шрифтом понаписал. – Слушай, – Джаред оседлал своего любимого конька и начал переговоры, – давай не будем горячку пороть. Убив меня, ты ставишь под удар свое собственное будущее. Думаешь, мои друзья из прокуратуры не бросят все свои силы на твою поимку? Если ты планируешь убежать, далеко не уйдешь. Давай разберемся? Ты точно уверен, что именно я причина всех твоих апокалиптических видений? – Мое будущее меня мало волнует, слушай, как ты не поймешь: если ты уничтожишь весь мир, я вряд ли стану исключением. Когда уничтожишь, – поправился Дженсен. Его лицо, такое непозволительно красивое с точки зрения Джареда, за секунду осунулось, уголки губ поползли вниз, линия челюсти стала четче – он вспомнил, зачем он здесь и потянулся рукой к ружью. – Подожди-подожди-подожди, – зачастил Джаред, выставив обе руки вперед, как будто мог таким образом защититься. – Не спеши. Я только что узнал, что стану воплощением Сатаны и еще не могу осознать это. Давай подумаем, обсудим, может быть, найдется какой-то другой выход, а? – Я и так долго ждал, – вздохнул Дженсен, ружье он так и не взял. – Мне следовало убить тебя сразу же, чтобы на корню все пресечь, но мне было чертовых 17 лет! Прикинь, как ты мне испортил жизнь, ты даже не представляешь. Вот сколько лет прошло, а каждый раз перед сном, закрывая глаза, я видел города, рушащиеся в разверстую бездну. Иногда они рушились вниз, как домики из конструктора "Лего", иногда я видел каждую деталь, каждого погибающего человека, чувствовал, как обрываются их мечты, надежды, устремления... Бутылка виски надежно предотвращает эти "киносеансы", но печень не казенная, знаешь ли, а мне всего-то 35. Сдохнуть в таком возрасте от цирроза, чтобы не помереть при апокалипсисе – так себе выбор. – Но почему именно сейчас? – Джареду опять стало любопытно. – Ты 18 лет смотрел на все эти ужасы, а разделаться с ними решил именно сейчас? – Это должно произойти в ближайшее время. Я следил за тобой, и ты стал в точности таким же, как в видении у церкви. Еще примерно месяц, и у тебя будут волосы абсолютно такой же длины. Все сходится, мне жаль. Странно, но Джаред по голосу Дженсена понимал: тому и правда жаль. А это давало ему надежду... – Ты со мной разговариваешь, Дженсен. Не как со злодеем, не как обвинитель, а как с нормальным человеком, которому, может быть, не повезло. А это значит, что ты не хочешь меня убивать, – убежденно произнес Джаред. Сейчас он изо всех сил уповал на свою способность, за которую его так хвалил Двайер, – договариваться. "Ты и черта разведешь, не то что судью или адвоката", – говорил он ему не раз. "Развести черта" в контексте всего происходящего бреда звучало двусмысленно, но совсем невесело для Джареда. – Не хочу, – мотнул головой Дженсен. – Но я должен. Знал бы ты, какой запах стоит от миллионов сожженных тел. Вообще-то, я раньше никого не убивал. Я старался... старался изменить все другим способом. Но мне раньше как-то не попадались будущие Люциферы. не думаю, что они бродят по земле в огромном количестве, мне просто не повезло на тебя наткнуться. – А как ты менял будущее? – поинтересовался Джаред. – Да по-разному, – пожал плечами Дженсен. – Мою соседку Эми должны были выгнать из колледжа за то, что она не сдала экзамен по философии. Я заставил ее проштудировать именно ту тему, по которой ей достался вопрос. Она потом меня за километр обходила, завидев на улице, потому что решила, что я колдун. Но колледж закончила, да, и на хорошую работу устроилась. Девчонка знакомая... Кора... должна была на полжизни загреметь в тюрьму, за убийство мужа, который ее бил почем зря. Я... в общем, я сделал так, что она... зависал я вместе с ней целую неделю. Этот ее потенциальный муж-мудак подкатывал к ней в баре, но где он и где я, короче, она не вышла за него, – Дженсен самодовольно усмехнулся, и Джаред невольно улыбнулся в ответ. – Но получалось не всегда. Как-то я увидел, что парня из нашего автосервиса машина сбила на улице. Выяснил когда и в тот день увез его за город, рыбачить. Хороший, кстати, день был. Но чела машина все равно сбила, любил он по пьяни по проезжей части шататься и песни горланить. Вот только машина из видения его на два месяца в больницу уложила, а новая прямо насмерть закатала. А вот миссис Джексон я помог. Был у нее любимый кот... Дженсен вспоминал новые случаи все охотнее, его голос становился громче, он даже начал жестикулировать, в который раз забыв про ружье. Наверное, сообразил Джаред, он впервые хоть кому-то рассказывал про свои приключения. И иногда начинал частить так, словно боялся не успеть рассказать. За окном рассветало, у Джареда начало побуркивать в животе – он давно уже протрезвел и ему очень хотелось есть, но больше всего его клонило в сон. Первоначальное сумасшедшее напряжение схлынуло, уровень адреналина в крови вернулся к норме, убаюканный кажущимся дружелюбием гостя Джаред почувствовал невероятную усталость. Такую, что пусть уж пристрелят наконец, но дадут добраться до кровати. – Эй, ты что, заснул? – Джаред вскинулся и увидел, что Дженсен стоит рядом с ним, одной рукой возмущенно толкая его в плечо, второй сжимая свое долбаное, уже доставшее Джареда до печенки ружье. – И что? – лениво огрызнулся он. – Во сне меня легче пристрелить, не увидишь моего укоризненного щенячьего взгляда. Слушай, а может, все-таки дашь мне шанс? Попробуем все исправить без пальбы? Каждый из нас заслуживает шанса в жизни – второго, третьего. Даже отъявленным преступникам его дают, а я еще ничего не совершил, наоборот, я помогал сажать злодеев за решетку. – Как ты себе это представляешь? – голос Дженсена прозвучал холодно, но Джаред внезапно услышал в нем надежду. А вдруг все-таки найдется выход, и не надо будет стрелять в живого человека? Джаред замолчал, раздумывая. Он нередко ставил себя на место адвокатов преступников, чтобы понять, как бы действовал он сам на их месте, искал свои собственные слабые стороны. Вот и тут он просто представил себе, каково бы ему было, если бы он точно знал, без малейших сомнений, что стоящий перед ним человек уничтожит к чертям весь мир. В том числе его самых родных людей, да даже хотя бы дурацкую компашку, с которой он травил байки всего несколько часов – а кажется, вечность – назад. Что бы он сделал? Схватил бы заныканный в ящике тумбочки в коридоре пистолет и всадил бы в этого человека весь запас патронов. Одна только закавыка: человек, который должен сжечь все вокруг, – это он сам. – Как ты определял, что ты действительно изменил будущее? – спросил он. – Все тем же способом – прикосновением, – снова ударился Эклз в воспоминания. – Кстати, очень оперативно меняется картинка, как канал по телику переключили. Когда я занимал Кору... Карину... ладно, Карину всю неделю, потом я поцеловал ее – и тут на меня нахлынуло такое ее новое будущее! Домик с белым заборчиком, две крутые тачки в гараже, реально крутые, барби во дворике, девчонки-двойняшки в надувном бассейне, никакой тюрьмы и медицинской карты с переломами и ушибами. Путешествие в фургоне через всю Америку на фестиваль еды, а за рулем машины – ее муж... Бармен, твою мать, в том баре, где мы неделю зависали! Во подстава, а? Я правда думал, что я предотвращаю ее встречу с потенциальным муженьком ценой своей будущей свободы. А оказалось, она всю неделю перемигивалась с барменом! Наверное, лицо у Джареда выражало собой что-то вроде мема "Ну да, почти смешно", поэтому Дженсен оборвал смешки. – А если я тебе поклянусь, что не дам дьяволу в меня вселиться? – без особой надежды поинтересовался Падалеки. – Я после твоего рассказа уж точно не собираюсь никому говорить да, не то что дьяволу – официанту в ресторане, который спрашивает, один ли бокал пива мне принести, вот пусть хоть заставит весь мой столик пивом... А ты можешь немедленно проверить. Дженсен, который так и стоял рядом, вдруг резко прижался ладонью – без перчатки! – к щеке Джареда. Джаред замер в шоке, ощущая горячую кожу. Дженсен тут же отстранился: – Ты лжешь. Ничего не изменилось, – и поднял ружье наизготовку. – Стой, стой! – Джаред в панике выставил руки вперед, как будто они смогли бы защитить его от пули из ружья. И тут же Дженсен опустил оружие, глухо говоря: – Ладно. Я правда не могу выстрелить в человека, который понятия не имеет, что должно произойти. Слушай мои условия. Первое. Мы находим место действия и едем туда. Туда, где ты скажешь да. Зеленая церковь, ну. И когда ты произнесешь да, я... – Необязательно, – пробормотал Джаред, с беспокойством глядя на ружье. – Не, не ехать необязательно. Не обязательно я скажу да. – Пока что все линии вероятности утверждают, что скажешь. Так что если у церкви все будет так, как в видении, я тебя убью на месте сразу после слова да. Второе условие: ты едешь со мной добровольно, не брыкаешься, не ломаешься, не стремишься придушить меня во сне, пока я сплю. Не сбегаешь и полицию не вызываешь. Тебя устраивают такие условия? Джаред подозревал, что у него было очень сложное лицо после этих слов, но не мог ничего с собой поделать. Отправиться неизвестно куда с мало вменяемым парнем, пусть и превратившимся за эти годы из смазливого пацана в убойно красивого мужчину... Да, ключевое слово – убойно. – За твой счет, – ехидно дополнил Эклз. – Я тут, понимаешь ли, пока тебя отслеживал, богатств не накопил, содержимое моей кредитки рассмешит почище любого стендапера. О да, вот чего он, помощник главного прокурора штата, добился: чтобы его пристрелил буйнопомешанный безработный, неудачно пытающийся юморить. – Не беспокойся, несколько гамбургеров день я тебе обеспечу, – сердито ответил он. – Ладно, меню мы еще с тобой обсудим, – Дженсен мотнул головой по направлению к двери. – Поехали. – Что? Уже? Искать церковь? А может, поспим сначала? – с надеждой спросил Джаред. – Мне кажется, еще один зевок, и я порву себе рот. – Я что, дурак, оставлять тебя дома, где у тебя могут быть припрятаны пистолет и телефон и где тебя в первую очередь будут искать? Сейчас едем в мотель и отсыпаемся, я, если ты не заметил, тоже всю ночь не спал, – парировал Дженсен. – Так что никаких домов. И никаких вещей, – добавил он. – Права с собой? Все, уходим. Джаред наполовину уже был во сне, поэтому, когда он оглянулся в последний раз на свою квартиру, все происходящее показалось ему нереальным. Он всего лишь хотел выпить как следует в компании и отоспаться, возможно, до полудня, заказать себе пару вредных гамбургеров и просидеть до ночи, одним глазом смотря в телик, другим – в дело Джонатана Шоннесси, который сильно надеялся, что на присяжных повлияют его невинные голубые глазки, а не рассказ о том, как он хладнокровно застрелил девушку, посмевшую ему отказать. Сейчас Шоннесси, ублюдок и трус, оставался словно за границей реальности для Джареда – вместе с удобной квартирой за 1,5 тысячи долларов в месяц, за которую надо было платить через два дня, любимой работой и сменной одеждой. Падалеки уходил туда, где были зеленые церкви, люди, умевшие видеть будущее, отели на одну ночь и полная неизвестность впереди. Он споткнулся у выхода об Эклза, почему-то замедлившего шаг, и наконец-то от души выругался. В такую ситуацию мог попасть только он: мало того, что повелся на рассказ ненормального, так еще и ненавидеть чудика совершенно не получалось. Ничего, утешил он себя, услышав, с какой силой Эклз захлопнул дверь, у него на ненависть остается еще куча времени.