I tried to run away, but your eyes Tell me to stay, oh why Why do we call this love? It seems like we've been losing control Somebody tell me I'm not alone When I say All I need's a little love in my life All I need's a little love in the dark A little but I'm hoping it might kick start Me and my broken heart
(Rixton - Me and my broken heart)
>> Анко Митараши: Я села на безуглеводку! >> Анко Митараши: Через неделю ты встретишься с бомбической красоткой в юбке из 2015! Ирука поджал губы и возвел глаза к небу, словно божественная сила могла отсыпать ему оттуда немного терпения. Анко никогда не водила дружбы с представительницами слабого пола, но иногда думалось, что все же стоило бы, ибо парню на подобные новости и отреагировать-то было нечем. >> Ирука Умино: Считаю часы. Кстати, не забудешь поздравить Ибики с днем рождения? >> Анко Митараши: Не забыть-то – не забуду, мне лишь бы в часовых поясах не запутаться :) Рядом ненавязчиво покашляли: – Нам точно не нужно было повернуть на последнем перекрестке? – Что? А, – Ирука встрепенулся и, быстро свернув окошко мессенджера, переключился на онлайн-карту, – скажешь еще раз адрес? – он виновато улыбнулся. – Давай уже сам посмотрю, – Какаши достал из кармана телефон и остановился на тротуаре, чтобы набрать название улицы и номер строения. – М-м, ты прав, – без задней мысли проникнув в личное пространство, Ирука провел пальцами по дисплею его мобильного, приближая изображение на карте. – Нужно вернуться, перейти дорогу и повернуть направо, – голос его прозвучал низко и бархатисто, совсем рядом с ухом. – Пойдем скорее, – он тронул Какаши за рукав, а затем прибавил шагу. Занудный фальцетик из черепной коробки Какаши поспешил напомнить, что легкое трепетание в районе солнечного сплетения – не более чем выброс окситоцина. Тряхнув головой, он выкинул оттуда беспокойные мысли и заодно смахнул упавшую на глаз челку. Недавно открытая галерея располагалась на первом этаже здания в стиле классицизма – рельефы, колоннады, массивные двери. Потянув за ручку, Ирука с карикатурной галантностью пропустил Какаши вперед: – После вас, – манерно и торжественно провозгласил он. Переступив через порог, Какаши хотел было сострить об убийцах-дворецких, но соль шутки потерялась в оглушительном грохоте. Зажмурив один глаз, он (как и все немногочисленные посетители музея) оглянулся на Ируку, который не потрудился придержать дверь. – Прошу прощения, – уже неактуальным шепотом проговорил тот. Будь Какаши в компании кого угодно другого этим вечером – со стыда сквозь землю провалился бы, но это обескураженное лицо смягчило его, так что он только прикрыл глаза и снисходительно покачал головой. Сдав верхнюю одежду, оба взяли по программке и принялись ее изучать. – В третьем зале показ картин организатора выставки, – Какаши сощурился, двигая указательным пальцем по брошюре. – Начнем оттуда? – Ты знаком с ним лично? – Ирука оторвался от чтения и сложил программку напополам. – Пару месяцев назад занимались его бизнес-визой. Он открывал у нас свою пивоварню. Сложностей было, конечно… – без удовольствия вспоминая бюрократическую проволочку, Какаши поджал губы под маской. – Вишмайер? – Точно! – В паспорте он напоминает Пьера Ришара, – Ирука фыркнул. – Близорукого Пьера Ришара, – добавил он. Ну как тут забудешь жуткого вида очки с толстенными линзами! Какаши, здорово впечатленный, поднял брови: – Да у тебя, я смотрю, феноменальная память? По правде говоря, Ирука с Изумо на пару то и дело давали прозвища клиентам, исходя из их фотографии в документе – «египетский Гарри Стайлз» и «трансгендер Бритни» – звучит броско и запоминается на порядок проще четырехсложных имен. Но об этом Ирука, несмотря на то и дело возникающие между ним и Какаши проблески откровения, пока решил умолчать. – Скорее просто профессиональная привычка, – он пожал плечами. – В общем, надо идти. Теперь мне ужас как интересно, что рисует Ришар-Вишмайер. – Хмельные поля? – весьма поэтично вообразил себе Какаши. – Или сразу разврат кабаков? – густые брови Ируки комично подвигались вверх-вниз, а потом он мотнул головой в направлении третьего зала. – Идем же. К замешательству обоих, даже разврат кабаков прямо посреди хмельных полей померк бы в сравнении с фантазией художника-пивовара. Ирука, с настороженностью психиатра, наблюдающего пациента с незафиксированным в медицинской науке ментальным недугом, рассматривал написанный маслом парадный автопортрет Вишмайера: с завитками вместо головы, он в кирзовых сапогах восседал на белом коне в яблоках, а точнее сказать – зияющих дырах на туловище. Поморщившись, Ирука отвернулся от тревожащей картины и оглянулся на Какаши. Тот остановился неподалеку, склонив голову в попытке разобрать хитросплетение из кошачьих голов на другом холсте. Изображение каждого животного было исполнено в разной технике, и потому цельный образ творения смотрелся аляповато и опять же жутко. У некоторых котят не было глаз – вместо них художник оставил красные пятна пустых глазниц, а те усатые-полосатые, которым повезло больше, пронзали наблюдателя злобным мерцанием желтого взгляда. Ирука пересек помещение, чтобы подойти к экспонату, к которому направился и Какаши. – М-м-м, – не зная, как начать, протянул он. – Ты, вроде как, получше моего разбираешься в изобразительном искусстве, может, объяснишь, что… – Это полное дерьмо, – тихо, но вкрадчиво вдруг выдал Какаши. Вполне себе скромная брань звучала из уст обычно сдержанного мужчины просто потрясающе. Ирука пожалел, что не держит при себе постоянно включенный диктофон. – Да что ты?! – он еле сдерживал смешок. – Отвратительная низкосортная мазня нарциссичного перверта. – А что насчет техники? – Ирука с неописуемым восторгом наблюдал, как Какаши ни с того ни с сего теряет власть над эмоциями. Невозможно было отказать себе в удовольствии взвинтить его еще сильнее. – Ребенок и то нарисовал бы лучше. – Ну, знаешь, нынче столько талантливых детей вокруг… – Да черт возьми, я и сам сподобился бы на что-то более достойное, даже торчи кисть у меня из… – О-о, в этом я не сомневаюсь, – вставив свои пять копеек, Ирука прыснул-таки в кулак. Какаши Хатаке, вертящий мягким местом подле холста теперь еще долго не покинет чертоги его разума. Сообразив, как резко позволил себе выражаться и насколько похабную глупость только что почти сморозил, Какаши возжелал провалиться сквозь землю. – Прости, – сдавленно произнес он. – Боже мой, да за что? – За то, что заставил тебя пойти сюда в первую очередь. Стоило выбраться на Манхэттен и посетить Музей современного искусства. – Сомневаюсь, что мой вечер что-то украсило бы лучше этого короткого интервью с экспертом, – не кривя душой, сказал Ирука. – Ну да. Конечно. – Я серьезно, Какаши, – Ирука подступил ближе и повернулся к нему всем корпусом. – Если бы ты заставлял меня пойти – я бы и за порог номера не вышел. И меня не смущают эти рисунки сумасшедшего, пока я могу слушать твои праведные возмущения, – поддавшись порыву подкрепить свои слова добрым жестом, он опустил ладонь на чужое плечо и несильно сжал – совсем по-учительски, точно желая поддержать потерявшего уверенность в своих силах школьника. Он не гнушался ненавязчивым тактильным контактом, если чувствовал, что таковой уместен. Но когда Какаши очень медленно перевел взгляд с его лица на руку и обратно, показалось, что с выводами он поторопился. Неловко отняв кисть от чужого плеча, Ирука убрал ее в карман, отвел глаза и подошел к картине. Cморгнув ступор, Какаши неосознанно потянулся вслед за утерянным прикосновением и встал рядом с Ирукой. Апофеоз выставки – гигантский холст, воспевающий чей-то тучный зад верхом на тыкве, явно не вызывал у Умино тех же чувств, что у автора. Можно было представить, как перекосился его рот, даже не заглядывая под маску. – Может, в других залах найдется что-то достойное? – в голосе Какаши прозвучала мольба. – Стоит рискнуть, – согласился Ирука. Приободрившись, он развернулся на пятках и шустро направился к выходу. Невидимая веревочка дернулась. Какаши пошел следом. Вдоволь набродившись по залам, они ненадолго остановились у стойки с книгой отзывов и предложений, где Ирука оставил пару язвительных, но справедливых замечаний на тему выбора выставочных материалов. Какаши, к слову, в это время чувствовал себя обязанным оказывать силовую поддержку и опасливо озирался, точно они совершают нечто уголовно наказуемое. В отель возвращались долго: делились впечатлениями и то и дело останавливались посреди дороги, чтобы порассматривать сделанные на телефон Какаши фотографии. Сам он в кадр не рвался, а вот щелкнуть пару снимков для своего компаньона не противился. Так, например, в его фотопленке появилось недоуменное лицо Ируки на фоне голубого прямоугольника с белыми разводами («Шедевр!» – сказали бы ценители, «Плевок в небо», – патетично именовал сие произведение искусства сам Умино); его же фигура, ненавязчиво затесавшаяся между двумя черными гранитными скульптурами обнаженных мужчин (нежно порозовевшие уши Какаши остались за кадром), а также много-много снимков старых агитационных плакатов времен Первой мировой войны. У Ируки же осталась тайком сделанная фотография спины Какаши перед картиной с говорящим названием «Клинок молнии». Холст отлично передавал гнев природы в непогожий день и завораживал даже со снимка на простенькую камеру его телефона. Под аккомпанемент улиц Нью-Йорка они весело разглагольствовали о печальной судьбе тыквы в творчестве Вишмайера и торжественно поклялись обратиться в службу контроля качества, если на прилавках появится тыквенное пиво, сваренное на его пивоварне. Несмотря на поздний час, Какаши ощущал небывалый прилив сил, который, впрочем, быстро превратился в отлив, стоило только зданию гостиницы замаячить в непосредственной близости. Только что живо поддерживавший беседу, он смолк, задумчиво глядя перед собой. Снова оставаться одному совсем не хотелось. – Хорошо, что завтра выходной, – посмеялся Ирука, заметив, что тот притих. – Кажется, я здорово утомил тебя. Немного потоптавшись на лестничном пролете между третьим и четвертым этажом, он отрывисто выдохнул через нос. Дождаться лифта терпения не хватило. – Напротив, – Какаши сделал паузу, чтобы немного отдышаться: он тоже мужественно принял решение подняться на свой десятый этаж пешком, – иду и думаю: как бы теперь отойти ко сну со всеми этими впечатлениями. – Что, значит, ты полностью очищен, возвышен и… как там еще? – задирался Ирука, припоминая Аристотеля, процитированного Какаши. – Воспитан, – со смешком подсказал тот. – Точно, – Ирука стал замедляться, и только тогда Какаши заметил, что уже следует за ним по коридору четвертого этажа. – В целом, время не слишком позднее – ресторан внизу пока открыт, – остановившись у двери своего номера, Ирука взглянул на часы. – И раз уж ты еще не засыпаешь, мы могли бы… – не договорив, он застенчиво улыбнулся. Если бы люди горели со стыда буквально, от Какаши уже остался бы один лишь тлеющий прах. К счастью, в его арсенале, помимо тканевой, всегда присутствовала непроницаемая маска невозмутимости. Быстро нацепив ее на лицо, ему удалось не выдать паники, ознаменованной тем, что он, сам того не осознавая, проводил Ируку до номера, точно ожидая приглашения зайти… – О, нет, спасибо, – в попытке реабилитироваться в чужих глазах, Какаши сделал шаг в сторону от двери, – думаю, лимит социальных контактов и общественных мест для меня на сегодня уже превышен. – Жаль, – очень тихо сказал Ирука. – Ну, тогда… – он стал медленно опускать ладонь на дверную ручку. Какаши едва удавалось угнаться за происходящим, но одно он смекнуть успел: возможно, его желание продолжить вечер вместе – взаимно, но будет ли оно в итоге исполнено – сейчас зависит только от него: – Я планировал заказывать ужин в номер, так что присоединяйся, если пожелаешь. Можно и выпить, в моем номере есть мини-бар – Цунаде позаботилась, – он быстро прошелся по тезисам. Смущенный, Ирука потянул руку к затылку: – Ну, от алкоголя я предпочел бы воздержаться… – Понял, – с некоторым облегчением выдохнул Какаши. Ошибся, значит, и ему только из вежливости предложили встретиться за трапезой. Ну, все тогда – нет так нет. Как пластырь отодрать. – … но в целом – идея отличная. Я жуть как голоден. Закажешь что-нибудь на свой вкус? Я бы пока переоделся в менее тесные штаны, – Ирука заявил это со всей непосредственностью. Какаши не успел себя остановить – глаза как намагниченные прилипли к чужим бедрам. Брюки и правда сидели плотно. Достаточно плотно для того, чтобы он почти забыл о чем разговор. – Хорошо, – мысленно придерживая маску невозмутимости, кивнул он. – Тогда жду твоего сигнала, – Ирука повернул, наконец, ручку и, блеснув еще одной белозубой улыбкой, скрылся за дверью. Какаши так и стоял на месте, смотря в деревянную поверхность перед собой, пока не понял, что стены в отеле чрезвычайно тонкие, и то тихое шуршание, что слышится ему сейчас, наверняка как-то связано с освобождением от слишком тесных штанов. Категорически запрещая себе визуализировать происходящее, он пошел в обратном направлении, надеясь, что в этот раз с лифтом ему повезет. В конце концов, сердце у него не железное… Ирука буквально летал по номеру, напевая себе под нос что-то о ярком солнце и жарких тропических странах (отвратительно заедающий утренний привет из аудиосообщения Котецу). Он переоделся в свободные хлопковые штаны и любимую домашнюю толстовку, распустил волосы и тут же перевязал заново, собрав часть прядей в небольшой пучок и оставив остальные свободно ниспадать на плечи. В голове витала блаженная легкость – ни единой мысли, а руки подрагивали, как от ударной дозы энергетического напитка. Состояние душевного подъема достигло своего апогея, когда на экране телефона появилось окошко с новым сообщением. «Ужин ждет», – доложил Какаши. А о голоде-то Ирука и забыл совсем, сытый эндорфинами от прошедших нескольких часов. Беспечно переминаясь с пятки на носок в кабине лифта, он радовался тому, как легко и просто оказалось с Какаши. Раньше ему бы и в голову не пришло, что Хатаке может быть таким вежливым и обходительным, смешным… В моменты неловкости – смурным, совсем как раньше, но по-другому – теперь это не раздражало, скорее забавляло и вызывало умиление… При взгляде с новой перспективы все вставало на свои места: в конечном счете, Ирука просто узнавал в Какаши человека уже хорошо знакомого. Мистера Брайтсайда. И одно только это знание заставляло испытывать приятные, тягучие переживания, схожие с волнением перед первым свиданием… …ОДНУ МИНУТОЧКУ. Занеся кулак над дверью номера, где его ждали ужин и Хатаке Какаши, Ирука внезапно ощутил себя одиноким дубом в чистом поле во время грозы, потому что его только что поразила молния душераздирающе пугающего предположения. Медленно расправив пальцы, он поднес их ко рту. Время, приятно проведенное за культурной программой вместе – есть, вечерняя прогулка в романтической (огни Нью-Йорка равно романтика) обстановке – состоялась, ужин в уединении с возможным продолжением – предстоит?! Ирука зашатался на месте подобно автомобильной игрушке на пружинке. Да как же он мог так обмануться и не заметить, что прохлаждается на, мать его, свидании?! Это же оно, верно? Он не был уверен – давно забыл о самом концепте романтических встреч в реальной жизни и опирался на опыт героев фанфикшена, кинематографа, чего угодно еще… И все указывало на то, что весь вечер с Какаши – это чертово рандеву. Интересно, а Хатаке сам хоть в курсе происходящего? Ирука вообще хоть нравится ему? А нравится ли ему самому Какаши для начала? Как раз когда он попытался порассуждать на эту тему, в двери повернулся замок. В проеме показалась растрепанная пепельная шевелюра, и только потом – остальной Хатаке. – О, а я уж думал, что это к заказу что-то донесли, – он тихо цыкнул и покачал головой, прежде чем открыть дверь шире. – Ты стучал? Гость так и не тронулся с места и не издал ни звука, так что Какаши вышел вперед и посмотрел по сторонам: – Все нормально? – убедившись, что ничего сверхъестественного в холле не происходит, он прислонился плечом к косяку и медленно просунул руки в карманы свободных, зауженных книзу джинсов. В них, вкупе с потрепанной серой футболкой, обнажающей длинную шею и тонкие ключицы, он умудрялся выглядеть еще стройнее и выше, даже моложе. Небрежнее и оттого расслабленнее. И Ируке определенно нравилось то, что он видит перед собой. – Все отлично, – он хотел, чтобы это звучало убедительно, но вышло все равно нечто вроде трусливого мяуканья. – Тогда проходи скорее, – Какаши улыбнулся и, посторонившись, пропустил его внутрь. Проходя мимо, Ирука инстинктивно задержал дыхание – чертов Хатаке точно источал опасные феромоны. Номер не слишком отличался от его собственного: комната аналогичного размера уходила вглубь в противоположную сторону, но была обставлена точно так же, за исключением расположенного рядом со столом кресла, где Ируке и предложено было устроиться. Присев на самый краешек, он настороженно оглянулся: никаких пошлостей вроде лепестков роз и ароматических свечей в поле зрения не наблюдалось, преувеличенно чувственная музыка фоном не заиграла. Типичные атрибуты свидания не обнаружены. Какаши действительно пригласил его просто поесть вместе, а все остальное он себе просто придумал. Накрутил. Немного повозившись с приборами и салфетками, Какаши опустился на кровать, и они приступили к трапезе. Ужин состоял из внушительной порции лапши, острого салата, чая и десерта в количестве одной штуки – на подносе Какаши тарелки с брауни Ирука не заметил. Ужасно голодные, в процессе приема пищи они обменялись лишь парой комментариев насчет сомнительного выбора ингредиентов для приготовления местного сосу-якисоба. В остальное время в комнате звучало только клацанье вилок с ножами. – Я промахнулся с выбором десерта? – попытался Какаши, сообразив, что разговор не клеится и после того, как с основными блюдами они расправились. Ирука заторможенно водил вилкой по краешку шоколадного пирожного, стараясь не поднимать глаз, дабы не столкнуться с чужим растерянным и ищущим взглядом. Достаточно было и того, что он чувствовал его кожей. – Нет-нет. Очень даже вкусный, – в подтверждение своих слов он стукнул вилкой по тарелке, разломив наконец плотную текстуру теста. – Честно признаться, во всем, что касается сладкого, я абсолютный профан, – Какаши приподнялся на кровати, чтобы подложить одну ногу под бедро. Взгляд Ируки ненароком зацепился за бледную стопу, теперь мерцающую бледным пятном на темно-малиновом покрывале. Он вымученно сглотнул. – Я рос в закрытой академии, – продолжал Какаши. – Строгое меню – минимум быстрых углеводов. А потом просто как-то не срослось – не распробовал. Но я прочитал, что брауни – традиционный американский десерт, который в принципе сложно испортить. Поэтому его и заказал. – Может, сейчас хочешь попробовать? – Ирука выпрямился в кресле и вытянул тарелку перед собой в приглашении. – О, я не… – Какаши замахал было руками, решив, что его пояснения были приняты за попытку вызвать сочувствие, но вовремя осекся. Почему бы не съесть немного. Если это поможет хоть немного развеять напряжение в воздухе. Ирука взял с подноса пластиковую вилку и протянул, когда он встал и подошел поближе. Потертый принт с изображением концертного плаката группы Pink Floyd на футболке Какаши завис прямо перед глазами. – Хм, фанат? – Извини? – Какаши проколол совсем скромный кусочек брауни вилкой и подставил под нее ладонь горсточкой, – а, это, – сообразил он, заметив, куда смотрит Ирука, – да нет. Футболка отца. – О, смотрю, твой отец еще ого-го – держит себя в форме. – М-м, – не сводя глаз с десерта, Какаши снова сел на кровать, – полагаю, да, держал. Я плохо его помню. Воображаемая лампочка, зажегшаяся над головой Ируки вместе с идеей для забавного комментария, не то что потухла – с хлопком взорвалась и посыпалась горячими осколками прямо на макушку. Он поставил тарелку с недоеденным брауни справа от себя. – Прости, я не знал. – Да ничего, – негромко откликнулся Какаши, прежде чем отправить вилку в рот. Ируке стоило бы сей же час с позором удалиться, закрыть двери на все замки и хорошенько порефлексировать на тему того, что именно заставило его потерять способность к адекватной коммуникации. Но, глядя на своего компаньона, он решил заняться этим, не отходя от кассы. Какаши до смешного сосредоточенно жевал, а тишина между тем становилась громче. – Все же слишком сладко, – наконец сказал он, комбинируя ухмылку и гримасу легкого отвращения. Милейшую гримасу. Настолько несуразную и вместе с тем очаровательную, что Ирука глаз не мог отвести. Как же так, он ведь давно усвоил, что Какаши Хатаке – мужчина довольно приятный, на кой сейчас разбираться в чувствах к новым граням его привлекательности? – Ты, кажется, что-то говорил про мини-бар, – Ирука сдался. Противостояние алкоголю продлилось чуть дольше суток, но кто-то очень мудрый однажды сказал, что истина в вине. Так вот сейчас Ируке нужна была истина, а не творящаяся с ним блажь! Какаши медленно отложил вилку к остальной посуде на подносе. Он готов был хвататься даже за самую тонкую соломинку энтузиазма: – Да. Я точно видел там несколько ликеров, шампанское и водку. «Нет, нет, и точно нет», – подумал Ирука. – Было бы неплохо открыть шампанское, – в итоге обреченно сказал он. Плавно оттолкнувшись от кровати, Какаши прошел к столу, за дверцей которого пряталось маленькое подобие холодильника. Поставив бутылку на стол, он потянулся к застекленной подвесной полке, достал оттуда пару бокалов и поднял их к потолку, чтобы осмотреть на свету. – Выглядят пыльными. Я мигом, – он указал большим пальцем в направлении ванной комнаты и направился туда. Проводив его тоскливым взглядом, Ирука с некоторым облегчением выдохнул и поднялся с кресла, чтобы встать, прислониться копчиком к столу и опереться на него ладонями. Подушечек пальцев коснулась прохлада темно-изумрудного стекла, и он провел вверх по влажной от конденсата поверхности, оставляя дорожку, а потом взял бутылку в руки. Немного повертел ее, порассматривал, почитал состав, лениво обрывая фольгу с горлышка в процессе... Жаль, нет виски или рома на худой конец, но немного веселых пузырьков для душевного равновесия – тоже сносно. Когда пробка полностью обнажилась, Ирука снял с нее проволоку и предусмотрительно отошел подальше от люстры. Три – ухватиться покрепче у основания, два – чуть наклонить бутылку, один! – уверенным движением вынуть дубовую пробку. И, казалось бы, все – победа, да только вслед за праздничным хлопком толстой струей из горлышка рванула пена. Собирая все известные миру ругательства, он резко выбросил руки перед собой и машинально попятился назад и в сторону. Залпы шампанского обрушались во всех направлениях, а при попытке заткнуть горлышко напор только усилился. За десять секунд Ирука весь забрызгался и сам взмок, но кульминация очередной интерлюдии его невезения, как оказалось, даже тогда еще не наступила, потому что затем правая пятка встретилась с коварно выглядывающим из-за кресла саквояжем Какаши. Ирука почти отдался воле гравитации и приготовился к неминуемому падению, но оного так и не произошло. Он распахнул зажмуренные глаза и первое, что увидел, – бледные пальцы у себя на груди. Еще одна рука отчетливо ощущалась в районе талии. – Держу, – выдохнули ему в затылок. – Живой? – уже ближе к уху. Последние капли пены стекали по бутылке и собирались в маленькую шипящую лужицу на полу. В комнате пахло алкоголем, и, возможно, именно от этого Ируке стало немного дурно. – Я – да, – хрипло ответил он, – чего не скажешь о шампанском, – стараясь выдать дрожь от давно забытого ощущения чужого прикосновения за попытку высвободиться из захвата, Ирука передернул плечами и сделал шаг вперед. Он поставил злосчастную бутылку на пол и попытался отряхнуть толстовку сухой рукой. Какаши взял с кровати рулон бумажных полотенец (за которыми, собственно, и вернулся в комнату), отмотал побольше, побросал горкой и примял к сиденью кресла – ему больше всего досталось. Ладони горели, но еще сильнее жгло где-то между ключицами – от досады: его касания, пусть и случайные, вынужденные, очевидно принесли Ируке дискомфорт. Но чего еще он ожидал, чего хотел? Лучше бы ему даже не пытаться отвечать на эти вопросы. Чертов окситоцин. Когда Какаши предложил пару салфеток и ему, Ирука несколько раз провел по мокрым дорожкам на груди и бедрах. – Спасибо, – хмурясь, пробормотал он. С одеждой было все в порядке, теперь можно было вытереть руки насухо. – Там хоть осталось чего? Ирука нагнулся за бутылкой и, стерев с нее остатки липкой влаги, покрутил в руках. – На пару бокалов должно хватить. – Точно, бокалы, – вспомнил Какаши. Он снова скрылся в ванной, а Ирука грузно плюхнулся пятой точкой на кровать, приложился к горлышку бутылки, сделал мощный глоток и кисло скривился следом. У центральной личности одного распространенного вероисповедания не было проблем с превращением воды в вино, а вот Умино сейчас искупил бы чьи угодно грехи, лишь бы игристое чудом стало чем-нибудь покрепче. Вернувшись в комнату, Какаши разлил напиток по фужерам и с особой осторожностью передал один Ируке. – Прости за это, – тот описал полный круг подбородком, указывая на подсыхающие осадки из шампанского по всей комнате. – Брось, – Какаши тихо посмеялся, – неизвестно, как долго эта бутылка дожидалась своего часа и сколько раз ее уже успели растрясти. К тому же, там есть еще одна – мало не будет. – Очень тронут тем, как ты стараешься приободрить меня, но, по-моему, дело не в бутылке. Просто… Где тридцать три несчастья – там я, – Ирука невесело хмыкнул и немного отпил из бокала. Какаши последовал его примеру. – Я заметил. Помнится, в нашу первую встречу ты чуть не облил меня кофе сразу из четырех стаканов. Ирука сдержанно улыбнулся, неожиданно находя воспоминание приятным. – Это еще ничего. Когда я был младше, дела обстояли гораздо хуже, – сделав еще глоток игристого, признался он. – Настолько косоруким был, что часто вредил сам себе. И результат, как бы иронично это ни звучало, налицо. Какаши потребовалось время, чтобы уловить иронию. С тех пор, как они с Умино стали видеться чаще, длинный шрам, заканчивающийся у линии его скул, больше не останавливал на себе внимание. Гораздо сильнее занимали его глаза. – Я не очень-то усидчивый, и это ты, наверняка, тоже заметил, – Ирука чувствовал, как с каждой каплей алкоголя язык понемногу развязывается, – но тогда масштаб бедствия был просто катастрофическим. – Собрал все наказания после уроков? – осторожно пошутил Какаши. – Не совсем, но учеба давалась тяжело – очень трудно было и на минуту на чем-то сосредоточиться, и… Боже, зачем я вообще тебе все это рассказываю? – опомнившись, Ирука несильно хлопнул себя по щеке. – Наверное, затем, что мне любопытно узнать, как со всем этим из тебя получился работник года. Ирука смущенно поерзал на покрывале. Подметив проявляющийся на его щеках румянец, Какаши почувствовал, как его тоже обволакивает теплом – изнутри. – Ну… Все было достаточно серьезно – школьный медик даже рекомендовал постановку на учет у психиатра, но все изменилось, когда в новом семестре нам начали преподавать иностранный язык. Что-то в чужеродной речи меня… завораживало, что ли, я впервые мог сидеть смирно – готов был слушать ее часами и очень, очень хотел однажды понять. И чем больше понимал, тем легче мне становилось. Звучит, наверное, как удивительный вымысел, но именно так все и было. – Звучит прекрасно. Значит, стал прилежным учеником, а затем и учителем? Услышав в голосе Какаши улыбку, Ирука не посмел повернуться в его сторону. Шампанское помогло ему немного разговориться, но это совсем не означало, что чудодейственный эффект не может в любую секунду пропасть. – Вроде того. Но недолго. Я был охвачен идеей передать магию познания чужой культуры через язык, – явно стесняясь глубины значения, которую несет эта фраза для него самого, Ирука произнес ее преувеличено напыщенным тоном, – и у меня получалось. А потом в группу пришел ребенок… похожий на меня, – прикончив бокал, он шмыгнул носом, – и знаешь, Какаши, я обивал пороги методистов, дирекции, других преподавателей – стучал во все двери, потому что надеялся заручиться хоть какой-то поддержкой, коллективно разработать индивидуальный план и помочь мальчику. Но все, что получил – это повторяющиеся как на заезженной пластинке слова о том, что «групповые занятия для школы стратегически и материально выгоднее персональных» и порицания вроде того, что мое дело – подготовить материал и пережить шестьдесят минут в окружении десятилеток, а остальное – забота руководства и родителей. Понимаешь, насколько это несправедливо? Какаши понимал. Более того – принимал близко к сердцу по причине, которую пока не был готов озвучить. Да и не смог бы. Он смотрел на Ируку и не понимал, как такое может быть, чтобы под просто захватывающей дух оболочкой таилась настолько добрая, честная, и отчаянная душа? С момента их самой первой встречи Какаши искал причины увериться в том, что это невозможно. – Конечно, никакой гарантии, что с ребенком все сложится так же удачно, как со мной, и в помине не было, – вертя в пальцах ножку пустого бокала, горько усмехнулся Ирука, – но черт, если бы мне позволили, я мог хоть попытаться сделать то, что в моих силах. Только вот… я сдался. Струсил, вышел из себя, махнул рукой и послал это все к чертовой матери. – Хочешь еще выпить? – предложил Какаши. Он не мог подобрать слов, которые правильно описали бы, как сильно он тронут услышанным, и потому мог только стараться создать обстановку, в которой Ируке будет комфортно говорить обо всем, что его душа пожелает. – Да, очень, – от продолжительного монолога во рту у него здорово пересохло. В два слитных движения Какаши вновь оказался у мини-бара и уже через минуту вновь разливал шампанское. – Не думал, что спустя столько лет снова буду так кипеть с этой темы, – Ирука перехватил свой фужер подрагивающими от обиды и огорчения пальцами, – но если задуматься, я ни о чем не жалею. Ситуация совпала с не самым лучшим периодом моей личной жизни, так что, кто знает – возможно, мальчику я бы только навредил, – нахмурился он. – Даже думать не хочу, как все могло сложиться, не предложи мне тогда Котец… э-э, то есть, Хагане, пройти собеседование в Центре. – Ирука, я знаю имена всех своих подчиненных. И ваши дни рождения. И адреса тоже, если что. – Мне стоит проверить свое жилье на наличие скрытых камер? – спрятав нижнюю часть лица за фужером, сощурился Умино. – До такого еще не дошло. Пока не дошло. На это Ирука лишь прыснул, тем самым взбаламутив жидкость в бокале. – В общем, если хочешь знать – не было у меня цели становиться образцовым сотрудником, – он вновь отвел взгляд, стараясь игнорировать тот факт, что Какаши подсел ближе к нему. – Просто вся эта возня и беготня мне по душе. В Центре я чувствую себя полезным и нужным, мне нравится коллектив и… – … начальство, – внезапно ощутив себя невероятно остроумным, ввернул Какаши. – Конечно! – с жаром откликнулся Ирука. – Цунаде-сама – чудесная женщина и так много сделала для Центра! Только подумай: во время пандемии она умудрилась не только укрепить наши позиции, но и… – заметив хитро улыбающиеся морщинки в уголках глаз Какаши, Ирука опустил бокал и прижал его ножкой к кровати. – О, нет, – он вытянул руку с растопыренными пальцами, чтобы не видеть нахального выражения на чужом лице. – Нет-нет-нет, я понял, к чему ты клонишь, и даже не надейся – я не стану тебя хвалить. – Я так плох? – Нет, но… – Ирука насупился, все еще возмущенный каждой их стычкой в стенах офиса, каждым ядовитым замечанием в свою сторону, – раз уж ты спросил – методы твоего руководства оценить по достоинству я пока не готов. Но если тебе так сильно хочется – сочиню благодарственное письмо на десятиэтажном канцелярите, когда домой вернемся. – О да, пожалуйста. Сразу по приезде. Безотлагательно. Они снова смеялись вместе – долго и безудержно, и Какаши украдкой думал о том, что переживает один из немногих по-настоящему приятных моментов своей жизни за долгое время. Все еще прерываясь на так и сыплющиеся хихиканья, Ирука пригубил немного шампанского. Он снова чувствовал себя в своей тарелке, и все могло продолжаться в таком ключе и дальше… не взбреди ему в голову то, как разрешилась ситуация с использованием слова, над которым они только что надрывали животы. Он сразу стушевался и активнее приложился к бокалу. Возможно, Какаши уже готов без задней мысли смеяться над этим, но он – нет, только не сейчас, только не когда его мистер Брайтсайд совсем рядом, в футболке с логотипом старой рок-группы и простых свободных джинсах, возмутительно босой. Ирука живо вообразил, как маленький Хаяте Гекко со своим аномальным отвращением к пяткам и пальцам ног присаживается к нему на плечо и начинает плеваться прямо в ухо, осуждая его безнравственность. Но дьявол, стопы Какаши просто ошеломительно узкие, длинные и такие белые… – Эй, Ирука, – позвал Хатаке. – Все хорошо. В одной лодке, помнишь? Очень надеясь, что другие его мысли Какаши не прочитал, Ирука протянул ему бокал в молчаливой просьбе наполнить. – Помню, просто… – он всерьез задумался над тем, что именно хочет сказать. – Не стоило тебе сносить страницу с такими потрясающими историями из-за меня. – Ерунда, – уверенно сказал Какаши, наклоняя бутылку так, чтобы не перелить сверх края фужера. – Это все равно нужно было сделать. Не сейчас, так позже. – Почему? – Время двигаться дальше, – Какаши фыркнул в бокал, издав характерный свистящий звук. – Попробовать поработать над своей историей со своими персонажами. – О-о, – Ирука подтянулся на кровати и опустил ноги справа от себя. – И о чем же она будет? – Хм, пока не могу сказать наверняка, – присев на стол и скрестив лодыжки, Какаши забрал у Ируки последний шанс не смотреть на него. Теперь они находились прямо друг напротив друга. – Не определился с финалом. – Хорошо, но неужели тебе совсем не жаль своего труда? Столько времени и сил во все это вложено, сколько восторженных отзывов! А читатели? О них хоть ты подумал? – Они уже давно скачали работы и делятся ими в сети – я видел. Все в порядке. А отзывы только напоминали мне о том, что никто из читателей меня не понял… или не хотел понимать. Никто, кроме тебя. Ирука потеребил кончик шнурка у ворота толстовки, с нежностью вспоминая, как волновался, получив ответ Мистера Брайтсайда на свой отзыв. Тогда и не предположить было, к чему это в конце концов их приведет. – Я не думал, что мы когда-нибудь встретимся, – приглушенно проговорил он. – Это что-то меняет? – вполголоса спросил Какаши. – Да. Если бы хоть догадывался, не писал бы тебе и половины из… всего. – Вот как. Что ж, то же, наверное, могу сказать и о себе, – Какаши смотрел пристально, очень напряженно, точно они вели шахматную партию и ему предстоял решающий ход. – Но раз это был единственный способ узнать тебя, я ни о чем не жалею. Отчего-то Ируке стало трудно дышать. Его бросило в жар, алкоголь ударил в голову, застилая ворох мыслей туманом, среди которого разглядеть можно было лишь огромный билборд с ярко-красной надписью «ты слышишь это так, как хочешь услышать». – Ха, – резко и без единой толики юмора бросил он, – забавно, ведь мне всегда казалось, что ты ищешь способы не знать меня. Шах и мат. Понадеявшись, что будет понят с первого раза, Какаши совсем забыл, что красноречие – отнюдь не его конек, когда дело доходит до разговоров о сокровенном. – И это тоже верно, – признался он. Потому что так все и было. Непривычные ощущения в присутствии подчиненного преследовали его и раньше, только он, даже если попытался бы, не позволил бы себе описать их чем-то большим, нежели простое замешательство. Проще всего было отгородиться, не видеть, не думать. Он покрепче сжал край стола. Прекратив созерцания голов музыкантов на футболке Какаши, Ирука осмелился посмотреть ее обладателю в глаза. И, возможно, делать этого не стоило, потому что сей же час он стал жалеть о том, что вечер с ним – это не свидание. Ведь Какаши по-своему красив, умен и остроумен, помнит каждое сказанное им слово и действительно умеет и хочет его слушать. Ирука опрокинул в себя остатки игристого и опустил бокал на пол, чтобы затем медленно встать. – В сэнто и то порой свежее бывает, чем здесь, – стерев с виска испарину, пожаловался он. Ноги, как оказалось, держали слабо – сразу вспомнилась причина предвзятости к шампанскому: коварно легкий вкус притуплял чувство меры, с которым у него и так имелись проблемы. Ни в коем случае не оборачиваясь, Ирука направился в ванную. Закрыв за собой дверь на щеколду, он сел на бортик ванной, повернул смеситель крана раковины и подставил ладонь под ледяную струю. В кармане толстовки как нельзя «кстати» завибрировал мобильный. И это Грайндр, конечно – идеальный «мэтч» – Чжу Минхао, в интересе к которому Ирука уже несколько дней себя убеждал. Вода отталкивалась от кисти, разбрызгиваясь по фаянсу, но в конце концов все равно уходила в слив. Символично, ведь примерно туда же утекала Ирукина жизнь: он давно уже не ведал, что творит и как далеко готов зайти в стремлении избавиться от чувства бесконечного одиночества. Со всеми этими мыслями определенно нужно было переспать. Но кое-что можно было сделать уже сейчас. Быстро умыв лицо, Ирука выключил воду, вытер руки и вновь взялся за телефон, чтобы беспощадно, не читая нового сообщения, удалить приложение для знакомств. Теперь стоило пожелать Какаши доброй ночи, да и честь знать. Какаши отставил бокал с остывшим напитком в сторону, а затем прошел ко входной двери, чтобы открыть ее и повесить с обратной стороны табличку с надписью «требуется уборка». Пусть обслуживание номеров и не подоспеет в ближайшее время, ему уже было ясно как день – ужин окончен. Шампанское выпито, остатки на дне бутылки выдохлись вместе со всеми нелепыми доводами, что он за несколько минут перебрал, чтобы внушить себе, что Ирука может захотеть остаться с ним. Да и одиночество давно стало для него верным спутником и предать его было бы бесчестно, так что он просто поступил как умеет: достал из воображаемого кармана проверенную временем маску невозмутимости и… тут же ее выронил, потому что в следующее же мгновение вынужден был уворачиваться от открывающейся прямо на него двери ванной комнаты. Лишь благодаря годами тренированной координации он успел сориентироваться и отскочить в сторону, а вот виновнику конфуза повезло меньше, и он сбил бы их обоих с ног, не удержи Какаши его за плечи. Ирука только и успел, что приглушенно ахнуть от испуга. – Это второе, – с придыханием проговорил Какаши, убедившись, что ворвавшийся в его жизнь ураган твердо держится на ногах. – Ч-что? – Ирука и при всем желании не понял бы о чем речь, потому что бледное лицо занимало все поле зрения, а пальцы сжимали так крепко, словно их обладатель боялся, что он вот-вот ускользнет. – Ты говорил о тридцати трех несчастьях, – Какаши нервно сглотнул, уже понимая, что его единственное несчастье в том, что он пьян и слаб перед тем, кто по иронии судьбы падает прямо к нему в руки вновь и вновь. – Да? – Ирука попытался сосредоточитьсяся на тонкой сеточке полопавшихся капилляров в поврежденном глазу Какаши, но тщетно. Хватка на плече ослабла – большой палец сделал едва заметный шажок вверх, а затем вниз, точно поглаживая. И возможно, все это безобразие – лишь магия момента, романтика приглушенного освещения, флер разделенных неудобных воспоминаний о виртуальной близости, шампанское, в конце концов, черт его дери, но... – Да. Осталось еще тридцать одно, – прошептал Какаши и, впервые в своей жизни игнорируя истошный вопль здравого смысла, позволил себе сделать то, о чем умоляла каждая клеточка тела. Несдержанно выдохнув, он поразил приоткрытые губы Ируки отрывистым жгучим поцелуем. С дико колотящимся сердцем и звоном в ушах, тот даже не сразу понял, что произошло. Не успел прочувствовать предвкушения и насладиться происходящим, как Какаши отстранился. Его глаза тут же заметались по лицу Ируки в поисках хоть какой-то обратной связи, а когда ее не последовало, с его языка соскочила тихая растерянная брань. И стоило Ируке только уловить вместе с нею слабый след дыхания, как он сгреб в кулак ткань футболки Какаши и нацелился на его губы снова.