Mr. Brightside

      Лучи полуденного апрельского солнца ласкали, не утомляя яркостью, а легкий ветерок заботливо обмахивал крыши, тротуары, сочно-зеленую листву и макушки прохожих. Вторая весна в жизни Мираи Сарутоби пришлась ей по нраву и действовала умиротворяюще – девочка уснула под шелковым одеялком.       Допив свой ягодный чай, ее мама, Куренай, низко наклонилась к урне, чтобы выбросить стаканчик как можно тише, и покатила коляску в сторону дома.       Мираи не разбудила ни сирена полицейской машины, что пронеслась мимо на подходе к их кварталу, ни визгливый лай чихуахуа, привязанной кем-то к забору у клумбы рядом с их подъездом, ни толпа громких подростков, с которыми они ехали в лифте. Наконец, закрыв за собой входную дверь, Куренай осторожно сняла с головы дочери тонкую красную шапочку, невесомо поворошила ее волосы и расстегнула комбинезон. Пусть еще поспит.       Женщина взялась за пояс своего плаща, когда в межкомнатной арке возникла могучая мужская фигура. Нежно улыбнувшись, Куренай ненадолго подвела указательный палец к губам, а затем, расправившись с пуговицами, повернулась спиной, позволяя супругу поухаживать за собой.       Вместе они с отработанной за год с лишним беззвучностью пробрались в гостиную.       – Так рано освободился, – отметила Куренай, подставляя щеку под колючий бородатый поцелуй.       Асума отошел к дивану, снял через голову темно-синий бомбер с нашивкой следственного управления на рукаве и бросил на плюшевую спинку.       – Дело без предупреждения передали в полицию и нас сняли прямо посреди рейда, – он устало отер лицо ладонью и проморгался.       – Ты в порядке?.. – Куренай взяла из серванта хрустальную пепельницу в виде вулкана и протянула мужу, когда тот открыл балконную дверь.       – Я – да. А вот отцу пора на пенсию, люди уже начинают шептаться о неадекватности его решений.       Куренай коротко вздрогнула под щелчок зажигалки. Обычно они не говорили о Хирузене Сарутоби. И уж точно никогда раньше Асума не критиковал его действия как главы службы безопасности.       – Повздорил из-за этого с кем-то из своих? – женщина прижалась плечом к косяку балконной двери, скрестив руки на груди.       Асума уклончиво махнул ладонью и, навалившись на металлическое ограждение, выпустил дым вниз.       – Ладно, забудь, – когда он обернулся, его и без того обеспокоенные грубые черты исказились под гнетом стресса другого характера. – Уже звонила в больницу сегодня?       В холле раздался протяжный одиночный «дзынь». Супруги синхронно зажмурились: Куренай неосмотрительно оставила телефон в кармане верхней одежды, а долгий послеобеденный сон Мираи – явление редкое, уж очень не хотелось его нарушать.       Грациозной кошкой выскользнув из комнаты, женщина в мгновение ока вернулась туда с виновником шума в одной руке и тапочками на платформе в другой. С балкона по полу тянулся сквозняк.       – Не разбудили командира? – морщины на лбу главы семейства разгладились как только он заговорил о своем сокровище.       – Кажется, ей снится что-то хорошее, – Куренай спрятала стопы под пушистыми помпонами из черного меха, пока вчитывалась в текст на экране мобильного.       – Что у тебя там? – Асума затушил сигарету, кивнув на устройство в ее руках. – Снова тот парень? – он пересек комнату и, присев, откинулся на спинку дивана.       – Да, – прямолинейно ответила Куренай, прежде чем бросить взор на пару геймпадов, занявших второе сиденье. Следом она посмотрела на мужа – мило и крайне выразительно, дескать, будь так добр убрать это на место.       Асума, на свое счастье, был уже натаскан в дешифровке подобных знаков и освободил для нее пространство, позволяя опуститься рядом.       – Не слишком ли навязчивый малец? – мужчина закинул обе руки за голову. Наклонив ее влево-вправо, он похрустел шеей и не забыл украдкой заглянуть в телефон в руках жены. – Многовато любопытства. Подозрительно. Надо будет пробить его по базам завтра.       – Брось, – мягко осадила его Куренай. – По-моему, он симпатяга.       – Хм-м? – Сарутоби резко повернулся к ней всем корпусом, уже начиная излучать негодование.       Завидев воинственно-грозную физиономию супруга, Куренай тихо прыснула.       – Я имею в виду симпатяга… симпатяга для Какаши. Понимаешь?       Она почти слышала звук настройки частот в его голове.       – Да, но… нет, – внезапно отрезал Асума. – Вряд ли, – все же оговорился он.       – Почему же? – уголки ярко-бордовых губ чуть приподнялись.       – Потому что… – мужчина сильно нахмурился, пытаясь подобрать слова, – … я, знаешь, не понимал Какаши в этом плане, пока не встретил тебя. Он просто однолюб.       Куренай не польстилась на первую часть высказывания и настаивала на своем:       – Пять лет прошло – время лечит.       – За пять лет он не подпустил к себе никого.       Сарутоби помнил каждую из бессчетных попыток познакомить друга хоть с кем-нибудь. Таковые либо проваливались заблаговременно, либо оборачивались катастрофой в процессе. А уж пробовал ли Хатаке устроить личную жизнь за пределами круга их общения – тайна покрытая мраком. Однако что-то подсказывало Асуме: для этого Какаши и пальцем не шевелил.       – Настал момент двигаться дальше, – пожала плечами женщина. Она открыла и приблизила фотографию, чтобы получше разглядеть улыбчивое смуглое лицо.       Возможно, в последнее время Куренай смотрела слишком много мелодрам, а может – чаще обычного задумывалась о тяжелой судьбе Хатаке, вот и внушила себе, что этот паренек к нему неравнодушен…       >> Ирука Умино: Куренай-сан, Вы уже освободились?       >> Ирука Умино: Может, я сам позвоню в больницу, чтобы Вам не отвлекаться?       Но ловко прикрытое вежливостью волнение буквально просачивалось через экран и уверяло Куренай в том, что она не ошибается. Это – нечто большее, нежели просто сострадание.       Асума немного помолчал в задумчивости. Отчего-то ему снова захотелось закурить.       – И все равно слабо верится, что он бы связался с кем-то с работы. Гай, помню, не так давно с намеком пошутил про его помощника – парнишка за ним хвостом таскался еще в университетские годы – так знаешь, как Какаши на него за это посмотрел?       Куренай подняла тонко подведенную бровь так, что она изогнулась еще более карикатурно.       – Как будто ему щенка отпинать предложили, честное слово.       Негромко рассмеявшись, Куренай покачала головой:       – Могу представить, – она скинула тапочки и подобрала стопы под себя. – Бедняга Гай. Как он там, кстати?       – Не видел его вне зала с прошлой недели, – Асума прижался затылком к верхней части спинки дивана и воззрился в потолок, – втемяшил себе, что Какаши придет в себя, как только он возьмет рекорд в становой тяге.       – Каждый справляется по-своему, – жена взяла его за руку в утешение.       – Это точно. Ты, вон, уже любовный роман сочинила…       – Смейся сколько угодно, милый, – она невесомо провела подушечкой пальца по его обручальному кольцу. – Потом все равно скажешь, что я была права.       – Пусть так. Лишь бы выкарабкался.       Куренай придвинулась ближе к супругу и перекинула ноги в сетчатых колготках через его бедра, чтобы обнять и прижаться к широкой груди. Хотелось верить в лучшее, но волей-неволей они думали об одном и том же: если Какаши не суждено покинуть стены госпиталя, их жизнь тоже безвозвратно изменится.       Убаюканные тишиной и покоем в объятиях друг друга, Асума и Куренай почти уже засыпали, когда последняя мечтательно пролепетала:       – Ты вот не веришь в то, что Какаши способен на авантюры, а я ведь тоже никогда не думала, что потеряю голову от хулигана, который разгромит бар посреди моего выступления… – она положила ладонь под щеку, дабы не оставить на серой футболке мужа следы макияжа.       Асума звучно сглотнул, отходя от полудремы.       – Сколько раз повторять: я был под прикрытием! – изнуренно простонал он.       – Я помню. Но, может, мне просто нравится думать, что когда-то ты был плохим? – женщина взмахнула густыми ресницами, открывая глаза и направляя их многозначительный взгляд на супруга.       – Для тебя стану плохим, когда попросишь, душа моя, – с неожиданной для только что проснувшегося готовностью пробасил Сарутоби, крепче обвивая ее тонкую талию и медленно наклоняясь к лицу.       – Па-ПА-А-А-А-АА! – за стеной раздался пронзительный плач.       – Тебя зовут, – хихикнула Куренай, легонько щелкнув мужа ногтем по носу.       Смиренно вздохнув, Асума хлопнул обеими ладонями по сиденью и, перед тем как ринуться навстречу ко второй любимой женщине, крепко поцеловал первую, не страшась ярких отпечатков помады, что оставят ее губы.       Куренай поспешила ответить на сообщения, о которых чуть не забыла, а затем, морально настроившись, набрала номер медсестры, что несколькими годами ранее вместе с ней выступала в шоу-программе одного из самых злачных вечерних местечек города.

***

      Ирука никогда не был круглым отличником. Имея проблемы с концентрацией внимания и терпением, на университетских занятиях он часто уходил в себя и бросал конспектировать лекции, а если и дописывал их, то потом не мог разобрать ни единого слова. Перед экзаменом всякий раз приходилось проходить предмет с нуля, только чтобы после шатко-валко успешной сдачи забыть выученное навсегда.       Однако все обстояло иначе, если речь шла о том, что ему на самом деле интересно или важно. Тогда мозг собирался как по команде и принимался вспахивать любой доступный материал по нужному вопросу подобно электрическому плугу с вылетевшим рычагом.       Так, спустя всего несколько дней после первого общения с Куренай Юхи, Ирука легко мог выступить с небольшим докладом на медицинском форуме. Он уже отличал искусственную вентиляцию легких в реанимации от нее же в анестезиологии, бегло перечислял типы аппаратов для ее проведения, а также выяснил, что за оборудование используется в городской больнице и по какому принципу оно работает.       И это – только часть теории. Ирука разложил ее в голове по полочкам, чтобы, применив все имеющееся обаяние, заговорить Мисаки – знакомую медработницу Куренай – до такой степени, что она выложила ему всю подноготную лечения Какаши.       Ради ежедневных известий Умино готов был любезничать сколько угодно, ну а то, что при этом он как бы забыл упомянуть, что женщинами не интересуется, – просто случайность. За помощь он обязался подарить девушке плитку шоколада с орехами, а больше ничего не обещал…       Глубже погрузиться в ситуацию в его положении было попросту невозможно. Но парень все равно пытался. Что-то читал – будь то научные статьи со статистикой по заболеванию или личные истории людей в интернете, – смотрел видео, искал поводы в лишний раз поговорить с Куренай. Так, казалось, он ближе к Какаши.       Вместе со всем этим разум Ируки немного прояснился, да и общее состояние здоровья улучшилось. Первые дни без зубодробящего жара казались почти праздничными, а на месте прежней безысходности прочно устоялось намерение бороться. Даже если он плохо представлял, как и с чем.       Парадоксально, но жизнь продолжалась, вселяя надежду и тревогу одновременно.       Ирука отрешенно смотрел на свою левую руку, украшенную полосками света, проникающего в комнату через приоткрытые жалюзи. Он сидел за письменным столом перед включенным компьютером. На экране пестрел ассортимент магазина цветов, а из беспроводного наушника в правом ухе доносились сдавленные всхлипы.       – I’m so, so sorry sweetheart… – не унималась Анко. – This damn life is just fucking unfair to you!       Ирука готов был к подобной реакции и именно поэтому предпочел начать постепенное возвращение в социум с Митараши. Своего рода тест: не распустит снова нюни вместе с ней, значит, осилит и долгие тяжелые объяснения с Ибики и Хаяте, а там, может, и Котецу когда-нибудь в глаза посмотреть сможет…       Он скривился, когда его ударили воспоминания: насколько же не в себе он был, когда напарник заглянул к нему с визитом…       – Не нужно меня жалеть, пожалуйста, – парень одно мгновение подержал глаза закрытыми, а потом снова взялся за компьютерную мышь, чтобы добавить в избранное белые гардении. – С этим я и сам неплохо справлялся в последние дни, – с отвращением к собственной персоне заметил он.       – Хорошо, хорошо, как скажешь, милый, – Анко еще раз громко шмыгнула носом и прерывисто выдохнула. – Прости. Как… как ты теперь вообще? – она старалась говорить ровно, но надрыв в голосе все же проскальзывал.       Умино перевел взгляд на снежный шар, которому нашел место рядом со стаканчиком с письменными принадлежностями – на виду. «Как будто получил возможность побыть самым счастливым человеком на свете, а потом снова стал собой», – подумал было он, но тут же себя одернул. Ни к чему снова столько драматичного эгоизма.       – Нормально, – вместо этого сказал Ирука. – Стараюсь тоже поправить здоровье и вообще привести себя в порядок. Не хочу, чтобы при следующей встрече он увидел меня и усомнился, что находится в мире живых.       Что-то тихо пискнув в трубку, Анко снова несдержанно захныкала.       – Эй, ну все-все, – Ирука взял со стола мобильный и свернул экран вызова, чтобы проверить, не пропустил ли ответ Куренай. По большому счету, он набрал Анко только чтобы скоротать время за разговором и не трястись с телефоном в потной ладошке в ожидании новостей, – завязывай.       – Не могу… – слова доносились гулко, словно ее рот был чем-то прикрыт. – Все бы сейчас отдала, чтобы телепортироваться к тебе…– тут девушка неосторожно икнула, и вот это Ируке совсем не понравилось.       – Анко. Ты снова пьешь?       Несколько секунд молчания – слишком долгие для Митараши, которая обычно без промедления называла вещи своими именами.       – Нет.       Ложь.       – Включи видео, – не терпящим пререканий тоном проговорил Умино, возвращаясь ко вкладке мессенджера. Он сам сделал то, о чем просил подругу, и, когда изображение его лица на фронтальной камере уменьшилось и переместилось в правый верхний угол экрана, сощурился, присматриваясь.       Анко сидела, а точнее вытянулась полулежа на кухонном островке и выглядела ничем не лучше больного Ируки. Во всяком случае, такой вывод можно было сделать по ее мятой футболке с рыжим хлорным разводом на рукаве и небрежно собранным на макушке волосам, – взору предстали только эти детали. Лицо Митараши прятала, прижавшись лбом к гранитной поверхности столешницы.       – Давай, – пробормотала она себе в сгиб локтя. – Осуждай меня. Как будто сам сейчас не наклюкался бы как сволочь.       Ирука огорченно потер средним пальцем переносицу, и кожа в области старого шрама отозвалась тупым покалыванием.       – Может и наклюкался бы, – он решил не кривить душой, – если хотел бы окончательно добить себя чувством вины наутро. Не скажешь, что происходит?       – Ни-че-го, – с паузами выговорила она.       – И сколько это «ничего» уже продолжается?       Тягучим движением поднявшись со стола и откинув хвост за спину, Анко натужно зажмурила покрасневшие глаза и пожала плечами.       – Где Даруи?       – Не знаю. Поехал готовиться к программе, наверное. Я… Я недавно проснулась…       Ирука взглянул на часы и, применив нехитрую арифметику, сообразил, что в Калифорнии наступает поздний вечер. Его беспокойство росло.       – … да и по правде говоря, со дня моего возвращения из Нью-Йорка мы не виделись толком, – добавила Митараши. – Живем как соседи.       – И тебя это устраивает? – Ирука приставил телефон к экрану ноутбука, а сам подпер подбородок ладонью, напряженно всматриваясь в ее облик.       – Мне уже просто плевать, – горько усмехнулась Анко. – Я даже больше не хочу его. В последний раз мы занимались сексом в прошлом месяце, а может, и еще давнее. Боюсь соврать – не помню… Или не хочу вспоминать, как это было.       Она потянулась к камере, и после этого в наушнике Ируки раздался грохот, а на весь экран растянулась темнота. Через пару мгновений Анко снова вышла на линию, уже держа в руке бутылку, которая, по-видимому, подпирала ее телефон на протяжении всего разговора.       – Shit, – обильно отхлебнув, прохрипела она. – Я просто сволочь, – она грубо вытерла рот тыльной стороной ладони. – Тебе ведь и так несладко, а тут я со своими соплями…       – Прекрати, – прервал ее Ирука. – Анко, я сам об этом спросил, потому что хочу знать. Мне не все равно, помнишь?       На это она снова зашлась в рыданиях, остановить которые ей теперь уже было не под силу.       – Я не заслуживаю такого друга… Как ты…       – Ты заслуживаешь всего самого лучшего, – подбираясь к следующей мысли со всей осторожностью, ласково произнес Ирука. – Но этого не всегда можно просто дождаться, понимаешь? Особенно если ожидание проходит… вот так. Быть может… – парень ненадолго смолк, страшась прозвучать неделикатно, – быть может, пора тебе принять пару не очень приятных решений?       – I'm scared, – прошептала Митараши, уже понимая, к чему ее друг клонит. – Кто вообще начинает жизнь с чистого листа к четвертому десятку?       – Да кто угодно, – Умино едва заметно потянул уголок рта вверх. – Ты храбрая девушка, Митараши-сан, и если захочешь – все получится. А я буду рядом.       Как только Анко немного успокоилась, они оставили эту тему – Ирука ни в коем случае не хотел давить. Бутылка на столе до конца разговора оставалась нетронутой, и, когда Митараши сообщила, что собирается принять душ, парень попросил ее вести себя осторожно. На этом и распрощались.       Сам он, забыв убрать наушник в чехол, побрел на кухню – нужно было спасать апельсины, принесенные Ибики, – фрукты за несколько дней заметно скукожились и все меньше походили на источник витаминов.       Поорудовав ножом, Ирука, почти не жуя, глотал оранжевую мякоть, вкус которой раньше заставил бы его морщиться и истекать слезами. Он продолжал размышлять обо всем, что сказала Анко. Казалось, всего миг прошел с тех пор, как они, совсем юные, вместе мечтали о будущем. И от того, что теперь, когда оно настало, девушке понадобилось все «перемечтать», душу сдавливала тоска.       А что до его воздушных замков?.. Умино заторможено стряхнул с пальца косточку – попытался вспомнить, о чем грезил в нежном возрасте.       Короткая трель сообщения в правом ухе застала его врасплох. Даже не вытерев липкие руки, он бросился обратно в комнату.       >> Куренай Юхи: ВСЕ       К несчастью Ируки, именно это бросилось ему в глаза в самую первую очередь. На секунду показалось, что его сердце тоже «все». Но затем он сделал глубокий вдох носом, разблокировал экран и прочитал остальные послания:       >> Куренай Юхи: Мисаки сказала, что показатели улучшились, и доктор планирует отключить аппарат!       Ирука понимал, о чем она говорит. Это означало, что если все пойдет по плану, Какаши скоро проснется. Очень скоро.       Он не знал, что сказать, и боялся что-то почувствовать, будь то радость или облегчение. Этого казалось недостаточно, с какой стороны ни посмотри, и поэтому парень просто уставился в экран, осоловело перечитывая слова Куренай снова и снова.       >> Куренай Юхи: Асума отвезет телефон Какаши в отделение, как только, так сразу. Вы сможете поговорить!       И тут все, что Ирука сдерживал глубоко внутри, все то самое искреннее и хрупкое, что запрещал себе испытывать в течение долгих дней неизвестности, всплыло на поверхность, бурля и пенясь. У него закружилась голова. Поговорить. Конечно. Он столько всего может и должен сказать, он о стольком молчал, считая, что это понятно по умолчанию, вот только…       >> Ирука Умино: Первое время ему лучше поберечь горло после трубки.       Парень поник. Но тут же воспрял.       Почему бы для начала не отправить сообщение, подкрепив его жестом внимания? Какаши всегда предпочитал словам поступки.       Возбужденно прокрутившись на триста шестьдесят градусов под действием внезапного прилива энергии, Ирука с размаху приземлился на стул. Он подъехал на нем ближе к столу, нетерпеливо подергал мышью, чтобы дисплей его ноутбука поскорее загорелся, и переместил гардении из избранного в корзину.

***

      Там, где его заперли, было ужасно тесно – это все, что он знал. Не видно ни зги, да и пошевелиться – никак. Хотя пальцы… Да, несомненно двигаются.       И на ногах тоже.       Откуда-то издалека послышалось шипение. Оно прерывалось короткими звуками, напоминающими глухие удары, и по мере приближения становилось все более громким и похожим на тяжелое дыхание.       Кто или что там?       Точно. Для начала нужно хотя бы открыть глаза.       Однако и это было не так-то просто. Веки, точно свинцовые, не поддавались, а как только между ними проявилась тоненькая ниточка света, стало просто невыносимо, ослепительно ярко.       Постепенно удалось увидеть две размытые фигуры. Мужчина и женщина о чем-то переговаривались – за чертовым шипением было не расслышать. Их силуэты казались ужасно знакомыми, особенно мужской с этой копной волос, напоминающих солнечный венец…       Минато-сенсей? Кушина-сан?..       Хотелось закричать. Позвать их обоих и попросить прощения, пообещать, что он все исправит, – успеть, пока они не испарятся. Потому что сознание возвращалось к нему очень быстро, достаточно быстро для того, чтобы вспомнить: их больше нет.       А он, Какаши Хатаке, есть. И не может выдавить ни звука, ибо горло его забито чем-то твердым, и он не дышит.       Не позволяя страху завладеть рассудком, он собрался с силами и дернул руками, надеясь поднять их и избавиться от инородного тела.       Оба его запястья оказались крепко зафиксированы.       Отчаяние обступило со всех сторон, липким потом побежало по вискам. Чужая ладонь медленно опускалась к его лицу, а потом, буквально через долю секунды, ужасающий вакуум прекратился.       Какаши, словно рыба, выброшенная на берег, сделал глубокий судорожный вдох, после чего самым жутким образом закашлялся.       Шипение стихло, сменившись долгим писком. Светловолосый доктор и даже близко не похожая на Кушину медсестра склонились над ним, со всей внимательностью и опасением наблюдая за каждым движением.       – Хатаке-сан, вы слышите?       Он ответил совсем слабым кивком, потому что да – слышал, но вот видел с каждой секундой все хуже.       – Поморгайте, пожалуйста.       Простая просьба, но стоило попытаться ее исполнить и левый глаз заволокло красноватой мутью…       Какаши было очень, очень больно.