Mr. Brightside

      – Как же хорошо, что природа придумала съедобные грибы… – Изумо упоенно мотал головой, облокотившись на барную стойку, где дымилось его блюдо.       Ирука c Котецу озорно переглянулись: ну до чего же легко впечатлить этого человека…       – Ну а мы, – Хагане опрокинул в себя последние капли из граненого бокала, – пока еще по одной, а, Умино-сан?       Ирука сморщил нос, вяло мыча – он пришел сюда из-под пинка: Изумо неотступно канючил, зазывая присоединиться, а Анко в прямом смысле слова выставила за дверь, ибо «ну тошно уже смотреть на эту кислую мину».       Его отдаленно привлекала перспектива насладиться живой музыкой, но никак не глушить дешевое пойло по завышенной цене, поэтому парень ограничивался тем, что для виду пригубливал единственный за вечер Куба либре каждые несколько минут.       Он поднял стакан в воздух, демонстрируя, что тот наполовину полон. Или, скорее, пуст…       Котецу недовольно цыкнул:       – Давайте тогда быстрее доедайте и допивайте – надо выдвигаться. Группа скоро выйдет играть.       – О! – поумерив восхищение дарами матери-природы, Изумо ни с того ни с сего побросал приборы и замахал руками, вынуждая коллег перевести взгляды туда же, куда смотрел сам.       Из противоположного угла зала его радостно приветствовали две смущающе вульгарно разодетые девушки. «Колумбийки», – тут же признав в них давних клиенток Центра, вспомнил Ирука.       – Я на секунду, – объявил Изумо. Он бойко вскочил на ноги, стряхнул зернышки кунжута с груди и рванул навстречу знакомым.       Приподнятое настроение Котецу враз улетучилось, как только Камизуки оказался с обеих сторон облеплен полуобнаженными пышными формами.       – Финалистки конкурса на самую неудачную попытку получить бесплатный напиток, – ядовито прокомментировал Хагане себе под нос.       – Да пусть даже и угостит – что с того? – Ирука на полпути ко рту уронил обратно в коктейль кусочек лайма, столкнувшись с осуждающим взором. – Это же просто Изумо. Его все любят, – пояснил он.       – Ага, и он любит всех, – Котецу раздраженно фыркнул. – Каждый гребаный раз, куда бы мы ни пошли.       – Ну, он парень приветливый, компанейский. По-моему, отличные качества…       – …если при этом ты не доверчивый лопух, позволяющий каждому встречному и поперечному гадить себе в душу, – закончил за него Хагане.       Ирука медленно отодвинул стакан.       – Тебе в том числе, да? – ведомый обостренным чувством справедливости, он выразительно посмотрел на товарища и чуть сощурился. – А ты поступаешь, как остальные, чтобы доказать эту свою теорию?       Хагане на мгновение замер и уставился куда-то в сторону, а потом повернулся к собеседнику:       – Ты все знаешь? Про нас?       Два протяжных звука – как по нотам, – Ирука не сподобился на более развернутую реакцию.       – Неудивительно. Тебе он все и всегда рассказывает, – тут Хагане понесло, как оттаявший весенний ручеек по камням. – Иногда складывается ощущение, что без тебя мы и шагу ступить не можем! Ирука то, Ирука се… – он поочередно выбросил перед собой по раскрытой ладони, кривляясь. – Ничего личного, чувак, но я и сегодня не шибко хотел, чтобы ты приходил…       В других обстоятельствах Умино оскорбился бы, а то и расстроился, но куда там, если сам себе сейчас не рад?       – Сомневаюсь, что ты хотел этого меньше, чем я, – покачав головой, признался он.       – Но Изумо умеет убеждать? – подковырнул Хагане.       – Но Изумо умеет убеждать, – невозмутимо повторил Ирука. – И если это ты хочешь услышать, то пожалуйста: он мне нравится.       Раскосые глаза Котецу недобро сверкнули. Ирука же сделал паузу – намеренно дождался, чтобы враждебность приятеля созрела до кондиции, в которой ее можно будет легко сбить одним ударом.       – Очень нравится, но не так, как ты себе напридумывал, – наконец договорил он. – Мы с ним похожи – порой смотрю и вижу себя пару-тройку лет назад. Возможно, он тоже чувствует это и поэтому мне доверяет. Все просто.       – Сложно только понять, почему он выбирает трепаться с полузнакомыми телами, вместо того, чтобы провести больше времени со мной, – заняв мечущиеся руки пощипыванием бородки, пробубнил Котецу. Резкая откровенность старшего коллеги очевидно поставила его на место, и он вернулся к первой повестке дня из чистого упрямства – точь-в-точь обиженный ребенок.       С таким Умино работать было не впервой.       – Так почему бы тебе не пойти с ним? – в лоб спросил он, кивком указав туда, где весело переговаривалась маленькая компания с Изумо во главе. – Взял бы да попробовал хоть раз познакомиться с кем-нибудь из его круга. Чем не совместное времяпрепровождение?       – А он-то хочет, чтобы я везде следом таскался? Это ты у него случайно не спросил, сенсей? – язвительный тон дал понять: Ируку с его педагогическими приемами раскусили и отбрили.       Поджав губы, последний снисходительно склонил голову к плечу.       – Не спросил – и так знаю. Все, чего хочет Изумо, – быть собой, но это очень сложно, когда вторая половина отсиживается в углу, как надутый хомяк.       Котецу заозирался, будто ища ту самую «вторую половину» среди посетителей заведения, и тогда Ирука несильно дернул его за рукав.       – Он ведь понравился тебе таким, какой есть, верно? – парень не стал ждать обратной связи: вопрос был риторическим. – Так перестань перекрывать ему кислород и прими как данность, что он нравится окружающим. Эмико прожевала его и выплюнула – да, но и после этого он не растерял себя и свое… самобытное доверие к людям. Это же прекрасно.       Пока соображалка Котецу с переменным успехом заводилась и глохла, Умино с грустью подумал, что тут-то и кроется их с Изумо весомое отличие. Сам Ирука чувствовал себя собой… Когда?       На все замки запертое за ребрами сердце подало голос: совсем недавно. Каждый день, проведенный в чужой стране рядом с тем, кто находил очарование в Ирукиной неловкости, кто слушал и слышал каждое его слово, кто отвечал на ребячество не надменным укором, а поцелуями, сбивающими с ног и заставляющими крушить полки с гелями для душа…       Видимо, все это – не более чем выдумка, родившаяся в «ковидном тумане».       – Как же бесит, что ты всегда прав… – вздыхая, напомнил о себе Хагане.       – Не всегда, – Ирука кисло хмыкнул. – Можешь вообще забыть все, что я наговорил, – до эксперта в сердечных делах мне точно далеко.       – Зато титул профессионала в перечеркивании только что сказанного – твой, – с кряхтением оторвав подошвы от пола, Хагане уперся ими в перекладину между ножками высокого стула. – Изумо приходит к тебе за советом, разве я не должен следовать за ним?       «Советчик» коротко усмехнулся и вытер уголки рта двумя пальцами.       – Ладно. Одно еще скажу: из всех Изумо выбрал тебя. Заруби это себе на носу и перестань сомневаться, – напирал он. – Ты ведь тоже классный парень.       – Ой, вот только не надо и меня клеить, пожалуйста, – присыпая смущение ворчливостью, выдал Котецу. – Я на твои чары не попадусь, не надейся.       Ирука поднял руки над головой, мол, пойман с поличным и отступаю, а затем в их разговор ворвался пронзительный дребезжащий звук настраиваемой аппаратуры из соседнего зала, и оба страдальчески скривились.       – Слу-ушай, – немного помолчав после того, как все стихло, протянул Хагане, – раз уж у нас тут минутка откровения…       – М-м? – Умино вскинул бровь.       – Народ в Центре чего только не собирает – уши вянут от этих бредней и… В общем, не поведаешь, все-таки, чего у вас там стряслось с Хатаке в Штатах?       И опять как гирей по темени. Ну сколько Ируке еще страдать от таких ударов? Как-то давно ему говорили: любые чувства отступают с течением времени, и обычно его требуется вдвое больше, чем длились отношения, но… Пока складывалось ощущение, что ему суждено стать исключением из этого правила.       – Да ничего… – максимально нейтрально бросил он и, снова стараясь убедить себя, что все пройдет, сделал мысленную оговорку: «уже ничего».       Весь облик Котецу выражал протест Ирукиной лаконичности, но любые дальнейшие расспросы предотвратил Изумо: окликнул парней, призывая пройти за ним в соседний зал, где располагалась небольшая сцена.       Пока они топтались за кучкующейся публикой, зазвучала, нарастая, барабанная установка, а чуть погодя к ней присоединились бодрые переборы струн бас-гитары.       Заслышав вокал и текст песни, Умино пришлось сдержаться, дабы не зароптать подобно невпечатленному знатоку:       Она подсадила меня на иглу,       Как настоящего наркомана,       Идеальная доза,       Слыхал о таком?       Я прокладываю линию,       Как искусный татуировщик,       И хочу еще ее сладких пилюль…       Ох уж эти заявочки на остросоциальный подтекст… Такое кому-то еще интересно? Ирука оглянулся вокруг и пришел к выводу: народ в восторге. Котецу с Изумо тоже поймали волну. Да и ему бы понравилось, будь он на пару-тройку, а то и на все пять лет младше…       Забавно: Ирука не упускал шанса поддеть Какаши за его консервативные замашки, а в своем глазу бревно заметил, лишь оказавшись зажатым в толпе возбужденно скачущего молодняка…       От света вращающихся софитных ламп щипало под веками, а дымовые генераторы создавали на сцене мутную завесу, но Умино и так видел мастерство фронтмена группы. Тот умудрялся петь и одновременно играть на электрогитаре, даже не смотря на нее, – медиатор ходил по струнам, словно в танце, пальцы другой руки безошибочно зажимали лады. У музыканта были красивые кисти, совсем как у…       Столпы дыма взмыли ввысь с началом припева, взгляд Ируки также скользнул вверх и остановился на знакомом лице.       Оглянись,       Вокруг ни звука.       Но когда он ударит по ушам,       Ты поймешь, что нас с тобой уже не       спасти…       Так пропусти его через себя,       Ведь ничто уже не имеет значения.       Ты знаешь,       Я мог бы и умереть ради тебя.       Акайо тоже смотрел прямо на него. Долю секунды, но смотрел. Быть может, так лишь казалось, но эффект случился – вереница закопанных воспоминаний прорвалась сквозь утоптанную временем почву. И были среди них и бессонные ночи на старом футоне, за неимением нормальной кровати, и самопальная гитара бывшего парня, за которую Ирука брался, стремясь хоть немного научиться игре, и те самые красивые руки, что направляли его… А еще – дешевый приторный ликер, непреодолимое и невзаимное желание душевной близости, неловкий секс и смазанные прощания – снова, снова и снова…       До смешного – Ирука даже сгруппировался, готовясь выстоять против трясучей паники, что сопровождала любой отзвук эха прошлого.       На поверку, нужды в этом не было.       Маленькая мазохистичная часть его жалобно заныла, признавая, что все эти воспоминания стали… Просто воспоминаниями? Выцветшими, безвкусными, не откликающимися ни в одной клеточке тела.       Ты же знаешь,       Ты же знаешь,       Я могу умереть.       Ты же знаешь,       Что я умру ради тебя?       Барабанщик оставил завершающий штрих на ритмическом рисунке композиции и ловко прокрутил палочки между пальцев. Толпа разразилась бурными аплодисментами. Акайо быстро глотнул воды из бутылки и вновь подошел к микрофону с мягкой улыбкой на губах.       – Привет-привет, – он отсалютовал аудитории. – Как настроение? – горсткой сложив ладонь у уха, вытянул шею и удовлетворенно закивал, когда получил буйный гомон в ответ. – Мы приготовили для вас еще пару крутых песен, готовы отрываться?..       Порядком уставший от духоты и вибраций всеобщего возбуждения, Ирука попятился к выходу из зала. Парень был убежден: если что и оторвется, так это какой-нибудь его тромб, и уже вот-вот.       Думы о скоротечности жизни и смене ее ориентиров не покидали, пока он покуривал электронную сигарету на скамейке у входа в бар, не испарились и потом, когда Ирука вернулся к стойке и заказал себе вишневую содовую. Почти все люди стеклись послушать музыкантов, поэтому отдыхающий бармен поднес ему стакан с нескрываемой неохотой.       Из-за стены уже доносились другие мотивы. Тоненький женский голосок выпевал что-то лиричное и, быть может, именно такое в эту минуту пришлось бы Умино по душе, только сочетание алкоголя с утомительной работой психологом для Котецу, а потом еще и с никотином, сморило его. Да и все эти впечатления. До чего изнуряюще…       Особо не смакуя напиток, Ирука присосался к нему с одной целью: побыстрее допить и написать Изумо, что – простите-извините – нагло слинял домой спать. Ну, или… печально бодрствовать под тихое сопение Анко, вспоминая, каким раньше представлял себя в двадцать восемь лет. Именно столько ему стукнет послезавтра...       – Повторите коктейль для молодого человека, пожалуйста, – хрипловато проговорили за спиной, и Умино приложил серьезные усилия, чтобы проглотить все, что набрал в рот.       От этого голоса по его затылку побежал жар, а лицо мигом онемело от ужаса.       – Это газировка, – часто моргая, промямлил Ирука, – да и я уже собирался уходить, не нужно, – он сконфуженно отмахнулся от бармена, и тот с чистой совестью плюхнулся обратно на свое место и уткнулся в экран телефона.       – Что так? – Акайо тоже сел, предварительно сняв толстовку и бросив ее на спинку стула.       – А-а, – Ирука перекинул волосы через плечо вперед, чтобы не липли к быстро вспотевшей шее. – М-м, я сегодня уже выпил немного, больше не стоит – недавно переболел тем самым, а врачи увлекаться не рекомендуют, – с поразительно правдоподобной непринужденностью поведал он, прежде чем понять, что спрашивали-то его скорее о том, почему он так рано собрался домой. Фиаско.       – Вот оно что, – его бывший парень смотрел пристально, глаза в обрамлении темных ресниц, как и раньше, казались подведенными черным. – Для недавнего больного выглядишь… Слишком хорошо.       – Тебе показалось, – отрезал Умино. Отвергнув комплимент, он почувствовал себя немного увереннее.       – Это вряд ли. Я успел рассмотреть издалека – со сцены, и сейчас – вблизи.       – Даже так, – значит, в самом деле видел… – А я-то думал, такое бывает только в… фильмах для школьниц, – Ирука чуть было не упомянул фанфики, но осекся, вспомнив, как только ими и спасался, пока переживал их с Акайо окончательный разрыв. – «В толпе поклонниц он заметил именно ее»… – тоненько прощебетал он.       Музыкант несдержанно прыснул, тем самым привлекая к себе внимание. До этого момента Ирука глянул на него всего пару раз и то украдкой, не желая, чтобы увиденное ему понравилось. И ведь понравилось. Прежняя юношеская неряшливость сменилась лоском – своеобразным, но заметно выверенным: укладка, выбритые виски и равномерная щетина… И все.       Не кололо больше и не екало. Так странно…       – Бывает и в фильмах, и в жизни. Особенно, если представляешь себе что-то много раз – как упустить момент, когда это сбывается?       Прозвучало почти трогательно. За два года они впервые столкнулись лицом к лицу, и Ирука солгал бы, скажи, что никогда не задумывался об их встрече. Но даже с его талантом к сбору самых худших исходов событий невозможно было допустить, что Акайо найдет его там же, где когда-то оставил.       Одинокого и потерянного, у осколков разбитого сердца.       – Неожиданно слышать это от тебя. По моим подсчетам, ты должен был еще минут так… – Умино поднял запястье с часами на уровень глаз, изображая серьезные арифметические вычисления, – … минут так семь назад скрыться через черный ход с новым паспортом.       Он лишь частично иронизировал. Один из последних скандалов, в ходе которого Ирука полоскал бывшему душу тем, что им нужно быть вместе, закончился побегом Акайо вниз по лестнице – пятки только так сверкали.       – Нет. Я всегда надеялся, что пройдет время, мы встретимся и я смогу сказать, а ты поймешь и поверишь: дело было не в тебе.       На этот раз Ирука зыркнул на него совершенно безбоязненно, притом распространяя убийственную ауру: снова проклятые клише…       – Это правда, – поспешил убедить его Акайо. – Я знаю, ты считал, что с тобой что-то не так, раз я больше не хочу отношений, но… нет. Твоей вины здесь нет. У меня был ветер в голове. Дурной такой ветер.       Он буквально сокрушался, и от этого Умино стало не по себе. Все разгромные драматичные фразы, что перебрал за два года как раз на такой случай, потеряли смысл и забылись.       – Бывает, – только и смог сморозить он.       – Я жалею об этом. Сейчас – особенно. Никто не любил меня так, как ты.       – И слава богам? – Ирука снова попробовал все перевернуть.       – Нет. Не-ет! – для пущей убедительности Акайо стукнул по барной стойке зажигалкой, метавшейся в его руках с самого начала беседы. – Я понимал, что твой новый парень будет самым счастливым человеком на свете.       Ирука безмолвно наблюдал, как исчезают последние пузырьки в содовой. Подумать только: все это говорит тот, кто хлебнул его влюбленности в самой безумной фазе…       – Прости меня, – тихо добавил Акайо.       Покончив с попытками держать осанку, Умино навалился на столешницу и подпер щеку кулаком.       – Да брось, – фыркнул он. – Ты же был прав. Как видишь, нам куда лучше врозь: ты играешь в потрясной группе и живешь жизнью, о которой мечтал, – я все вижу в Инстаграме. Слежу за тобой, – парень шутливо подвигал бровями.       – Наверное, стоило мечтать о чем-то более приземленном… – взгляд Акайо наполнился нежной грустью. Он долго не отводил его от бывшего возлюбленного, перед тем, как спросить: – Ну, а ты? Расскажешь о себе?       – Я опять на собеседовании? – беспомощно простонал Ирука. Он не знал, чем похвастаться…       У него многое случилось и сбылось: верные друзья рядом, любимая работа, маленькое, но свое жилье в хорошем спальном районе.       Всегда не хватало только одного, а потом судьба-злодейка подшутила над Ирукой по-черному, и теперь его не хватало еще больше…       Он так и не подобрал слов для правильной самопрезентации – двери, ведущие в концертный зал, распахнулись, выпуская вдоволь набесившийся народ, и Котецу с Изумо двигались в первых рядах. Глазастый Камизуки тут же заметил Ируку и пихнул своего парня локтем, гневно тыча пальцем в направлении пропажи.       – Я сильно извиняюсь – приятно было с тобой поболтать, – Умино плавно стек с высокого стула, – но там «мои» идут и явно собираются оторвать мне голову за то, что потерялся. Быстро повинюсь, да сделаю ноги, как и собирался.       – Эй, подожди, – Акайо позвал его, пока он хлопал по карманам в поисках кошелька. – Позволишь проводить тебя?       – О, – не читая лишний раз между строк, парень бросил пару купюр за газировку на подставку для мелочи. – О-о, да я живу в другой части города, так что сразу отсюда на такси.       – Я могу подвезти, – не сдавался Акайо. – Наш автобус как раз отъезжает в двенадцать, давай подождем немного и…       – Акайо, – перебил Умино. – Не стоит, ладно? – вкрадчиво проговорил он, опустив ладонь на чужое плечо.       Музыкант поверженно кивнул, после чего накрыл его руку своей и чуть сжал.       – Спасибо, – сказал Ирука напоследок.       Он и правда был благодарен. За смелость и такую нужную искренность. За признание, что пролило слабый свет на истину: не всегда и не обязательно дело только в нем.       По дороге домой парень приоткрыл окно автомобиля и, вдыхая по-летнему теплый воздух, обращался к далекой, неприступной луне, укрывшейся за облаками:       «Так в чем же тогда дело, Какаши?»

***

      Майто Гай обычно был крайне серьезен, когда включался в тренировочный процесс, особенно, если речь шла о реабилитационных занятиях для его «самого-самого-лучшего-друга».       Этим вечером все встало с ног на голову. Он сам чуть не встал с ног на голову, попутно почти перевернув бумбокс в зале для йоги, когда Какаши обратился к нему с… весьма незаурядной просьбой.       О, Хатаке знал, кого подключать в первую очередь, потому что…       – Ну конечно! Конечно! – Гай мокро хлюпнул носом. – Как могу я отвергнуть весенний голос юности, рвущийся из влюбленного сердца?! Твое тело ослабло, но невероятное упорство духа не знает границ! – используя всю свою неуемную силу, он стиснул друга в объятиях. – Я восхищаюсь тобой, Какаши, и принимаю твой вызов!       – Это не вызов… – сдавленно проскрипел Хатаке.       Гай отстранился от него и, ослепляя улыбкой, выставил перед собой руку с одобрительно поднятым большим пальцем.       – Я в твоем распоряжении! – он поправил на себе зеленый спортивный костюм, а затем вновь расчувствовался. Так, эмоции охватывали его приливами и отливами до конца тренировки и по пути до дома Асумы.       С Сарутоби было сложнее. Он заартачился:       – Служебным положением я точно пользоваться не стану, – Асума закрутил крышку на бутылке молока, из которой только что плеснул немного в чашку Гая, и потянулся за лимоном, чтобы бросить в минералку Какаши. – И насчет остального – тоже пас. Куренай собиралась выбраться куда-нибудь с подругой, так что я сижу с Мираи.       Он захлопнул дверцу холодильника и схватился за сердце, обнаружив за ней свою супругу.       – Куренай с радостью проведет время дома со своей подругой и дочерью, – она очаровательно похлопала накладными ресницами, а следом подмигнула Какаши. – А ты, дорогой, – Юхи вновь сощурилась на мужа, – давай-ка без ханжества. Помнится, совсем недавно тебе не было стыдно шпионить кое за кем по рабочим базам… Сходи, встряхнись, проветрись. Заодно и друга выручишь.       Асума издал полурык-полувздох:       – У меня нет выбора, да? – все трое энергично закивали. – А кто еще в деле?..       Ямато брали нахрапом, прямо в день «икс».       Какаши предвидел сотни «семпай», «я не понимаю» и «может, лучше кто-нибудь другой?», поэтому проще всего было просто затолкать его на заднее сиденье автомобиля и нагрузить бумбоксом Гая, чтобы не рыпался.       – Я один надеюсь, что здесь где-то спрятана скрытая камера? – в полнейшем отчаянии пролепетал экс-помощник Хатаке.       – Да, – обнажив все тридцать два зуба, Гай панибратски закинул руку ему на шею.       – Можно я, пожалуйста, закурю? – устало попросил наблюдавший за ними в зеркало заднего вида Сарутоби.       Хатаке без промедления опустил стекла со своей и его стороны.       Он нервничал. Очень и очень сильно. Друзья (в разной степени) поддержали его безумный план (энтузиазма Гая определенно хватало на всех четверых и больше), но сработает ли он?..       К черту. Лучше попытаться и провалиться, чем не пытаться вовсе и жалеть.       А жалел бы Какаши до скончания своих дней. Это он знал наверняка.