Записки Шеогората

- Жрецы Мары дают обет безбрачия? – спросила Тетийя; она сидела на каменном постаменте, устланном шкурами и лоскутным покрывалом под барельефом владычицы Вермины и грызла краснобокое яблоко. Рядом в миске лежали еще груши и маленькие желтые сливы, пахнущие сладко, медом, унося своим ароматом в мечты о тепле и лете, однако Эрандур поклялся, что не покинет Данстара, покуда не искупит свои грехи. Данмер, запахнув на груди овчинный жилет, посмотрел на Тетийю, стараясь не думать, что ей, мирянке, не дозволено даже находиться в святая святых, Чертоге Кошмаров, и сидеть на алтаре, будто на скамье. Брат Казимир, верный почитатель Вермины, за волосы бы стащил богохульницу, а жрец Мары Эрандур только грустно улыбнулся, глядя не в лицо темной эльфе, а на ее босые ступни, маленькие, темные и узкие, с необычайно длинными пальцами, гибкими, как у обезьянки. - Не все жрецы принимают целибат, - объяснил он терпеливо; Тетийя хрустела яблоком, шаловливо болтая ногами; одна бровь, подведенная сурьмой, была у нее выше другой. – Но я собираюсь всецело посвятить свою жизнь служению Маре. Да и на что мне жена? Какая женщина захочет поселиться здесь, в бывшем приюте даэдрапоклонников? - А что? Какая-нибудь дозорная Стендарра будет рада помочь тебе в искоренении ереси, - Тетийя облизнула губы, блестящие от фруктового сока; Эрандур печально покачал головой. - Нет. Не настолько я эгоистичен, чтобы просить женщину жертвовать своей жизнью ради моих ошибок. Это мне следует заслужить прощение. К тому же нам приходить сюда опасно – сами стены здесь пропитаны влиянием Черепа Порчи, ведь это место столько лет было святилищем Вермины. Жители Данстара свободны от кошмаров, но Прядильщица Снов не упустит возможности отравить сознание непосвященного. Тетийя прищурилась, глядя на данмера поверх яблочного огрызка, перестала болтать ногами, но принялась взволнованно перебирать пальцами ног; Эрандур поймал себя на дерзкой мысли, что хотел бы провести по ее ступне пальцами, пощекотать стопу, коснуться изящного взъема и тонкой щиколотки. Таким ногам подошли бы туфельки, башмачки с серебряными каблуками и шелковыми бантиками, а не грубые меховые сапоги, под которые еще приходилось надевать несколько пар шерстяные носков. - И ты вот так просто мне об этом говоришь? – взвилась эльфка; ее сердитый голос эхом разнесло по всем коридорам и чертогам храма. – Я сюда прихожу тебя навестить, думаю, делаю доброе дело, а оказывается, что я чуть ли не сую голову в пасть тролля! Отшвырнув недогрызенное яблоко, данмерка спрыгнул на пол, но тут же забралась обратно на постамент, поджав ноги; хоть Эрандур и следил, чтобы пламя в очаге никогда не гасло, пол был холодным, а в некоторых комнатах храма было даже холоднее, чем на улице. Тетийя завернулась в шкуры, так, что из мехов виделись только ее глаза, розовато-лиловые, цвета зимнего рассвета и бледного аметиста. - Не будь пол ледяным, я бы прямо сейчас достала амулет Стендарра и как следует отходила бы тебя им по заднице. Вот клянусь Нереваром, не посмотрела бы даже на то, что ты – жрец Мары! И… а что смешного?! – Тетийя ощетинилась, словно кошка, потешно сморщила нос, хищно сверкнув глазами, и Эрандур сдержанно кашлянул в кулак, пряча улыбку. – Привел меня, как козленка, можно сказать, на заклание, еще и ухмыляется! - Дочь моя… - голос данмера срывался от сдерживаемого веселья, ему пришлось прочистить горло прежде, чем вновь обратиться к темной эльфке. – Дочь моя, тебе бояться нечего. - Я тебе не дочь, - выпалила Тетийя, скидывая меховой капюшон; волосы у нее были светлыми, цвета лунного камня, вьющиеся крупными кольцами. Чеканной черты, надменный профиль уроженки дома Садрас и белокурые волосы с блеском рассветного золота в локонах делали эльфку похожей на красавиц со старинных гравюр; кожа Тетийи была необычно светлой для данмера, не серой и не пепельной, а, скорее, пыльной, с легким медным оттенком загара. Она вся была словно соткана из осеннего тепла и солнечного света, будто не темная эльфка, а кимер, любимица Азуры. Глупость, конечно, фантазия измученного сердца, но Эрандуру Тетийя казалась духом, явившимся из других, лучших, времен. - Тоже мне, отец нашелся, - продолжала бормотать Тетийя, - значит, других тебе, н'ваху, жаль, о других печешься, а что мои воспоминания Вермина сожрет, как маринованную устрицу, так это никого не волнует. И зачем я только ввязалась во все это? Теперь ведь даэдра меня в покое не оставит. Не оставит, да? Наверняка захочет отомстить за изгнание Черепа Порчи, и все из-за тебя! Данмерка обвиняюще ткнула в Эрандура пальцем, который тут же спрятала обратно в меховом ворохе. Девушка недовольно ворочалась в коконе из шкур, не забывая метать гневные взгляды в Эрандура. Сложно было видеть в этой ребячливой девушке ту самую разбойницу с двумя клинками, которая бесшумно и безжалостно резала глотки оркам и даэдропоклонникам. Данмеру тяжко было видеть смерть своих братьев и сестер от рук Тетийи, но иного пути не было: Миазмы и служение Владычицы кошмаров отравили их разум, смерть для них была избавлением. Однако гибель Торека и Верена Эрандур простить себе не мог; за них и все погубленные им жизни данмерку придется долго вымаливать прощение у богов. О каком браке может идти речь? Каким же бессердечным нужно быть, чтобы обречь на прозябание рядом с ним безвинную женщину? Храм Призывателей Ночи нуждался в руке жреца: следовало провести погребальные обряды над телами членов культа, святить стены, прогнать сверну из этого места, чтобы тьма навечно ушла из Данстара. Вера поддерживала Эрандура в его стремлении, как и редкие визиты Тетийи. Иногда данмер самому себе казался оторванным от мира, выброшенным словно на самый дальний край Обливиона, где нет никого, кроме него. Это было его испытанием; Эрандур мог уйти, спуститься в Данстар и открыть там маленький храм, но Торек, Верен, его братья и сестры нуждались в отпевании. Он искренне оплакивал каждого; никто не заслуживал умирать неоплаканным, непрощенным, даже даэдропоклонники. - Тебе нечего бояться, - заверил он Тетийю, чей взгляд метал грозовые молнии. – Я молюсь о тебе каждый день. Не волнуйся, дочь моя, я не позволю владычицы Вермине причинить тебе вред. - Да не твоя я дочь, - буркнула данмерка, - ты удочери меня еще, чтобы уже наверняка. - Я ведь служитель богини, - развел руками Эрандур с мягкой, извиняющейся улыбкой; резные изображения Вермины, украшающие стены, он скрыл за гобеленами, все церемониальные атрибуты, книги и одеяния жрец запер в подвале: рука не поднялась сжечь эти святыни. Может, потом он найдет в себе силы избавиться от них, но не сейчас. - И что же? У меня есть отец, я еще в одном не нуждаюсь, - пригревшаяся Тетийя выбралась из мехов и сдула упавшую на лицо прядь, - не нравится мне, что ты здесь остался. Сколько ты тут уже живешь? Пять месяцев? Шесть? Ты никак заживо похоронить себя здесь решил. - Не тревожься обо мне, - попросил девушку Эрандур, чувствуя странное стеснение в груди. – Не думай, что я безвылазно сижу в храме. Я часто спускаюсь в город за припасами, проповедую в Данстаре, помогаю тем, кто нуждается в слове богини. Так что скучать мне некогда. - Я так понимаю, жрецам Мары, помимо женитьбы, еще и в зеркало смотреть запрещается? – едко поинтересовалась данмерка. – Иначе бы ты видел, что за эти месяцы исхудал совсем, осунулся. Драугры – и те краше! От хорошей жизни, стало быть, так усох? Верно, еще и постами себя моришь. Когда ты ел в последний раз? - Я ни в чем не нуждаюсь, - напор Тетийи немного озадачил: мало кто всерьез заботился об Эрандуре, в Данстаре его хоть и встречали приветливо, но относились к темному эльфу с подозрением, не слишком расстраивались, когда он покидал город, и проведывать его не спешили. Даже стражники не поднимались на гору, и единственными соседями Эрандура были снегопад и холодный ветер. - Нуждаешься, чтобы я как следует надрала тебе уши, - отрезала Тетийя, тряхнув локонами, и потянулась за золотистой сливой, - помнишь, ты говорил, что готов пойти со мной? Собирайся, завтра мы сначала зайдем в Данстар, а потом отправимся прямиком к Камню Шора – я здесь промерзла до костей, жуть, как хочу окунуться в горячие источники. Имей в виду, я люблю плавать голышом. А ты, как жрец, можешь окунуться в исподнем. - Твоя нагота меня не смутит, - небрежно отмахнулся Эрандур и едва не рассмеялся при виде обиженно вытянувшего острого лица Тетийи; по форме ее личико напоминало листик, длинный тонкий нос украшала легкая горбинка, которая ничуть не портила прелести данмерки. Эльф сам не ожидал того, как сильно его обрадовало предложение – даже распоряжение, - серой эльфки; его долгом было избавить Белый берег от тлетворного влияния Вермины, однако до чего приятно будет вновь размять ноги по дорогам Скайрима, спуститься к теплым равнинам, увидеть золотистые леса Рифтена и воды Хонрика. Эрандур безумно соскучился по рыбалке; прищурившись, он искоса взглянул на Тетийю, пытаясь на глаз определить, умеет ли она удить рыбу. На горячих источниках рыба не водилась, но зато в изобилии рос виноград джазби, который, поспев, настолько сладок, что даже пьянил. - Я с радостью присоединюсь к тебе в твоих странствиях, дочь моя, - Эрандур улыбнулся, ничуть не напуганный сумрачным взглядом данмерки, - однако, рано или поздно, мне придется вернуться сюда. Здесь мое место. - Это мы еще посмотрим, - самоуверенная улыбка и коварный блеск глаз делали Тетийю похожей на лису, готовой схватить упитанного цыпленка. – Тебе ли не знать, что ночи в Скайриме холодные. Придется нам спать в одном спальнике, прижавшись друг к другу. Допустимо ли тебе ложиться с женщиной, жрец Мары? Или тебя поразят гром и молнии, если ты коснешься женщины? - В моих прикосновениях не будет похоти, так что за мной не будет греха, - развеселился Эрандур; воздержание укрепляло его веру, у данмера было достаточно выдержки, чтобы выстоять против всех искушений, которые могла обратить против него Тетийя, но, милостивая Мара, до чего же сладко было чувствовать себя кому-то нужным и приятным. Видно, данмерка считала себя в ответе за Эрандура, да только ни к чему это все: Тетийя ничем ему не обязана; скорее, наоборот, это Эрандур ей должен. Если бы не помощь эльфки, жрец бы не справился, не выстоял бы против Госпожи кошмаров в одиночку; пойти с Тетийей – это меньшее, что мог сделать для нее Эрандур. Только едва ли он мог дать девушке то, на что она так ему намекала; может, Тетийя просто шутила, но кто знает? Эрандур был рад назвать ее своим другом, но не возлюбленной – не хотел перекладывать свой груз на плечи данмерки, у нее и так своя ноша. Однако, когда он заслужит прощение и добьется милости богини, то, может быть, наденет амулет Мары, чтобы спросить – согласится ли Тетийя провести остаток лет рядом с ним, потому что без нее жизнь Эрандуру казалась такой одинокой и безрадостной.