Записки Шеогората

Леулла сидела на скамье, стоящей возле низкого крыльца, привалившись спиной к стене дома; глаза высокой эльфийки, бледно-золотистые, цвета липового меда, смотрели на соседских ребятишек, игравших с лохматым вислоухим щенком, который тявкал, прыгал, словно козленок, вскидывая лапки, и трепал подол юбки Брейт. Девочка тянула и дергала ткань, пытаясь вырвать из цепких щенячьих зубов, а пес тонко рычал, упирался всеми лапами, не желая отпускать; Ларс из Сынов Битвы смеялся, пытался схватить щенка, но суровая Брейт по-взрослому хмурила брови и замахивалась на него смуглой ладошкой. - Уйди, мелкий Сын Битвы! Я сама справлюсь! - Он же тебе юбку порвет. Твоя мама браниться не будет? - тихо, смущенно спросил мальчик, но покорно отошел, решив не спорить с Брейт, такой воинственной в свои юные годы. Леулла улыбнулась, сделала глоток чая, который заварила для нее заботливая Нимриэль. Босмерка раз в несколько дней приходила с фермы, чтобы помочь по хозяйству, и сейчас хлопотала в доме, напевая про сприггана, влюбившегося в охотника. В чашке Леуллы смешались вкусы сушеной земляники, меда, лаванды, горноцвета и лепестков сентинельской розы, отвар пах сладко, как весенние сумерки, однако альтмерка с куда большей охотой выпила бы золотистого вина или персиковой наливки. Но нельзя - хмель был вреден для ребенка. Для маленькой полукровки, которую Леулла носила под сердцем, чей отец не торопился возвращаться с фермы. Эльфийка сделала еще глоток чая; беременность оказалась выматывающей и скучной. Альтмерка раздобрела, раздалась в стороны и обрюзгла, все доспехи и мантии разом сделались ей малы, ноги постоянно отекали, болела спина, ныла грудь, отяжелевшая, чувствительная до болезности. Леулла казалась себе толстой, неповоротливой, некрасивой, как свинья, которую откармливали к ярмарке, но муж говорил, что так она стала даже прелестнее; врал, разумеется. Попробовал бы он упрекнуть альтмерку, немедленно получил бы шаровую молнию в лоб. Женщина усмехнулась собственным вздорным мыслям; как будто она, в самом деле, применит магию разрушения против супруга. Леулле он был важен, несмотря на то, что был человеком, простым фермером; с ним эльфийка была счастлива. Не так, чтобы хотелось скакать до неба и кричать во все горло, а так тихо, по-простому; когда альтмерка прижималась к его теплому плечу, то понимала, что другого в жизни и ей не надо. Пусть постоянные разговоры Северио об урожае и посевах немного раздражали. Альтмерка погладила живот, в котором, как рыбка в кошеле с водой, плавал ее ребенок; ей уже не терпелось взять его на руки, не только потому, что хотелось обнять, прижать свое дитя к груди, но и по причине безумной усталости. Высокой эльфийке до зубного скрежета надоело таскать такую тяжесть; как только она родит, выбросит все уродливые бесформенные платья, вновь будет тренироваться с парными кинжалами и изучать школу разрушения, ездить верхом и охотиться. Для ребенка наймут няньку и кормилицу; Серверио это не понравится, но Леулла была твердо намерена настоять на своем. Рождение ребенка вовсе не означало, что она должна будет превратиться в наседку; к тому же скоро состоится Фестиваль торговцев, и в Вайтране будет праздник; неужто Леулла должна будет сидеть, как прикованная к колыбели, пока все остальные горожане будут веселиться?! Женщина опустила глаза на свой живот; выглядело так, словно под платьем она прятала арбуз. Хихикнув, Леулла погладила себя по животу, выпуклому, тугому, чувствуя, как ребенок толкался, безошибочно попадая в ее ладонь; экая меткость! Должно быть, вырастет - станет лучником. Или боевым магом; впрочем, в фермерском деле меткость тоже нужна, иначе как попасть картофелем в ямку при посадке? Женщина грустно улыбнулась, уносясь мыслями не к мужу, снова задерживающемуся на ферме, не взирая на приближение сумерек, а в Хелген, разрушенный, разоренный, ставший прибежищем для призраков и головорезов. Сейчас нападение дракона казалось чем-то далеким и нереальным, случившимся не с Леуллой, а с кем-то другим, однако в кошмарах ее часто преследовали глаза Алдуина, горящие алым огнем, дождь из огненных камней, крики, дым, Хадвар, который тянул эльфийку за руку, горящий заживо Ралоф, с лица которого пластами сползала кожа... Внезапно эльфийке стало холодно; знобко передернув плечами, она сжала кружку обеими ладонями и поднесла ее к лицу, вдыхая ароматный пар. Сердце надсадно ныло, напоминая, что ничего еще не кончено. Сын Акатоша копил силы и злобу, готовый уничтожить весь мир, имперцы и Братья Бури рвали Скайрим на части, и в любой момент война могла вспыхнуть, налететь ураганом, сметая деревни, заливая землю кровью и слезами. И в это страшное время Леулла собиралась привести своего ребенка; мальчика. Олава Немощная определила, что у эльфийки родится сын по форме живота и тому, как торчал пупок. Глупые нордские суеверия, однако Северио загордился, словно сам все сделал, в одиночку, и начал подбирать имя будущему наследнику. Леулла не возражала; все равно последнее слово будет за ней, как за матерью, однако сама невольно заразилась воодушевлением имперца и теперь думала о своем ребенке только как о сыне. Все же... Леулла могла бы вернуть покой в Скайрим. Принять сторону, положить конец вражде, найти логово Алдуина, чтобы ввергнуть его в пучину веков, и потом уже создавать семью со своим фермером-имперцем, однако так стремилась жить, что забылась, отдалась человеку, стала его женой по северному обычаю и теперь носила его сына. Что же делать, если Братья Бури нападут на Вайтран? Или Алдуин вернется? Беременная, альтмерка далеко не уйдет, а Северио не оставит свою ферму и крестьян; отставив кружку, эльфийка обхватила руками живот, словно желая защитить нерожденного ребенка. В Нирне столько опасностей; как же ей уберечь свое дитя от всех напастей?.. Женщина вздрогнула, когда ее плечи окутало шерстяной шалью; подняв глаза, Леулла увидела Северио, который опустился на скамью рядом с ней и прижался ладонью к животу жены, гладя его сквозь желтый бархат платья. - Холодает... одевайся теплее. Если посевы пострадают - посадим новые, но если ты захвораешь, как мне тогда быть? - Отвести меня в храм Кинарет, - ответила альтмерка, - или целителя позвать. Но когда время придет, лучше обратиться к Данике. Карлотта сказала, что она почти у всех женщин Вайтрана роды принимала, даже у жены ярла. - Я все сделаю. Лишь бы вы были целы, - Северио Пелагио поцеловал эльфийку в щеку, коснулся пыльно-серебристых завитков на виске и острого уха; мочку оттягивала тяжелая круглая серьга с янтарным солнцем - зажиточный фермер ничего не жалел для Леуллы. - Что с нами сделается в городских стенах? Лучше сам поберегись. Давно ли великан на твою ферму нападал? Милостью Аури-Эля обошлось без жертв. Учти, что я не собираюсь становиться вдовой, да еще - с младенцем на руках. - Так и я не собираюсь умирать, - имперец улыбнулся, вновь целуя жену, - как же мне вас оставить? Альтмерка сцепила пальцы на животе, крутя обручальное кольцо, простое, но с вырезанным на нем знаком Мары. - Войну наши желания не волнуют. - С меня хватит войн, - твердо ответил Северио, - в них нет ничего, кроме горя и смерти. - Война уже идет, - напомнила Леулла, - рано или поздно, она прокатится огненным шаром по Скайриму, и кто знает, уцелеем ли мы. Уцелею ли я... - С тобой ничего не случится, - мужчина обнял эльфийку за плечи, - если войска подойдут к Вайтрану, я отправлю тебя на повозке в "Старый Хролдан" вместе с Нимриэль. Это уединенное место. Там вы будете в безопасности. - А ты? Как же ты? - подступивший плач удушающим спазмом сжал горло Леуллы. - Я не для того становилась твоей женой, чтобы потерять тебя на войне. Легче было отказать тебе в храме Мары! Или пройти мимо твоей фермы, чтобы не узнать тебя, не узнать твоего имени, не носить твоего сына, которого имперцы или Братья Бури могут оставить сиротой! - Не шуми, женщина, - нахмурился Северио, - наш сын еще не родился, а ты уже его пугаешь. Я ведь жив, сижу рядом с тобой, клянусь в любви. Что же тебе не хватает, о моя горделивая эльфийка? - Мира. Спокойствия, - голос Леуллы дрожал, как у испуганного ребенка, - чтобы не было войны и драконов. Чтобы наш сын не страдал от того, что его мать - мер, а отец - человек. - Он и не будет, ведь я уже безгранично его люблю. Как и тебя, - поцелуй Северио на сей раз пришелся в лоб, и альтмерка благодарно прикрыла глаза. Представителям ее расы считалось ниже своего достоинства связывать свою жизнь с людьми - нордами, имперцами, бретонами, редгардами, но Леулла уже опозорила себя, когда ее поймали на границе Скайрима как перебежчика, провезли в телеге с остальными ворами, бунтовщиками и висельниками, и Эленвен, ее дражайшая кузина, даже не подумала спасти эльфийку от казни. Видно, решила, что мертвая сестра лучше, чем живая и опороченная; и даэдра с ней. Они никогда не были близки и уже никогда не будут. Рождение ребенка Леуллы - наполовину имперца - окончательно разделит альтмерку и ее семью. И пусть; их с Северио сын этого стоит. Даже если с его отцом Леулла связалась поначалу, чтобы насолить Эленвен, все же следившей за своей кузиной, скитавшейся по Скайриму. Мерке хотелось насолить госпоже первому эмиссару Талмора, настолько, что она увлеклась, сама не заметила, как прикипела сердцем к человеку, который после каждого ее возвращения в Вайтран отпаивал альтмерку молоком, помогал лечить стертые в кровь ноги и собирал для нее цветы - горноцветы, ромашку, пушицу, - целые охапки, как простой крестьянской девке. И Леулле, благородной золотой алинорке, это нравилось до трепета в груди. Настолько, что в храм Мары она прибыла, уже будучи на сносях.