Записки Шеогората

- Клинок Болара... - благоговейно прошептала Дельфина, проводя ладонью по тонкому, плавно изогнутому лезвию; Гаргана, развалившаяся поверх плаща, расстеленного на спальном мешке, бесстрастно взглянула на нее, скосив глаза, после чего перевернулась на бок, чтобы сорвать травинку; каплю сока, выступившую на бледном кончике, Гаргана слизнула и по-кроличьи прикусила травинку, обгрызая мягкую, водянисто-сладкую часть. - Откуда? Откуда он у тебя? - Дельфина повернулась к женщине, устремившей взгляд в небо, на кружащих над Рощей Кин ястребов; было тихо, сквозь заросли не проникали голоса шахтеров, работников таверны и бродячих торговцев, наперебой расхваливавших свой товар. У рябого лысого норда Дельфина купила пряники, фигурные, покрытые тонкой корочкой сахарной глазури, в седельной сумке было несколько бутылок сидра и сладкой сливочной наливки, а так же старая лютня, которую давным-давно забыл в "Спящем великане" один бродячий менестрель. Дельфине удалось ее настроить, и она постепенно училась играть; до Коллегии бардов ей, конечно, далеко, однако "Деву со Строс'Мкай" пропеть могла; глупо все это, не тем стоило заниматься, но появление Довакин вселило в Дельфину надежду не только на возрождение ордена, но и на спасение Тамриэля; это вернет величие Клинкам, Скайрим и остальные провинции вспомнят, кто стоял между драконами и простым людом. Кто знает, может, сам император решит вновь приблизить орден Клинков к своему двору. Это будет честно: Клинкам изрядно задолжали за гонения и годы забвения. Зубами женщина стянула перчатку с руки, нагими пальцами обхватила рукоять Клинка Болара; меч легко и удобно лег в ладонь. Дельфина замахнулась и резко опустила руку; лезвие, сверкнувшее в свете солнца, озарилось вязью наложенных чар и разрубило куст чертополоха. Стебли и листья посыпались на землю, оказалось довольно одного касания, чтобы рассечь колючие побеги. Дельфина выдохнула с восхищением и отложила меч; Гаргана продолжала лежать, глядя в небо и мусоля во рту травинку. Желтоватая пыльца осыпалась с соцветия ей на подбородок, угловатый, чеканно выдающийся вперед, с ямочкой посередине. - Ты скажешь мне, где нашла меч Ацилия Болара? - Дельфина мягко толкнула Довакин коленом в бедро; имперка качнулась, лениво моргнув, травинка переместилась из одного уголка рта в другой, тяжелые веки опустились, прикрывая глаза, кажущиеся черными, однако Дельфина знала, что на самом деле они синие, отливающие лиловым, как сумерки в преддверии северного сияния. - В пещере, - скупо пояснила Гаргана и вздохнула, перебирая ногами по траве под взглядом Дельфины, - рядом с Вайтраном. - Ясно, - фыркнула Дельфина; Гаргана всегда была немногословной, будто жадной на слова, общая цель так и не сблизила их с бретонкой. По крайней мере, Довакин держалась довольно отчужденно и прохладно, а вот Дельфина... Молчаливость Драконорожденной подкупала, манила к ней, вызывая жгучее желание разгадать, что же у имперки на уме помимо убийства Алдуина. Что она будет делать после того, как покончит с Пожирателем Мира? Уедет из Скайрима? Обоснуется в Вайтране или в Солитьюде, или же займет место при дворе какого-нибудь ярла? А, может... Гаргана захочет вернуться вместе с Дельфиной в Ривервуд? Ведь только ради нее бретонка отложила свои клинки и взялась бренчать на лютне, вроде тех дурех, что играли по вечерам в таверне "Спящий великан". Скоро Дельфина начнет плести венки, носить корсеты и юбки с разрезами; только бы Гаргана обратила на нее внимание. У Довакин гладкий чистый лоб, крупный нос и острые скулы, широкая челюсть; имперка удалась ростом, но грудь ее была почти плоской, а бедра - узкими: любовь к тяжелой броне и двуручному оружию лишила Гаргану изящества, однако ее кожа была белее сливок, а смоляные волосы, длинные, тяжелые, в своей мягкости соперничали с самыми дорогими сиродильскими шелками. Дельфине нравилась коса Гарганы, ее глаза, колдовские, как два провала в Обливион, не иначе; пожалуй, бретонка могла подумать, что влюблена в Довакин, однако время для сердечных томлений было не подходящее, поэтому Дельфина старательно игнорировала трепет в груди, рождавшийся всякий раз, когда Гаргана была рядом. Сейчас от близости Драконорожденной у женщины сладко поджимались пальцы на ногах; ей хотелось лечь рядом с имперкой, положить голову ей на плечо, прижаться покрепче; пусть не всерьез, для начала бы убедиться, что Гаргана не против. Просто... дать друг другу отдохнуть, немного отвлечься. У Дельфины давно не было ни мужчины, ни женщины, она слишком заботилась о своей репутации респектабельной хозяйки таверны, чтобы привлекать к себе внимание досужими сплетнями, особенно, когда совсем рядом рыскал Талмор, а от того близость имперки так остро напоминала, что Дельфина еще жива; не меч, не орудие, не просто убийца детей Акатоша, а женщина, соскучившаяся по теплу, по заботе и ласке. Бретонка была уверена, что Гаргана ее понимала; как Драконорожденной имперке было еще тяжелее. Дельфина была готова помочь нести ей этот груз; потому и предложила остановиться на привал в Роще Кин; здесь так мирно... даже драконы и талморцы не посмеют осквернить святое место. Они с Гарганой здесь в безопасности, можно немного расслабиться. Женщина вспыхнула, подумав о том, что ей хотелось бы сделать с Гарганой; не просто помочь избавиться от тяжелой брони, а раздеть имперку донага, чтобы иметь возможность коснуться ее тела, крепкого, закаленного в боях, перебирать волосы Довакин, делить с ней один спальный мешок не потому, что ночами в Скайриме холодно, а от того, что хочется быть как можно ближе. Дельфина испытывала в Гаргане потребность, как в воде и в воздухе, хотела, чтобы Драконорожденная говорила с ней, не таясь и не умалчивая. Разве бретонка не доказала, что заслуживала доверия? Разве она не достойна благодарности? Если бы не Дельфина, Талмор давно заполучил бы Рог Юргена и убил бы Эсберна; лишь с ее помощью Гаргана сумеет уничтожить Алдуина. Уже за это имперка должна быть ей признательна; это ведь стоит шанса позволить Дельфине стать ближе. Милостивый Талос, она же не собирается предлагать Гаргане брак! Бретонке хотелось... просто хотелось быть кому-то дорогой и нужной. А Довакин теперь повязана с Клинками; с ее помощью орден вновь упокоит драконьи кости в курганах. - Ацилий Болар был последним из Клинков, - объяснила Дельфина, - великим воином, знаменитым убийцей драконов. Талмор объявил на него охоту... Женщина смущенно прочистила горло; имперка продолжала смотреть на небо, голубое, теплое, ласковое, словно взгляд благой Кинарет. - Я бы хотела посетить его последнее пристанище Болара. Воздать ему почести. Он заслужил, чтобы его оплакали. - Хорошо, - согласилась Гаргана, не открывая глаз, - заглянем туда, как будем проходить мимо. - Там хорошее место? Надеюсь, Болар нашел свой последний приют не в лагере великанов и не в фалмерской пещере. - Там лес, а если есть лес, значит, водятся спригганы. Поэтому до меча никто не добрался, - отбросив пожеванную травинку, имперка села, сонно щурясь на солнце, пробивавшуюся сквозь листву, и Дельфина залюбовалась ее профилем, таким резким, что впору на монетах вытачивать. Потянувшись, выгибая спину, совсем как саблезуб, Гаргана медленно поднялась; бретонка едва не схватила ее за запястье в попытке удержать, но вовремя отдернула ладонь. - Куда ты? - Дельфина старалась говорить как можно небрежнее; нельзя раскрывать своих замыслов, пока не будешь уверена в планах противника, а женщина сомневалась, настолько, что успела уже дюжину раз пожалеть, что приехала в Рощу Кин вместе с Драконорожденной. - Хочу пройтись. И навестить кое-кого, - Гаргана смерила бретонку апатичным взглядом, - можешь пойти со мной, заодно снимешь комнату в таверне. Надоело ночевать под открытым небом. - Как скажешь, - бросила Дельфина, старательно скрывая свое разочарование; ей хотелось побыть наедине с имперкой, подальше от мирской суеты, но возражать женщина не решилась, чтобы не вызывать подозрения. Оставив лошадей и вещи на зеленой поляне в сердце священной рощи, они спустились вниз, к дороге, протянувшейся мимо небольшой шахты, где добывали малахит. Чем ближе женщины подходили к поселению, тем больше шумов и запахов звенело в воздухе; Дельфина поморщилась; она так устала от суеты и толкотни, ей хотелось покоя и тишины, однако спорить с Довакин и настаивать бретонка не стала. Все равно они приехали вместе, а это что-то да значило; Дельфина хотела снять для них одну комнату для двоих, уже повернулась к имперке, чтобы спросить, не против ли она, когда Гаргана волком бросилась вперед, прямо навстречу женщине в темной мантии. Ветер сорвал с ее головы капюшон, и Дельфина увидела, что Драконорожденная бежала к данмерке с грубым лицом, остроту черт которого подчеркивал замысловатый узор. Бретонка замедлила шаг, затем совсем остановилась, неотрывно глядя на имперку. Темная эльфка кинулась на грудь Гарганы, Довакин приподняла ее над землей совсем по-мужски и закружила, не стесняясь ни шахтеров, ни торговцев, ни Дельфины, остолбеневшей от улыбки Гарганы. Она впервые видела, как имперка улыбалась, так открыто и радостно. И улыбалась не ей. Бретонка втянула носом воздух; если бы Гаргана больше рассказывала о себе, то женщина не стала бы питать напрасных надежд. Дельфина не успокаивала себя тем, что это могла быть просто подруга Драконорожденной, и что их объятия ничего не значат; данмерка гладила лицо Гарганы пепельно-серыми пальцами, едва дыша, а взгляд Довакин переливался, точно отражая звезды. Дельфина таких взглядов от имперки не удостоилась; теперь женщине и вовсе казалось, что ее компания Гаргане в тягость, что, если бы не драконы и пришествие Алдуина, Гаргане не нужны были бы ни Клинки, ни сама Дельфина. В этом не было ничего особенного: не все годились для службы в ордене; однако Дельфина чувствовала себя так, словно ей прилюдно плюнули в лицо, хотя Довакин не давала никаких обещаний. Просто... неужели она не видела, не понимала, что нравится Дельфине? Бретонка зло скривила губы; разумеется, зачем обращать внимание на нее. Видно, все мысли Гарганы были с этой данмеркой, тощей, высокой, как жердь, с глазами цвета чернил. Что в этом красивого? Все равно, что с дремора миловаться. Когда имперка подалась навстречу к темной эльфке, вытягивая губы, Дельфина отвернулась в приступе омерзения. Нет уж, не станет она ночевать в таверне; лучше спать на голой земле, чем лежать в постели, зная, что за стеной Довакин была со своей любовницей. Женщины не касалась жизнь Драконорожденной, но... до чего же горько. Неужели эта данмерка была для Гарганы важнее той, кто готова вместе с ней выступать против Алдуина? Чем же она так хороша? Чего не хватало Дельфине? Под гневный бой сердцебиения бретонка шла к полянке, на которой паслись их лошади, чтобы разбить проклятую лютню. Петь, играть захотела; вот же дура. Меч и лук - вот, что должны держать ее пальцы; однако в памяти клеймом горел вид счастливой Гарганы и льнувшей к ней данмерки, и это было настолько тяжело, настолько выматывающе, что Дельфина, в одиночестве выпив весь сидр, назло себе и своей глупой вере на воплощенную в жизнь балладу провела ночь с сыном хозяина таверны "Деревянное кружево". Хуже всего было не похмелье, не самоуверенная болтовня Кьельда-младшего и не насмешливые взгляды местных, а то, что Гаргане в сущности было безразлично, с кем и как Дельфина проводила время. Пока саму бретонку поедало изнутри, будто мокрый червь, осознание того, что Довакин влюблена в другую.