Записки Шеогората

Генерал Туллий не верил в нордские легенды и, если бы своими глазами не видел дракона в Хелгене, лишь пренебрежительно бы фыркнул на россказни солдат о некоем Довакин. Герой с душой дракона в смертном теле... северные сказки да выдумки, очередная блажь! Но слухов становилось все больше, а терпения у имперца все меньше. Взволнованные перешептывания о нордском герое приследовали его не только в Мрачной крепости, но и на улицах Солитьюда. Пусть болтают, лишь бы к Братьям Бури сплетники не примкнули. Один жадный до сплетен язык - две руки, которые могут держать оружие. И когда военный наместник воочию узрел этого Драконорожденного, едва не расхохотался. Юный муж в плаще из шкуры саблезуба, потертой меховой броне и каменным топором - вот кого норды выбрали себе в герои! Черты лица не разглядеть из-за татуировок, чей черный узор вьется по лбу и щекам, с подбородка стекая на шею. Даже имя его, Анхард, звучало подобно камнепаду в горах Предела, но каждый меч сейчас на счету. Даже если этот клинок изогнут и выточен из кости. Анхард храбр до безрассудства, отчаянный и пылающий ненавистью к нордам жарче факела, порывался сквозь ряды Братьев Бури, меч его и каменный топор крушили щиты, отнимали жизни, пели свою кровавую песнь, а Довакин рычал совсем уж по-звериному, и оскал яростью искажал его лицо. Это норды любят давать отличившимся воинам прозвища да клички, в легионе такое не в чести, но Туллий слышал, что Драконорожденного шепотом называют Скайримским Умброй. И верно - шибко уж одержим он кровью и убийствами. - На сердце у него рана, - молвила печально Рикке, наблюдая за тренировкой Анхарда с мечами, - надеется, что чужой смертью сумеет ее излечить. - Пусть только вином свои печали не заливает. Пьяниц я не потерплю, - повелительно обронил Туллий, бросая быстрый взгляд на юношу. Даже с манекеном бьется со звериной жестокостью. Довакин! Тьфу, нордские бредни… Даже когда имперец собственным глазами узрел, как плоть и кожа поверженного дракона растаяла в золотистом сиянии, которое охватило сутулую фигуру Анхарда, Туллий лишь передернул плечами да отвернулся, не желая слушать восторженное блеяние овец, которые именуют себя гордо имперскими солдатами. Откуда им знать, что не все драконы так умирают? Ульфрик тоже владеет Криком, что, значит, он тоже Довакин? Многовато их что-то развелось, в самую пору молиться, чтобы и Анхард не поднял какое-нибудь восстание. Одни даэдра ведают, что на уме у этих северян. Когда имперский легион вступил в Виндхельм, Анхарда было не удержать. Он рубил всех, кто попадался ему на пути. Нищая старуха, не успевшая спрятаться, ребенок данмеров, девица… все они падали на снег, захлебываясь агонией и собственной кровью, а Довакин все рвался вперед, ко дворцу ярла. Туллий не отставал от него. Если взбредет в его даэдрову башку убить еще кого-то из гражданских, генерал не позволит. Довольно пустых жертв! При виде Буревестника, загнанного в угол, словно крыса, Анхард вдруг улыбнулся. Хищная улыбка обнажила его дурные зубы, окровавленные, и он обвел их языком, собирая багряную соль. Зазубренные клинки распороли воздух. - Маркартский медведь… - прорычал юноша, неспешно подступая к ярлу. Галмара, наставившего на него меч, он словно не замечал, - загнали тебя в твоей собственной берлоге, как зверя! Голову твою я насажу на пику, а шкуру сдеру и пошью себе плащ! - Как бы я из тебя чего не пошил, щенок! – Каменный Кулак рванулся вперед. Безумный смех Анхарда протяжным эхом отразился от стен тронного зала. Пляска клинков была настолько яростной и быстрой, что Туллий не успевал за ней уследить. Сталь рассекла клепаный нагрудник Драконорожденного, грудь его залило багрянцем, но улыбка не покинула его лица. Отскочив влево, он взмахнул правой рукой, и костяной меч обрушился на голову воина. Галмар Каменный Кулак упал на колени. Темно-алые капли слезами сочились по его лицу. - Да проводит тебя Талос в царство Шора… - вспорхнул с губ Рикке тихий шепот, когда Анхард снял голову Ульфрика Буревестника вместе с венцом ярла и вожака восстания. Генерал Туллий медленно опустил меч. Война выиграна легионом, радоваться должен имперец! Но тревога что-то не спешила размыкать своих объятий. Довакин с отвращением плюнул на тело Буревестника и поднял темные, бездонно-черные глаза на имперца. С острия меча капала кровь, капли разбивались о каменный пол с тихим стуком. Рикке хотела уже улыбнуться, поздравить Драконорожденного с победой, как внезапно юноша, рыча, ринулся вперед. Ни легат, ни Туллий не успели даже поднять оружие – изогнутое лезвие с сухим треском вошло в щель между доспехами генерала. - Что ты делаешь?! – от крика Рикке звенело в ушах, но Туллий даже не чувствовал боли. Что-то теплое струилось под доспехами, сквозь запах смерти и крови пробился душок безумия. Анхард швырнул имперца на пол. - Предел помнит! Слышишь меня ты, имперская свинья?! Мы помним! – по щекам Анхарда текли слезы. - Имперцы, норды… вы сделали нас изгоями на родной земле… пусть же твое сердце черви сожрут, проклятый оккупант! Туллий хотел позвать солдат… мать, отца, братьев, которые остались в Сиродиле, но кровь стремительно покидала его тело вместе с жизнью, а сердце билось все медленнее. Прежде чем ледяная тьма сомкнулась над ним, генерал увидел Рикке. Анхард в кровь разбил ей лицо и остервенело срывал с женщины доспехи.