Записки Шеогората

Глядя на Каю, которая, не стесняясь и не стыдясь, прогуливалась по Виндхельму со своим муженьком, Рольф Каменный Кулак открыто плевал им вслед. Брань рвалась с языка, однако дерзить тану было опасно; в прошлый раз, когда они с Ангренором хотели обмазать ворота Каи дегтем, их увидели стражники. В темницу не посадили, но бока намяли так, что Рольф пару дней не мог подняться с кровати. А все из-за Довакин и ее проклятого муженька! Вот каково ярлу Ульфрику приходится, когда Кая является в его дворец в сопровождении аргонианина?! И даже перед самим Буревестником не робеет, тащит чешуйчатую погань на поклон к ярлу. А Ульфрик вместо того, чтобы выгнать эту дрянь из города, привечает ящера, которому и имени достойного не досталось. Хорошо-Знает-Болота... в Скайриме и пса так побрезгуют назвать, а Кая мерзость в свою постель уложила. Рольфа передернуло от отвращения; он снова сплюнул сквозь зубы и глотнул меда из грязной бутылки. Если ей так мужика захотелось, могла бы к любому парню в Виндхельме обратиться, хоть к самому Рольфу. Он бы не отказал, уважил бы Драконорожденную, да так, что она бы смотреть на других не смогла. Но нет, Кае ящерица оказалась нужна; и вся эта мерзость творилась прямо в истинной столице Скайрима, перед носом у Ульфрика Буревестника. Рольф надеялся, что ярл вышвырнет Каю из города вместе с ее аргонианином сразу же, как только весть об ее браке достигнет Королевского дворца, однако вместо этого Ульфрик отправил ей в подарок боевой топор, бочку меда и ворох мехов с наилучшими пожеланиями. Некоторые из горожан также посетили дом Драконорожденной, чтобы поздравить Каю и ее мужа; Довакин настолько обнаглела, что даже устроила праздник в честь своей свадьбы и пригласила на торжество некоторых из Квартала серых, а кому не нашлось места в отремонтированном Хьериме, украшенном гирляндами из ветвей пихты и снежноягодника, тех угощали на улице. Рольфу противно было пить за здоровье и счастье аргонианина, которому хватило наглости жениться на нордке, однако мед, которым у них угощали, был забористым, хмельным и сладким, а Каменный Кулак слишком злился, чтобы сдерживаться, поэтому пил, пока ему не стало дурно, а сладкие рулеты и маковые пироги он собрал прямо со стола и унес домой вместе со свиным окороком, запеченным с яблоками и гвоздикой. В суматохе веселья этого никто не заметил, все смотрели на новобрачных: на безобразного ящера и норжанку, светловолосую и веснушчатую, смотрящую на аргонианина так, словно он был самым важным и лучшим мужчиной в ее жизни. Видимо, девка совсем умом тронулась, раз влюбилась в получеловека. Никак головой крепко стукнулась в одном из своих странствий, вот сознание у Каи и помутилось. Надо бы у Вунферта выведать, что в таких случаях делать-то полагается; пропадет ведь девица с таким мужем. Хороша ведь; жаль, что вся эта красота достанется аргонианину. Да еще и при столь славном приданом, как большой дом у самого Королевского дворца, парочка лошадей, несколько охотничьих псов и собственные владения почти в каждом городе. Такой невестой сам ярл бы не побрезговал, но теперь кто на Довакин посмотрит после аргонианина? Никто не захочет пользовать бабу, на которую взбирался ящер. Даже Рольфу теперь гадко смотреть на Каю, не то, что прикасаться; разве что... для того, чтобы показать девке, что из себя представляет настоящий мужик. Каменный Кулак почесал в затылке, просунув пальцы под шапку; эх, взять бы Каю за косу, толстую, белокурую, тяжелую, словно моток шерсти, уволочь на конюшню да выбить всю эту блажь из нее. Рольф протяжно выдохнул, причмокнул губами, вспоминая широкие бедра Драконорожденной, прямой разворот ее плеч, крепкие руки, высокую грудь; с такой бабой всласть делать сыновей. Но вместо того, чтобы стать женой истинного норда, она, как портовая девка, подставляет себя аргонианину; еще и прочих ящеров из доков в Хьериме привечает. Знал бы Торбьорн Расколотый Щит, что будет происходить в доме покойной Фригги, сжег бы его, видит Талос. А теперь уж поздно: стражники постоянно патрулируют улицы, факелы у ворот Хьерима зажигают каждую ночь, да и прислуги у Довакин больше, чем в таверне; просто так не пробраться. А Рольфу хотелось бы взглянуть, как живется Кае с аргонианином. Наверняка играют в "Похотливую аргонианскую деву" наоборот. Громко рыгнув, Рольф похлопал себя по животу и вылил в рот остатки меда; почти совсем стемнело, но домой идти не хотелось: там пусто, холодно, не топлено со вчерашнего дня, зато в таверне очаги не гаснут, всегда есть мед и можно легко найти собутыльника. А когда Каменный Кулак напьется достаточно, то наведается в Квартал серых, чтобы напомнить данмерам, где их место; хотя с большим удовольствием прокричал бы под окнами Драконорожденной все, что думает об ее браке. Однако тогда если не стражники, то сама Кая или же ее хускарл пересчитают Рольфу ребра, чего норду очень не хотелось: довелось уже видеть, как Довакин обращается с мечом. С Каменным Кулаком ей справиться не составит труда. Вот до чего дожили: нордка вместо того, чтобы выбрать себе мужа из добрых северян, надела амулет Мары ради аргонианина. И Рольфа это злило до несварения желудка, до зубной боли и ломоты в суставах, потому как ему не досталось молодой богатой жены, а этот Хорошо-Знает-Болота жил все равно, что ярл, рядился в бархат и лисий мех и носил браслеты, золотые с зеленой яшмой, за цену которых сам Рольф Каменный Кулак мог бы безбедно прожить пару месяцев. И это несправедливо. Почему боги распорядились столь нечестно?! Рольф ведь лучше какого-то паршивого аргонианина, которого даже за городские станы не пускали? И какого Обливиона Кае понадобилось в доках?! Не встреться они, не случилось бы этого нелепого брака, над которым, верно, потешается весь Скайрим. Рольф швырнул опустевшую бутылку в снег; печально, что в мужа Довакин ею не запустить. Раньше они с Ангренором могли пошвырять камни в работников доков или в данмеров, выползших из своих трущоб, но теперь Довакин водила дружбу с беженцами, и им пришлось прекратить, чтобы не вызвать гнев тана Виндхельма. Ульфрик к этому относился снисходительно, как к простой девичьей забаве, а Рольф только сильнее изводился от бессильной ярости и невозможности убедить Каю в своей правоте. Он бы не так ярился, выбери она в мужья темного эльфа, а вот аргонианина простить никак не мог. Содрогнувшись всем телом, скорее от кипящей в груди злости, нежели от холода, Рольф уже собирался вернуться в таверну, но замер, сбиваясь с шага, потому что снова увидел Каю и ее мужа; лицо нордки совсем раскраснелось от мороза, иней оседал на ресницах и меховой опушке плаща, светлые локоны, завиваясь, выбивались из-под капюшона, а розовые губы изгибались в улыбке. Драконорожденная трогательно поправила ворот плаща аргонианина, который осклабился во всю ширину пасти, обнажив зубы. Рольф тоже скривился, сжимая кулаки; ежели Кая еще и целоваться с этой богомерзью будет посреди улицы на глазах у честных нордов, то Рольф точно не выдержит. Но, слава Талосу, Довакин ограничилась только объятиями; однако вид льнущего к девушке аргонианина все равно был тошнотворен, и Каменный Кулак поспешил убраться в таверну, куда никто из ящеров не ходил, отдавая предпочтение клубу в Квартале серых. Эх, дождаться бы, когда все данмеры и аргониане там соберутся, подпереть бы двери да подпалить, чтобы выжечь всю эту дрянь из Виндхельма, да только за поджог и ущерб городу придется отвечать, а Рольф считал себя не преступником, а борцом за Скайрим, пусть и не состоял в рядах Братьев Бури. У нордов есть враги и помимо имперцев, и пока воины Ульфрика сдерживали легионы генерала Туллия и Альдмерский Доминион, Рольф вел свою борьбу в Виндхельме, и своим неприятием к браку Драконорожденной с ящером бросал вызов всей этой мерзости, гнусным беженцам и шпионам Талмора. Пусть Кая видит, что еще остались в городе истинные норды, непреклонные и несгибаемые, верные своим принципам. Икнув, Рольф, пошатываясь, побрел к дверям "Очага и свечи" загребая ногами снег, уверенный, что Довакин смотрела ему вслед; на пороге таверны Каменный Кулак замедлил шаг и обернулся, надеясь поймать взгляд Каи, но только сплюнул и свирепо рванулся через порог, чтобы не видеть, как Драконорожденная, хохоча, бросалась снежками в Хорошо-Знает-Болота, после чего с визгом и смехом повалила его в сугроб.