Записки Шеогората

С сумерками в Виндхельм приходил стылый мороз, однако очаг в доме клана Расколотый Щит не гас: в обязанности служанки-данмерки, с серой, цвета пыли, кожей и глазами красными, словно гранаты в ожерелье Товы, входило поддерживать огонь и тепло в комнатах хозяйских дочерей. Темная эльфка, невысокая, щуплая, с оттопыренными острыми ушами и угловатым подбородком, по-звериному дернула носом, когда Муири, одетая в одну полотняную рубашку, проскользнула в постель Нильсин. Данмерка ворошила дрова в очаге кочергой, так близко придвинувшись к огню, что язычки пламени едва не лизали ее щеки; служанка была обритой наголо, и лысую голову прикрывала платком с бахромой, который раньше принадлежал Тове и был милостиво пожалован данмерке. Това Расколотый Щит относилась к слугам куда мягче, нежели ее муж, который обращался с работниками не в пример строже. Повезло, что домашней прислугой командовала госпожа Расколотый Щит; господин Торбьорн мог не одобрить дружбы Нильсин с девчонкой из Предела, чье лицо было отмечено татуировкой. Това же садила Муири за один стол со своей семьей и, не таясь, называла дочкой. Муири с наслаждением вытянулась под шкурами, утопая в мягкой перине; дружба с дочерями клана Расколотый Щит изрядно облегчала ей жизнь, однако не ставила на один уровень с Нильсин и Фриггой; самой Муири никто не кланялся и госпожой да барышней не называл, однако ночевала она с подругой, а не в комнате слуг, ела в столовой, сидя на дубовой лавке за хозяйским столом, а не на кухне, и когда Нильсин и Фригга ходили на рынок за покупками, никогда не возвращались без подарка для Муири. В доме клана Расколотый Щит Муири чувствовала себя, как дома, не в пример уютнее, чем в родном Маркарте, где порой было холоднее из-за сырости, стылых камней и накалившегося двемерита. Сколько шкур и подушек не разложи, спина все равно будет болеть после сна на вытесанном из скалы ложе; а в Виндхельме Муири всегда спалось хорошо, особенно, если она ночевала вместе с Нильсин. Обнимать подругу было приятно; Нильсин так сладко прижималась к Муири и пахла лавандой и горноцветом. Муири могла лежать без сна и просто перебирать ее волосы, прислушиваясь к тихому ровному дыханию девушки и потрескиванию дров в очаге. Как бы не выл ветер за запертыми ставнями, как бы стужа не покрывала инеевой пылью стены дома, в объятиях Нильсин Муири была в безопасности. Хотя городом правил человек, поставивший народ Предела на колени; Маркартский Медведь лишил Муири дяди, деда и бабки, однако она их почти не помнила, время стерло их черты, и когда девушка думала о семье, то в сознании возникали образы Товы, Фригги и Нильсин. Она, подражая членам клана Расколотый Щит, даже ставила свечи за упокой родных в храме Аркея, пусть в Пределе почитали других богов и похоронные обряды Изгоев отличались от нордских обычаев погребения, однако никто в Виндхельме не поймет и не оценит, если Муири вдруг начнет ворожить на козьих внутренностях. В Виндхельме почитали Девятерых, а Торбьорн и Това не потерпят в своем доме язычницу; Муири не могла позволить себе лишиться их покровительства, ведь тогда ей придется вернуться в Маркарт, пропахший сыростью, каменной пылью и гарью, сырой и промозглый, где ее никто не ждал. Становиться бесправной служанкой, горничной, вынужденно услужливой и молчаливой, девушка не хотела; слишком привыкла к хорошей жизни под опекой госпожи Товы, которая по доброте своей может даже найти ей мужа. Муири трепетно вздохнула; о женихе знатном и богатом ей даже мечтать не полагалось, однако состоятельному торговцу или фермеру Муири вполне могла приглянуться. Она достаточно красива, чтобы будущий муж не обратил внимания на татуировку, да и Предел давно стал частью Скайрима, а Муири - верная подданная Ульфрика, так что упрекнуть ее не в чем. Разве что в некотором честолюбии, но какая же девушка не надеется жить безбедно, купаясь в любви и заботе обеспеченного мужа? Муири лукаво хихикнула, уткнувшись лицом в подушку, и покосилась на служанку, двигавшуюся с кошачьей плавностью и грацией. Все-таки было в данмерах нечто животное, неприятное; девушка слышала, что темные эльфы почитали даэдра, однако в Виндхельме молиться им было опасно: даэдрапоклонников здесь презирали куда больше, чем дикарей из Предела. Впрочем, дед Муири приносил жертвы Хирсину, а некоторые в Маркарте почитали Намиру, пусть и скрывали свою принадлежность к культу Госпожи Разложений; наверняка, если стражники пройдутся с обыском по Кварталу серых, найдут немало любопытного и запретного. Муири и самой хотелось бы взглянуть на артефакты даэдра, но признание в этом означало интерес к ереси, о чем могли донести Дозорным Стендарра, встречи с ними Муири ни к чему. Но если вдруг понадобится приворожить мужчину или проклясть обидчика, девушка не побоится испачкать руки; хоть в крови, хоть в медвежьей желчи и отваре из паслена. Служанка собиралась вернуться в комнатку, примыкающую к спальне, где спала на лавке, укрываясь овчиной, когда Нильсин вернулась в спальню. Данмерка угодливо поклонилась девушке и мышью выскользнула за дверь, когда Нильсин кивком позволила ей удалиться. Скинув теплый, подбитый кроличьим мехом халат, Нильсин забралась на кровать и зарылась в ворох шкур, подбираясь все ближе к Муири, кусавшей от смеха губы. Оказавшись вплотную к девушке, Нильсин оплела ее руками и прижала к груди, втискиваясь холодными ступнями ей между ног. Муири глухо охнула, попыталась отодвинуться, но запуталась в полах собственной сорочки, и Нильсин, воспользовавшись заминкой, вжалась в нее всем телом. - Здесь жарко как в бане, - свистящим шепотом произнесла Муири, - а ты холодная, словно морозное приведение! - В коридоре сквозняки, - пояснила Нильсин, подрагивая от озноба, и довольно засмеялась, устроив ладонь на боку подруги, - зато ты горячее уголька. - С тобой я быстро остыну, - проворчала Муири, однако не делала попыток отстраниться или вырваться из объятий Нильсин, чьи глаза тускло поблескивали во мраке, разгоняемом лишь светом очага и свечой, стоящей на прикроватной тумбочке. - Я смогу распалить тебя снова, - пообещала Нильсин, от чего кровь бросилась Муири в лицо. Ее глаза расширились, рот чуть приоткрылся на выдохе, но в следующую секунду она нахмурилась, уязвленно отвернулась, заметив озорство в глубине зрачков нордки. - Не говори так, - потребовала девушка, - я уверена, твоя служанка подслушивает, чтобы потом донести на нас Тове. - Мать ей не поверит, - отмахнулась Нильсин, - она слишком скучна и набожна, чтобы даже подумать о таком. А Джура побоится потерять место: отец не потерпит сплетен и слухов о семье. Без работы данмерам в Виндхельме не выжить, поэтому Джура будет молчать, даже не сомневайся. Да и кто станет слушать темную эльфку? - Желающие найдутся, - пробормотала Муири и чуть поерзала, устраиваясь поудобнее; рука Нильсин соскользнула ей на бедро, а голову девушка устроила на плече подруги. Ее постепенно согревающаяся ступня скользнула по голени Муири. - Ты виделась сегодня с Аленом? - осведомилась Нильсин. Муири вспыхнула, задышала чаще, не только от упоминания мужчины, так сильно ей приглянувшегося, но и потому, что пальцы Нильсин забрались ей под подол сорочки. - Да, но... мы не говорили, - Муири прикрыла глаза, потеревшись животом о живот нордки, - только мне и не нужны слова. Ален на меня смотрел... я сразу все поняла по его взгляду! - И что же тебе сказал его взгляд? Муири облизнула пакостно улыбающиеся губы. - Что он хочет меня настолько, что готов сорвать с меня платье прямо на рынке. Нильсин оскорбительно рассмеялась. - Вот дурень. Раздевать девицу на улице в такой холод! Да еще и портить наряд... - Много ты понимаешь, - обиделась Муири, - это же романтично! - Романтично, пока он стручок свой не отморозит. Нужен он тебе будет, если хрен у него почернеет и отвалится? - Когда что-то замерзло, нужно как следует растереть, - коварно напомнила Муири, на что Нильсин рассмеялась в голос и тут же зажала рот ладонью. Обе девушки укрылись шкурами до самых носов, напряженно вслушиваясь в тихую возню за стеной, и как только все стихло, подруги захихикали, придвинувшись друг к другу так тесно, что едва не стукнулись носами. - А вы с ним уже?.. - начала Нильсин и скорчила рожицу, когда Муири пихнула ее в плечо. - Нет, ты что?! Мы с ним не настолько знакомы, и вообще... я жду первой брачной ночи. - Чтобы ему некуда было отступать? - уточнила Нильсин и закинула ногу на бедро Муири; девушка понемногу напитывалась жаром Муири, которого с каждой минутой становилось все больше от разговора об Алене Дюфоне и близости нордки. - Он и так от меня никуда не денется, - самоуверенно изрекла Муири, после чего застенчиво опустила ресницы, - мне нужно, чтобы он влюбился в меня без памяти, ведь у меня довольно скромное приданое... - Об этом не волнуйся: матушка поможет тебе со свадьбой. Она любит тебя, ты же знаешь. - И я ее люблю, - пылко заявила Муири, - госпожа Това заменила мне мать. - А меня ты тоже любишь? - поинтересовалась Нильсин. - И будешь любить даже после того, как выйдешь замуж за Алена? - Конечно, - Муири было приятно, что подруга говорила о том, что она станет женой Алена Дюфона, как о решенном деле; значит, Нильсин верила в нее, в то, что у Муири все получится, хотя сама девушка нервничала и сомневалась. Но все невесты волнуются, так ведь? Ален тоже наверняка переживает, боясь не оправдать ожиданий покровителей любимой девушки, однако если Расколотые Щиты желают Муири счастья, они примут Алена. - Ты же любишь меня больше Фригги, правда? - ладонь Нильсин погладила Муири по груди; девушка сладко вздрогнула, но оттолкнула руку нордки. - Оставь немного для моего будущего мужа. - Ему и так достанется немало. А мы с тобой только пробуем. Самую малость. Совсем чуть-чуть. Чтобы согреться, - пальцы Нильсин помяли голую ягодицу Муири, колено втиснулось между бедер, и лобок Муири оказался прижатым к паху Нильсин. Хихикнув, девушка помяла грудь нордки через тонкую ткань сорочки и прикусила нижнюю губу, потираясь и ерзая промежностью по ее гладкой ноге, пока сама Нильсин стискивала ее ногу своими бедрами, твердыми, точно каменными, от напряжения. Для Нильсин это было забавой, небольшой шалостью, а в Пределе телесной близостью славили богов, призывали дожди и богаты урожай. Целуя Нильсин, Муири мысленно молилась о счастье, и все нарастающее удовольствие убеждало ее в том, что жизнь ее всегда будет сладкой, как земляничное варенье и ласки Нильсин Расколотый Щит.