Записки Шеогората

- Я хочу тебе кое-что показать, - ладонь Матье, сжимающего руку Марии, была горячей и липкой от пота. Но девушка не спешила освобождать пальцы, хоть прикосновение у Белламона неприятное - какое-то вялое и безжизненное, и пальцы ни на секунду не замирают, постоянно шевелятся словно толстые белесые черви. Хотя буквально пару часов назад Матье был собран и серьезен, а сейчас его буквально трясет. Глаза лихорадочно блестят, мужчина то и дело облизывает губы. Марии даже неловко. Не трудно догадаться, что напарник к ней неравнодушен, да вот беда, Матье не тот мужчина, которого... в общем, не мил он ей. Отличный убийца, хороший брат. И только. - Тебе понравится, уверен, - повторял бретон, преданно заглядывая девушке в глаза. В его взгляде было столько огня, что ассасин невольно покраснела, - я... еще никому этого не показывал, - голос Белламона дрогнул, - ты первая, кому... я открываюсь. Кто увидит мою тайну. - Я очень тронута, Матье, - напарник теперь сжимал ее ее ладонь так сильно, что кисть Марии начинает неметь. Глаза девушки скользнули по остову заброшенного маяка. Верхушка его вонзалась в облака, розово-оранжевые, пронизанный лучами закатного солнца. В рокоте прибоя убийце Темного Братства слышалось предостережение, Мария вздрагивала от каждого визгливого крика чаек, но ассасин с презрением отмахнулась от своих разыгравшихся тревог. Что за глупости?! Разве не дитя она Матери Ночи? Ситис презрел бы ее за ничтожный страх. К тому же, это ведь Матье. Он не сделает ей дурного. Чем ближе дверь подвала, тем сильнее становился тошнотворный сладковатый запах смерти. Мария морщилась на каждой ступеньке, а Белламон, казалось, не замечал сгущающегося смрада. Звякнув связкой ключей, он принялся возиться с замком. Руки бретона дрожали так, что ключ не сразу попал в скважину. Дверь отворилась с протяжным скрипом, и Матье учтиво пропустил девушку вперед. Порог Мария переступила на одеревеневших ногах, с сердцем, бешено колотящимся в груди. Голова гордо возлежала на серебряном блюде, приоткрытый в немом крике рот обнажал частокол зубов и черные склизкие десна. Нос прогнил и провалился, веки впали, смерть исказила черты мертвого, превратив их в гротескно искаженную маску. Длинные пряди свалявшихся сальных волос выдавали в покойнике женщину. Рой толстых мух вился над головой, насекомые ползали по ее лбу и щекам, пролезали в ноздри и рот. Марию замутило, она покачнулась, но сильные руки Матье легли ей на плечи и не позволили упасть. - Это моя матушка, - горячо зашептал Белламон, касаясь губами уха девушки, - моя бедная, безвинно убитая мать. Я хочу познакомить ее с тобой, - бретон решительно подтолкнул ассасина к столе, на котором покоилась голова, но Мария вывернулась из его рук и отскочила в сторону. Лицо ее, скрытое вуалью зыбкой полутьмы, отразило гадливость и отвращение. - Всемилостивый Ситис, я... - склизкий ком подкатил к горлу, и убийца поспешно зажала рот рукой. Одна из мух запуталась в ее волосах и разразилась отчаянным жужжанием, но девушка даже не обратила на нее внимание. Мария медленно отступала к двери, стараясь не выпускать из виду остолбеневшего Матье. - Мария, - голос Белламона хлестал словно плеть, - вернись. - Нет, - убийца покачала головой. Он болен, просто болен, вот и все. Однако, удушающий запах тлена все сильнее смыкался на шее девушки, не давая ей сделать и вздоха, - дорогой Матье, да вы псих, - мощи Матери Ночи священны, но это... - ее нужно похоронить. Держать здесь... отвратительно! - Отвратительно?.. - недоуменно повторил бретон. Искреннее удивление в его голосе заставило Марию внутренне содрогнуться. Стало еще противнее, хотя казалось, что хуже быть просто не могло. - Да как ты можешь такое говорить?! Это ведь моя мать! - Неважно! - убийца с трудом подавила приступ дурноты. Мухи кружили над ее головой, а на сгнивших губах головы ей мерещилась гнусная ухмылка, - все это неправильно и мерзко. Даже кости Нечестивой Матроны мы храним в саркофаге, надлежаще ухаживаем за ними, а здесь... - Матье, такой тихийи собранный, и хранит останки женщины, подарившей ему жизнь. Позволяет им разлагаться... - как ты мог подумать, что мне такое может понравиться?! На смену удивлению пришла злость и обида. Белламон настолько сильно лелеял свое безумие, что решил, будто Мария присоединится к нему с радостью. Убивать - это искусство, темное и опасное. А Матье просто втоптал его в грязь. Сглотнув горькую слюну, девушка повернулась к напарнику спиной. Напряженную тишину нарушали только жужжание падальщиков, любимцев Намиры, и тяжелое хриплое дыхание Матье Белламона. Побледневшее лицо мужчины пятном выделялось во мраке. С грацией саблезуба он кинулся на Марию, которая даже не успела выхватить кинжал. Удар оглушил девушку, она упала на колени, кашляя и задыхаясь. Матье взял в горсть волосы ассасина и резко дернул вверх. Клинок коснулся обнаженного девичьего горла. - Мать всегда будет с сыном! Слышишь меня? Слышишь меня?! - дыхание Белламона так же отдавало тленом. Гниль и безумие пропитали его насквозь. И как она этого не заметила? Как они не заметили? Мария дернулась, замахнулась, целя в лицо мужчины, но сталь впилась в ее шею обжигающе-жгучим поцелуем, крик хлынул изо рта вместе с кровью. Несколько слезинок напарника и бывшего брата упали ей на щеку. - Не похороню, не отдам... за мать отомщу... всем. Всем вам!