Записки Шеогората

Когда Кробхдерг полоснула когтями его по груди, крик зародился в горле Руэридха, но растаял на губах, обжег пряностью крови. Не кричать, не плакать, не умолять – страх постыден. Его избрали, одного из всех юношей племени. Это честь. Но сердце, словно дикое, билось, металось в груди, и его биение сливалось в унисон с рокотом барабанов. Испуганный крик горного козла взлетел к самым вершинам гор. Руэридх сглотнул, но глаз отвести не посмел. Сопротивляющееся, охваченное страхом животное подтащили к алтарю, на котором лежал Изгой. Ворожея неуклюже поковыляла к бьющемуся в путах козлу, когти гулко стучали по камням, окропленных кровью не одной жертвы. Стук-стук-стук… шаги Кробхдерг отмеряли последние мгновения до свершения ритуала. Позорный животных страх окатил Руэридха холодом. И быстрее, чем через вздох, ворожея перерезала горло несчастному козлу. Багряный дождя хлынул на юношу, обжигая, Изгой вздрогнул. Тело напряглось натянутой тетивой и вспыхнуло болью в груди, когда кривой клинок рассек кожу. Стон сорвался с губ воина, он прикусил язык, кулаки сжимая, ногтями впиваясь в мякоть ладони. В ушах зазвучал вдруг хохот, но его заглушило пение. Хриплое карканье Кробхдерг вспороло слух. - Будут кости твои камнем, а плоть обратится землей, пусть кровь течет рекою, пусть землю Предела дождем омоет… Зазубренное лезвие с хрустом вошло в тело Руэридха, но боль внезапно отступила. Он расширенными глазами наблюдал, как ворожея ломает его ребра, кромсает истекающую багровой жижей плоть, добираясь до сердца, живого и трепещущего. Ворожея, вращая глазами бездонно-черными, сопела алчно, облизывалась. В черных глаза горел золотистый огонек – отражение пляски костра. Морщины и рытвины на лице Кробхдерг не признак старости, но мудрости, печать силы и магии. Вздох дался юноше с трудом, холодный воздух ворвался в легкие через рану в груди. Ногти царапали камень, побуревший от крови. Руэридх застонал, когда когтистые палицы ворожеи сжали его пульсирующее жизнью сердце. - Криком вспорхнет пусть черная птица, чтоб славой Хирсина сполна нам напиться. Вены в косицу с травой заплести, чтоб древу подобно в землю врасти. Чтоб силой Предела сосуд наполнить… Сосуд? Это он-то сосуд? Руэридх вспыхнул, приподнялся на каменном жертвенном ложе… желчь обожгла ему горло, когда взгляд Изгоя упал на сердце, жарко пульсирующее в руке ворожеи. Она поднесла его к миске, сжала пальцы, и сердце лопнуло спелым плодом, кровь брызнула на лицо Кробхдерг. Она захохотала, эхо ее ликующего смеха пронзило юношу. Вздох… и в груди вспыхнуло болью. Руэридх хотел закричать, но не мог, хотел прикрыть зияющую кровавую пустоту ладонью, но руки отказывались повиноваться. Тело изогнулось дугой и вдруг обмякло, безвольное и пустое. Мертвое. Но он ведь жив! Руэридх захрипел отчаянно, чувствуя, как холод сковывает незримыми кандалами его ноги и подбирается выше. Тело тосковало по сердцу. Тело медленно умирало. Но Изгой еще жил. Ворожея полила кровью юноши небольшое семечко, которое набухало, росло, оживало, напиваясь слезами сердца Руэридха. Юноша задыхался, рассудок, отравленный страхом, лишился мыслей, тело, лишенное сердца – кусок мяса, не более. Сквозь прорези забрала Изгой видел, как семенит к нему ворожея, продолжая бормотать. Видел, но не слышал, слышал, но не видел. Холод уже опоясывал его запястья. Когда семечко упало в его рану, словно в благодатную почву, Изгоя оглушило. Рокот водопада, стоны гор и шепот травы лился ему в уши, кровь вскипела и побежала по венам, холод и жар сплелись воедино. Удар, еще удар… новое сердце распускалось в груди подобно цветку. - Сердце терновника. Кости зверя. Кто в жизни был изгоем… - к голосу Кробхдер присоединился еще один. Сулис, сестра ее, смазала губы Руэридха горьким можжевеловым соком, - восстань из мёртвых, кровь от крови нашей! Новый вздох влил в него свежие силы, новое сердце – новая жизнь. Юноша поднялся. Не охотник более, воин, не человек – Изгой. В груди которого цветет вереском верность Пределу.