Записки Шеогората

Данмерка смотрела на жуткого вида фолиант, лежащий на пьедестале, не скрывая растерянности. Обложка представляла собой грубо сшитые между собой кусочки разноцветной кожи. Эльфка осторожно коснулась темно-серой заплатки и тот час же отдернула пальцы, словно обжегшись. Кожа мягкая, видимо, детская или девичья… К горлу подкатил склизкий ком, а с тонких губ слетел тихий нервный смех. Лучшего подарка для нее просто не придумать! Ведь Нисса не умеет читать. - Ты медлишь, смертное существо, - голос Хермеуса Моры густым эхом заполнил пространство всей сферы. – Почему? Тебе не нравится мой дар? Язык словно примерз к гортани, и данмерка только пожала плечами, гадливо вытирала пальцы о складки собственного плаща. Она не брезговала убийствами ради звонкой монеты, не стеснялась воровства… но не могла заставить себя взять в руки книгу, чью обложку украшает человеческая и мерская кожа. Девушка переминалась с ноги на ногу, стряхивала с сапог сизый пепел – единственное, что осталось от старого Сегония, - и чувствовала, как спину прожигают взглядом сотня тысяч глаз. Принц даэдра ждал, его нетерпение и нерешительность Ниссы заставили морозный воздух загустеть. Довакин выдохнула, облизнув губы, и вновь потянулась к книге. - Выпусти мое знание в мир. Позволь ему наполнить тебя. Я избрал тебя, мой герой. Не разочаруй меня. - Меня никто не выбирал, - отрывисто бросила Нисса. Вдоль позвоночника гулял ворох колких мурашек, от холода и волнения ломило кончики острых ушей. Помилуй, Неревар, во что она ввязалась?! Мало ей убийц в друзьях, ныне еще и с даэдра якшается. – Я сама решила так. - Твоя свободная воля – иллюзия, смертное существо, - мягко заметил Демон Знаний, - тебе дарован Огма Инфиниум. Септимий был лишь инструментом его открытия, а ты станешь сосудом, в коем знания веков будут храниться. Возьми его. Стань проводником моей воли. Давай творить чудеса вместе… - Спасибо, но чудес мне и так хватает, - зря она во все это ввязалась, пусть бы Сегоний продолжал сходить с ума в этой ледяной пещере, пусть бы словарем забавлялись фалмеры. Нисса попятилась от пьедестала и тонко взвизгнула, ощутив, как что-то крепко обвивается вокруг ее щиколотки. - Я не приму отказа, смертное создание, - черные нити щупалец стиснули руки данмерки, развели их в стороны, девушку приподняло над землей. Голос даэдра тягуче лился в уши эльфки, обволакивал, будто смола мошку. – Семена упрямства взращены в твоем невежестве. Меня не оскорбляет это… но более не потерплю пререканий. - FUS! – ту’ум обжег губы и сотряс стены сферы, однако, Огма Инфиниум продолжала, недвижимая, лежать на пьедестале. Онемевший язык не позволял закричать Ниссе снова, данмерка яростно билась в хватке даэдра, захрипела, когда тонкое щупальце удавкой сжало ее шею. Кровь ударила в голову, перед глазами потемнело. Хермеус Мора ехидно рассмеялся, без труда подавляя сопротивление эльфийки. - Такая смертная и такая своевольная, - Нисса сипло взвыла, чувствуя, как щупальца пробираются ей под одежду, снимают с нее слой за слоем. Подбитый куньим мехом плащ соскользнул с ее плеч, колет распахнулся сам собой, и мороз запустил тонкие ледяные когти под пепельно-серую кожу темной эльфки. Девушка тревожно замерла, когда даэдра начал поглаживать ее по животу сразу несколькими отростками. Два начали подниматься выше, к груди, а один протиснулся за пояс ее бриджей. Нисса сдавленно всхлипнула, напряглась всем телом, силясь вырваться, приготовилась уже было закричать, но даэдра грубо втиснул ей упругое щупальце в рот так, что данмерка подавилась, а сила готового родиться ту’ума едва не разорвала ей грудь. Хермеус Мора сорвал с нее тонкую льняную сорочку и стиснул небольшие груди с черными бусинками сосков. - Прими мою власть, смертная, - данмерка замычала, пытаясь сжать зубы, давилась слюной, пока щупальце играло с ее языком и поглаживало небо. Даэдра завел ей руки за спину, спустил бриджи до колен. – Прими свое наказание. Подчинись силе Демона Знаний. Да пошел ты!.. Нисса задрожала, запрокинула голову. Ныли намятые щупальцами груди, острые кончики отростков щекотали затвердевшие соски. Бездна окружила ее, и Хермеус Мора смотрел на нее со всех сторон тысячей глаз, тянул к ней гибкие, извивающиеся конечности. Девушка зажмурилась, мысленно взывая к Трибуналу и Неревару. Она возложит дары на алтарь Боэты, кровью ей неугодных вымолит прощение у Госпожи, взрастит розы во имя Азуры и ее кинжал будет петь хвалебную песнь Мефале. Принц Неопознанного словно прочитал мысли данмерки и с силой развел ее ноги в стороны, едва ли не разрывая суставы и сухожилия. Нисса выгнулась дугой, захлебываясь криком, и щупальца едва ли не с нежностью погладили ее между ног. Данмерка двинула бедрами, избегая прикосновений, но сладкая судорога прошлась волной по всему телу. Несмотря на холод, тело эльфки покрылось испариной, по внутренней стороне бедра начало течь. Отросток начал неспешно двигаться в ее рту, проникая все глубже, двое других сжимали соски, и сопротивление Ниссы таяло. Она безвольно висела в хватке даэдра, мелко вздрагивая. И щупальце Хермеуса Мора легко проникло в ее увлаженное лоно. - Знание – сила, моя непокорная смертная, - еще две конечности поглаживали эльфку между ягодиц, - а ты знания отвергаешь, отвергаешь само их сосредоточие. Нисса не могла даже хрипеть, тихо стонала, внутренне сжалась, ощутив, как тонкие щупальца протиснулись в ее зад. Хермеус Мора брал эльфийку, заполнял без остатка. Его члены двигались в ней, каждое чувство данмерки находило отражение в тысяче глаз даэдра. Невольно она начала поддаваться движению щупалец, и Принц Познания сжал ее талию. - Прими, прими же меня, своевольно смертное создание. Огма Инфиниум вдруг спорхнула со своего пьедестала, воспарила и замерла перед залитым слезами лицом Довакин. Книга распахнулась, шелестя страницами, и буквы и знаки налились золотистым сиянием. И в миг высшего удовольствия, когда Ниссу закружило шквалом слившихся во едино всех чувств и эмоций, знания рекой хлынули в ее распахнутое сознание. Драконорожденная закричала, кровь багровым бисером брызнула из носа, и данмерка рухнула на снег, уже полностью одетая и тяжело дышащая. Черное щупальце погладило ее по голове, игриво задело острое ушко. - Мы много еще чудес натворим, моя непокорная смертная…