Записки Шеогората

Сильд Чернокнижник, его прислужница, насилие, медицинские манипуляции, некромагические ритуалы. Илди не кричала – мешала пропитанная настойкой пшеничных зерен тряпица, которой Сильд предусмотрительно заткнул ей рот. Илди не шевелилась, а только мелко-мелко вздрагивала. Звездой распластанная на широком деревянном столе, она умудрилась вывихнуть себе плечо – так сильно хотела вырваться. Сильд взял не веревки и даже не цепи, а широкие ремни из сыромятной кожи, которые туго обхватывали запястья и лодыжки девушки. Илди сипло поскуливала, плакала. Слезы собирались под ее веками, просачивались в уголках глаз, струились вниз, к виску, терялись в волосах. Ей было холодно – давеча ночью ударили морозы, а одежду Илди некромант срезал прямо с ее тела. Платье из крашеной шерсти, пара рубашек и кожаная безрукавка были небрежно брошены под стол, а сорочкой из тонкого полотна со шнуровкой на лентах Сильд Чернокнижник вытирал руки. Разумеется, Илди не думала, что так все обернется. Что окажется нагой и распятой на почерневшей, распухшей столешнице. Некромагические ритуалы зачастую бывают весьма кровавы… если, конечно, образец жив. В ловушку Сильда давно никто не попадался. Слишком давно, непростительно давно. Не забредали в руины мародеры и искатели приключений, даже беглые висельники и головорезы обходили обитель Раннвейг стороной. Сильд скучал, тосковал, злился, не мог работать. Напряжение звенящей немотой засело в теле, терзало бессонницей, отняло аппетит. Илди, его услужливая, старательная Илди… рука мужчины легла на ее затвердевший от страха живот. - Мне будет не хватать тебя, моя дорогая, - печально произнес маг и смешливо фыркнул собственным словам. Что он такое бормочет, помилуйте боги?! Он немного поработает с телом Илди, это да, но душа-то, душа по-прежнему останется у него. Будет так же прислуживать, как и раньше, до ритуала, до ее глупой, оскорбительной выходки. Вы безумны, вы с ума сошли! Я… я пожалуюсь ярлу! Нет!.. не смей, не трогай меня, нет!.. Сильд успокаивающе погладил глухо всхлипывающую девушку по мокрой холодной щеке. Илди вся была какая-то рыжая: от золотисто-бурых глаз и морковных волос до коричневатых веснушек и светло-оранжевой поросли на пухлом лобке. Сильд оттянул ее нижние губы, развел их в стороны. Илди судорожно дернулась, и ее страх изошел зловонной лужицей, растекшейся у нее под бедрами. Маг брезгливо сморщил нос, отступая. Руки неприятно зудели от желания вымыть их. - Отвратительно! – хлестко бросил он под жалкое хныканье Илди. Спертый кисловатый запах обжег чувствительный нос, склизким комом встал поперек горла. Лабораторию и мастерскую следует блюсти в чистоте, Сильд строго придерживался сего принципа. Поэтому окатил притихшую девушку холодной водой из ведра и плеснул жидкого мыльца на ее промежность. Мыльная вода с вереницей мелких пузырьков стекала со стола, змеилась тонкими жемчужными нитями, капала мужчине на сапоги, Илди принялась ерзать, пока некромант яростно тер у нее между ног. От чисто вымытой прислужницы стало пахнуть куда приятнее – лавандой и горноцветом. - Так-то лучше, верно? – мужчина лениво потрепал ее по груди, не слишком большой, ровно по его ладони, вдавил большим пальцем внутрь сосок. Илди всхлипнула, дернувшись, и полузадушено взвыла, когда он затушил об ее грудь свечу. Гнойно-желтый воск стекал по девичьему телу, застывая, пахнуло паленым, и на серовато-смуглой коже распустилась ярко-розовая сердцевинка ожога. Сильд тепло улыбнулся в стеклянные от ужаса глаза Илди. Второй сосок он до крови сжал зубастыми щипцами, держал до тех пор, пока не выступила кровь, черная в полутьме его лаборатории. Маг не опустится до откровенного мордобоя. Грубо, некрасиво, грязно, а в распластанной Илди с тлеющим огоньком надежды за искристой стеной слез, в ее позе, в его намерениях, есть нечто дикое, первобытное, эхо тех времен, когда правили драконы. Девушка что-то хрипела, когда Сильд разводил ее ноги еще шире, выкручивая, выворачивая суставы. Билась на столе пойманной птицей, глухо верещала под сухой хруст собственных костей – кривоватые ноги с желтыми ногтями плетьми свисали с краев. Некромант привязал их так, будто Илди обнимает ими стол – как любовника. Она вся раскрылась перед ним, готовая и покорная. И жизнь, и смерть – в руках Сильда. Тонкая полоска кожи, которую он срезал с мягкого подрагивающего живота – в руках Сильда. Красноватый сосок, вырванный резко, с мясом, - в обагренных пальцах Сильда. И это пьянит не хуже вина, сладко, так сладко, что у некроманта сводит судорогой в паху, приятно немеют колени и щекочет в груди ликующим смехом. Приглащающе раскрытых створок между ног Илди маг коснулся пальцами почти что ласково, погладил, осторожно проник внутрь. Девушка не шевелилась, дышала рвано, дергалась от спазмов, но выгнулась, задыхаясь криком, когда маг вогнал в нее камень душ, сразу, почти на всю длину. С треском лопнула кожа, в ладонь ему брызнуло кровью. У Илди закатились глаза, вся она бестолково забилась, задергалась под ним. Держа ее за горло, Сильд жадно вглядывался в ее лицо, ловил затухающее дыхание. Колючие волосы щекотали ладонь, он сжимал девушку там, внизу, проталкивая камень душ все дальше и глубже. В груди Илди забулькало, и некромант понял, что пора. Тонкое узкое лезвие легко вошло уже в намеченную дорожку красно-белой голой плоти, пальцами Сильд развел мякоть в стороны. Отсекая, подрезая, он погружался все глубже, красный сок толчками вырывался из раны, брызгал ему на лицо и на мантию. Сквозь слои мяса и жира туманно просвечивал камень душ. Сильд вырвал его резко, как морковь из теплой податливой землицы. Сияющие белые нити потянулись вслед за его рукой, Илди вся затряслась, дико глядя уже мертвыми глазами на наполнявшийся камень. Он мягко мерцал в мокрой и красной ладони мага, который смазывал его кровью Илди, пахнущей ржавчиной и почему-то горноцветом. Осоловело моргая, Сильд осел на пол, прижимая кристалл к груди. Когда-то он воображал себя тем, кто превзойдет Маннимарко, Потему, даже самого Н’гаста. Подчинить себе мертвых, подчинить себе души – достойная цель, благородная, великая… Сильд Чернокнижник поднес к лицу замаранные кровью Илди трясущиеся пальцы, слизнул с них алую влагу и безумно улыбнулся в темноту. Но это… это куда слаще.