дом Дарины на выселках деревни Вороновки, в районе полудня
Агния сидела на траве и скучала: Руфь ушла, вернее, улетела — у неё появились какие-то неотложные дела; Дарина своей сущностью отправилась вновь на край леса, который всё приближался к ним, потому что его начали вырубать. Нужно было наблюдать за Дариной, чтобы той вдруг не стало плохо, помочь вернуться в своё тело, если вдруг что. Агния с тоской посмотрела в сторону дома — взять бы оттуда чего, чем заняться. Пожалела, что вернула руны Нику — можно было бы ими ещё поиграться, поскладывать различные комбинации. Вот, Агния и сидела, пока Дарина витала где-то там, непонятно что делая и на что глядя. Она ведь сущность — поговорить даже со своим братом не сможет, повлиять на него. И чего так долго? Дарина возвращалась, затем отправлялась снова то сущностью, то бестелесным духом. Изведёт же себя, сил никаких не останется… Видения быстро прерывались, и она, едва очнувшись, снова ударяла в бубен, даже без песни отправлялась вдаль. Никакая помощь не требовалась, костёр начал догорать. Агния стала листать новости Лисова в поисках новой информации о развернувшейся стройке, краем глаза всё же наблюдая за состоянием шаманки и не решаясь заняться другими делами или отойти. Дарина очнулась и отбросила маску. — Агния! — её голос прозвучал слишком обеспокоенно-недовольно, когда она застала Агнию, сидящую в телефоне; дыхание было сбивчивым, она быстро вдыхала ртом воздух, стараясь с ним совладать. Агния тут же спрятала телефон и уселась на колени, подвинувшись ближе к Дарине в ожидании последующих указаний, предложила воды. Но Дарина резко встала, и пришлось тоже подскочить, чтобы придержать её — закружилась голова от таких резких движений. — Он… Он видел меня, он понял! — всё ещё не выровняв дыхание и сердечный ритм, прошептала Дарина. — Видел? Ты же… — Да, я как дух во время камлания, но он видел! Почувствовал! Смотрел чётко в мою сторону, ухмыльнулся. Не знаю как, но понял. Он больше не человек… — Колдун? Вряд ли нежить. — Не знаю. Она всё же попила предложенной Агнией воды, начала немного успокаиваться, но всё равно была слаба: руки не слушались, дрожали, как и всё тело. — Может, случайно посмотрел? Ты близко подобралась? — Он… Он обернулся! Не может быть ошибки. — Даже если так, думаешь, он придёт сюда? Дарина нахмурилась и кивнула. — Что тогда делаем? Вопрос остался без ответа. Дарина забрала маску и отправилась в дом. У Агнии в голове появился свой план на этот случай. Она отошла в сторону от дома, оглядывая его издалека, отмечала взглядом некоторые деревья вокруг, присматривалась, щурилась, прикидывала расстояние — будто художник, который собирается писать картину. Сделала несколько шагов за дом, приглядела местность там. В сарае взяла небольшой ножик, которым удобно вырезать по дереву. Достала из кармана телефон, начала листать галерею с фотографиями, выискивая, где она сохранила фото страниц из книги «90 гаданий матушки Аграфены», которую позаимствовала у Ника. На удивление, среди эзотерической чепухи нашлись и полезные вещи. Которые, конечно, не удалось бы отыскать там, не изучив Агния массивов другой информации о рунах и жизни древних скандинавов. Дарина вышла из дома держа в руках огромный бубен, посох с колотушкой и пару поленьев, чтобы подкинуть в костёр. Снова пошла в дом. Вернулась с пучками разных трав и ещё дровами. Агния настороженно наблюдала за ней, оторвавшись от своего дела. Дарина поймала её взгляд. — Я хочу встретиться с отцом, — сказала она, сгрузив поленья на траву рядом с костром. — Я должна узнать, ради чего он являлся ко мне во сне. Что не сказал, когда должен был сказать. — Восстанови силы хоть немного. И так всё утро… — начала Агния, но её прервали: глаза Дарины сверкнули отблесками солнца и выражали крайнюю решительность; давненько Агния не видела её такой. Едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Порой они обе — любительницы поспорить. — Я попила прохладной воды, мне достаточно, — сказала она и повернулась к костру, подкидывая в него дров. — Потратишь все остатки сейчас, как с братцем твоим бороться будем? Дарина замерла в своём действии, затем тряхнула головой, и вплетённые в волосы перья и бусинки звякнули. — Я справлюсь. Отец рассудит… Костёр вспыхнул с новой силой, получив подпитку своей энергии от новой порции сухой древесины, берёзовой коры и трав. Взвился ввысь, хвостами едва касаясь голых ветвей мёртвого дерева, под которым проходили все обряды камлания. Дарина сменила свой костюм. Надела отцовский. Он был ей велик, пришлось подвязать поясом. И тяжёл. Из выделанной кожи балахон с меховой накидкой на плечах. Деревянные и металлические вставки, множество бусин, перьев, бахромы. Он сохранял прохладу внутри, будучи вынесенным из чулана, давил на плечи, заземляя и делая каждый шаг твёрдым, требуя больших сил. Пах отцом. На голове была маска — одна из тех, что использовал отец. Он делал сам эти маски. Чёрные перья плотно скрывали волосы и шею, вороний клюв бросал тень на лицо. Глаза птицы становились глазами шамана, её голова — его головой. Духи каждой вещи дали добро на то, чтобы послужить вновь. Чтобы оказавшись среди безликих духов, одной из них, отец всё же узнал свою дочь — по тем предметам и вещам, которые когда-то принадлежали ему. Даже если воспоминания стёрлись, какое-то притупленное чувство подскажет, кто перед ним. Дарина остановилась, глядя на пылающий костёр. Сердце гулко и быстро билось ещё до начала танца, призванного ускорить сердечный ритм, повысить пульс и заставить бурлить в венах кровь. Что думал её отец во время обрядов? Всегда уверенный, спокойный. Спас немало жизней в деревне и в лесу. Что стало с ним в одну из зим? Почему дал знак сейчас? Она втянула носом воздух, позволив дыму и запаху смеси трав проникнуть в её лёгкие. С силой выдохнула. Потребуется много энергии, чтобы найти отца. Агния наблюдала со стороны за всеми приготовлениями, не забывая делать то, что задумала для предосторожности. Вырезая руны на выбранных деревьев, строила незримую защиту вокруг дома и Дарины. На случай, если нежеланный гость действительно придёт. Альгиз — имеет форму оленьих рогов. Олень — сущность Дарины. Агния вырезала её на дереве возле дома. Важное место. Самое сердце. Тейваз — для защиты семьи и близких. Агния направилась к дому. Выбрала дерево напротив и, встав на мысочки, с силой вырезала знак, похожий на букву «р». Нож легко входил в кору дерева, оставляя видные отметины. Не зря руны имеют угловатую форму, без горизонтальных линий — удобнее вырезать на дереве и камнях. Турисаз — защитная руна в личных битвах. Агния вырезала две таких: на дереве, что было ближе всех к стороне, откуда вероятно пойдёт Даринин брат, и на дереве, что указывает в сторону деревни. Две стороны опасности: прямая угроза и болезнь. Битвы как минимум две. Ансуз. Вырезая её на мёртвом дереве, Агния думала об отце Дарины. Вспоминала его образ, те слова, что он говорил ей, улыбался. Она хорошо его помнила. Именно он поспособствовал тому, чтобы её определили именно в Язвецевский детский дом. Дал возможность обучения шаманским практикам. Раскрыл новые возможности, дал дорогу к знаниям, которых ни у кого больше нет. Помог не потерять себя в полном одиночестве. Названной сестрой стала Дарина. Эта руна про защиту, уроки, исцеление, совет с близкими и более старшими людьми. Агния поглядела на Дарину, которая подняла руки к небу, призывая духов начать обряд. «Пусть всё свершится», — подумала Агния, задержав взгляд на ней и мысленно желая удачи. Такие простые, обыденные человеческие пожелания разве могут влиять на то величие, что творят шаманы — тоже простые люди, принявшие на себя ношу проводника между землёй и миром духов. Агния хмыкнула и отвернулась. Когда-то она бы и позавидовала. Но не сейчас. Куда лучше быть на вторых ролях, но в своих руках иметь куда больше ниточек для того, чтобы управлять ситуацией? Смотреть, что и как делают другие, учитывать их опыт, наблюдать, собирая картину воедино. При необходимости — направлять, куда следует. Да и… Она сама смогла кое-чему научиться, не будучи ни шаманом, ни ведьмой, ни фамильяром, ни кем бы то ни было, кому от рождения присуждены особые способности. Она и так смогла оказать влияние на ход событий. И эта ночь покажет, к чему всё это приведёт. Агния тряхнула головой, отгоняя так некстати пришедшее на ум «лирическое отступление», и продолжила формировать защитную цепь. Руны плотным кольцом окружили дом и костёр. Эйваз — как тисовое дерево от злых духов — Агния вырезала у сарая, Манназ — символ поддержки и взаимосвязи — направлен в сторону поля, за которым Язвицы. Агния не торопилась звать на помощь, но при необходимости она не помешает. Рядом крутился волчонок, что повадился приходить к ним за едой. — Помогаешь. Помогаешь. Молодец, — ворковала Агния, оставляя знаки на коре деревьев. Изловчилась и потрепала волчонка по голове. Тот не обозлился, не укусил. Ингуз — символ завершения — она расположила на отдалённом дереве, ближе к местам вырубки леса. Эта руна завершала защитный круг. И от неё начиналась новая петля. Уже знакомая ей комбинация, которая действует как зеркало: уруз, наутиз, беркана. «Нейтрализация врагов», — ещё раз прочитала Агния. То, что надо. Она закончила и оглядела своё творение. Маленькая шалость, о которой её никто не просил. Сама сделала ловушку. Загнать сюда — и!.. Как раз на краю леса, поле виднеется. Удобно. — Как я придумала, а? — спросила она, обращаясь к волчонку, который бегал вокруг и обнюхивал деревья. — Как думаешь, получится? Она вышла из-за деревьев и остановилась на краю поля, запрокинула голову. По небу быстро плыли белые облачка. Поднимался ветер. Вдалеке, где-то над деревней Язвицы увидела тёмное пятно в небе, которое быстро скрылось в синеве и за облаками. Она прищурилась, но это не помогло и без того хорошему зрению. — Хм. — Агния фыркнула и вернулась обратно в лес. Зашла в дом и вынесла своему помощнику кусок курицы. Дарина в это время начинала свой обряд. Ей было страшно, но тело само проделывало нужные движения обрядового танца, из горла доносились гортанные звуки, уже лишь отдалённо напоминающее песнь, скорее скрежет и карканье, разбавляющее гул бубна, который уже не казался неподъёмным и стал продолжением руки. Всё быстрее и быстрее, биение сердце и дыхание вторили всполохам огня, трепещущим на ветру. Со стороны умиротворяющий треск пламени усиливал созданную искусственно тревогу и панику. Перед глазами плыло только пламя костра, создавая разные образы. Темнее, светлее, в сторону, в другую — они плясали в такт. Появлялись духи. Дарина их ощутила куда больше, чем обычно. Они окружали, толпились вокруг, были незримыми, но смотрели на неё. На такую же среди них. Безликую. Бестелесную. Кто сейчас будет показывать ей видения? Кто приблизится? Кто поможет найти ответы на вопросы? Духи не торопились. Выжидали. Выбирали. «Отец…» — пронеслось в голове Дарины; её сознание взывало к отцу с мольбой, чтобы он нашёл её, почувствовал. Чтобы весь ритуал был не зря, чтобы не пришлось ещё раз испытывать своё и без того слабое сердце нагрузками как физическими, так и душевными. Она боялась встречи с отцом. Но этот страх терялся где-то за ускоренным дыханием и сердечным ритмом. «Папа…» Толпа незримых всколыхнулась — как если смотреть поверх костра: прозрачный жар его пламени искажает предметы. «Дочь, — в мыслях прозвучал ответ. — Дарёна…» Голос звучал издалека. Так ласково, по-отечески. Так говорил папа, когда укладывал её спать в детстве. Нашёптывал её имя, растягивая гласные, убаюкивал, поглаживая по одеялу, сидя на краю кровати. У него большие тёплые и шершавые руки. — Дара… Дарёна, — мурлычет он, будто колыбельную, проводя рукой по волосам, убаюкивая прикосновениями. — Спи… Ощущение полной безопасности. Когда папа рядом, не страшно. Никакие духи не мерещатся вокруг, не мелькают страшные тени за окном, и волки в чаще перестают выть. Если она засыпает, пока он ещё сидит подле, никакие кошмары не мучают, от которых самой хочется выть волком и бежать-бежать-бежать куда только взгляд достаёт на горизонте. Рядом с ним как под куполом. Всё — где-то далеко. Её никто не тронет. Слышно, как мама уговаривает брата ложиться спать. Старается не шуметь, но его звонкий голос отчётливо звучит из тёмного угла комнаты. — Ночь — самое лучшее время, чтобы… — распыляется Володя. — Тс-с, Дара спит уже. Ночью всем надо спать и набираться сил. — Ночью духи ближе всего к нам! Мне надо учиться. Надо тренироваться! Вы мне вечно мешаете, шагу ступить не даёте! Вы же знаете, что я могу большее, чем воду из колодца таскать да дрова рубить, что я справлюсь, и духи меня признают! Что смогу быть как папа и даже сильнее! — Видишь, папа дома? Сейчас тоже ляжет спать, — со вздохом говорит мама, расстилая постель. Она не верит в духов. Никогда их не видит и не чувствует. Не понимает наши ритуалы и обряды. Выставляет на улицу благовония и просит не тащить в дом черепа животных — маски. Маски, которые так искусно делает папа. И духи к ней будто равнодушны. А Володя всё стремится. Тянется к грани с иным миром, а никак не достаёт. На шаг, на полшага — не хватает. Не шаман он. Всем стало ясно — не шаман. Крепок, здоров, силён. Побеждает всех соседских мальчишек в драке, рубит дрова без устали, помогает отцу. Но не откроются ему завесы всех шаманских тайн. Не откроются, как ни биться. И ему больно. Больно от того, что младшая сестрица — Дарка — с детства худа и слаба — а самый что ни на есть шаман. Как случился первый припадок эпилепсии, отец начал обучать разным практикам, так между ними будто кошка пробежала. Холодок появился. Грустила Дара, не понимая, куда делся весёлый и заботливый братец, сменившись колким и вечно хмурым. Вскоре ясно стало. Обижен на всех и на себя самого. Что наделили его дюжим здоровьем, нежели склонностью к общению с умершими. Дурак! Любой бы что угодно отдал за то, чтобы поймать его в игре в догонялки или победить в драке. И они оба знали, что любой, но не Дарка. — Не достанешь, не достанешь! — смеётся он, глядя с высоты своего роста на сестру, и держит в руке её первую шаманскую маску. Дара крутится вокруг брата, подпрыгивая, старается ухватиться за запястье и опустить руку. Володя отходит, поворачивается, трясёт маской, дразня. Отец уже ушёл в лесной домик, где им никто не будет мешать. Ждёт её там. Он далеко, не защитит. — Отдай! Ты испортишь! — Слёзы наворачиваются на глаза, уже нет сил прыгать и бороться. — Она станет непригодна для камлания! Разве ты забыл, что в каждой вещи есть свой дух? Ты сделаешь ему больно! — Ну я же аккуратно! — нарочито наивно говорит Володя, чуть опускает руку, видя, что Дарина устала. — Абсолютно бережно и аккуратно, просто посмотрю. Вы же с отцом так и не сделали мне маску, не берёте с собой, ничему не учите! А мне ой как любопытно, что же вы такое шаманите, что простым смертным — впрочем, и вам — не позволено смотреть. Она пользуется этим. Прыжок — хватается за боковую часть маски, украшенную перьями, и сила притяжения тянет вниз — а рука Володи дёргается вверх. Дарина слышит хруст, и резко опускается на землю. В её руке отодранные и поломанные перья. — Ты!.. — голос срывается от отчаяния, ком досады сжимает горла, а из глаз горячими ручьями вот-вот хлынут слёзы. Кулаками трёт глаза, смахивая с них слёзы. Сжимает крепче кулаки, но знает: её удары для Володи будто лапки жучка, едва щекочущие кожу. Рассмеётся лишь и одной рукой повалит на землю. — Ты сама это сделала, — надменно безразлично хмыкает Володя и, добившись своего и потеряв всякий интерес, кидает маску сестре, та едва ловит мокрыми от слёз руками. — Вот и играйся так. — Толкает её в плечо и уходит за дом. Перья — папа говорил, это вóрона — поломаны, их не приделать к маске никак. Дара пытается воткнуть их за кожаную полоску, к которой они были прикреплены, но они падают, не держатся. Сама конструкция из тонкого хорошо отёсанного дерева теперь ощущается простой игрушкой в руках. В ней нет той силы, той значимости, которая была прежде. Теперь это пустышка. Володя спугнул духа вещи, прогнал, сломал его дом. Теперь дух не поможет послужить ей верную службу. В горле комом стоит обида, Дарина старается сдержать слёзы. Они застилают глаза, и ничего не видно. Будто сквозь толщу воды слышится голос Володи, его слова, которые он говорил родителям, сестре, себе: Не хочу быть дровосеком, как дедушка!.. Я считаю, что достоин большего!.. Шаман должен быть сильным, чтобы пропускать через себя духов… а я что? Чем хуже? Я же лучше!.. Вы предпочли меня ей! Это несправедливо! Я уйду от вас! И докажу… За всё ответите и поплатитесь!.. Я вам не сын, вы мне не родители! Видение сменяется другим. Дарина ощущает прикосновения к своей голове. Отец заботливо перебирает её волосы, заплетая косички. — Пёрышко вóрона, пёрышко орла, — приговаривает отец, вплетая в волосы маленькие колечки, к которым прикреплены перья, — тёмная сторона, светлая сторона, хозяин луны, хозяин солнца… А перед глазами костёр у лесного домика сменяется лесом, полем, покрытыми туманом, всё сливается во единую серую пелену, лишь небо чуть светлее земли. Сквозь летит ворон, и от его крика из-за горизонта всходит красное солнце. Красные лучи, красный свет заливает поле и лес, окрашен туман, и волны тумана растекаются меж травы и деревьев, заполняют каждый уголок, каждый закуток. У отца большие теплые и шершавые руки. Он заплетает ей волосы, приговаривает: «Дара… Дарёна…» Дарина открывает глаза, чтобы увидеть отца. Рядом с ней сидела Агния, пытаясь осторожно снять маску с головы. Рядом ковш с водой. — Дарина! Ты дышать перестала. Далеко забралась? — сказала Агния, отложив маску в сторону и ослабив завязки костюма на шее у Дарины. — Как всё прошло? Здесь всё тихо. — Она на всякий случай огляделась, отмечая взглядом помеченные рунами деревья, которые виднелись с места. Дарина долго отходила от увиденного и не отвечала Агнии, продолжая лежать на траве. Смотрела в одну точку, где трава была примята коленями Агнии. В голове всё ещё звучал голос отца. «Дарёна». Так только отец её называл. Она погрузилась в своё детство, стремясь встретиться с отцом. Он показал ей то прошлое, что давно забылось, оставалось лишь на подкорке памяти в каких-то смутных образах и воспоминаниях. Но спросить совета о происходящем сейчас ей так и не удалось. Дарина попыталась подняться, и ощутила невероятную тяжесть костюма — точнее, полное отсутствие собственных сил. Опустилась обратно на траву и прикрыла глаза. — Я сделала защиту вокруг дома, не пройдёт никто, — стараясь приободрить, продолжала болтать Агния. — И ещё кое-что! Ловушку! — Ловушку? — Дарина сдвинула брови, не открывая глаз. — Ага. Как капкан. Мы загоним его туда, и… Дарина распахнула глаза и посмотрела на Агнию, заставив её замолчать. Та даже растерялась. — Мы не знаем точно, от него ли весь вред… — проговорила Дарина, чуть смягчившись, но почти не верила своим словам. В воспоминаниях мелькало то, что когда-то говорил брат. Она не сомневалась, что ему удалось добиться того, что он хотел. И получить больше. — Где она? Агния указала головой в сторону. — За домом, на краю леса, петля получилась от нашей ограды. Для нашей защиты руны наружу обращены, а там будет вовнутрь. Отразят как зеркало всё, что будет направлено против. Дарина помолчала, решая, говорить или нет. — Там нашли тело отца. Опасно там находиться. Умершие зазывают… Агния кивнула, сдерживая улыбку, обращённую самой себе: хорошо с местом угадала. Двойной эффект. — Пойдём, нужно отдохнуть и хоть немного поесть. Пока ничего особенного не происходит, нужно восстановить силы. Ты поспи, я покараулю, — после паузы сказала Агния, помогая Дарине подняться. Они затушили костёр и направились в дом.***
поле между Лисовом и Вороновкой, глубокая ночь
Лунный свет серебрил травы. Лёгкий ветерок колыхал колоски и цветочки, играя бликами, и они сверкали, будто драгоценные металлы на полке у ювелира или модной девицы. Им вторило усыпанное созвездиями чёрное небо. В столь поздний час не так шумела далёкая трасса, над которой горели такие же белые, как лунный свет, фонари. Река притихла, будто перестала течь вода. Не слышался скрип лопастей старых мельниц на её берегу. Птицы и звери, любые живые души, таились где-то, не нарушая природный покой. Среди поля стояла машина, на крыше которой отражался лунный диск. Около неё собрались трое. Их голоса нарушали ночную тишину. — Младёшенька, с пустыми руками? — пророкотал Владимир, опираясь локтем на крышу своей машины и с усмешкой разглядывая слабо светящуюся белым девушку. — Ты как фонарь тут! — Он расхохотался. — Пришлось оставить её тело. Она слишком слабая. Млада выглядела недовольной, но изображала улыбку, глядя на Владимира. Он не любит вокруг себя кислых мин. — За много лет твои вкусы изменились, а всё равно мимо! — вновь рассмеялся Владимир и взял Младу за руку, приближая к себе. — В одном постоянны. — Млада снисходительно улыбнулась и вырвала руку — вернее — просто убрала, потому что по-настоящему схватить бестелесного духа Владимир бы не смог — тем самым демонстрируя ещё одно своё преимущество. — Не претендую! — Тот поднял руки перед собой ладонями вперёд; Млада расправила плечи, довольствуясь маленькой победой. Теперь её черёд наступать. — У меня есть вести о том, что на их стороне некто о-очень могущественный. И тебе не пойти против него. А где же твоя матушка Аграфена? Отчего не пришла? Боится за себя великая ведунья? — Млада резко развернулась и встала на достаточно большом расстоянии от Владимира. Он отошёл от машины, начав широко жестикулировать — вскинул руки и опустил их, выражая крайнее сожаление. Первые слова Млады будто пропустил мимо ушей. Думает, она блефует? Защищает свою неудавшуюся оболочку и хочет припугнуть? Как бы не так. Что ж, в случае поражения она не имеет к этому никакого отношения, никакой помощи пусть не ждёт. — Она предпочитает не лезть в самое пекло. Годы уже не те. — Ну да, — Млада закатила глаза. — Она-то жива, в отличие от некоторых. — Сомневаюсь, что жизнь моя сложилась бы лучше, чем послесмертие. — И то верно. Для духов никакой ответственности, верно? Хочешь, как домовой шали, хочешь — людей губи, да? Никто в тюрьму не посадит и не засудит. Потому что не найдёт. В этот раз рассмеялась Млада. У неё был очень приятный и звонкий смех. — Отчего наши правители до сих пор не придумают законов против магических существ? Чего нас на людей равняют? Сколько поколений прошло, сколько властей сменилось, а все — как один — закрывают глаза на то, что у них перед носом. Не видят в упор очевидного. Будто за стеклом живут, как рыбки реке, затянутой льдом. Владимир с любопытством слушал тираду Млады. Ей и правда легче с вершин своего существования ни один век судить о том, что упускают люди, стоящие у вершин власти. — Ха! Тут такое захолустье, что и обычное преступление не будут раскрывать. Подумаешь, в лесу у охотника какого шальная пуля отрикошетила да и э-э-эх!.. Или даже не пуля, а просто кто спьяну в лесу на сук напоролся. В темноте да в холодрыгу будет кто выяснять? Будь какие законы, нас бы давно нашли и казнили. — Вас, — негромко поправила его Млада, но Владимир, войдя в раж, продолжал распинаться: — Стоило бы кому взглянуть на эту вполне легальную поставку металла — сразу всё ясно, что кое-кто извести люд честной пытается. Я ж сходил туда в ту деревню, поглазеть, что творится. Быстро они, конечно, сообразили, кто же эдакий им помог… Но никто другой бы не сложил два плюс два! С одной стороны люди мрут как мухи, а с другой — кузнец, сын дьявола, что-то химичит. Они ведь даже не знают, каково кузнецом-то быть! Позабыли все поверья… А я даже НДС уплатил, как честный предприниматель! Хотя он — ИП на упрощёнке, и я не смогу его принять к вычету! На себя расходы взял ради благого дела. А со слитков золотых с этого года отменили! Это хорошо, что зимой ещё не стал ничего… Его монолог прервал пронзительный свист. Владимир нахмурился, вжал голову в плечи, поглядывая назад. Казалось, его слышно во всех деревнях. Свист доносился из-за машины, и оттуда вскоре вышел пухлый парень лет шестнадцати. Когда он убедился, что его заметили, и прекратили разговор, перестал свистеть. — Заболтались мы, Йося? Извини. — Владимир распрямил плечи и положил руку на плечо мальчика. — Пора?***
дом Дарины на выселках деревни Вороновки, глубокая ночь
«Пора», — Дарина распахнула глаза с этой мыслью, очнувшись из забытьи. — Пора, — сказала она вслух, заметив, что Агния не спит и что-то делает в телефоне. Она ещё сама не знала, что именно сейчас произойдёт, но чувствовала, что это знак отца. Теперь чувствовала его присутствие. Он её сопровождает. Агния убрала телефон, и они вместе вышли из дома. Ещё кое-какое дельце не возымело эффекта той яркости, на который она рассчитывала. Хотя, скорее всего, эффект оказался обратный. Тем не менее, рискнуть стоило. Ничего, это прояснится, когда Руфь придёт сюда. Она обязательно придёт. Не сможет пропустить то, что здесь готовится. Пускай это битва и не её. Была уже глубокая ночь. Сквозь ветки небо едва лишь освещало очертания леса, позволяя отличать деревья по тёмным стволам. В стороне тлел маленькими искорками костёр. Дарина подбросила в него бересты, и огонь вспыхнул с новой силой. Подготовила все атрибуты. Агния принесла поленьев и трав. Всё, всё, что было — сейчас или никогда — послужит так, чтобы сберечь их души и указать, что это их лес. Никто не смеет его разрушать. Никакие позабытые братья, стройки, болезни и прочее. Агния достала из тайника своё сокровище. Кусочек ладана, который Ник взял для неё у своего деда. «Пусть и тебя защитит, недальновидный, — думала Агния, кидая маленькими кусочками в костёр. — Это дело не пройдёт мимо вас стороной, будь уверен, так что кто ещё о тебе позаботится, как не я?» Лес наполнился тонким церковным запахом, от которого будто исходило и хоровое пение молитв, и звон кадила, и огоньки свечей. «На войне все средства хороши, — довольная проделанной работой, сказала себе Агния. — Заодно и проверим, какая именно нечистая сила захватила Дарининого Володьку. Соль припасла на всякий случай». Агния устроилась в выжидательной позиции недалеко от кострища, подготовив все орудия защиты и нападения, чтобы были под рукой: соль, мешочки трав, тот ножик, которым удобно вырезать по дереву. Перевела взор на Дарину, что начинала камлание. Надела свой лучший костюм — но это был её костюм — маску с рогами оленя, что будто ветви раскидывались высоко над головой. На шее бусы из клыков и перьев, на руке кольцо, в котором пристанище её сущности. Агния и сама принарядилась: надела удобную одежду, на руки — вновь кожаные браслеты, что защищали запястья почти что до локтя — оставленные Йоганнесом царапины покрылись коркой, но не зажили до конца. Какие-то по мелочи украшения. Дарина уверяла, что они будут защищать, как амулеты. Пусть защищают. Защищать не только её, но и Дарку. Дарина почувствовала себя лучше, ощущая присутствие отца как духа-покровителя. Как давно в детстве, когда он был рядом, всё остальное было где-то далеко, за толстой стеной. Пусть беснуется там, а её никто не тронет. Её никто не тронет. Ожидался рассвет, и перед ним весь лес и поле погружались в туман. Стало холоднее и светлее от бледной мглы, взявшейся из ниоткуда. Она ползла со стороны поля, растекалась меж деревьев, огибала их стволы, кусты и бурелом. Оставалась вне круга, что Агния выстроила для защиты. В лесу все звуки будто стихли — их поглотил туман. Звуки бубна лились поверх тумана, разлетались быстрее и дальше по звенящей тишине. Костёр сильно разгорелся, освещая вокруг, будто красное солнце. Концы его пламени взметнулись ввысь, лизнули сухую ветвь мёртвого дерева. Пламя перекинулось на него, медленно поднимаясь по ветвям выше и выше к самой кроне. И загорелся огромный костёр. Сиял как маяк для окрестных деревень, если бы кто-то выглянул в окно в поздний час и проследил взглядом за тем, в каком месте небо сияет закатом в иное время. Возвещал о том, что что-то… Туман окрасился алым, растекался по лесу как кровавые реки. Среди неба бледнела луна, и её холодный свет спорил с жаром искусственного солнца. Дарина ощутила привычную лёгкость. Олень — животное крупнее ворона, но его сущность родная. В ней она ощущает себя предельно проворной, ловкой и сильной. Тонкие ноги несутся сквозь лес, едва касаясь земли. Рога раскидываются словно ветви над головой, отдавая дань окружающему лесу с его ветвистыми кустарниками и раскидистыми кронами деревьев. Она неслась вперёд, будто плыла сквозь алый, кровавый туман, вперёд, где её ждал брат. Вперёд на последний бой. Не сомневалась ни капли в том, что это будет бой. За плечами ощущала незримое присутствие ворона. Отца. Она оказалась на краю леса, где первый раз видела машину брата. Удивилась тому, какое звёздное небо раскинулось над полем. Привычный мрак леса и глаза полудуха-сущности, которым темнота равна свету, заставил позабыть о том, что уже глубокая ночь. «Он уже уехал», — с долей разочарования подумала Дарина, готовясь обвинить себя в том, что ошиблась, слишком распереживалась, и на самом деле Владимир не желает ей зла. Взгляд прошёлся по полю от ближайших травинок перед собой до горизонта; оленьи глаза с горизонтальными зрачками позволяли охватывать горизонт далеко в стороны. Оленю выходить из леса не безопасно. Она замерла на границе, вглядываясь вдаль. У горизонта среди поля блестела в лунном свете машина. «Здесь», — пронеслось в голове. Стоило на миг отвлечься, а затем вновь сменит фокус зрения — и среди чернеющей травы по пояс прямо к ней шёл Владимир. Его окружала стая волков. Пахло войной, что шла меж ними всё детство, и пик которой вот-вот наступит сейчас.