toothbrush

Что такое избегание? Спросите об этом Гука, он сможет, как никто другой, получше вам об этом рассказать. Стоило ли ожидать, что после соития, слияния душ при интимном действии, после, Сокджин пойдёт своей прежней тропой отвержения, то ли себя, то ли ситуации и самого младшего, и отключится от окружающего его, медленно погружаясь в себя. Кто бы мог об этом догадываться, как не сам Гук, что смиренно терпел и ждал, когда же его мука и наказание завершатся, чтобы вновь повстречаться со своим любимым и дорогим. Он ждал. Прошли недели, они неустанно готовились к предстоящему туру, каждый день выкладывая из себя всё на тренировках и репетициях. Никто и не замечал особого изменения в поведении старшего, списывая всё на сильную загруженность и небольшие неполадки в психическом, что были так близки им всем, ведь кризис неминуем. Кроме всё видящего и эмпатичного Гука, который внимание своё не может отдать никому другому, жадно вгрызаясь в профиль дорогого и близкого, что пока временно от него совсем далеко. Но, надежда есть. Она всегда в нём есть и была. Он знает, что ради этого мужчины он готов пойти на всё, подождать, сколько нужно, и стерпеть невыносимую боль, что пронзает сердце и не щадит невинную душу. Очередной приход с тренировки, на которой они спустили по меньшей мере, шесть потов. Вернулись не все, особенно занятые отправились сразу же в звукозаписывающую, чтобы внести кое-какие правки их песен. Вечер обещал быть приятным, за провождением его в телефоне и под бутылочку пива, заказав в доставке большущую пиццу с грибами и сыром. Пока доставка быстрой еды занималась его заказом, а вернувшиеся с ним Хосок с Тэхёном плескались в душе, которые не поделили, кто пойдёт первее и просто занырнули вдвоём, чередуясь между чисткой зубов, со смыванием пота с тел, он мирно ожидал, когда освободится комната, чтобы и самому освежиться. Мыться поодиночке было для них что-то из разряда фантастики. Времени никогда не было на полноценное принятие и уединение во время душа, всегда кому-то было нужнее, кто-то опаздывал или просто устал, не выдерживая долгого ожидания. Поэтому, общими мерами для них являлось одно — одновременное мытьё сразу нескольких, для экономии времени и нервов всех. И никого это никого не смущало, до определённого момента... Первая пара намытых перебирается на кухню, чтобы разогреть еду, которую им доставили в зал, но которую решили съесть только теперь, дабы не отвлекаться на работе ни на что и с усердием потренироваться. Оставшиеся Джин с Чонгуком не спешили занять ванную, остерегаясь неловкости и непредсказуемости момента ввиду их недавних событий. По крайней мере, старший точно этого боялся, поэтому, оттягивал и не торопился приникнуть под струи воды. Чон же, рассчитав время до прибытия курьера, берёт сменную одежду с бельём и отправляется в душ, зная, что никто его не потревожит, в лице Джина особенно, разве что могут вернуться остальные и вломиться без стука, из последних сил стоя на своих ногах. По пути услышав от Хосока о том, что остальные задерживаются ещё неизвестно на сколько, он спокойно заходит в комнату и полностью раздевается, настраивая тёплую воду, ласкающую кожу. Немного геля для душа с запахом чайного дерева заполняет свежестью душевую и даёт приятную атмосферу. Когда запахи — фетиш и ты к ним тонко подходишь, а ведь иначе никак, до возбуждения можно дойти и просто каким-то ароматом. Намыливая всё свое тело ароматным гелем, не обходя интимных мест, затрагиваемых их так же пеной, невольно пронеслась мысль о том, что он один в душе и никто его не сможет потревожить ещё долго время. Эйфория и сладкое предвкушение разнеслись венами по организму, улучшая настроение на максимум. Его ждёт прекрасный вечер в наслаждении. Выдавливая побольше геля на руку и плавно скользя им по члену, он невольно задумывается о широких острых плечах, милых пухлых губах в виде сердца, о самом красивом лице на свете, которое смотрит на него с блаженным видом; отчего его член начинает твердеть, а дыхание учащаться. Прикрывая глаза, стоя под ласкающими каплями, что стекают по подтянутому телу, он запрокидывает голову и начинает проводить медленно по органу, ощущая его напряжение и тепло. Лаская головку и смывая с неё предэякулят, он плавными движениями ведёт вдоль ствола, затем вновь возвращаясь к концу и надавливая большим пальцем на уретру, выбивая резкий выдох из лёгких. Постепенно наращивая темп и в мыслях представляя своего хёна, он тянется своей второй рукой к промежности и сжимает в ней мошонку, издавая тихие стоны. Так, находясь, уже почти на пике и предчувствуя скорую разрядку, он ускоряется рукой по органу и в немыслимом темпе, крепко сжимая член, кончает на кафель рядом, попадая на своё тело. Приоткрытая дверь, которую не замечал Гук в порыве наслаждения, закрывается, после увиденного. Подсматривающий, как школьник, как негодник, старший, идёт в свою комнату, запирая за собой дверь. Его возбуждение, пронизывающее всё тело и затрагивающее самую главную его часть, больно упирается в джинсы, которые он не снял, приходя домой с тренировки. Тело окутывает дрожь и приятные воспоминания о молодом теле, гладкой коже, которая красиво смотрелась под струями воды и оживляла все возможные фантазии. О сильной руке, что ласкала собственное тело и дарило неимоверное удовольствие, от которого младший стонал и прикрывал глаза в моменты особого наслаждения. Так хотелось подойти ближе и рассмотреть, притронуться и ощутить разгоряченное мокрое тело; кажется, что мысли уже становятся навязчивыми. Сокджин всё это время пытался совладать с собой, со своими убеждениями и чувствами, пытался вернуть свою жизнь обратно, где не было в ней мыслей о младшем в сексуальном ключе, где он не хочет его тело, где он не думает постоянно о ласке младшего и как с ним было бы хорошо. Пытается всё вернуть, исправить ошибку, которую он вовсе ею то не считает, изменить жизнь, в которой он заботливый хён для всех и предпочитает в постели девушек, но что делать, если мир рушится и как прежде уже быть не может? Он пытался. Долгие недели он избегал самого родного и любимого, того, к кому он был всеми силами мира привязан, и кому мог отдать свою душу, чья и так была у его ног, но тот об этом не знал. Этот ребёнок всегда его понимал, находясь рядом с ним с их предебюта, и постоянно следовал за ним, когда старший вовсе и не возражал, а только помогал и завязывал с ним большую связь долгими прогулками и нескончаемыми разговорами обо всём. Прошло время, маннэ подрос, но остался всё тем же ребёнком в его глазах, который хочет его внимания и всегда рад компании хёна, только вот влечение и намерения у младшего давно сменились, а Сокджин к ним оказался совсем не готов, видя по-прежнему в молодом и сексуальном парне ребёнка, коим он уже давно не являлся. Стоило ли оттягивать неминуемое и ещё долгое время ждать неизвестно чего или поддаться, принять свою судьбу и пойти по совершенно новому пути, где любовь и привязанность обрамляются с тем человеком в нечто иное? Ким уверен, что сложнее решения он в своей жизни не принимал, как и более правильного, вставая с кровати и направляясь обратно в ванную комнату. Смывая пену со своей головы и зажмуривая глаза, дабы шампунь их не щипал, он не замечает, когда к нему в душевую кто-то заходит и запирает дверь спинкой стула, взятого из своей комнаты старшим, зажимая дверь ручки и её блокируя, дабы никто не смог вломиться. Попутно скидывая с себя одежду и неотрывно следя за каждым движением младшего за выдвижной прозрачной стенкой, он приближается всё ближе и его сердце готово остановиться, когда он приоткрывает душевую и делает в неё шаг. Шум воды и прикрытые глаза младшего не дают до последней секунды и намёка на то, что он не один, пока холодная дрожащая рука не ложится на пресс со спины, приобнимая. Вмиг распахнувший глаза Гук развернувшийся в полуобъятиях, смотрит удивленными глазами в уверенное лицо старшего, который в считанные секунды сокращает между ними расстояние, кладя тонкую кисть на шею и целуя дурманящие разум губы. Как же долго он по ним скучал, по их мягкости и плотности, как он мечтал оказаться языком в горячем рту и исследовать каждый миллиметр, упиваясь стонами в своём горле. Прижимая ближе к себе за шею, мягко по ней проводя пальцами и массируя, он передаёт правление в руки Чона и ощущает напор его языка в своём рту, который требовательно вылизывает нёбо, внутренние части щёк, проходится по ряду зубов и закусывает его язык, наслаждаясь властью и вседозволенностью. Напор спадает, и вместо ласкания рта, он принимается покусывать и вылизывать до умопомрачения распухшие губы, терзая те языком и зубами. Насытится сложно, когда в тебе до этого жил вечный голод. Остановиться кажется нереальным для обоих, когда всё только начинается. — Хён, — отлипая от любимых губ и давая себе позабытый воздух, он интересуется у старшего, вкладывая все вопросы в одно слово, со всем спектром эмоций. — Помолчи, Чонгуки, — Сокджин завлекает в нежный поцелуй, оттягивая аккуратно нижнюю губу и жадно её посасывая. — Хён, мм, — Гук отстраняет с огромным нежеланием его тело от себя и смотрит в глаза. — Что на тебя нашло? Теперь ты хочешь быть со мной? Ты столько времени меня избегал, а теперь просто врываешься в душевую и меня целуешь, а завтра снова будешь меня избегать, снова будешь меня игнорировать и не замечать? — глаза на последней фразе начинают наполняться слезами, и Гук отводит, до этого держащий и умоляющий взгляд. — Чонгук, мне очень жаль... Мне так жаль, малыш! Я не хотел тебя ранить, но сделал очень больно, прости меня, — поднимая лицо в потолок и моля сам не зная кого и о чём, он берёт себя в руки и продолжает. — Мне, правда, жаль, малыш. Я тебя избегал, я не знал, как мне себя с тобой дальше вести, ты открыл во мне такие чувства... К тебе. Я долго думал, что смогу жить без тебя, без наших разговоров, без твоей поддержки, без твоей милой улыбки, без наших объятий, но понял, что не смогу. Я каждый день мучился, хотел на всё плюнуть и к тебе подойти, тебя обнять. Мне так тебя не хватало, Гуки. Я мечтал тебя поцеловать... — тут старший прерывается и отводит голову в сторону, как вдруг, сильная рука поворачивает его за подбородок на себя. — Продолжай. — Мне было стыдно за себя, за свои чувства к тебе. Ты мне, как младший братик был, как ребёнок, мне так неловко было даже думать о тебе в таком ключе. Как ты мог этого не понять? Дело было совсем не в тебе, малыш, — хрупкая рука поглаживает волосы на мокрой макушке и возвращает тёплый взгляд собеседнику. — Я долго думал и понял, что не смогу без тебя. Я хочу тебя и хочу быть с тобой во всех смыслах, я больше не уйду, Гуки. Как по команде, сильные вытатуированные руки прижимают к себе подрагивающее тело и заключают в объятия. Голова с тёмной макушкой опускается на острое плечо, а нос шмыгает от скопившейся в глазах влаги. Это то, что хотелось услышать. Это то, чего неустанно ждал Гук и грезил в своих снах. Любовь. Своего хёна. — Малыыш, — согревшиеся ладони под непрекращающимися струями тёплой воды поглаживают мощную спину, спускаясь к пояснице. Одной рукой отодвигая от себя горячее тело и другой же притягивая за заднюю часть шеи вновь к своим губам. Нежный поцелуй мгновенно переходит в страстный. Тела парней разгораются, как спички, а возбуждение накрывает с головой обоих, когда руки старшего мнут каменные ягодицы маннэ. Ощущать такую плотность, такую мощь тела в своих руках оказывается нереально возбуждающим. На каждое прикосновение, тело младшего отзывается и издаёт тихий стон или же прижимается ближе полувставшим членом к низу живота Кима. Члены трутся друг о друга, а стоны заполняют помещение, вместе с пошлыми словечками. — Малыш, я хочу тебя взять, — констатирует факт старший и впивается стройными пальцами в ягодицы, раздвигая их. — Ах, хён... Я тоже хочу взять тебя... Но, давай сначала ты, хорошо... Ахх.., — сладкие стоны льются из побагровевших уст и ласкают уши старшего. Его малыш тоже хотел его взять, надо же... У них ещё будет время поэкспериментировать и испробовать все ласки на друг друге. Выдавливая из флакона гель для душа и слабо растирая его между пальцами, он проникает двумя в ложбинку и оглаживает мягко место у входа. — Гуки, ты готов? – внимательный взгляд обводит лицо любимого и дожидается согласия, затем резко затягивая в поцелуй и одновременно проникая одним пальцем. — Тихо, милый, тихо, — Сокджин отрывается от припухших губок и начинает сцеловывать редкие слезинки. — Потерпи чуть-чуть, — умоляет шёпотом на ухо, проникая уже тремя в тугое отверстие. Нежные поцелуи по груди и плечам, закусывание и вылизывание нежной кожи шеи всячески отвлекали от дискомфорта или хотя бы пытались, когда Гук стойко держался и не отстранялся, ожидая, когда сможет насладиться приятным моментом и слиянием со своей половинкой. — Гуки, ты почти готов. Давай, малыш, я сделаю тебе приятно, ты такой у меня молодец, — старший вмиг опускается перед ним на колени и берёт немного опавший член в рот, фиксируя у основания и мягко водя языком по головке, посасывая. — Ты такой тут красивый, — смотрит он на божество снизу вверх и оглаживает ствол одной рукой, языком же сося, как чупа-чупс. — Ахх, хён, не говори таких слов, иначе я кончу сейчас, — вздыхает и запрокидывает голову назад, когда только от этих действий хочет спустить в рот своему хёну. — Хорошо, детка, давай я в тебя войду. Я буду очень осторожен, — встаёт с колен Джин и притягивает к себе парня, надавливая на поясницу. — Всё будет хорошо, — чмок в губы и он разворачивает его спиной к себе, прижимая к плитке кафеля. Член крупных размеров мажет головкой, истекающей смазкой, меж ягодиц маннэ, выбивая из того всхлип. Плавно проникая в тугое отверстие Джин держится из последних сил, чтобы не спустить в него сразу себя и не обкончаться от жара и тугости в младшем. — Чонгуки, потерпи немножко, — просит низким, вдруг охрипшим голосом старший, немного проталкиваясь внутрь. — Хеен, больно! — Гук скулит, но терпит невыносимую боль в заднице, смиренно ожидая хоть каплю для себя удовольствия. — Сейчас, малыш... Ну, тихо-тихо.., — он целует мочку уха, нежно посасывая и даёт передохнуть, замирая в нём. Потихоньку он начинает движения в кишке, плавно проникая и выходя почти до конца, а затем снова восстанавливая неспешный ритм. Постанывающий всё ещё от боли Гук, потихоньку привыкает к ней и к размерам хёна, что уже плавно ускоряет ритм, находясь в поиске блаженной точки для своего любимого младшенького. — Охх, хён! — крик Гука оглушает старшего и он не может удержаться от шлепка по этой послушной попке. — Молодец, малыш, ты молодец. Хорошо меня принимаешь.., — низкий шёпот поднимает всё до волосинки на теле младшего и он до предела возбуждается, упираясь локтями в плитку и кладя голову на предплечья. Накаченные бёдра Гука с прогибом поясницы и опущенной головой уносят последние крупицы здравого смысла, когда он начинает вбиваться в бешеном ритме в то, что ему и не снилось. Таких картин прежде, он уверен, никто не рисовал, таких натурщиков мир не видел, как прекрасного атлетичного юношу с блестящей кожей и ангельскими чертами лица. Сокджину нереально повезло со своим избранником, он уверен. Подвиливая бёдрами и всё предупреждая о скором финише, Гук задыхается в своих стонах, и стонах за своей спиной вперемешку с рыком. Остервенелые толчки по простате маннэ и он кончает внутрь своей большой любви, не сразу выходя и дожидаясь содрогания в оргазме младшего. Сокджин смотрит на стекающую по задней поверхности бёдер сперму и на разомлевшего младшего, еле стоящего на ногах и приводя дыхание в норму. — Хён, — осторожно зовёт Гук, всё ещё опираясь лицом на свои руки. — Что, мой дорогой? — витиеватые руки обнимают поперёк живота и оглаживают хорошо очерченные кубики. — Просто, хотел сказать, что я тебя люблю, хён, — милое признание в порыве разделить все тёплые чувства, которые сейчас его окружают. — Я тоже тебя люблю, мой малыш Гуки, — и чмок в напряжённую шею. — Только хён, я уже не малыш. — Для меня ты всегда.. — Тогда, когда я буду брать тебя, то тоже буду называть "малыш". Мой малыш Джини... — Так, Чонгук! Я твой хён, ты не забывайся! — трясёт головой Сокджин, вызывая смех у мелкого. — И что же, теперь ты не можешь быть моим малышом? — Чон приобнимает своего партнёра за талию и мягко улыбается, завлекая того в поцелуй. — Буду.. Твоим.., — между делом отвлекаясь от сладких губ. — Да, будешь.., — засасывает горячий язык в рот Гук и берёт руководство процессом на себя, сжимая подтянутые ягодицы. — Мне кажется, что мы тут уже засиделись, Чонгук, — прерывает поцелуй старший. — Ничего страшного, у нас ещё хватает времени, малыш, — потирается вновь возбужденной плотью маннэ и проникает смазанным пальцем в геле с запахом свежести в тугую дырочку. — Потерпи, любовь моя, — нежный поцелуй поочерёдно в каждую губу и сладкие прикосновения сильной руки по красивому члену самого красивого человека на свете. — Всё, что угодно для тебя, Гуки... ... И сердце, и душу.