you can do better than that

чанбин лежит на свежей простыне, раскинувшись звездой, пока минхо лениво заправляет одеяло в пододеяльник. его любимый пододеяльник — изумрудный, сатиновый, гладкий. в нем одеяло теплое, но не жаркое, а в особо душные времена его можно перевернуть и остывшая сторона приятным холодком осядет на коже. многие вещи, что раньше казались ему блажью, сейчас кажутся необходимостью. потому что даже если вещи сами по себе могут не быть первой необходимости, комфорт, который они имеют свойство приносить — ни с чем несравним. минхо сложно привыкнуть к тому, что он заслуживает этот комфорт. часто ему кажется, что, если без него можно обойтись, значит, минхо должен выбирать именно этот путь. ну просто потому что так надо. так безопаснее. (без него, минхо, тоже можно обойтись, — и это одна из самых противных мыслей, и она — клубок настолько ядовитый, что минхо как кот катает его по метафорическому полу, шипя, скалясь и одергивая лапы, чтобы потом свернуться в темном и тихом месте и зализать раненые, разъеденные подушечки). он ложится рядом с чанбином, подтягивая ноги к животу и утыкаясь в чужие ребра. накрывается сверху одеялом, почти с головой. сливается с тяжёлой, пока ещё холодной тканью и глубоко дышит своими же собственными горячими выдохами. если он заслуживает только дешёвые вещи, значит ли это, что он дешёвый? и если он сейчас лежит в дорогой квартире, в дорогой кровати, обернутый дорогой тканью, значит ли это, что он становится немного дороже? достойнее? чанбин в полусне поворачивается к нему, оборачивая руки вокруг его укрытого тела, и минхо размышляет, делает ли его ценным любовь чанбина. и что с ним случится, когда эта любовь закончится. не если — когда. минхо хочется закатить глаза от собственных мыслей. но он прощает себя. делает это неумело, но знает, что без прощения никак. мягко поглаживает собственные коленки, глубоко вбирает в себя пододеяльный жар, собирается с силами медленно и размеренно и выныривает к более свежему воздуху. переворачивается на спину, чтобы взбить подушку под головой, и позволяет тёплому чанбину улечься плечом в его подмышку и примостить твердую макушку под подбородком. это немножко сглаживает его тревогу. никогда не полностью, к этому минхо уже привык, но все же. рука чанбина неохотно отделяется от его талии и скрывается за крупной спиной, где чанбин с жалобным кряхчением нащупывает крошечный пульт регулировки освещения. затем эта же рука под пристальным взглядом минхо взмывает вверх, слишком резко и неловко, и у минхо есть пара секунд, чтобы налюбоваться плавными изгибами мышц, сходящих на нет довольно остро к локтю, пока свет медленно затихает, приглушается, а затем и вовсе гаснет. пульт стучит о прикроватную тумбочку, а рука чанбина снова проползает к его талии под одеялом, громко хрустя тканью постельного. в темноте тихо, спокойно, и существуют только они. минхо всегда любил темноту. она создает вакуум, в котором существовать могут только самые сильные демоны, а обычные, повседневные травматические образы не могут добраться до минхо. у них нет сеттинга, они лишены плоти. у них нет лиц, нет выражений лиц, нет голоса. в темноте видно только диод его телефона, сигнализирующий о новых уведомлениях. минхо лениво берет его в свободную от чанбина руку. чанбин морщится на секунду от ударившего в прикрытые глаза экранного света, но минхо быстро снижает яркость до минимума, на что чанбин благодарно мычит. глаза минхо лениво гуляют по развернутой шторке уведомлений. на почту, отделение которой в соседнем доме, пришла посылка с его пищевыми добавками. в рабочем чате решается что-то, но он смахивает уведомление быстрее, чем соображает, что происходит, — он разберётся с этим утром. психотерапевтка поставила реакцию на его согласие перенести сессию на более позднее время. в игре три в ряд восстановились кристаллы. сова дуолинго ругается, что он не заходил в курс английского больше ста дней — уведомление в топку, само приложение тоже, минхо такое отношение к себе терпеть не собирается. новое сообщение. новый номер. "хён, это чонин" минхо кликает на уведомление, не раздумывая. оно разворачивается на весь экран, и на него, словно живой, уставляется текст. большой текст, отрывочные слова из которого тут же бросаются в глаза, давая контекст. минхо имеет обусловленную травмой суперспособность — читать, не читая (на случай, если по контексту будет ясно, что он в чем-то провинился, чтобы он смог взять секундочку на надышаться на будущее). минхо заставляет свои глаза сфокусироваться. "прости, что снова беспокою и что снова извиняюсь. я знаю, что просить помощи нормально, но не чувствую, что мне можно, и не чувствую, что мне можно помочь, прости (ну вот опять)" минхо горько улыбается. от текста сообщения создаётся впечатление, словно это — не месседж для него, а запись в ежедневнике. минхо, к удивлению, не чувствует себя носатым любопытствующим, нарушающим границы. он скорее чувствует, будто этот ежедневник — записки или очерк, и что созданы они, вопреки контексту, для того, чтобы он их получил и принял в сердце. минхо воображается новая сторона чонина, и ему любопытно скорее, будет ли его нарисованный воображением тихий осторожный и нежный голос отличаться от реальности, если чонин вдруг решит поговорить с ним по душам. потому что это даже не тот чонин, которого он успокаивал сегодня. у этого текста — своя глубина и своя смелость. "не знаю даже, что мне говорить. и как мне говорить, чтобы не чувствовать, что я сваливаю на тебя свои проблемы." минхо громко вздыхает. чанбин рядом с ним приоткрывает один глаз, чтобы убедиться, что всё в порядке. — чонинни написал. рассказывает, что происходит, — отвечает минхо на одноглазое любопытство, нежно зарываясь в кудрявый после душа затылок любимого. — я не могу подглядывать? — спрашивает сонно, и минхо думает. хоть он обычно и не против показать чанбину что-то из личных сообщений, в данном случае текст ощущается слишком смелым. смелым — открыться хотя бы кому-то, довериться, и минхо не может предать это доверие. — я расскажу тебе в общих чертах, но это ощущается преступлением, — минхо говорит тихо и ропотно. чанбин кивает и, открыв уже оба глаза, принимается наблюдать за задумчивым лицом читающего минхо. — он такой смелый. "как уже наверное было заметно, у меня проблемы со здоровьем. и как бы я не хотел, их не получается игнорировать. и исправлять тоже — к сожалению, у меня нет денег. и у этого есть простое решение: перевестись в универ в пусане и вернуться к родителям." минхо уже знает и чувствует, что это для чонина хуже смерти. "моя мама не хотела отпускать меня в сеул. единственное, что помешало ей остановить меня, это то, что я взрослый. но моя взрослость для нее превратилась в ультиматум. она не будет поддерживать меня финансово, пока я не перестану строить из себя взрослого, по ее словам. я должен со всем справляться один. это ее грандиозный план по возвращению меня под её контроль. и мне грустно признавать, что он работает. про проблемы со здоровьем я ей не говорил. она бы силком утащила меня домой." глаза минхо закрываются и он сдерживает в себе агрессию. материнская любовь для него — больное место. — ненавижу его маму, — шепчет минхо чанбину, что пристально следит за каждой его реакцией. рука на его талии приходит в исцеляющее успокаивающее движение. мягкие подушечки пальцев нежно водят по коже, словно впитывая любую злость на подходе. "я ненавижу свою беспомощность. я ненавижу, что я не вовремя заболел. что это не простая простуда, которая закончится через две недели, потому что это длится уже два месяца. я ненавижу температуру, ненавижу раздражающую сыпь, ненавижу обмороки, ненавижу то, что врачи не понимают, что со мной. ненавижу, что это так дорого. ненавижу, что не могу заработать денег на лечение. мне пришлось взять кредит, хён, и никто все ещё не понял, что нужно моему блядскому организму. я устал, хён. и я не знаю, чем ты мне можешь помочь, но вот, держи. делай со мной все, что захочешь, потому что я уже не выдерживаю." минхо хмурится. чонин так близок к тому, чтобы сдаться, и от этого невыносимо больно. потому что чонин — комок энергии, якорь деятельности, и видеть его таким страшно. и знать, что причина этому — родительская некомпетентность. отсутствие поддержки для того, кто ее полностью заслуживает. пальцы минхо кружат вокруг раскладки клавиатуры, пока он думает, что написать, впитывая поддерживающие поглаживания от чанбина. он не знает, как вместить в сообщение все свое участие. он не знает, существуют ли вообще подходящие слова. в его голове на месте опустошающего хаоса появляется неуверенная, но здравая мысль. неуверенная — потому что для ее осуществления нужна не только его, минхо, смелость. но и смелость с другой стороны. смелость такого характера, которую даже минхо ещё не обуздал. он осторожно и медленно набирает сообщение. "я могу и хочу помочь тебе. я знаю, как. но мне нужно, чтобы ты пообещал, что примешь мою помощь, любую помощь. ты сможешь это сделать?" после отправки минхо глубоко и громко вдыхает, выпуская затем воздух через приоткрытый рот. он гасит телефон. смотрит в темноту потолка и оглаживает уже макушку чанбина. — я не знаю, что я делаю, — шепчет минхо мягко. чанбин рядом с ним вздыхает и подползает на локте чуть выше, и рука минхо оказывается на его сильной спине. — мы никогда полностью не знаем, что мы делаем, мин. — что если я сделаю только хуже? пальцы чанбина приподнимают его подбородок и поворачивают голову. на губы минхо опускается ласковый и неуклюжий чмок, и он заставляет минхо сдавленно улыбнуться. затем ещё один чмок. и ещё один, невпопад, мимо губ. до тех пор, пока губы минхо не разрывают тугое подобие улыбки и не раскрываются в довольном и улыбчивым смешке. — не сделаешь. мы ведь вместе. они вместе. и как бы минхо не хотел пользоваться любого вида ресурсами, предоставленными чанбином, он начинает постепенно привыкать к тому, что их у него не заберут за непослушание. что он может на него рассчитывать. что в этом нет ничего жалкого или эгоистичного. телефон вибрирует и диод снова загорается голубым огоньком. "хорошо, хён. я обещаю. по крайней мере, я постараюсь. спасибо." минхо грустно улыбается и откладывает телефон на тумбочку. включает ночник с рыбками, тут же чувствуя довольную щекотку прямо внутри черепной коробки от знакомого и привычного треска моторчика и ленты нарисованных морских обитателей. зарывшись в теплые объятия любимого, минхо вдыхает запах постельного белья и чанбина. — спасибо, что ты у меня есть, бинни. — ох, не то слово. спасибо вселенной, что я у тебя есть, потому что меньшего ты не заслуживаешь. как и чонин не заслуживает меньшего, чем ты. как и я. мы все там, где должны быть, — как для сонного, чанбин говорит со всей серьёзностью. минхо это очень забавит, и он с той же игривостью, что чанбин целовал его несколько минут назад, кусает чанбина за нос и, довольный, укладывает голову ему на руку. ноги переплетаются под одеялом и тревога переплетается с ожиданием. ожиданием чего-то нового. чего-то хорошего.