you can do better than that

часы на руке лениво тикают, перекатывая время протяжными волнами и вместе с этим пережевывая внутренности минхо, смачно чавкая и упиваясь его тревогой. последние два дня минхо находится в постоянном состоянии планирования. заметки в его телефоне сожрали, кажется, оставшуюся часть его памяти, но даже цифровые буковки-воплощения всего, что минхо мог бы упустить, не спасают его от цепкого ощущения, что он совершенно ни к чему не готов и, более того, никогда готов не будет. минхо — оголенный нерв. и он старательно накладывает на себя слой за слоем оцепенение, чтобы ни дай бог не сорваться на ком-то. его дёргает каждый раз, когда кто-то подходит к нему. ему тошно. и хочется, чтобы время текло быстрее, чтобы сложное наконец-то закончилось. чтобы он выдохнул и проспал сто лет, для того чтобы открыть глаза и увидеть, что все хорошо, что все близкие ему люди счастливы, и больше не нужно ничего решать. в каждую свободную минуту времени пальцы минхо тянутся к иконке заметок и он пробегается глазами по плану действий как студент перед сложным экзаменом, с приоткрытым ртом артикулируя каждый пункт плана и молясь всем богам, о которых к сессии вспоминают все самые ярые атеисты, что когда придет время, он вспомнит, что делать и что говорить. блядская тревожность. ещё и чан. чан. чан. сердце заходится глубокими и болезненными толчками нервозности, и минхо глубоко вздыхает, наблюдая за тем, как его непосредственный начальник улыбчиво разговаривает с чонён и хвастается обручальным кольцом, пока его жених, хван хёнджин, притворно закатывает глаза, интровертно сидит рядом и ждёт, когда экстраверт бан чан отпустит чонён делать их кофе. минхо больше не злится на хёнджина за то, что у него есть чан так, как его никогда не было у минхо. минхо больше не думает "что было бы, если". он отучил себя от этой вредной привычки болезненно давить на открытую рану — воображать по ночам их первые свидания, улыбки чана и свои собственные неприкрытые, свободные реакции. планировать, как бы он мог проявлять свою любовь, как бы участливо заботился обо всех своих партнёрах, как бы никогда не допустил того, в чем его так жестко обвиняла соён. когда он видит чана, он просто боится. он больше не чувствует к нему романтической симпатии, дорожит им как своим другом и коллегой, но боится. боится первобытным страхом, что обернется, а за ним следит она, фильтруя каждое его движение. панически дёргается, ожидая, что его отчитают и устроят игру в молчанку, и снова чувствует себя неправильным, дефектным, трудным и разрушающим. и он знает, что чан знает об этом. минхо потерял добрую половину своих оставшихся нервных клеток, пытаясь сохранить дружбу с ним, и делал он это только потому, что чан не заслужил быть объектом его страхов, когда им всегда была она. он вновь и вновь возвращается к тому разговору, чтобы напомнить себе, чьих это рук дело. * они сидят втроём в этой же кафешке (только она совсем другая, только купленная, со старым, безвкусным ремонтом, ещё без минхо-администратора и миньонов): он, чанбин, поддерживающей скалой, но не закрывая спереди, а прижимаясь твердой опорой рядом, и чан. минхо смотрит в стол. — мин, если ты не хочешь общаться, ты не обязан мне ничего объяснять. минхо тут же чувствует слезы в глазах и расширяет их в надежде хоть немного просушить болезненную и стыдную влагу. — я обязан, чани. потому что в этом нет никакой твоей вины, и я дорожу тобой, — шепчет минхо и нервно комкает салфетку в левой руке. шершавые вмятинки на краях оглаживают его пальцы, и минхо оглаживает их в ответ. уголок салфетки расслаивается, и минхо раскладывает ее перед собой на стол и начинает плавно разделять на слои, не поднимая глаз и продолжая говорить. — я не хотел никого посвящать в то, что происходило с соён, и никогда не хотел, чтобы это влияло на мои отношения с другими людьми, но это случилось, — минхо глотает комок в горле. он почти на половине пути. ему нужно только выпустить из себя искренний поток слов и извиниться. — она настроила тебя против меня? — спрашивает чан тихо и с ноткой раздражения. минхо надеется, что не в его сторону. хотя он бы простил это чану — он взрослый человек и позволял мнению кого-то разрушать свои отношения. он полностью виноват в этом. — вроде того. но послушай, пожалуйста, до конца? — минхо умоляюще просит, мельком встречаясь с ним взглядом, и чан кивает. чан добрый и светлый. заботливый сверх меры. его мягкие черты лица успокаивают, баюкая самых ненасытных демонов, и это минхо в нем любит. любит. слезы очередным потоком двигаются к векам. он не должен его любить. — она думала, что я уйду от нее к тебе, потому что мы много времени проводили вместе, — голос немного срывается и теперь минхо уже мнет две салфетки, образовавшиеся из одной. — и я не знаю, дошли ли до тебя слухи, но она считала, что я изменял ей с тобой, и говорила об этом всем. я старался минимизировать общение с тобой, чтобы она меньше злилась. а когда мы расстались, я боялся, что если я буду рядом с тобой, на тебя повесят клеймо за то, чего ты не делал. минхо отпускает тяжёлую тишину. чанбин поддерживающе гладит его по талии, приобняв, пока чан думает, что сказать. — я не хочу говорить, что это глупо, потому что, мин, меня эти слухи никак не коснулись, но это явно параноидальная глупость, потому что все это неправда, но... — минхо не смотрит на чана, но слышит искреннее возмущение в его голосе. — но это не глупо, — минхо вытирает салфеткой влажный нос и наконец поднимает глаза. — это не глупо, это было необходимо для моего выживания, и это ужасно. и мне жаль. мне жаль, потому что я не могу сказать, что не дал ей повода, чанни. это не признание. но минхо вдыхает вакуумную тишину как космонавт без костюма. его разрывает практически так же, как космическое давление, изнутри и медленно, противно, засасывая в небытие. чанбин мертвой хваткой вытаскивает его. вселенная, береги чанбина. теплая рука сжимает талию и минхо делает глубокий вдох и открывает глаза. — я полиаморен, чани, я могу любить не только одного человека. и я имел неосторожность ей в этом признаться. и я не мог уйти, потому что, — минхо заикается и осознает, что его лицо отвратительно горячее. он рад, что кафе сейчас закрыто, — потому что я, блять, люблю. минхо растворяется в боли. потому что все это — свежее, наболевшее — сосредотачивается в одном нем и излучается одним невиновным и светлым, незаслуживающим этого чаном. — можно? — шепчет рядом голос чана, и минхо кивает, даже не зная, на что соглашается. понимает только спустя секунду, с новой силой всхлипывая, потому что его слегка подвигают на диванчике сильные руки чанбина, и рядом оседает тепло — нет, сейчас это даже ощущается жаром, исходящим от слишком близкого и активного солнца — чана. чан гладит его по спине, чанбин — по предплечью. минхо теряется в своих чувствах, захлёбывается, тонет и не знает, как вынырнуть, потому что обе руки очень близких ему людей держат его, но словно в сантиметре от поверхности. ему нужен спасательный круг. он не выдерживает. — мин, дыши, — шепчет чанбин. — все хорошо. никто тебя не ненавидит. этого не достаточно, но это хоть что-то. — она, — минхо выдавливает в перерыве между всхлипами и попыткой вздохнуть, — она продолжала во всем и во всех видеть измену, даже когда я сказал ей, что, если она не принимает такое, я буду с ней, я никогда больше не скажу ничего, ни в чью сторону не посмотрю, она... — мин, тш, — чан мягко гладит его по макушке, прижимая к своему плечу, и минхо чувствует себя жёсткой, негнущейся куклой барби в руках любвеобильного ребенка. мягкий, добрый чан, всепрощающий чан, его опора в последние годы обучения. чан, который дал ему все, что только мог, когда минхо была нужна помощь. который дал слишком много, и что было безнадежно испорчено, не говоря уже о том, что минхо этого даже не заслуживал изначально. чан, которого минхо не может нормально любить. — все хорошо. ты не виноват. но я виноват. я не вовремя влюбился. и я даже не могу нормально тебе об этом сказать. минхо сказал все, к чему, он думал, был готов. ему требуется целых десять минут в двух крепких парах рук, чтобы осознать, что просто больше не может плакать. — прости, — говорит минхо, тяжело дыша ртом и отлипая от чана. ему становится легче дышать, когда между ними образуется пространство — чан неловко оглядывает минхо, оценивая, можно ли оставить его, достаточно ли тот успокоился. — не нужно, — чан садится снова на свое место и двигает к нему стакан воды. — мне очень жаль, минни. это было жестоко с ее стороны. и мне жаль, что ты чувствовал необходимость от меня отдалиться. уверяю тебя, все знают, что я слишком занят работой для отношений, не переживай о слухах. укол в сердце, которое, казалось, достаточно онемело спустя десятки минут истерики. минхо закусывает губу и обречённо кивает. он слишком устал. он знает, что из этого вряд ли бы что-то вышло. он осознанно решил не давать себе и чану шанс. но это всё ещё больно. больно, и на секунду даёт её словам о том, что он никому, кроме нее, не нужен, силу. — я хочу снова дружить, как раньше, чанни. я надеюсь, ты простишь меня. чан морщится. — я не обижался. я знал, что что-то происходит. я не хотел на тебя давить. ты не виноват, мин. и я тоже хочу дружить как раньше, — чан улыбается ему тепло и в его глазах появляются звёзды. почему от них так больно? — я соскучился. — я тоже соскучился, хён, — минхо без сил опадает чанбину на плечо. они дышат несколько секунд. атмосфера давит на всех незнанием, как себя вести: она густая и липкая, и, к сожалению, ей нужно лишь время. чан смотрит на них с восхищением, уперевшись в спинку дивана. — это ты был тем, в кого мин влюбился и понял, что он поли? — вдруг обращается чан к чанбину. минхо издает нервный смешок. чанбин, что уже впитался в поддерживающий фон, грустно улыбается и включается в сцену. — нет, я нашел его уже после. и я знаю, на что иду. я никогда не буду хотеть лимитировать его контакты с людьми, которые ему дороги, и это касается проявления любых чувств, которые он испытывает. чанбин ненавязчиво даёт им обоим шанс. но они оба упрямо его игнорируют — минхо из обречённости и травмированности, чан — по причинам, известным только ему. минхо смотрит сквозь чана, собирая по кускам разобранное на запчасти во время этого разговора сердце, а чан лишь понимающе кивает. — я рад, что ты нашел его. он — драгоценность, береги его, — чан переводит взгляд мягких глаз на минхо. — ты можешь лучше, чем она. ты заслуживаешь лучше. минхо разжимает пальцы и косится на влажные, сбившиеся в комок салфетки на обеих ладонях. его тошнит. * его тошнит. он делает глубокий вдох, чтобы успокоить поднявшуюся волну тревоги. считает до десяти. считает обратно. на единице в кафе заходит чанбин, и минхо изо всех сил старается взять себя в руки. у него всегда есть лесенка. вселенная, береги чанбина.