you can do better than that

кончики пальцев немного покалывает — минхо сжимает и разжимает их на обеих руках, разминая, пока выходит из подсобки — ему срочно нужно было умыться. вода — тоже очень важный ритуал самоуспокоения для минхо. она очищает: смывает прозрачным потоком мерзкие мысли и цепкие ощущения, навязчиво прилипающие к коже вместе с потом. уже почти время закрываться. чонин обслуживает клиента, и минхо замирает, как зверёк, услышавший шорох рядом, когда замечает последним в очереди чанбина. сердце на пару мгновений ускоряется, потому что — боже мой — чанбин выглядит недовольным. из-за того, что минхо его не встретил? — разум минхо сразу же пытается найти объяснение настроению со, прыгая от вывода к выводу, пока чанбин не касается — нетерпеливо, хоть и учтиво — плеча клиента, привлекая его внимание, и минхо сосредотачивается, чтобы воспринять ситуацию целиком. "господи, не весь мир вокруг тебя крутится, мин" он медленно подходит к стойке снаружи, прислушиваясь к заряженному нетерпеливостью и нетерпимостью диалогу, и все сразу становится на свои места. конечно, чанбин недоволен — он имеет слабость к несправедливости, а потерянное лицо чонина, не знающего, как реагировать, для минхо словно увесистая, яркая табличка страха, которую невозможно проигнорировать. и это несправедливо — доводить его до такого состояния в конце рабочего дня. — я просто хочу... — прошу прощения, что здесь происходит? — минхо возникает сбоку так неожиданно, что клиент слегка вздрагивает и поворачивается к нему так же резко, как выглядят его черты лица. минхо старается сохранить серьезность, чтобы не пропустить свои собственные нотки недовольства в изгиб нейтрально поставленных губ. мужчина выглядит опрятно, но разнузданно: его волосы торчат так, будто он специально ерошил их руками, последние пуговицы рубашки расстёгнуты, а глаза блестят раздражающей навязчивостью. — опять ты, — мужчина даже слегка ухмыляется. и минхо узнает привередливого пикапера, что приставал к чонину раньше. — я просто пытаюсь уговорить этого милашку сходить со мной на свидание после смены, и если я правильно рассчитал, — он опускает глаза на свою лениво лежащую на стойке руку, где нарочито выразительно красуются явно палёные часы, — осталось всего двадцать минут. минхо приосанивается. ему нужно стать выше, стройнее, твёрже — потому что он хочет и может произвести правильное впечатление. убедительность — не равно справедливости и внутреннему самоощущению, и минхо усвоил это уже очень давно. убедительность — это полупрозрачная вуаль, как фальшфасад на старом, разваливающиеся здании, и его неестественность вступает в конфликт с его прочностью на регулярной основе — без него невозможно закончить реконструкцию (не ходить же с душой наизнанку, правда же?), а с ним, учитывая, что он прекрасно работает и с преступной долговечностью входит в привычку, возникает ощущение, что реконструкцию можно и не завершать. единственный его плюс — как-нибудь, худо-бедно, да защищает от внешнего урона. если нанести оскорбительное граффити на фальшфасад, то, вроде бы, и ничего страшного. — он сказал — у него другие планы, — встревает чанбин, цедя сквозь зубы каждое слово. минхо прогоняет, как может, неуместную дрожь в коленках. он не любит смотреть, когда другие злятся, но он бы соврал, если бы сказал, что злой не на него чанбин — это совсем не привлекательно. — да ломается просто, — мужчина смеётся и открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но минхо подходит ближе и кладет на стойку свою руку, прямо между рукой мужчины и чонином. — мне не хочется вас расстраивать, но у него свидание со мной после смены, — минхо смотрит ему прямо в глаза и даже решается спихнуть чужую руку с поверхности. в глазах незнакомца только включается хитринка, и он пытается положить руку снова, но уже поверх руки минхо, отчего минхо резко дёргает ее к себе: его обволакивает отвращением, брезгливостью и желанием смыться к чертям и забрать с собой своих близких. — я бы мог присоединиться к вам, м? двух зайцев... минхо нетерпеливо вздыхает. переводит глаза на чанбина. — за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. видите вот этого парня? он присоединится к нам, — минхо следит за тем, как в глазах чанбина плещется раздражение. оно подпитывает ярость минхо, и два костра словно вливаются в один большой, чей дым просачивается в голос минхо угрожающим треском, — и поверьте, если вы планируете доставать нас и дальше, вам не хватит денег на адвокатов. мужчина выглядит растерянным и смотрит на них по очереди, и чанбин теряет терпение — в конце концов, сколько можно ждать этого тугодоходящего, — уже грубее отталкивая его плечом от стойки в сторону. — не слушай его, чонин-щи. лучше сделай нам с мином карамельный раф, а себе — все, что захочешь, — у минхо мурашки по спине от нежности в голосе чанбина. — пожалуйста, уходите, мы закрываемся, — минхо уже даже не смотрит на мужчину. он смотрит в глаза чонина, полные непонимания. у минхо наконец-то появилось время и возможность рассмотреть его внимательно и оценить, как ситуация повлияла на него. и по виду подрагивающих рук, никакой раф он не сделает — минхо безразлично проходит мимо незнакомца, находит чонён в подсобке, и выпускает очередной раздраженный вздох, когда видит, что она сидит в наушниках и увлеченно поглощает чипсы за серией аниме. — ннён-а, — громко и протяжно, как гром, говорит минхо, и девушка пугается, спешно убирая и чуть не роняя упаковку чипсов и тут же вытаскивая один наушник. минхо смотрит на неё вопросительно и поднимает бровь. он знает, что выглядит наверняка пугающе. — прости-и, чонинни сказал, что я могу собираться, и что он со всем справится, — чонён смотрит на него очень виновато и с некой опаской, и минхо вздыхает ещё раз, в надежде успокоиться. он злится не на неё. — ну, теперь ему нужна твоя помощь, — говорит минхо уже тише и спокойнее. — пожалуйста, сделай два карамельных рафа и что-нибудь сладкое, но не кофеиновое, инни. чонён кивает и откладывает все, сразу же вставая и направляясь за минхо в зал. осторожно топчется рядом с чонином и мягко трогает его за плечо, отвлекая от пространного колупания в кофе-машинке. — мне пришлось нашептать ему на ухо, что если он не уберется, я организую судебный запрет на приближение к чонину, — чанбин терпеливо стоит у стойки, с беспокойством следя за действиями яна. — он опять приходил? — возмущённо ругается чонён. чонин, глядя на то, как она забирает у него работу, растерянно косится на минхо, пока тот не берет его за руку, нетерпеливо подтягивая к себе. худенькие запястье внутри ладони минхо ощущается совершенно обессиленным. — два карамельных рафа и все, что я захочу, — шепчет чонин — всё ещё растерянно — чонён, когда минхо утаскивает его за собой, и она улыбается с нежностью его потерянности — минхо бы и сам посмеялся над тем, как тот четко запомнил и воспроизвёл заказ чанбина, забыв обработать ту часть, что про него, но сейчас не время. — пошли, инни, нам надо поговорить, окей? — мурлычет минхо ему на ухо, неохотно снимая фальшфасад, и тот кивает, почти тряпичной куклой следуя за ним. чанбин присоединяется, и они садятся на диванчике в конце зала, чтобы дождаться, когда чонён принесет им напитки. мягкое фонарное освещение из широкого окна чуть приглушает неоновый крик оранжевых листьев гирлянды. бархат сидений слегка замялся в противоположную сторону в неведомых узорах, но это место — которое минхо неосознанно выбирает для себя всегда в поисках знакомого комфорта — чувствуется как некий филиал дома. возможно, потому что тут всегда происходили важные для него вещи — тут он возобновил дружбу с чаном, когда тот только выкупил кафе, тут его взяли на работу, именно сюда минхо усадил чанбина на годовщину. даже паттерн трехцветных плиток, словно специально созданный для комфортного передвижения минхо с его обсессивными математическими привычками, благосклонен к нему, он точно знает, что ступает на нужную (левой ногой только на серую, правой — только на черную) плитку, даже не смотря сосредоточенно себе под ноги. минхо стряхивает с себя раздражение, снимает фартук, небрежно скидывая его в угол дивана, чуть задевая листочки гирлянды, и тянет руку, чтобы потянуть за фартук чонина. — сними, — говорит почти требовательно, как родитель, и тут же старается исправиться, — тебе будет легче расслабиться без него. чонин немного приходит в себя, садится чуть ровнее и медленно снимает с себя элемент формы, позволяя минхо взять фартук из своих руки и бросить в том же направлении, куда ранее минхо закинул свой. — а что если он ждёт меня снаружи и проследит... — шепчет чонин вдруг и сводит брови на переносице. — мы подвезем, — говорит чанбин, и чонин впервые обращает на него все свое внимание. он ловит ртом воздух так, будто забыл что-то очень важное. — не утруждайтесь, правда, вы и так уже достаточно помогли... чанбин никогда бы не оставил это просто так. — со чанбин, зови меня хён. и нет, я ещё не помог достаточно, — чанбин мягко улыбается и склоняет голову, представляясь. минхо чувствует себя в его присутствии твердо и надёжно. ох, как ему хочется, чтобы чонин тоже так мог... минхо делает глубокий вдох (интересно, сколько он делает таких вдохов за день? не меньше миллиона, не считая обычного дыхания) и решает хоть как-то подвести разговор к тому, о чем он действительно должен был быть. — помнишь, я сказал, что знаю, как тебе помочь? — голос минхо вкрадчиво разливается, и он гордится тем, как держит маску. — мой парень, чанбин, может помочь тебе с проблемой денег-слэш-здоровья. чонин снова озадаченно молчит. оглядывается на минхо и ищет что-то в его глазах, выглядит так, будто хочет что-то сказать, но опускает голову. — тогда спасибо, хён..? — он неуверенно говорит, обращаясь к чанбину, и тот довольно улыбается, кивая. — не за что. минхо выпускает на мгновение задержанный воздух. повторяет себе, что все хорошо. он ничего не испортил и пока что всё идёт хорошо, а если вдруг начнет идти плохо — его подхватит чанбин. к ним плавно подходит чонён с напитками, осторожно ступая и сосредоточенно выставив язык, и минхо радуется отвлечению. он помогает ей поставить их на стол, протягивая руки над чонином, пока тот нервно жуёт собственную нижнюю губу. — вот так, — приговаривает чонён, когда ставит перед чонином какао со взбитыми сливками и горкой маршмэллоу, — ваш "все, что я захочу" напиток, сэр. чонин непонимающе смотрит на нее пару секунд, а потом закрывает лицо ладонями и протяжно стонет. — прости-и, у меня мозг заглючил, — бормочет еле разборчиво из-за закрытого ладонями рта, но чонён отмахивается, мягко поправляя его растрёпанные волосы. — ничего страшного, братец-хлебушек. я надеюсь, я угадала? чонин тут же кивает и отнимает руки от лица, обхватывая ими стаканчик и греясь горячестью напитка. он осторожно отпивает через радужную трубочку и улыбается с огромным теплом. — спасибо, ннён-а, — чонин кланяется ей и показывает сердечко из пальцев. чонён показывает ему ответное свободной от подноса рукой. — ну все, я свободна? — она нетерпеливо обращается к минхо, чуть ли не подпрыгивая на месте. — меня ждёт наён на поздний сеанс в кино. — свободна. спасибо, ннён-а. — повеселись с нуной, — тихонько добавляет чонин и одними губами артикулирует поддерживающее "файтин". чонён улыбается широко, сверкая недавно обновленным хайлайтером на мягких скулах. — тогда пока! рада была снова видеть вас, чанбин-щи! — и она исчезает из виду, оставив после себя лёгкий ветерок и шлейф пионовых духов. они втроем молчат целую минуту, почти все за раз иссушая по половине стакана. минхо позволяет горячему рафу почти обжигающим теплом обволочь свой метафорический ком в горле — может быть, жирности сливок будет достаточно, чтобы помочь ему его проглотить с концами. расслабленный чанбин вселяет уверенность. он не переживает ни о чем, кроме безопасности, и минхо словно кот нежится в лучах его покоя, его уверенности. чонин же довольно быстро приходит в себя. после нехитрых манипуляций с трубочкой, почти вся сливочная пенка на его напитке съедена, и он, уже более сытый и расслабленный, неловко спрашивает: — как именно вы оба собираетесь мне помогать? это сложно. ответить просто и как на духу — в голове вертится тысяча сценариев, и как бы ни хотелось оставить все объяснение на чанбина, минхо знает, что, как первое доверенное лицо в этой ситуации, в его руках задать курс. в его руках объяснить это так, чтобы ни один из страшных сценариев этой тысячи не воплотился. ох, это знакомое давление (самого на себя, черт возьми). минхо решает начать с простого. — твои основные проблемы это кредит и обследование, правильно? — отвечать на вопросы проще. этому минхо научили терапия и терпеливый чанбин. тактика простая — если не знаешь, как вытащить из себя или другого информацию, в основном о самочувствии, начни с вопросов. вопросы — самая недооцененная часть человеческой коммуникации. люди боятся задавать вопросы. для минхо вопросы теперь — наименьшая из проблем. чонин кивает, снова закусывая губу. минхо сдерживает просьбу так не делать. всякий раз, как он видит, что чонин терзает свои губы или кутикулу на пальцах, ему хочется одернуть младшего и умолять его не вредить себе, но он знает, что не может. он не может успокоить чонина так, чтобы ему не нужно было успокаиваться такими способами. да и каким же нужно быть лицемером — он ведь каждое утро рассматривает в зеркало свои обтрепанные губы и постоянно проводит пальцами по почти всем частям своего тела, чтобы найти, какую бы корочку всковырнуть, за какую тонкую полоску кожи бы потянуть. — мы можем помочь тебе с этим. я имею в виду, найти хорошего врача, оплатить обследования и кредит, — минхо старается говорить спокойной и обыденно. чонин моргает. — ты представляешь, сколько это стоит? — чонин выглядит даже немного возмущенным и минхо снова вздыхает. — даже если так, как я потом тебе верну эти деньги? — чонин-а, — зовёт чанбин, и минхо переключает внимание на него. — позволь объяснить, окей? плечи чонина чуть опускаются. он выглядит так, будто в чудеса и не стоило верить, и минхо понимает, почему. они предлагают ему помощь, но она не совсем то, что чонин думает, ему нужно. эта помощь не гарантирует ему самодостаточность. и минхо на все сто процентов понимает это. он сам чувствует то же самое. — ты очень дорог минхо, чонин-а, — минхо чуть опускает голову, гипнотизируя собственную рваную кутикулу на ногтях. — и это не о том, заслужил ты, или нет, — продолжает чанбин. — это факт, инни, — минхо находит в себе силы выдавить из себя слова и осторожно двигается ближе, чтобы попытаться соединить их взгляды. — у меня небольшая семья, и по факту в ней только чанбин, но ты для меня тоже ощущаешься, как семья. я не могу позволить чему-то плохому случиться с тобой, семья так не поступает. глаза чонина расширяются и немного заполняются слезами, но он твердо сдерживает их и садится более уверенно. минхо не знает, убедил ли его, но чонин выглядит так, будто хотя бы готов слушать дальше. — ты дорог минхо, минхо дорог мне. а значит мне дорог и ты, — чанбин пожимает плечами, как будто это элементарно. — в моей семье это так работает. я знаю, что многие семьи отличаются, что во многих семьях помощь встать на ноги — это разменная монета. — и вы решили меня усыновить? — чонин всё ещё не понимает, но в нем проскальзывает его здоровое ребячество. минхо улыбается этому. чонин может смеяться над ним сколько угодно — лишь бы смеялся, правда. — не-е. чанбин — моя семья, но он мне не сын. никто из нас не хочет вести себя с тобой как родитель, это очень вредно для твоей самооценки, — минхо шутливо тыкает чонина в ребра, и тот наконец издает долгожданный минхо смешок. у них, вроде бы, все идёт по плану. — последнее, чего я хочу, это выступать родительской фигурой, — усмешка чанбина кричит о том, что он доволен их шутливостью. их целью было помогать, а не давить. — я предлагаю финансовую поддержку ради твоего здоровья и благополучия. я не покупаю себе сына, помощника, раба или даже друга. ты можешь стать моим другом, и я бы даже этого хотел, потому что ты, опять же, дорог минхо, а мне, — чанбин чуть улыбается и на секунду опускает взгляд, подбирая слово, — любопытно. но ты не обязан. — то есть у тебя очень много денег? — осторожно спрашивает чонин, и чанбин смеётся. — у меня очень много денег и достаточно накопительных счетов. что ты думаешь? чонин гуляет глазами по залу с усердием сжимая губу зубами. — у меня сейчас крутится в голове мотив the schyler sisters и строчка бёрра "I'm a trust fond, baby you can trust me", — под конец фразы чонин начинает смеяться, и минхо широко улыбается. — весьма интересное сравнение, — чанбин безуспешно сдерживает смех. — но спасибо за разряжение атмосферы. ты можешь думать об этом, можешь задавать вопросы. — я же не могу просто так воспользоваться твоими деньгами, — чонин сквозь улыбку пытается рассуждать серьезнее. — я должен их окупить. чанбин морщится. минхо в очередной раз горько вздыхает. — можешь, — просто говорит чанбин. — если тебя так сильно это смущает, то... ты же учишься на юриста? моей компании всегда нужны юристы. но опять же, я бы предпочел, если бы ты не считал, что что-то мне должен. просто встань на ноги, чтобы мир был честнее по отношению к тебе, — чанбин чуть наклоняется ближе, включает даже ещё более доверительный голос. — мир очень несправедливый, но это не значит, что ты должен отказываться от справедливости, когда тебе ее предлагают, чонин-а. эта мысль набатом стучит у минхо в голове, но все ещё не может как следует улечься. годы выученной беспомощности говорят ему, что несправедливость — единственный выход. что только так работает этот мир. что не стоит надеяться на большее. он очень надеется, что этой мысли будет проще улечься в голове чонина. — разве это не кумовство? — шепчет чонин и с интересом смотрит чанбину прямо в глаза. он выглядит менее потерянным, скорее даже увлечённым. — а повсеместные династии SEO, по-твоему, не кумовство? — как это будет работать? — лицо чонина излучает сосредоточенность. — мы можем сделать это легально. заверить расписку, составить договор. я бы не хотел, например, чтобы деньги, которые я даю, шли на сомнительные вещи, вроде рейвов и наркотиков. — звучит, — чонин закрывает глаза и выдыхает через нос, — звучит, на самом деле, очень хорошо. — переспи с этой мыслью и скажи, что думаешь, — чанбин понимающе кивает. — никто из нас тебя не торопит. — окей, — чонин неловко поднимает свой стакан, чтобы допить оставшееся какао. — это... — много за раз, — подсказывает минхо, согласно качая головой. у него у самого разболелись виски. единственное, что держит минхо в состоянии работоспособности, это простота и понятность дальнейших действий. должно ли это быть так тяжело? поступает ли он правильно? минхо содрогается от собственной попытки рационализировать каждую свою тревожную мысль и старается запихнуть их подальше. — и об этом парне. если он заявится ещё раз, сообщи мне. если нужен судебный запрет, то он его получит. чонин активно кивает на это и доедает последнюю зефирку. — минхо-хён, как у тебя получается быть таким строгим и непоколебимым? — спрашивает вдруг чонин, и минхо на секунду теряется. — о чём ты? — то, как ты вел себя с этим... странным. я только и могу, что замереть, бояться и злиться. в голову минхо не часто приходит мысль о том, что все остальные видят его не таким, каким он чувствует себя внутри. не все осознают, что минхо выдрессировал себя так, что теперь даже самым близким людям трудно понять, что он чувствует. потому что быть открытой книгой опасно. нарциссы всегда следят за тобой — и если тебе страшно, если тебе больно, если тебе весело, тебе нельзя показывать, на что им можно давить или что можно испортить. — я мог бы стать отличным актером, инни, — минхо грустно улыбается, и чонин хмурится, — нет никакого лекарства от страха и любых других чувств. они просто есть. можно только овладеть искусством их не показывать, но это, на самом деле, чревато другими последствиями, — минхо на секунду переводит взгляд на чанбина, который понимающе следит за его реакциями. он хотел бы извиниться перед чанбином. за то, что чанбину с ним так порой трудно. но он уже знает, что чанбин ему на это скажет. "не извиняйся за то, через что тебя насильно заставили пройти, мин." — уже поздно, — минхо выныривает из раздумий и тянется за фартуками, чтобы начать сборы. — давайте обдумаем все как следует, да, инни? — минхо тепло улыбается. облегчение от ответной теплой улыбки и кивка мягкой волной прокатывается по телу, и минхо порывается встать. — идите пока, а я все тут выключу и закрою, мне нужно в туалет, — чонин встаёт и забирает пустые стаканы. — мы подождем в машине снаружи, — говорит вслед чанбин. минхо закрывает руками лицо и слегка массирует его: оно ощущается опухшим, помятым и будто бы больше не слушается его. — ты в порядке, мин? — чанбин подаёт ему руку. — да? нет? наверное? — голос у него измученный, когда он поднимается с дивана. он направляется к подсобке, чтобы оставить там фартуки и забрать пальто. чанбин мягко идёт следом, всё ещё держа за руку, — много всего. и чан с хенджином приходили. чанбин выглядит участливо. он мягко мычит, демонстрируя, что все точно хорошо услышал. — хочешь поговорить об этом дома? минхо в миллиардный раз вздыхает. — у меня нет на это сил сегодня. чанбин не настаивает. помогает ему надеть пальто, поправляет собственное. они молча выходят на улицу, где ветер морозно кусает щёки. автомобиль встречает их остывшими сидениями, и чанбин принимается старательно его оживлять, заводя двигатель и включая климат-контроль. — только... — говорит минхо с заднего сидения, как бы продолжая их последний разговор. он нервно цепляет кутикулы, слегка погружаясь в то высасывающее состояние, в которое его окунуло воспоминание про чана. — скажи мне сейчас, бинни. ты точно не против? я знаю, что это глупо, но мне надо услышать. — я точно не против, — чанбин не сердится. терпеливо повторяет одно и то же. минхо пытается верить, что этого терпения хватит до тех пор, пока в голове минхо не перестанут крутиться изнуряющие вопросы. ты не против, что я нервный? что из меня не вытащишь порой и слова? что я такой сложный клиент психолога? что мне нужно слишком много лесенок? что я постоянно в себе сомневаюсь? что я постоянно в тебе сомневаюсь? ты не против? (ты же не перестал меня ещё любить?) — спасибо, бинни, — минхо кивает самому себе, закрывая глаза и пытаясь выровнять эмоциональный фон. это кажется ему абсолютно бесполезным занятием. тревога не отпускает его внутренности, пока он точно не будет уверен, что все хорошо (возможно, никогда). чонин закрывает магазин, и минхо чуть двигается в сторону, освобождая для него место на заднем сидении. когда чонин опускается рядом с ним, минхо видит, как сильно дрожат его руки и неосознанно кладет свою ладонь поверх них, удивляясь тому, насколько они ледяные. даже под его теплом они всё ещё подрагивают. — становится хуже, когда холодно. даже если холодно всего минуту, — подсказывает чонин, заметив, что минхо задумался, гипнотизируя его пальцы. — я сделаю температуру выше, — мурлычет чанбин, наблюдающий за ними через зеркало заднего вида. — куда ехать? — чхамун-но, дом я покажу. спасибо, хён, что подвозишь, — чонин в очередной раз склоняет голову в благодарности. — сейчас же постоянно холодно, — минхо не даёт уйти от темы. не из вредности — у него внутри все сжимается от осознания, что чонин вынужден справляться с чем-то, о чем не имеет и малейшего понятия. отчасти для того, чтобы потом в ночи тревожно гуглить симптомы — даже если, он уверен, чонин уже делал это до него. — один из врачей предположил, что именно поэтому я стал чаще падать в обмороки, — чонин сжимает губы в тугую полоску. минхо чуть крепче прижимает свою ладонь к холодным рукам чонина. — можно попросить тебя обняться? — минхо осторожно убирает руки и немного отодвигается, освобождая пространство. чонин грустно улыбается, но охотно идёт на контакт, позволяя минхо завернуть себя в дополнительный слой фетра. — спасибо, инни. чонин чуть смеётся в теплое от жара тела минхо пространство между ним и воротником пальто. — это я должен говорить спасибо, хён. и я должен просить тебя обняться. руки минхо активно растирают плечи чонина в надежде разогнать кровь и подарить комфорт от прикосновения. — ну, хорошо тогда, что мы уже обнимаемся, и уже никого ни о чем просить не надо, так ведь? чонин мычит в ответ и минхо довольный откидывает голову на сидение. им ехать не больше пятнадцати минут. чанбин тихонько подпевает звонкому голосу сии, струящемуся ненавязчивой мелодией из колонок, и минхо чувствует, как чонин ещё тише напевает эту же мелодию, слегка вибрируя горлом на его плече. всё хорошо. всё правда хорошо. даже убеждать себя в этом не надо. но минхо все равно старается это сделать. потому что иногда это все, что он может.