you can do better than that

он осторожно расставляет свои мысли по бережно выделенным эмоциями каталогам внутри его полуструктурированной черепной коробки. полуструктурированной — потому что схемы поведения, впитанные им в прошлом, можно назвать структурами только с очень тугой и горькой натяжкой. это, скорее, палки в колеса, и сейчас, именно сейчас — в том состоянии, в котором минхо старательно пытается найти себя, — это отчётливо видно. движение запястьем над головой выходит рваным и пружинящим, и он считает вслух для учеников, пошагово демонстрируя движение. раз — натянутая в запястье рука двигается чуть влево, всего в нескольких сантиметрах от непослушно торчащей прядки на его затылке. два — рука более расслабленной возвращается в исходное положение, согнутая в локте. три — снова резкий выпад к голове, и минхо осматривает в зеркале синхронность ребят под счёт. удовлетворенно кивает и просит быть внимательными, показывая элемент движения, задействующий бедра и ноги. им всем примерно по двенадцать, они все жадно глотают каждую демонстрацию, они все — манифестация того, кем минхо никогда не удавалось побыть до момента, когда он вдруг внезапно стал свободным. они не испачканы страхом неудачи и страхом того, что возможность упущена — по крайней мере, не в том объеме, что был испачкан минхо. танцы — то, что у минхо никогда не удавалось забрать ни у приемных родителей, ни у соён. они сколько угодно могли говорить ему, что у него никогда ничего не получится, что он зря тратит время, и он верил в это безоговорочно, да, только всё равно не мог перестать. движение под ровные, или не очень, биты музыки, всегда дают минхо ощущение контроля. ощущение, что у него есть вот эта вот единственная вещь, которая целиком и полностью принадлежит ему. даже запачканная липкой установкой, что он никогда не сможет получить из этого какую-то выгоду, не сможет кому-то показать и получить за это хотя бы одно ласковое слово — эта свобода нравилась минхо. вот почему, когда минхо остался один, он в первую очередь рванул в студию. вот почему — не зная ни капли о своих силах и способностях — минхо быстро оказался одним из лучших. вот почему, получив возможность преподавать, он не смог отказаться. он не хочет быть лучшим. он не хочет выступать на сцене. по крайней мере, не сейчас, нет. минхо хочет двигаться, чувствовать свободу и давать эту свободу другим в том объеме, в котором они заслуживают. потому что танцы — наравне с чанбином — это лучшее, что случилось с ним в жизни. они помогают ему думать. они помогают ему чувствовать свое тело. помогают медленно, но уверенно возвращать ему способность понимать все крошечные сигналы в его уставших клетках и действовать соответственно. пусть только в момент движения, но минхо знает, рано или поздно он дойдет до приемлемого уровня расшифровки самого себя. у него есть инструменты. после последнего прогона хореографии минхо чувствует себя приятно уставшим. его тело словно мерцает вибрациями, горит жизнью и знанием, что он существует. он гордится этой усталостью. его губы непроизвольно вытягиваются в открытой улыбке, и ученицы, от усталости раскинувшиеся на полу, улыбаются не меньше его. он знает, что они довольны собой. он даже знает, что они довольны им. — окей. на сегодня все свободны! — строго выкрикивает минхо. — я не буду говорить, что вы молодцы и очень хорошо сегодня постарались, а то вы ещё в себе преисполнитесь, разленитесь и забудете повторить хореографию к следующему занятию, — тянет с хитринкой. именно это минхо и говорит, и он знает, что это именно то, что они услышали. это мягкой гордостью пробирается в их восторженные вскрики, в то, как они группками обмениваются объятиями — мокрыми и уставшими. возможно, именно этого минхо не хватало в его жизни. команды. поддержки. но он рад, что она есть у них, и что он — причина, по которой они здесь собрались. — у меня реально получилось в этот раз? — шокированно шепчет ёсон, его самая младшая ученица, проходя мимо него и в последний момент неловко замирая и смущённо опуская голову на его вопросительный взгляд. — сам в шоке, — со смешком выдает минхо, мягко топчась кончиками пальцев по ее растрепанной макушке. — продолжай в том же духе и скоро всех перегонишь. ёсон тихонечко пищит и смущённо убегает, бросая еле слышно спасибо, и минхо остаётся один в студии, попрощавшись с остальными. он танцует ещё. упрямо плетется к компьютеру, включает самую мощную в его арсенале песню и доводит себя до дрожи в ногах сильными и тяжёлыми партиями, пока дыхание не сбивается окончательно и все, что он может, — это упасть на пол с глухим тягостным стуком и раскинуться звездой, гипнотизируя приглушённые лампы, прямоугольниками рассыпанные на потолке. его тело — желе. его голова при этом — самое ясное небо, которое только может быть. прогноз погоды на планете минхо в данный момент обещает только чистоту, только ясность, только порядок. боже, он так сильно любит это. мягкий рингтон в его ясности звучит очень громко и до мурашек настойчиво. чанбин, вероятно, уже в пути, и минхо лениво садится, рукой тянется до полки, поддевая телефон и позволяя ему свалиться на свой живот. немного удивлённо пялится на контакт чонина, яркими буквами моргающий на экране. — да, инни? — спрашивает тихо, снова откидываясь на пол. на затылке скоро образуется непроходящий синяк, и минхо воздушно постанывает, свободной рукой потирая ударившееся место. — хён, прости, что беспокою, но у меня к тебе есть вопрос, — голос чонина немного дрожит. минхо хмурится и переносит всю свою ясность во внимание. он ждёт, но чонин продолжает молчать, словно ждёт от него что-то. — можешь спрашивать всё что угодно, чонин, — мягко говорит, снова окидывая потолок взглядом. терпкая усталость обжигает напряжением его руку, которой он держит телефон, и минхо поворачивается на бок, чтобы уложить его на плечо и прижать собой. минхо на секунду думает, что хоть его голова и работает на полную мощность, тело так и готово отключиться. на холодном полу танцевальной студии. он размышляет тягуче, сможет ли уговорить чанбина подняться за ним и отнести его в машину на спине. — я знаю, что вы ждёте от меня ответа, и я обязательно поговорю с вами, очень скоро, — спешно и извиняющимся тоном тараторит чонин, — но мне вроде как нужна помощь с перевозкой вещей, и у вас у единственных в моем окружении есть машина. можно попросить вас? минхо хмурится. — ты переезжаешь? чонин на другом конце линии мешкается несколько секунд. — я поживу у чонён несколько дней пока не найду место в общежитии или… в голове у минхо всплывают все рассказы чонён о том, насколько крошечная ее студия. — что случилось, инни? — продолжает выпытывать минхо, пальцами мягко массажируя переносицу. — хозяйка повысила квартплату, и мой сосед съехал, я один не смогу заплатить всю сумму. мне нужно съехать завтра, и я только об этом узнал, — под конец чонин слегка смеётся. предложение вертится на языке у минхо и он не знает, как правильно сформулировать. он так боится отпугнуть чонина, так боится, что они уже это сделали. но ясность все ещё здесь и она говорит ему задавать вопросы. — мы могли бы оплатить твою аренду, — осторожно и воздушно. — эм, — чонин мнется немного. — я все ещё не смогу позволить себе такую аренду в дальнейшем, хён, я не… минхо заканчивает за него. — ты не хочешь остаться ни с чем, если наша договоренность не сработает. чонин вздыхает, и минхо слышит неуверенность в его голосе. — хён… — я знаю, инни. это справедливо, — минхо говорит спокойно, разглаживая гласные языком с пониманием и уверенностью. — все хорошо. я понимаю. чанбин-хён через минут двадцать будет со мной, и я поговорю с ним о перевозке твоих вещей, окей? — спасибо, хён… — чонин вздыхает в трубку, и минхо улыбается сам себе, зная, что чонин не может его увидеть. — это временно и пока я все не обдумаю. я правда очень благодарен. не хочу, чтобы это выглядело так, будто я… — чонин-а, я знаю. доверять кому-то себя и свои проблемы может быть трудно. очень трудно. ты не разочаровываешь никого. не звучишь неблагодарным. пожалуйста, не забивай себе этим голову больше необходимого, окей? заставляет твоего хёна только больше волноваться о тебе, — сердце минхо пропускает жалкий глухой стук в груди, и он очень старается не думать о том, что сделал или сказал что-то определенно не так. он слышит лёгкий смешок. — варианта, где хён совсем не волнуется обо мне, я так понимаю, не предусмотрено? минхо растягивает губы в грустной улыбке. смог бы он? не волноваться о чонине? справедливо ли вообще навязывать свою заботу? дело ведь только в навязывании. — если тебя это напрягает, я могу попытаться прекратить, чонин-а, — серьезно отвечает минхо, пальцами оглаживая собачку молнии на своей худи. он знает, насколько ограничивающей может быть чужая забота. он никогда не хочет стать тем, кто ради успокоения собственной тревоги приносит дискомфорт. от одной мысли у минхо живот скручивает высасывающей силы тошнотой. — я не хочу, чтобы ты переставал, хён, — осторожно и тихо шепчет чонин прямо через динамик в его ухо. звенящая тишина и сказанное чонином вытаскивает из него громкий выдох. — спасибо. — пожалуйста, чонинни, — мурлычет минхо мягко, и чонин сбрасывает звонок. толика обиды больно колит где-то в районе солнечного сплетения. минхо, вопреки всем своим возведенным стенам и фальшфасадам, готов отдать все что угодно, лишь бы быть полезным, и, конечно же, ему больно, когда к его протянутой руке относятся с опаской. как напоминание, что он делает недостаточно, что кажется не шибко надёжным, что… не подобрал нужные слова. минхо, прикрыв глаза и всё ещё наблюдая прямоугольные фосфены ламп, старается напомнить себе, что не всегда дело в его надёжности и его словах. он не ответственен за чужие проблемы с доверием. он едва выдерживает ответственность за свои. чанбин пишет, что уже подъехал, и минхо менжуется, пытаясь поднять уставшее туловище с пола. ему удается сесть. он устало просит чанбина подняться к нему и помочь ему собраться, четко и коротко, и отбрасывает телефон с некой злостью на пол рядом с бутылкой воды. действительно ли это злость? минхо пялится с ясностью на свое отражение в покрывающем всю стену зеркале. он не злится. он переполнен множеством эмоций, довольно противоречивых, и это вызывает натянутое ощущение потери контроля, и минхо знает теперь, что это не злость. это страх. недружелюбное лицо минхо глядит на него из отражающей поверхности, и минхо тянет свои руки, чтобы насильно растянуть уголки в улыбке. брови всё ещё сведены до складочки на переносице, а глаза с орлиной серьёзностью реагируют на любое движение. это выглядит настолько неестественно, что выражение минхо тут же ломается, крошится, как фарфоровое, разбитое об плитку блюдечко. он нервно смеётся и не замечает, как смех переходит в хохот, обрывающийся в усталые стоны и попытки остановить подёргивание мышц пресса, лишь когда чанбин неловко заглядывает в класс. — что смешного, мин? — непонимающе спрашивает, на всякий случай натягивая веселую улыбку. — у моего отражения в зеркале был такой глупый сердитый вид, — сквозь вздохи и кряхтение тянет минхо хрипло. — я как будто пытался запугать самого себя, и ничего такого не случилось, просто я случайно нажал на собственные защитки. минхо всё ещё пялится на свое отражение, теперь скорее изумлённое, чем злое. минхо подмывает поиздеваться над собой. несколько лет назад минхо бы поругал себя за поведение сумасшедшего, но сейчас? сейчас он знает, что устал. что любые его реакции нормальны. что прослеживание его противоречивых эмоций не заканчивается на испуге от их существования. чанбин становится прямо позади него и присаживается на корточки, мягко укладывая подбородок ему на плечо. он целует обтянутую мягкой тканью косточку, и его губы растягиваются в дразнящей улыбке. минхо смотрит на то, как его лицо в отражении снова меняется — его улыбка становится менее безумной, смягчаясь по всему периметру, его веки чуть прикрываются в довольстве, брови слегка подскакивают вверх. — отнеси меня в машину, бинни. я оттанцевал все ноги и не могу подняться вот уже полчаса, — минхо поворачивает голову к чанбину и мягко трётся скулой об подставленную щеку. чанбин стучится своим виском об его и встаёт, выключает компьютер и тянет минхо его куртку — минхо нехотя накидывает её на себя, цепляя только капюшоном на макушке. — пойдем, джокер, — чанбин снова усаживается на корточках между его разведенных в полушпагате ногах. тянет руки, как к ребенку, и минхо охотно хватается за них, подтягиваясь с помощью напряжённого тела своего парня чуть вверх и плотно обхватывая сильные плечи. его лицо тут же прячется в теплой шее, шарф для которой сегодня был благополучно чанбином забыт. когда чанбин со стоном поднимает его вверх и устойчиво размещает ноги, минхо мгновенно запрыгивает, обхватывая бедра икрами, и довольно вздыхает. на руках у чанбина спокойно. безопасно. чанбин — островок терпения и безусловной любви. чанбин — не идеальный сам по себе, но впитывает в себя минхо так, словно они созданные друг для друга кусочки пазла. это минхо чувствует в остатках ясности после танца. нет нужды защищаться. нет нужды думать, что он делает неправильно. нет нужды возводить фальшфасады и казаться сильным. можно просто тянуться ближе, можно зарываться остывшим лицом в теплую ткань его воротника, можно по-детски нехотя отрывать руки, чтобы погасить в классе свет или нажать на кнопку в лифте. минхо капризничает перед тем, как спуститься с рук чанбина возле машины. упрямо качает головой, пока чанбин не щипает его за бок под курткой, что чанбин бережно натянул на его плечи ещё в лифте. когда его тело оседает, наконец, рядом с чанбином в прогретую машину, минхо сворачивается в клубочек, полуразвернувшись к чанбину, и лениво тянет одной рукой через себя ремень безопасности. он не защелкивает его, просто оборачивая дополнительной тяжестью вокруг своей спины и ребер, и зажимает рукой у сидения. чанбин заводит машину, и минхо думает о том, что сказал чонин. — инни хочет, чтобы мы помогли ему с переездом к чонён. его выселяют из квартиры. завтра выходной, мы можем помочь, — минхо нервно елозит кончиками пальцев по гладкому плетению ремня безопасности и не поднимает глаза из-под капюшона. щёлкают поворотники. машина легко выруливает на главную дорогу. — разве ты не говорил, что у чонён самая крошечная студия в городе? — чанбин спрашивает, и минхо позволяет себе поднять на него глаза. вздыхает громко. — да. я частично расстроен из-за этого. но также я понимаю, почему чонин… осторожничает. чанбин чуть склоняет голову набок. — мы могли бы освободить для него гостевую, — мягко предлагает чанбин. — пора выкинуть наконец весь тот хлам, что там скопился. никто из нас очевидно не собирается пользоваться тем, что моя мама заказала в интернете. минхо любовно закатывает глаза: — никому не нужен настолько огромный набор для нарезки овощей. мне нужны только нож и руки. ему всё ещё нравится излишняя забота госпожи со. никто из родительских фигур не забрасывал его ненужным хламом, и хоть в нем ноль пользы, само наличие человека, который думает о нем каждый раз, набивая корзину онлайн-магазина разнообразными штуками, дарит ему некое… тепло. опасливое, но все ещё достаточно жаркое, чтобы не сметь отказывать. маме чанбина тяжелее отказать, чем чанбину. она не может купить его доверие личным общением, потому что минхо всё ещё ее опасается, но может попытаться купить его бесполезной кухонной утварью и полным чатом разнообразных семейных рецептов. минхо не собирается ее останавливать. — я боюсь предложить ему. всё просто, — минхо в отчаянном жесте оглаживает свое лицо рукавом худи, натянутым до костяшек, — так хрупко. и не помогает то, что я прекрасно его понимаю. когда ты один на один с какой-то проблемой, ты несёшь полную ответственность за свой из нее выход. перекладывание ее на других несёт такой же эмоциональный груз, как и попытка ее решить с полным отсутствием ресурсов. в себе разочаровываться, с этой стороны, безопаснее, чем в других. это уроборос, который мучает меня до сих пор, и с моей стороны, наверное, жестоко ожидать, что он с ним справится быстрее. минхо оканчивает свою небольшую речь мягким полураздраженным прихлопыванием по бедру. вздох чанбина растягивается по всей машине, но не несёт в себе недовольства. просто раздумие и некую готовность. — набери его и включи на громкую. я не боюсь его отказа, — минхо почти слышит в словах чанбина «и тебе не стоит» и почти фыркает, но слушается. — инни сказал, что обязательно даст нам ответ, но переживает, что действует на наши нервы оттягиванием. я знаю, что ты не стал бы на него давить, но, — набирая номер, лепечет минхо спешно и сталкивается с глазами чанбина, видя в них нежность и терпение. — я буду осторожен, окей. — окей, — мурлыканье робкого голоса сопровождается гудком. когда чонин берет трубку, мягким уставшим голосом сигнализируя о своем присутствии, минхо закусывает губу. — хэй, чонин-а, это чанбин. минхо сказал, тебе нужна помощь, — чанбин сосредоточенно следит за дорогой, и его голос излучает спокойствие и участие. минхо чуть обкусывает внутреннюю сторону губы. — эм, да, — минхо слышит, как чонин нервно выдыхает. — у вас есть машина, а у меня полквартиры вещей. если… если ты завтра свободен, я бы очень не отказался от помощи. чанбин кивает про себя. — у меня завтра выходной, и я с радостью помогу, чонин-а, — чанбин чуть прикусывает губу сам, и минхо видит толику переживания на его лице. — у меня также есть предложение к тебе. минхо слышит шум вздоха в динамике. — окей, хён, что за предложение? минхо зажимает бедром ремень безопасности и освободившуюся руку подносит ко рту, нервно принимаясь вгрызаться в загрубевшую кожу вокруг ногтей. он чувствует волну паники, от которой его мышцы мгновенно каменеют, и замирает, прикрывая глаза и слушая со всей внимательностью, что вообще может выдавить из своего сознания. — помнишь, я говорил, что можем устроить что-то вроде… пробного периода? — чанбин дожидается положительного короткого угуканья и мягко продолжает: — у нас есть просторная гостевая комната. ты можешь пожить с нами, пока не найдешь для себя более комфортного и доступного варианта. если тебе лучше будет у чонён, я не обижусь, не беспокойся. это просто что-то, что я могу предложить, и что поможет мне показать, что мне действительно важен твой комфорт. тишина съедает минхо. разница между ним и чанбином в том, что минхо даже не подумал предлагать подобное. для его думающего наперед мозга это вообще не вариант, на который можно ожидать согласие. — я… — чонин очевидно паникует не меньше, судя по голосу, но минхо ничем не может помочь. — на самом деле, это очень хорошее предложение, хён. я хочу… хочу поговорить об этом с чонён и… я дам ответ завтра? извини, если это… — никаких извини. пожалуйста, исходи из собственного комфорта. я могу подъехать к двенадцати, и мы тогда будем исходить из твоего решения, окей? чанбин улыбается во время звонка, и минхо даже завидует. чувствует ли чанбин тот же болезненный укол от недоверия чонина, что и минхо? возможно, нет. возможно, у чанбина хватает терпения и уверенности в себе, чтобы не перекладывать чужие чувства на себя. минхо всё ещё страдает из-за этого, и внутри всё ещё теплится ощущение, что по этой причине он менее желанный. в обкусанных пальцах зудит желание доказать всем вокруг, что он может. что он может все. он может выпотрошить всего себя, лишь бы его любили, и он хочет, чтобы его не бросали. минхо отстранённо вытаскивает пальцы изо рта и напряжённо дышит. он не хочет снова становиться зависимым от чужой любви. и при этом… остановиться и посмотреть на все со стороны — кажется единственным, хоть и трудным решением. он хочет помочь чонину. но не потому, что хочет чего-то взамен. все, что он может, это предложить, и он уверен в этом. он справится с зудом влиться в чужие эмоции и полностью им соответствовать. — окей, хён… до завтра, — чуть более живо отвечает чонин, словно часть его с нетерпением готова этого завтра ждать. минхо мягко повторяет за чанбином «до завтра, чонин-а» и сбрасывает звонок, утыкаясь щекой в сидение. чанбин настороженно осматривает его. мягко предлагает свою ладонь, и минхо качает головой — в данный момент он не чувствует себя готовым принимать прикосновение, и от этого на секунду тоже становится тошно. хочется вернуться и танцевать ещё. хочется поругаться на непослушное тело, подвольно марширующее вслед за тревогой. хочется вытащить мозг, постирать его, высушить на солнышке и вставить обратно. — почему я такой сложный, хён, — ноет чуть протяжно. немного в надежде согласно кивнуть на любое гипотетическое разочарование чанбина в его отказе взяться за руку. он снова делает это. принижает себя раньше партнёра, чтобы не дать ему шанс первым упрекнуть его в его ненормальности. но чанбин это чанбин. он спокойно возвращает руку на руль. — ты не сложный. возможно, некие процессы в твоей голове кажутся тебе запутанными и непонятными, но я уверяю тебя, мин, никто не стремится залезть в твою голову, чтобы увидеть лабиринт и испугаться, — минхо упрямо не смотрит на чанбина, гипнотизируя чехол сидения. — ты это ты. в этом нет ничего сложного. и если вести себя с тобой по-человечески, ты очень даже простой. подумай обо все тех, кто не заводят кошек просто потому, что их доверие труднее завоевать, чем тех же экстравертных собак. минхо невольно растягивается в маленькой улыбке. — ленивые идиоты, — фыркает и поудобнее мостит голову, чтобы кайма капюшона не давила на мочку уха. тревога медленно отползает. минхо осторожно тянет раскрытую ладонь чанбину. да, он передумал. и что с того? мягкие пальцы мгновенно сплетаются с его и ненавязчиво сжимаются. — вот что я думаю о каждом человеке в твоей жизни, кто сдался, мин, — чанбин чуть тормозит на подъезде к их улице и мягко тянется вместе с рукой минхо в своей, чтобы переключить скорость. — ты же понимаешь, что тебе придется на ручках тащить меня в квартиру? — уже спокойно и полусонно воркует минхо, нежно оглаживая большой палец чанбина своим. ему в ответ — притворный тяжёлый вздох, и чужие пальцы выпутываются из его, чтобы припарковаться. — я догадывался, — отвечает чанбин, внимательно выруливая на парковку. минхо лениво отпускает ремень. — я люблю тебя, бинни, — шепчет минхо, снова оказавшись в сильных теплых руках, и они в тишине ждут, когда лифт привезет их на нужный этаж. — прости, если редко говорю это. — брось это вот, — руки чанбина чуть крепче обхватывают его талию и бедро. — я тоже тебя люблю. минхо вновь и вновь повторяет себе, что все в порядке. все было, есть и останется в порядке. и даже не потому, что у него есть чанбин, и не потому, что истинная причина его желания помочь чонину кроется в ярком, мягком и уверенном чувстве, а потому что — чанбин прав. он это он. не смотря ни на что, он останется собой. и он обязательно продолжит учиться с собой уживаться. у него вся жизнь есть для этого. и он не один.