Две разные вещи:
Любовь и влюбленность,
Первая – вечность,
Вторая – сезонность.
***
Что для Юнджи квартира Хёнджина? Что-то загадочное, как его обитатель, и холодное. Хоть и Хван показал себя с совсем другой стороны на этой игре, Сонг не забыла его поведение в начале этого учебного года. Не забыла и его ужасное отношение к ней. Но... почему бы не дать ему второй шанс? Кажется, Хёнджин совсем не тот, кем хочет казаться.
Пока Хван вел машину, он несколько раз чуть ли не засыпал от усталости, так что Сонг пришлось его разговорить. Она спрашивала насчет волейбола: почему он внезапно решил записаться и Феликса с собой позвал? Ответ оказался прост: ему стало скучно, решил сыграть, как в старые добрые. Под «старыми-добрыми» он имел ввиду второй курс, когда тренер увидел в нем шикарного волейболиста и записал в сборную группы.
– Феликс в последнее время избегает меня, – поделилась Юн. – Он тебе ничего не говорил?
Хван зевнул и, прикрывая рот ладонью, ответил:
– Кто знает, что у Ли на уме. До игры он и от меня бегал, мы даже поругаться успели. Сынмин, как всегда все разрулил.
– Я хотела с ним поговорить, извиниться, что в последнее время его почти не замечала, а он подхватил этого вашего Юри под ручку и сбежал.
Хёнджин хохотнул и взял ладонь Юнджи, чтобы поднести к губам и оставить на них поцелуй.
– Не переживай. Рано или поздно, Феликс сам одумается. Он не тот человек, который будет долго обижаться, поверь.
– Поверю, – улыбнулась та.
– Сейчас приедем и ляжем спать. Давно я так не играл, – он повернул к ней голову и так же улыбнулся. Своей скрытной улыбкой, которую Юн видела всего несколько раз.
На приборной панели часы показывали около половины восьмого, а сумерки уже наступили. Фонари на улицах зажглись, а машин было больше, чем днем. Сонг высвободила свою ладонь из, на удивление, теплой руки Хвана, чтобы приложить её на мягкую щеку парня. Он зажмурился и льнул к ней.
– Смотри за дорогой, – подсказала Сонг и отвернулась к окну, наблюдая то за проносящемся видом, то за Хёнджином, взгляд которого был замутнен сонливостью.
Хван Хёнджин жил совсем недалеко: двадцать минут от университета, в одном из приличных спальных районов Сеула. Парковка была очень близка к его дому. Хван поставил на машину сигнализацию и, зевая, взял Юн за руку, чтобы повести за собой. Они сплели пальцы, а Сонг чуть не остановилась от удивления. Хёнджин был таким
теплым. В самом деле, после университетского душа его идеальная прическа была разрушена: светлые волосы торчали в разные стороны, а под влиянием ветра некоторые пряди попадали ему в лицо, расстегнутая большая серая клетчатая куртка, в которой Хван был похож на пончик и шерстяной шарф, который он так и хотел куда-нибудь снять, но в итоге надел. Нет, теплой была его ладонь и щека, а сам он был уютным и... домашним, наверное?
Дом. Что для Юнджи дом? В далеком детстве, когда её дедушка был жив, а бабушка всегда была рядом, маленькая девочка получала нежную родительскую любовь, которую не могла получить от занятой матери и не менее занятого отца. А про брата и заикаться не стоит, как во всех семьях их нелюбовь была видна за километры – старший часто доставал младшую, которая в силу своего возраста не могла дать отпор. Но как кошка с собакой они не были, нет. Джумин мог её обижать, но мог заступиться перед ожесточенными сверсниками. А мог и научить чему-то, например, стрелять из пистолета в тире, кататься на велосипеде, даже учил танцевать. У брата неплохо выходило, если бы тот захотел, то карьера танцора была бы ему обеспечена. Но Джумин выбрал другое направление своей короткой жизни. И Юнджи жалела. Со временем понимаешь, как дорог тебе становится нелюбимый старший брат.
Хван уже ввел пин-код и дверь с противным писком, а в тишине этот писк был особенно громким, открылась. Подъезд дома был светлым, его стены окрашены в сочный зеленый цвет; чистым и свежим. Как Хёнджин рассказал, ступени здесь моют два раза: утром и ближе к ночи. А сам он жил на третьем этаже в десятиэтажке. Как бы Сонг не уговаривала подняться его по лестнице, Хёнджин выбрал лифт. Маленькое, замкнутное пространство. Юн замутило, но вида она не подала. Внутри этой крохотной комнаты было повешено высокое зеркало и поручень. Сонг сразу же заметила свой растерянный взгляд и побледневшее лицо, а Хвану хоть бы хны. Он сразу же облакотился об стену и ткнул в кнопку с гравировкой цифры три. Двери захлопнулись, лифт двинулся. Юн прижалась к стене и сложила руки на груди, поджав губы.
– Ты боишься? – спросил вдруг тот. – У тебя клаустрофобия?
– Нет, наверное, – она покачала головой. – Я просто люблю гулять по лестнице, вот и все.
Хёнджин устало вздохнул и взял её руки, чтобы притянуть к себе и обнять. Он, как ему нравилось, уткнулся в её волосы и прошептал:
– Прости. В следующий раз мы пойдем по лестнице, просто я так устал.
– Я понимаю, – отозвалась Юн, которая уткнулась в его грудь. Её паника медленно отходила назад, а дыхание становилось более ровным. Кто знал, что благодаря Хёнджину она будет так быстро успокаиваться.
Он положил руку на её макушку, выпуская волосы из наспех сделанного хвоста. Темные пряди мягко упали на плечи и спину, а Хёнджин уткнулся носом в лоб Юнджи, увлекая её ближе к себе.
– Дыши со мной, – произнес Хван. – Вдыхаешь через нос, считая до четырех. Один, два, три, четыре. Задержи дыхание и сосчитай до семи.
Сонг внимательно слушала его вкрадчивый шепот, отсчитывая секунды в голове.
– ... шесть, семь, – на протяжение каждой секунды Хёнджин поглаживал её волосы, чтобы Юн могла быстрее успокоиться. – Теперь медленно выдыхай, считая до восьми.
В сознании стало чуть яснее, а паника, бушевавшая в ней морем, начала стихать. А когда Хван Хёнджин произнес заветное: «восемь», наступил штиль.
– Спасибо, – прошептала Юн, приподнимая голову, чтобы встретиться с его взглядом.
Он мягко улыбнулся, на сколько мог, и подмигнул.
– Ты молодец, – Хёнджин сменил положение рук с её головы на талию и слегка сжал. – Не каждый справится с паникой так быстро. Минхо, например, успокоить совершенно невозможно.
– У него тоже есть фобия?
– Да, высоты боится.
Хёнджин стал неспешно, даже лениво склоняться лицом к ней. Попутно сохраняя зрительный контакт, из-за чего живот Юн сжался.
В панике или возбуждении? Мягкие губы Хвана были все ближе и ближе, пока горячее дыхание окончательно не опустилось на её верхнюю губу. Юнджи пришлось встать на носочки и сжать плечи его куртки, чтобы Хёнджину не стоило так горбиться. Она мягко обвела языком его нижнюю губу, поражаясь такой плюшевой мягкости. Если бы не его характер, который он продемонстрировал в начале их неприятного знакомства, Сонг бы подумала, что Хван Хёнджин – плюшевый медведь. Или лама. Такая высокая и...
Стальные двери лифта перед ними распахнулись. На лестничной площадке никого не было, лишь темные двери квартир встретили их своим холодным молчанием. Они отошли друг от друга, не нарушая объятий. Хёнджин облизнул нижнюю губу, скорее не из-за того, что хотел почувствовать вкус Юн, а по привычке. Он приподнял край губ и кивнул головой в проём. Словно: «ты же боялась, вот твоя долгожданная свобода! Беги!». Но Юнджи хотелось остаться подольше в этой клетке, если рядом будет
такой Хван и его
мягкие губы.
Он протянул ей руку и, перехватив свою спортивную сумку удобнее, вывел Сонг из лифта. Его квартира числилась сто седьмой. Обычная серая дверь, ничем не примечательный коврик с английской надписью «Добро Пожаловать». Хёнджин вытащил ключи и двумя проворатами влево открыл дверь. Первое, что увидела Юнджи, стала тьма и белоснежный паркет, а далее – лунный свет, исходящий из широкого окна зала. Да, все было именно так, как Юн и предполагала. Мертвое царство с холодными оттенками бежевого.
Яркий белоснежный свет появился внезапно по велению Хёнджина, который со стоном скинул с себя потемневшие от апрельской грязи кроссовки. Но нагнулся и поставил их ровненько рядом с махровым ковриком и остальным рядом своей обуви. Знали ли вы, что Хван Хёнджин терпеть не может тапочки? А то, что у него каждый день убирается клининговая компания? Нет? Юнджи тоже не знала, но догадалась. Потому что не могли белоснежные носки Хёнджина оставаться такими же белоснежными после того, как он прошелся вглубь квартиры без тапочек. Или есть другой вариант, в который Сонг вряд ли бы поверила – Хван Хёнджин ужасная чистюля и перфекционист.
– Чего застыла? – раздался глухой голос Хёнджина, а затем скользящий звук дверцы шкафа. – Уборная находится рядом с зеркалом слева, а справа спальня.
Его коридор был не особо большим, что Сонг могла бы запросто потеряться. Наоборот – высокий шкаф, в котором хранилась уличная одежда и прочие вещи, узкий столик с расческой и разными баночками в минималистичной упаковке, сверху же – высокое зеркало. Для такого высокого человека, как Хван, такое зеркало самое то.
Юн поставила свою обувь аккуратно рядом с кроссовками парня и прошла дальше. Её взгляд зацеплялся за красивые картины, которые начали появляться чаще, когда она подходила к уборной. Абстракция в пастельных тонах, пейзаж с изображением водопада и ив, зарисовка высокой башни с часами. Этот художник, чьи картины купил Хёнджин – невероятно талантлив. Она задумчиво рассматривала каждую деталь картин, подмечая, как точно выполнены штрихи, как красиво наложены тени и подобраны краски. Юнджи не была настоящим ценителем искусства, чтобы мастерски разобраться в рисунках, но как обычный человек, она была восхищена.
Из зала вышел Хван, который уже переоделся в домашнее. Теперь его волосы были распущены из высокого хвостика и лежали на плечах, стройное тело скрывалось за оверсайз футболкой, а на ногах красовались клетчатые хлопковые штаны до самых пяток. Хёнджин ворошил пряди волос пальцами, а когда заметил, что Юн до сих пор стоит в коридоре, то возмутился:
– Юнджи, я сейчас выключу везде свет, будешь в потемках разбираться.
Сонг, которая даже склонила голову в сторону, чтобы четче рассмотреть плакучие ивы, нависающие над прозрачным озерцом, в котором были видны даже маленькие камушки разной формы и цвета, вздрогнула от испуга.
– Прости, я засмотрелась, – она поджала губы в улыбке и указала на картины. – Очень красиво, а кто художник?
Хёнджин растерялся. Его взгляд опустился вниз. Что говорить? Что рисовал он? Что он и есть тот художник, которым сейчас она восхищается? Он тяжело сглотнул и собрал волю в кулак.
– Рисовал я. А теперь иди и прими душ, умойся – что хочешь, – недовольно буркнул Хван, разворачиваясь к двери в спальню. – Если что-то понадобится, позови.
Юн заметила, как он внезапно поник от такого простого вопроса. Как Хёнджин дернулся, как забегали его глаза и дернулся кадык. А когда Сонг услышала ответ, то ей хотелось поделиться с ним впечатлениями и отвесить комплименты. Но его прохладность вернулась вновь, милый Хёнджин бесследно исчез.
– Постой! – половина тела Хвана уже исчезла в темной комнате, когда Юн схватила его за предплечье. Он развернулся и вопросительно поднял бровь. – Я не взяла сменную одежду, у тебя есть что-нибудь?
С души Хёнджина упал огромный булыжник, сродный тому, что он изобразил на том же пейзаже водопада. Она не стала слащаво восторгаться и пытаться пошло шутить. Юн просто сделала вид, что... Что? Ничего. Она просто сделала вид, что это другой талантливый художник – не он.
– Об этом я не подумал, – Хван задумчиво потер затылок. Его волосы распушились. – У меня есть футболка, еще большего размера. Сойдет?
– Да, – кратко ответила та.
Пока Хёнджин искал в шкафу футболку, Юн вовсю исследовала его ванную комнату. Бледно-голубой кафель с подогревом,подогревом плитка – из белого, кажется, мрамора. Обычная душевая кабина, высокая раковина с шкафчиками внизу и унитаз. Самая простая уборная. Только пол – кафель с подогревом был крутым. Самым, наверное, ожидаемым был полный шкафчик уходовой косметики. От успокаивающих масок до увлажняющего крема из дорогой коллекции корейского производителя. И даже здесь нашлись картины. Только не законченные, насколько Юн помнит, их называют скетчами. Выполненные одной линией черной ручки – соединенные ладони, густая роза, расплавленное сердце. Юн не позволила себе долго держать их в руках, поскорее поставила на полку и закрыла дверцы.
Хёнджин вежливо постучал в дверь и убедился, что она еще не раздета. Получив утвердительный ответ, Хван раскрыл дверь и протянул свою футболку. Сонг благодарно кивнула и взяла ткань. Темно-серого оттенка, схожая с мокрым асфальтом, она была настолько мягкой, что Юн даже не представляла, насколько удобно будет в ней спать. Если сильно принюхаться к футболке, то она пахла Хёнджином и кондиционером. Она подняла глаза чуть выше, на его дрожащую руку, протягивающую ей эту футболку.
Дрожащую. Из груди в голову стала разливаться жалость и неловкость. Юн не могла просто так спросить: «что случилось?» или «ты нервничаешь?». Просто не могла.
Сонг сжала губы, сухо поблагодарила за одежду и вытолкнула его из ванной. Заткнув в себя подальше это ненужное сожаление, Юнджи резкими движениями стала скидывать с себя одежду. Она чувствовала злость на появившиеся эмоции. Давно Юн не реагировала
так на обычную дрожащую ладонь. Если на друзей или родных было
все равно, то на Хёнджина стало
не все равно.
Принимая душ, Юнджи все размышляла, а действия выполняла по-инерции, словно в тумане. Когда она шагнула в этот густой туман, когда начала чувствовать к Хвану что-то другое, чем ненависть или безразличие. Но даже тогда, когда Хёнджин предложил ей встречаться, проявил открытый знак любви – поцелуй, она не чувствовала к нему безграничную любовь. И в самом деле, она-то и не знала, что такое любовь. Из книг можно узнать, что это бабочки в животе, головная боль при появлении объекта воздыхания, желание быть вместе всегда. Забота, привязанность.
А Юнджи действительно любит Хвана Хёнджина? Двухлитровый бутылек дорогого геля для душа с ароматом хвойного леса выпал из её рук, глухо ударившись о лакированную поверхность душевой. Сонг выключила воду, приложившись разгоряченной кожей плеча к прохладной стенке.
–
Научи же меня любить, Хван Хёнджин.
Она укуталась в махровое полотенце, стерла конденсат с запотевшего зеркала, чтобы рассмотреть в нечетком прочерке своей руки отрешенное выражение лица. Стали появляться капли, которые стекали по поверхности зеркала, оставляя за собой след. Сонг привыкла к себе без косметики: без четких, но аккуратно обрисованных бровей, без удлиненных коричневой тушью ресниц, без капли консиллера, которым она убирает мелкие недостатки в виде теней под глазами и прыщиков. Привыкнет ли к ней настоящей Хёнджин? Эти глупые стереотипы прочно засели в её голове.
Научится ли Хёнджин её любить?
Юн открыла дверь и горячий воздух, царивший в комнате, встретился с прохладным. Стало приятно ощущать свежесть в легких, а еще приятнее – аромат геля и мягкую ткань на увлажненном теле. Эта футболка, как и предугадал Хёнджин, заканчивалась у неё на коленях, а длинные рукава – на середине предплечья. В квартире уже было темно, лишь холодный свет лампочки ванной комнаты проливал свет на широкий коридор и край гостиной. Она хлопнула по выключателю; свет погас. Нельзя сказать, что она шла наощупь, Юнджи видела перед собой тусклый теплый свет, кажется, ночника, который горел в спальне Хвана. Тихо, словно Сонг боялась разбудить покой квартиры, она зашла в его личную комнату.
И ничего сверхъестественного там не увидела. Как и вся квартира в целом, спальня была оформлена в минималистичном стиле. Низкая двуспальная кровать по середине комнаты, рядом такие же низенькие тумбочки, два высоких стула с пушистыми белыми накидками, стеклянный столик, на котором стояла одинокая белая чашка, и высокий напольный цветок перед самым окном. Но здесь его картин не было, обычные серые стены.
Хёнджин валялся на кровати, обняв подушку. На его спокойное лицо проливался свет от соляной лампы – небольшого обломка горной соли на деревянной подставке, которая обещала обладателям такой волшебной вещицы чистку легких и спокойный сон. И либо этот булыжник так хорошо действовал, что Хван уснул, либо он просто лежал с закрытыми глазами... и мирно сопел. Он уснул.
Юнджи хмыкнула и прошмыгнула в комнату. Здесь было холодно из-за прикрытого окна, а как известно, ночью холодно всегда. На её свободных частях тела уже появились мурашки из-за которых её хотелось поскорее залезть под теплое одеяло, которым уже накрылся Хёнджин. И чем ближе она подходила, тем громче слышала, что откуда-то доносится легкая, успокаивающая музыка. Жалость вернулась вновь, больно кольнув в сердце. Хван Хёнджин настолько нервничает, что не может заснуть без успокаивающей музыки? Ох, черт.
Сонг села на край кровати, та заметно прогнулась под её весом, и прикоснулась к его предплечью подушечками пальцев, совсем невесомо. Теплая, даже горячая кожа Хёнджина обжигала, пугала. Словно совершенно другой человек, не тот Хван, которого она знала, лежит перед ней. На его лице застыла маска умиротворения и спокойствия. И лишь изредка он хмурился. У Юнджи возникло странное желание поцеловать Хёнджина. И она вполне могла себе позволить его поцеловать. На правах девушки, теперь Юн могла позволить себе почти все, что было не запрещено самим Хёнджином. Но что-то ей не давало это сделать. Например то, что Хван сам её целовал: не она. Сонг никогда не тянулась к нему, никогда не чувствовала неистовое желание почувствовать теплые пухлые губы на своих. В их оотношениях все было до глупости просто: Хёнджин хотел, Хёнджин брал.
Длинные темные ресницы парня затрепетали, словно крылья мотылька. Он зажмурился и медленно открыл глаза, а Юнджи вспомнила детскую сказку про спящую красавицу. Перед ней спящий принц, который был явно недоволен тем, что Сонг внимательно рассматривает его вместо того, чтобы лечь спать рядом.
– Ты чего не ложишься? – спросил тот хриплым от сна голосом.
– Я... ложусь, – хмыкнув, ответила Сонг и забралась на кровать с ногами. – Хотела поговорить с тобой...
Хёнджин чуть двинулся влево, чтобы оставить побольше места рядом с собой. Теплого, нагретого его телом места. Затем безудержно зевнул, не успевая прикрыть рот ладонью. Именно сейчас в его голове была каша, прикрытая полотном густого тумана сна, где не было здравого смысла. В прочем, сыграет ли это на руку Юн?
– Я хочу спать, – буркнул тот, а когда увидел тревогу на лице девушки, то нехотя добавил: – если хочешь, можем поболтать.
Юнджи неловко улеглась и потянулась, расслабляя спину. Она не знала, куда деть руки, ноги и прочие части тела. Сонг никогда не спала рядом с кем-то, всегда одна. Именно поэтому, она улеглась на спину, положив руки на ребра. А Хёнджин лег на бок, готовясь её слушать. Казалось, что даже оранжевый полумрак приготовился выслушивать все, что накипело у тревожущейся девушки.
– На счет наших отношений: я хочу всего лишь прояснить, ладно? – начала Юн, повернув голову к парню, который лишь кивнул. – Что такого случилось, что после ледяной ненависти ко мне, ты вдруг полюбил? Целуешь, обнимаешь.
Хёнджин тяжело вздохнул.
– Я не тот человек, что привыкла к яркому выражению своих эмоций и чувств, хотя, может по мне и не скажешь, – тараторила Юн, кусая губы. – Я не понимаю тебя. Ответь же мне, Хёнджин.
– Иногда я и сам себя не понимаю, – после недолгой тишины ответил Хван. – Я не стану говорить, что ты привлекла своей недоступностью, дерзостью или прочим. Это банально и глупо, а мы не в дешевом романе.
Он развернулся, чтобы выключить музыку, которая теперь мешала ему собраться с мыслями. Оранжевый свет дрогнул, а после вовсе исчез. Теперь они лежали в полной темноте и лишь свет луны, растекающийся на полу, позволял увидеть очертание тел, прикрытых одеялом.
– Наверное, я разглядел тебя, Юн, – внезапно сказал Хёнджин и проглотил смешок, вырвавшийся у него. От глупости фразы? – Я не особо доверяю первым попавшимся, а особенно маленьким девочкам, которые пытаются рвать мою репутацию. Видишь ли, я невольно привык, что все передо мной на цыпочках ходят, чтобы я их не заметил. А с тобой стало интереснее.
– Интереснее? – рассмеялась Юн и повысила голос, чтобы саркастично добавить: – Я не такая как все, да?
– Верно, – подтвердил её догадку тот и тоже засмеялся. – Я наблюдал за тобой, Юн. И хочу узнать тебя еще ближе.
– Зачем? Мог просто предложить дружбу, даже перемирие для начала.
Этот вопрос поставил Хвана в тупик. И вправду, зачем? Он почесал щеку и хрипло ответил:
– А еще мне хотелось тебя поцеловать, – если бы свет был, то Юн заметила, что щеки Хёнджина заалели. – Не думаю, что подружкой ты бы дала себя поцеловать.
– И то верно, – согласилась та. – Давай тогда подружимся, Хван Хёнджин?
– Давай, – засмеялся Хёнджин.
Юнджи освободила ладонь и выставила мизинчик, а во тьме Хван едва ли мог что-нибудь увидеть. Поэтому она нашла его пальцы и сама зацепилась кончиком подушечки за его палец.
– Меня зовут Сонг Юнджи, родилась в Пусане. Есть негодяй брат, супер занятые родители и большая добрая и старая собака породы сапсали – Лан, которая живет у бабушки в Ульсане. Лан уже старенькая, но мне бы хотелось познакомить тебя с ней, – начала рассказывать о себе Юн, словно ведя тв-программу. – Я умею хорошо стрелять из пистолета и ружья: научил брат. В детстве меня отдавали на разные занятия, чтобы не мешала родителям. Я знаю много чего, но ничего из этого меня не привлекает: флейта, языки, танцы, актерское искусство.
Хёнджин заинтересованно кивал, изредка зевая. Ему ужасно хотелось спать, но узнать информацию о девушке, с которой встречаешься, было интереснее.
– У меня аллергия на кошачью шерсть и я не люблю слишком острую еду, – подытожила Сонг. – Вот. Твоя очередь.
– Меня зовут Хван Хёнджин и я родился в Сеуле. Отец и мать в разводе, я один в семье. Тоже есть собака, Кками. Да, было бы славно их познакомить, – Хёнджин зевнул. – Я люблю рисовать, но не люблю об этом рассказывать, в школе получил слишком бурную реакцию. Какое-то время увлекался музыкой, но забросил. Поступил на юриста не по своему желанию. Наверное поэтому я и вошел в банду– это было моим желанием. Словом, допустил я не мало ошибок. И угнетение тебя, стало еще одной моей ошибкой. Извини, ладно?
С каждым словом его голос становился все тише, ведь Хёнджин делился самым сокровенным, тем, чем не хотел делиться.
– Я тоже не сторонник проявлений чувств. Для меня сложно забоиться о ком-то, но я хочу, – его голос дрогнул. – Почти все свое время я провожу с парнями, за которым следить то особо и не надо, лишь когда те напьются и будут не в состоянии проследить за собой сами. Наверное, я не умею любить.
Научи меня?
Зашуршало одеяло; их теплые ладони слились меж собой, как клубок змей, греющихся на пне в лучах солнца. Этот разговор стал тем самым лучом, который пролил свет на безпроглядную тьму недопонимания. Стало чуть-чуть светлее и лучше. Для них.
– Честно говоря, я тоже не умею любить, – пробормотала Юн, но уверенно заверила: – Мы научимся любить вместе, хорошо?
Мы справимся.
– Хорошо, – шепнул он. Сонг почувствовала, как он придвинулся ближе и положил свою руку на её живот. На своей щеке Юн ощутила его дыхание. – Научимся.
Вместе.
Теплые губы Хёнджина оставили мимолетный поцелуй на уровне скул Юн, затем чуть ниже, еще чуть ниже. Почти каждый сантиметр не оставался без присмотра. Ей становилось тепло, и если раньше, чувств почти не было: то теперь её накрывал трепет и надежда. Помедлив, Хван прижался губами к её нижней губе. Теперь ему не хотелось становиться настойчивее, хотелось, чтобы когда-то погибшие пресловутые бабочки, ожили. А получив ответ, Хёнджин медленно и нежно потянул Юн к себе, чтобы обнять.
– Давай спать, – предложила Юнджи, улыбаясь. – Завтра пятница, нужно на пары.
– Еще один факт обо мне: я люблю прогуливать, – поделился тот, устраиваясь удобнее, а именно положив голову ей на живот. – Тебе не тяжело? Нет? Ладно, тогда ты станешь моей подушкой на сегодня.
– Эй! Так вот для чего ты меня позвал, чтобы я стала подушкой? – рассмеялась Юн, из-за чего голова Хёнджина на её животе несколько раз подскочила. – Тогда я ухожу!
– Не-ет! – трагично протянул Хёнджин. – Моя удобная подушка Сонг убегает, что же я буду делать? Мои бедные голова и спина..!
– Ладно, нам действительно нужно спать, – она оставила свои пальцы в волосах парня, который еще больше придвинулся к ней.
– Никакой учебы, завтра мы идем отдыхать, в парк развлечений, – сказал тот. – Возвражения не принимаются! – и неуверенно спросил: – Ладно..?
– Ого, Хван Хёнджин спрашивает меня? – усмехнулась Юн, а Хёнджин недовольно цокнул. – Ладно-ладно, идем мы в твой парк. Только поставлю в известность старосту.
Про старосту Хёнджин уже давным-давно позабыл, растворясь в теплых девичьих пальцах и прохладе своего сна.
Размеренное дыхание. Шелест листвы за окном, изредка проезжающие по ближайшему к спальному району шоссе машины. Нижнюю полосу горизонта пронзили алые лучи рассветного солнца, медленно поднимаясь все выше. В Сеуле не видно ярких звезд, но те стали постепенно исчезать. В четыре утра в городе было тихо. На ветвях деревьев устроились птицы, которые не хотели просыпаться, уютнее устраивая голову в своих перьях. Внезапно безмолвную тишину, словно ножницами разрезал писк сигнализации машины, стоящей у самых окон.
Противный звук все нарастал, каждые семь секунд менясь на другой мотив. И так по кругу. Раз, два, восемь. Юн считала. Ей даже пришлось выхватить подушку, чтобы заткнуть уши. Но нет. Ядреная сигнализация доставала её даже через ортопедическую мягкую подушку.
– Да выключите уже её! – прошипела та, стискивая зубы.
Сонг искренне хотелось достать откуда-нибудь булыжник и заставить молчать эту срань.
Булыжник. Например, волшебная лампа Хёнджина, которая так заманчиво стояла на прикроватной тумбочке и манила собой. Увесистая, на тяжелой подставке. Если бы не лежащий горой рядом Хван, Юн бы давненько приложила эту соль о лобовое стекло автомобиля.
– М-м, – промычал что-то Хёнджин и приспокойно повернулся на другой бок, выпуская её из объятий. – Юн-и, выключи...
Решение было наилегчайшим. Всего взять солевую лампу и выкинуть в окно. А Хёнджин по-факту разрешил. Юнджи уже приподнялась на руках и нависла над Хваном, чтобы перелезть через него и взять ночник.
– Окно закрой, – буркнул тот, натягивая одеяло повыше.
– А, да, – и как она не подумала про окно? – Окно.
Постельное белье шуршит, когда она откидывает свою часть одеяла в сторону Хёнджина. Охолодевший за ночь пол заставляет Юнджи сначала шипеть от ужаса и забираться на кровать обратно, чтобы согреть ступни. Но Сонг собирается с духом и шлепает босыми ногами в сторону окна, прикрытого лишь тонкими бледно-серыми занавесками. Она ежится и трет предплечья, проклиная весну и низкую температуру,
Юн прикладывает немного силы, чтобы закрыть тяжелое окно и повернуть тугую ручку.
Она быстренько отбегает к кровати на носочках и падает обратно, попутно залезая под свою часть одеяла, которую успешно заприватизировал замерзший Хван. Юнджи поддевает край одеяла пальцами и тянет на себя. Думая, что придется бороться за теплое покрывало, она удивляется, когда Хёнджин сам поворачивается к ней лицом и накрывает одеялом. А потом и вовсе притягивает к своей теплой груди. Сонг счастливо улыбается, утукнувшись в его кофту, которая пахнет стиральным порошком и нотками, кажется, фиалки.
Но как она не жмурилась, как бы не хотела заснуть обратно, сон к ней не шел. Услышенные в телепередачах дыхательные гимнастики для сна так же бесполнезны, как, например, вода для младенцев или дверной глазок на стеклянной двери.
– Я схожу с ума, – Юн резко распахивает глаза, которые до этого момента сжала до звезд.
Из объятий спящего Хёнджина вылезать не хочется от слова совсем, но ей становится на столько скучно, что желание пошататься по квартире или рассмотреть картины одолевает Юн все больше. Сонг чмокает в кофту Хёнджина и аккуратно вылезает. Сантиметр за сантиметром, и вот она уже стоит перед стеной, на которой рядком вывешены картины и, повернув голову влево, внимательно рассматривает. Юн кивает свои мыслям, подтверждая, что Хёнджин определенный супер-талант и вообще он современный Да Винчи.
– Да Винчи Хёнджин, – задумчиво тянет та и одобрительно поджимает губы.
На краю подсознания она уже представила, как Хёнджину вручают какую-нибудь сияющую статуэтку, благодарят за создание невероятного экспоната, который будет радовать глаз всякого профессионала и сотни людей в впечатляющих костюмах встают со своих мест и аплодируют. А Хван улыбается своей милой улыбкой, которую он, наверное, не любит показывать народу и изящно принимает награду. Во всяком случае, пример принятия Хёнджином кубка у неё имеется.
Очень красивая картина, между прочим. Только вот Хван не любит показывать свои картины и статуэтки ему особо-то и не нужны. Юн не заметила ни одной награды за какие-нибудь достижения в его квартире.
О, да. Она уже заглянула в каждую комнату, в каждый интересующий её угол. Красиво, чисто; скучно. Сонг даже застонала от возмущения и разочарования, когда ничего не нашла. От скуки она пнула край дивана, стоящего по середине зала и улеглась на него, сложив руки на груди. В комнате становилось светлее из-за приближающегося раннего утра. Голова начинала болеть, а в горле становилось сухо. Поднимаясь на руках, Юнджи вдруг заметила под низким столиком брошенную и смятую белую ткань.
– Интере-есно, – пропела Юн, поднимая вещь. – Это еще что такое?
Юнджи расправила приятную на ощупь ткань и приподняла над собой.
– Футболками разбрасывается? – она недовольно цокнула. – Негодяй.
Её внимание привлекло огромное алое пятно в районе шеи, которое растеклось и затрагивало часть груди.
– Кровь что-ли? Или сок? – Сонг прикинула и задумавшись, отрицательно покачала головой. – Та не, кровь немного по-другому выглядит, – Юн грустно усмехнулась. – Мне ли не знать.
У неё заняло десять минут, чтобы отнести одежду в ванную комнату, кинуть её в корзину для белья, зайти на кухню и набрать в прозрачный стакан воды и вернуться обратно в комнату Хёнджина. Тот, между прочим, откинул одеяло подальше. Теперь Хван лежал сгорбившись и обняв себя. Наверное, замерз.
Головная боль начинала свои обороты. Так что Юнджи хотелось больше всего лечь рядом и постараться уснуть вновь. Получилось лишь задремать. Сквозь толщу своего недо-сна она слышала, как проснулся Хёнджин. Юн даже почувствовала его ладонь сначала на своем плече, а после, когда он нагнулся, чтобы проверить спит ли она, на лбу. Было приятно. Юнджи даже чувствовала трепет в груди. Раньше: чужие прикосновения вызывали у неё недовольство и желание ударить человека, нарушившего её покой.
Хван Хёнджин любил вставать рано.
Но не тогда, когда людей на улицах нет и лишь редкие машины прерывают оглушительную тишину. Он раскрыл глаза, встречаясь с мертвенно-бледным потолком. Лишь что-то теплое рядом, греющее его правый бок, разрушило это видение. Словно смерть, шагающая рядом с ним, предпочла скрыться. Хёнджин развернулся, встречаясь с девичьей спиной, обтянутой его футболкой. Но та была настолько широкой, что из горлового выреза показалось тонкое плечо с едва видимой полосой шрама, уходящего дальше к груди. Хван протянул ладонь и коснулся этой отметины, оставленной на теле его девушки. Плечо Юнджи было горячим, настолько, что тот подумал, что обжегся. Неужели у неё жар? Чтобы проверить свою догадку, Хёнджин тронул её лоб. Изо рта вырвался стон облегчения. Нет, теплый.
Где-то внутри груди ему хотелось продлить этот момент. Возможно, лечь ближе, обвить рукой талию Юн и забыться. Забыться настолько долго, насколько это возможно. Но лично выработанный график заставил его подняться с кровати и уйти в душ.
