Идеал&НеСовершенство

      Зачем смотреть кино, если можно в нём сниматься? Такими были суждения Чимина с самого детства. Его не заботили планы взрослых, он просто хотел стать знаменитым, как голливудские актёры. Но судьба жестоко поступила с ним, не одарив подходящей внешностью, ростом, телосложением. Внешность у него была средняя, нельзя было сравнивать с популярными звездами кино. Он из тех парней, на которых бросают заинтересованные взгляды не девушки, а парни. Милый, мягенький, симпатичный мальчик, но точно не мужчина. Поэтому в старшей школе он усиленно занялся тренировками: нарастил бицепсы, накачал кубики пресса, стал грубее разговаривать. Но переоценил свои возможности.       Даже с трудом поступив в университет на факультет актерского мастерства, он оказался униженным в первый же день. И в этом виноват парень, который украл его первый поцелуй.       Мин Юнги был огнём, который оставлял пепел в сердце Чимина. Этот коротышка, обладающий ужасно отталкивающим характером, был избалованным и тщеславным, действительно катастрофой в жизни Чимина.       Не знал слова «нет» — о, как точно это описывало его! Его чувство превосходства затрагивало каждый аспект жизни и начинало царапать то, что Чимин ценил больше всего: уважение и чувства других людей. Но что-то в Мине Юнги по-прежнему тянуло Чимина, как магнит — наивность? Его собственное воображение? Всё равно, к чему, Чимину было невыносимо.       Разочарование, ощущаемое Чимином, жгло изнутри. Его мечты о примирении разбились, когда Чимин понял, что он попадается на уловки Мин Юнги снова и снова. Да, Мин Юнги изощрённо завлекал его в свои сети, и каждый раз Чимин мечтал жестоким уроком показать ему, что это неправильно. Однако он всегда оказывался в постели Мина Юнги, разочарованный и поражённый, с пониманием, что бороться было бесполезно.

* * *

      Взглянув вверх, Чимин увидел неприступную гору — Юнги стоял надменно, выделяясь своей аурой, как самая яркая звезда на небесном своде. Это был Юнги, актёр с неуловимым шармом, вызывающий замирание сердец. «Вот она, настоящая актёрская аура», — подумал Чимин.       Но в то же время Чимин испытывал боль. Она началась с момента, когда кто-то толкнул его, задев плечо, пытаясь протиснуться вперёд. Он был готов вскрикнуть от боли, но вместо этого сжал зубы и стерпел.       И была ещё одна боль, пронзающая его нижнюю часть спины. Юнги был слишком жесток к нему, грубым и беспощадным; прошедшая ночь оставила после себя только растерзанную поясницу Чимина. Боль, которую он испытывал, была мучительной, каждый вдох и выдох вызывал неприятные ощущения, которые Чимин был вынужден игнорировать из-за присутствия журналистов.       Болезненная улыбка скользнула по его лицу, где маска стойкости скрывала глубину его страданий. Юнги, бесчувственный Юнги, играющий с его чувствами, стоял там, сияя на своём престоле, не подозревая о следах, которые он оставил на Чимине — физических и эмоциональных.       Ведь Чимин был выпускником престижного университета, обладал образованием, которое должно было дать ему преимущество. Но, к сожалению, этого не случилось. Когда дело доходило до актёрской популярности, он оставался на заднем плане, пригоршнями подбирая второстепенные роли.       Хотя на сердце и лежал камень от разочарований, Чимин оставался беспощадно оптимистичным. Он продолжал следовать за своей мечтой, вопреки всем горьким событиям реальности, которые ему приходилось глотать.       Но люди всегда были доброжелательными, особенно когда дело доходило до Мина, его «друга по постели». Мин Юнги, этот кумир молодёжи, актёр, на котором лежала стопка главных ролей, был символом всего, к чему стремился Чимин.       Сейчас Чимин работал над новым фильмом со своим «другом-любовником». Юнги играл парня, лишённого эмоций, который по сюжету влюбляется в главную героиню, помогая ему восстановить его эмоциональное спектр. И Чимин? Чимин был второстепенным персонажем, лучшим другом героини, который, по сценарию, тайно влюблён в неё.       Вот и Юнги — ухоженные волосы, уложенные назад, создавали его персонажу энергичный и дерзкий образ. В конце концов, он воплощал в себе высокомерного героя. Это было безупречным сочетанием с его личной харизмой и великолепно подходило его облику.       И вот наступил первый день съёмок. Чимин готовился к одной из наихудших сценарных ситуаций: он будет сниматься в совместной сцене с Юнги. Нервы подали голос, но он старался скрыть тревогу за маской профессионализма.       Его укладка, макияж — всё было продумано до мелочей и выполнено идеально. Чимин превратился в молодого паренька школьного возраста, и это было так реалистично, что даже он сам, глядя в зеркало, ощутил себя снова школьником. На нём знакомая форма, ему невыносимо противно от той цепи, которая всё крепче стягивала его сердце.       Сила макияжа превратила двадцатитрёхлетнего Чимина обратно в школьника, и эта трансформация была настолько реалистичной, что даже он сам почувствовал молодость, проникшую в него. Зеркало отражало парня, который смотрел на него с надеждой и застенчивостью восемнадцатилетнего себя — точно такой же, как пять лет назад.       Холодные руки опустились на плечи Чимина, сжимая их с силой, которая вызывала боль. Боль от давления пульсировала, заставляя его зажмуриться.       Послышался противный голос Юнги, проникающий в атмосферу, точно коготь, скребущий по доске:       — Сегодня ты выглядишь довольно мило, — эти слова, произнесённые с оттенком издёвки, казались предвестником беды. — Не снимай сегодня свой макияж, — Чимин почувствовал, как Юнги приблизился к его уху и прошептал: — Хотелось бы попробовать тебя в школьной форме.       Холодный страх прокатился по его спине. Исчезнуть. Он хотел исчезнуть.       — У меня сегодня съёмки, не получится, — безразлично ответил Чимин. Он неотрывно смотрел вперёд, поднимая голову сидя, чтобы избежать пронзительного взгляда Юнги, но зеркало показывало всё.       Его визажист, стоящий поблизости, смотрел на них широко раскрытыми глазами. Он выглядел так, будто был постигнут культурным шоком, не в состоянии понять, что происходит. Чимин знал, что сейчас не место и время для ссор, особенно на рабочем месте, где его могли легко заменить другим актёром.       Юнги, похоже, также заметил его неловкость и, не желая углублять ситуацию, торопливо отклонился.       — Поговорим после работы, — тихо произнёс Юнги, отворачиваясь для выхода из гримёрки и оставляя Чимина одного с волной страха и ненависти, затопившей его сердце.       Но Чимин не был готов отпустить его.       — Не уходи, — произнёс он без колебаний, собирая в себе мужество вызвать Юнги. Тот прекратил движение, замерев в дверях, потрясённый неожиданным оборотом событий. — Давай порепетируем сцену, — предложил Чимин, исключая любой манёвр для отказа.       Юнги повернулся и кивнул в ответ, приветствуя предложение. Затем парень оскалил зубы в улыбке, которая имела темперамент хищника. Его Чимин был таким милым, невозмутимым и решительным — и это было, безусловно, притягательно до дрожи. Такой Чимин сводил его с ума.       Популярный актёр махнул рукой, приказывая визажистке убираться из комнаты, чтобы в ней оставались только он и Чимин. Мин был до безумия возбуждён таким Чимином и просто хотел побыстрее начать процесс. Чимин, не двигаясь, продолжал смотреть в зеркало, затем потянул руку к столику и схватил сценарий.       — Давай начинать, сцена двадцать четыре, твои строчки первые, — начал Чимин, его голос был ровным, но внутри его пряталась тревога. Он был уверен, что Юнги, заметив его волнение, не будет играть свою роль, а начнёт приставать к нему.       — Где она? — промолвил Юнги, в его голосе звучало душевное беспокойство, которое он скрывал под спокойствием.       На Чимина это произвело эффект. Он встал с места, и его глаза наполнились слезами, он настроил себя на более эмоционально насыщенную игру.       — Это всё из-за тебя! Она в больнице из-за тебя! Когда преследовал её, ты же именно этого добивался? Хотел её растоптать! — слёзы начали стекать по его щекам, проявляя внутренний мир персонажа. Возникшая буря эмоций раскрасила его реплику, заставляя видеть героя живым.       Юнги уставился на Чимина. Не вникая в сценарий, Чимин произносил реплики, словно проживал жизнь персонажа. Он находился в сцене, где главная героиня попала в аварию из-за Юнги, а его персонаж — Хемин — высказывал всю свою злость главному герою.       — Хемин, я так и знал, у тебя есть к ней чувства? — отчаяние на лице Юнги пробивалось через его обычно невозмутимый вид, голос звучал мягко и одновременно тревожно.       — Не притворяйся невиновным, Джисон, именно ты всё начал, когда поцеловал её. Теперь она лежит одна в палате, и врачи не знают, как ей помочь, — глотая слёзы и подавляя гнев, Чимин обрушился на Юнги с обвинениями. Его эмоции вспыхнули, наполняя атмосферу силой и драматизмом его слов.       — Я заставлял её влюбляться?! — Юнги не мог сдержать сарказма, его голос стал резким и вызывающим, глаза блестели вызовом.       Неожиданно Юнги вдруг взял лицо Чимина в руки и пальцами нежно вытер слезу, скатившуюся по щеке. Это было необычное, нежное, излучающее немую заботу и поддержку действие.       — Ты всё ещё думаешь, что она любит тебя после всего, что ты сделал?! — Чимин, всхлипывая, произнёс эти слова. Они дались ему с трудом — словно ему было физически больно их говорить. Эти слова были горьким и злым напоминанием о всём том, что произошло.       — Прекрати, — решительно сказал Юнги, останавливая репетицию. Ему было тяжело видеть Чимина в таком состоянии, в таком опустошении.       — Я ненавижу тебя, Юнги, — последние слова Чимина звучали как эхо в пустом помещении, и они проникали прямо в глубь сердца Юнги.       — Действительно? Ненавидишь? — спросил Юнги, пытаясь проникнуть взглядом в самую глубину души Чимина, пытаясь увидеть ложь в его словах, известную лишь ему.       — Ненавижу, — слова болезненно пробились из груди Чимина. Но затем, потеряв последние крохи сил, он прижался к груди Юнги, обхватив его руками за талию. — Но отпустить тебя всё ещё не могу…       Любое горькое признание было словно штыком, каждое слово оставляло глубокие шрамы на остатках его души. Чимин закрыл глаза и с биением пульса ждал осуждения.       Слова Юнги были как свет во тьме, голос утешительным успокоительным в буре эмоций:       — Малыш, тогда я заставлю тебя ненавидеть себя так сильно, чтобы ты никогда не уходил из моей жизни.       Это было обещание, истина, сдержанная не только на словах, а обещание, засвидетельствованное самим Чимином.       Как бы Чимин ни думал о нём, считал его мерзавцем, но Юнги действительно любил своего малыша. По-своему, причиняя боль, но любил.