* * *
Конечно, вот так, без привычного длинно-целомудренного облачения идти по улице было странно. Но это не мешало чувствовать множество устремленных на него взглядов. Они отчаянно смущали – и заставляли искать тот самый, единственный. Хотя разве же пропустишь. Санзо сидел за столиком в углу и явно его, Хейзеля, высматривал. Навстречу не встал, только поднял ладонь. Осведомился: – Что будешь? – А ты что пьешь? – Хейзель пригляделся. И принюхался. В чашке у неправильного монаха был ароматнейший кофе с пенкой и шоколадной посыпкой. Так много, так сладко… Хейзель никогда бы не подумал, что его избранник пьет такое. И одновременно самому захотелось сглотнуть слюну. Санзо усмехнулся: – Нравится? Ну а что, я много курю, у меня из-за этого со сладким странные отношения. Может, у тебя все наоборот? – Нет, Санзо-хан. – Ну хоть что-то в этой жизни предсказуемо. Заказать тебе то же самое? Можно даже с разноцветными звездочками, это забавно! – А что за звездочки, сахарные? Спасибо, буду рад! Они сидели рядом, пили разлитую по чашкам сладкую радость – и просто любовались друг другом. Слова как-то не шли. – А ты… – наконец проронил Санзо, – ты хорош в этом образе. Это… смело и одновременно нежно. – Спасибо, Санзо-хан. Я, может, должен был надеть воротничок, обозначить свой статус клирика… – Нет-нет, поверь, он бы совершенно не подошел к твоей рубашке, – Санзо выразительно взглянул на пышный кружевной воротник, из которого чуть ли не наполовину выглядывала нежная белая шея. Правда, шея буквально тут же начала розоветь, как и все лицо: – Я тоже так подумал. Рад, что тебе нравится. Жалко, что ты не захочешь фотографироваться. – Ну отчего же? Если никуда не выкладывать эти снимки, то почему бы нет? Давай прямо сейчас, пока кофе еще красивый! – Здорово, я и не ожидал! А выкладывать и сам не рискнул бы, я даже в косплее еще нигде не светился, не то что в цивильном! – Давай тогда снимать на мой телефон, а я тебе потом перекину. Физически, потому как не хочу доверять мессенджерам и почте. Нафотографировать и правда получилось изрядно, даже с перерывом на питье кофе и поедание пирожных, а и того, и другого было предостаточно. Но наконец Санзо за руку с Хейзелем покинули гостеприимное кафе и отправились домой – перекидывать получившиеся фото. – Если кто-то будет тебе предлагать фотосессию, – вещал монах, – а кто ж удержится, то требуй фоткать только на твое устройство. Хотя – а если удерет вместе с устройством? Тут только сразу по яйцам бить. – Ты думаешь, я буду красоваться еще перед кем-то? Особенно после того, как мне говорили, что от меня другого и ждать нечего, ведь у меня мать проститутка? Конечно, это не так, но… – Понимаю, про мою тоже много чего говорили, хотя она всего лишь не устояла перед старым женатым козлом. Это-то не показатель, за это можно отдельно по шее насовать. Но ты… ты сам по себе такой, я-то не сомневаюсь в твоей невинности… ну, если не считать теоретической подготовки. Но тебе нравится, когда тобой любуются. Нравится красоваться во всяких позах, во всяких нарядах… А хотелось бы порой и вовсе без них, ведь так? Хейзель почувствовал, что тает от восторга. – О, подумать только, ты ревнуешь? И думаешь обо мне… таком? Как же это прекрасно! Я клянусь тебе, все, что ты пожелаешь, в любой момент… И фотографии, конечно, тоже! Для тебя, только для тебя одного! – Это классно звучит, не скрою. Только ты очень спешишь, повторю это снова, и еще хочу предупредить заранее: я и правда страшно ревнивый. Если ты со мной… Ну, я хотел бы официально, мне-то плевать, что я в системе, но вот тебе – нет. У тебя же столько амбиций, тебе из-за этого приходится играть по правилам твоей церкви. Черт, да даже в той жизни было проще. Ты же был вдали от своей страны, от иерархов, да и вообще запрещен в служении за свои некромантские штучки! И для тебя это было свободой, мог обжиматься со мной, когда и как хотел, греха уже не прибавится, а любви стесняться нечего, так? – О, Санзо-хан, мой любимый, ты первый сказал это слово вслух! Я просто сейчас растаю! А тогда я, конечно, стеснялся бы сильнее, пусть и напоказ. Но все равно – мог бы даже на людях сидеть у тебя на коленях, ведь так? – Но ты и сейчас можешь, здесь ведь никто не видит. Садись, не стесняйся! И сам за руку притянул Хейзеля на колени, усаживая лицом к себе. Конечно, мальчишка нимало не сопротивлялся. Был изумлен, плавился, позволил себя устраивать. Санзо помог ему аж обхватить себя ногами за талию. Это было в разных смыслах неудобно и ужасно, ужасно откровенно – соприкоснуться сразу так, чтобы ощущать желание друг друга. Почти напрямую и совершенно точно. Словно желая успокоиться, Санзо почти целомудренно охватил ладонями близкое лицо, погладил нежные щеки, коснулся волос, потянул кончик ленты: – Можно? – Тебе все можно, жизнь моя. Все и сразу, все, чего только тебе захочется… – Сразу – это неправильно, ромашка. Кажется, первый раз это прозвучало вслух. Лента легко развязалась, видимо, то был настоящий шелк, и осталась в руках у Санзо. Лицо Хейзеля перед глазами стало привычнее в обрамлении легких, очень светлых прядей – привычнее и еще милее. Широко распахнутые невинные глаза, приоткрытые губы – все молило о поцелуе. И зачем отказывать? Но Санзо ловил себя на странной мысли, что сам боится испортить этот момент – по неопытности. Хейзель решил вопрос сам, не оставляя Санзо выбора. Первый коснулся губами губ. Ему и поудобнее было, нависая-то сверху. А руки его блуждали у Санзо в волосах, нежно разминали и притягивали ближе. Так неторопливо. Так нежно. Так сладко. И с каждым касанием губ становилось все яснее, что опасения были напрасными. Здесь и сейчас ничего испортить просто невозможно. Уже потому, что они вместе, они чувствуют друг друга – и что же надо еще? Санзо почти уронить себя позволил. Ну, точнее, откинулся на спинку дивана. Совсем, конечно, головы не терял, но вот так, частично, было здорово. Наконец они оторвались друг от друга. Хейзель глянул ему в глаза своими туманными и сперва промурчал что-то неопределенное, но точно счастливое, а потом спросил: – Ммм, ты хотел бы со мной официально, Санзо-хан? Знаешь, есть вариант… Я могу поставить статус «в отношениях», даже не указывая, с кем – это уже скажет миру, что я отдался и принадлежу. Санзо на секунду остолбенел – такая мысль ему в голову не приходила. Но… – А это идея. Можно даже и указать, «от_крови_котика» – вполне нейтральный пользователь, ни фото, ни биографии. Главное, чтобы тебе факт этих самых отношений не повредил. – Да не повредит. Поверь, разбираться не будут, раз до сих пор ничего не говорили по поводу всей моей сетевой жизни. А хочешь, я даже напишу «помолвлен»? – Знаешь, хочу. Раз так можно. И даже если свадьбы никогда не будет. Это же само по себе… – Красиво? Романтично? О, я знал, что ты оценишь! Конечно, люди по тебе этого не скажут, но я-то знаю, что ты читаешь и пишешь! А еще… Знаешь, моя мама была мастерицей по части бижутерии, и я тоже научился в этом разбираться, так что даже мог бы сделать нам кольца. – Ну ты даешь, ромашка! Жаль, я все равно его носить не смогу, это ты у нас обычно в перчатках и к тебе не цепляются… – Когда ты в санзовском, ты тоже в перчатках. Да, знаю, с открытыми пальцами, но держатся-то они как раз на кольцах. Кто заметит, если там внутри будет гравировка? Конечно, камешки я люблю больше, но они заметнее, да и выпасть могут… – Вот это ты умеешь найти выход из положения! Ну что ж, готов сменить статус и выдать тебе пару запасных колечек для перчаток, развлекись по полной! Если ты готов с меня слезть. – Это ты меня так ненавязчиво выставляешь, чтобы я занялся колечками? – Ну что ты! Наоборот, если у тебя нет других планов, ты мог бы остаться у меня ночевать. Куда спешить? – Ух ты, а так можно? – А почему нет-то? С тех пор, как моя проглотская обезьяна уехала учиться за границу, у меня тут все можно. Ну разве что орать в три часа ночи не рекомендую. И диван надо будет разложить, иначе вдвоем не поместимся. – А Гоку где спал? – На раскладушке. Когда мелкий был – то, бывало, и у меня под боком, но ты не подумай ничего такого, он же дите малое. – Да я понимаю, я с отцом Джастином так же порой. Хейзель сказал это и смутился. Не продолжать же, в самом деле, не уточнять, что еще совсем недавно надеялся покорить сердце того же самого отца Джастина! Но сейчас сильнее волновало другое – что будет в эту ночь? И… будет ли? Санзо окинул его сверкающим взглядом. То ли обжег, то ли приласкал. – Ну так готов с меня слезть? Только чтобы разложить диван, удобнее же валяться будет… – Хорошо! Как я могу отказывать, если ты зовешь под бок и до утра?* * *
Лежать рядом и целоваться было упоительно. И чем дольше длились поцелуи, тем больше нарастало ощущение – мало. Хотелось еще. И Хейзель, набравшись смелости, шепнул разгоряченными губами: – Санзо-хан, ты сделаешь со мной еще что-нибудь… неприличное? – Что-нибудь точно сделаю, – по голосу было слышно, как Санзо волнуется. – И могу сдерживаться только потому что страшно все испортить. – Ты никогда ничего не испортишь, если дело касается меня! – Я бы не был так уверен. У нас обоих нет опыта. Только теория. Мы не должны спешить. Нужно постепенно познавать, подготавливать друг друга… Хейзель зарделся. – Я думал, что подготавливать нужно только меня, ну, почти как девушку. Ведь ты будешь владеть мной? – О, в той жизни я бы с тобой был согласен на все сто. По крайней мере, на первые раз пять-десять. Потом бы все равно, наверно, включилось, что я за справедливость и за разнообразие. – Санзо-хан, но в этой-то жизни ты же не хочешь сказать… – Я хочу сказать, что сегодня мы можем сделать все – кроме, давай договоримся так, кроме самого последнего шага. Просто изучаем друг друга. Ну, ты же хотел передо мной раздеться. Или тебе помочь? Хейзель потупился. – Я хотел бы, знаешь, как в той, прошлой жизни… – Попробовать соблазнить меня? – Да, всеми силами. И давай как будто ты так помалу поддаешься, вроде как с расчетом, чтобы получить от меня сведения, но если ты проникнешься – я буду счастлив! – Давай попробуем. Мне это должно помочь держать себя в руках. Хейзель опустил глаза в пол – сама невинность, но все же трудно было не заметить, что стеснялся он не слишком сильно, хотя и раскрывался неторопливо, дразнил, распаляя, будто сам не замечая того. Санзо смотрел зачарованно, мелькали мысли – видимо, это в крови все-таки, это призвание, сколько бы подонков и похабников были счастливы продать этот цветок в сексуальное рабство! Да и сами попользоваться. Хорошо бы Хейзель жил у него, Санзо, ходил везде с ним! Есть, конечно, Гат, который даже при своем росте умудряется быть незаметным и всегда охраняет, но… Эти мысли как-то отвлекли, во всяком случае, не давали окончательно сойти с ума. А действо между тем подошло к финалу. Хейзель предстал перед Санзо в первозданной красе, смущенный румянец и невинная белизна в его теле отчаянно спорили, когда он медленно, словно в истоме, опустился нагой на постель. Санзо пожирал его глазами, но не прикасался. Даже ближе не подходил. А вот Хейзель на него не смотрел. Только через несколько минут протянул чуть обиженно: – Санзо-хан, я Вам совсем-совсем не нравлюсь? – Вам – значит, мы в игре? – черт, на письме играть в сто раз легче! – Это хороший сценарий, чтобы я удержал себя в руках. Да, в игре ты мне нравишься, и за это я себя ненавижу, ибо собираюсь нагло воспользоваться твоими чувствами. А что до реального момента – погоди чуть, я сейчас приду. Конечно, я владею техниками контроля сознания, но иногда их нужно усилить чем-то материальным. Хейзель остался лежать, глядя в потолок. Прохладный воздух и такая же, наигранная или нет, холодность Санзо несколько пригасили его возбуждение. Обиды он не чувствовал, но… Санзо вернулся через несколько минут. С мокрыми волосами, с каплями воды, серебрящимися на лице и на всем теле – там, где оно было не скрыто полотенцем. Впрочем, полотенце не то чтобы особо старалось. В руке у Санзо был флакон с чем-то густым и розоватым. Хейзель пригляделся – крем-мыло. – Ну что, – Санзо по-хозяйски положил ему руку на живот и повел ниже, но замер буквально на волос от снова восставшей, жаждущей плоти, – сейчас я погляжу, сколько ты продержишься, – и добавил куда тише: – Сразу скажи, если будет больно или неприятно. Хейзель смог издать лишь невнятный звук, надеясь, что Санзо поймет правильно. И тот понял. Легонько обвел основание – Хейзеля выгнуло, но коварная рука, прохладно-влажная, пахнущая розовыми лепестками, уже двинулась дальше. – Расслабься. Пальцы нырнули в ложбину между подрагивающих ягодиц, осторожно коснулись нежного отверстия – Хейзель инстинктивно сжался, но лишь на долю секунды, чувствуя, как кончик пальца массирует подрагивающие края, то ли смазывая, то ли просто дразня. – Вот так, да… Хейзель замер на вдохе, чувствуя, как его собственная плоть послушно расступается, впуская явно желанного для нее гостя. Непривычно, странно, но… Но именно это и нужно сейчас, еще немного, глубже, дальше… – Никто же не касался тебя так? – Санзо, в принципе, знал ответ, и для той жизни, и для этой, просто играл голосом, подбавляя любовнику острых ощущений. – Даже ты сам? – Да, так, даже сам не смел… – Но тебе нравится. Тебе нравится уже одно это, так? – Мне нравится… Все… Все, что ты сделаешь… Санзо-хан! – Я знаю, знаю, – еще чуть глубже, осторожно, нежно, лаская горячие стенки, вырывая сладкий всхлип. – Но я не войду в тебя сегодня. Во всяком случае, не так, как ты ожидаешь. – Ах… Почему? – Это не то, чего ты на самом деле хочешь. Хейзель распахнул туманные глаза. – Чего же… я хочу? – Достичь вершины своих желаний. Говоря прямее и грубее – кончить с моим именем на устах. Так вот я тебе не позволю, пока не скажешь мне, не поклянешься… – Что сказать? – заходящимся шепотом, то ли играя, то ли уже нет… – Ну, если бы мы переписывались сейчас, это было бы в скобках. Ты открываешь мне все тайны, сдаешь врагов и переходишь на мою сторону в одном только порыве страсти. Или же… Признаешься в своих чувствах. – В чувствах я и так… Тогда, сейчас… Всегда и навсегда… Ах, Санзо-хан… – больше он говорить не мог. – Ладно, засчитано, – но одна рука Санзо так и продолжила дразнить Хейзеля изнутри. Правда, другая легко прошлась по всему его телу от шеи и до низа живота, и наконец… Санзо добрался до изнывающей от нетерпения плоти, обвил, лаская уверенными чуткими пальцами – сверху вниз, и снова, и снова, задевая, словно невзначай, уже изведанные местечки. Хейзель выгнулся с высоким, чуть не девичьим криком, щедро выплескиваясь любовнику в ладонь. И уже еле ощущал, как Санзо гладил его уже перепачканными ладонями и промокал полотенцем. А потом обнял и прижал к себе. Лишь через некоторое время Хейзель пришел в себя настолько, чтобы осознать: – А ты? Как же ты терпел? Так, как только Санзо Хоши и может? – Я был сконцентрирован на тебе. На том, чтобы познать тебя, подарить тебе удовольствие. – Мой любимый, как же это… Нет слов! Но должен же я… Если я пока не могу, вернее, ты не позволяешь, отдаться тебе полностью, то как-то же я должен тебя ублажить! Как бы ты хотел? Санзо раскинулся рядом, давно отбросив полотенце, потягиваясь, как кот, под восторженным взглядом. – Ты запомнил, что я делал с тобой в самом конце? Попробуй сделать со мной то же самое. И Хейзель попробовал. Дрожащими руками, только начиная осознавать, насколько же и правда Санзо сложно терпеть. Так желает… его? Хейзель ужасно спешил, проводя пальцами по фарфоровой коже Санзо, не хотел его мучить. А сам смутно представлял, что хочет сделать, помогали лишь собственные ощущения, еще не исчезнувшие из памяти и из тела. Тонкие пальцы обхватили напряженную плоть – как же горячо! – прошлись вверх-вниз… – Сожми чуть сильнее, пожалуйста… Да, вот так! Последние слова Санзо просто выкрикнул, сладко содрогаясь в нежной ладони. И даже неопытный Хейзель сейчас в полной мере прочувствовал, сколько же Санзо терпел и как это было тяжко. И как в эти минуты его возлюбленный отпустил себя на волю. Во всех смыслах. Едва переведя дыхание, Санзо потянулся за поцелуем, шепнул в самые губы: – Чудесно… Знаешь, ты меня удивил, ведь ты же не пробовал раньше? А даже если хорошо знать собственное тело – не все мы одинаковы… – Ой, я просто счастлив, что доставил тебе наслаждение! Я тебя люблю, ты мне кое-что подсказал, надеюсь, и дальше так будет… И да, в этой жизни я хоть себе делал, в той не бывало и этого. А вот если бы, например… – Ну что там у тебя за фантазии, – лениво протянул Санзо, – интересно, конечно, но мы сейчас так хорошо млеем… – Помнишь, мы с тобой читали фанфик про тот особенный, третий пол? Если бы мы жили в той вселенной, меня к тебе подослали наверняка уже обученным. Помнишь, там же таких вот мальчиков сызмальства учили обольщать мужчин! – Ход твоих мыслей мне не нравится. Я прихожу в ярость, стоит подумать, что кто-то мог бы видеть тебя таким… и трогать так… – он показал, как. – Ты мой, на тебе мои печати, их будет больше и больше… – Конечно, любимый мой, я уже понял: опыт – это не то, что ты хотел бы, чтобы я принес тебе в дар. – Ну разумеется. Учить лучше и проще, чем переучивать… Хотя да, я же сам учусь вместе с тобой. – Это… Это прекрасно! Но, знаешь, я вспомнил о той вселенной и подумал – если бы мы жили там, я мог бы даже забеременеть от тебя, так просто… И ты бы знал об этом… – О, ты был бы готов для меня на такое? – И для тебя, и для себя. Я же был бы сотворен для этого, предназначен. И мне очень жаль, что это не так. – Ну, конечно, я в целом не против стать отцом, но, подумай сам – это все куда сложнее, чем кажется. И потом, мы еще так молоды, у нас уйма других дел. Учеба, служение… Давай лучше радоваться, что все фантазии доступны нам в лучшем виде – без оборотной стороны и всяких сложностей. – Да, мой желанный, ты, конечно, прав, – но голос у Хейзеля был слегка поникший. – Просто я так похож на эту породу, на Зайцелованных! – Да забей, на нее даже и я похож. – Вот это клевета. Уж точно непохож, если со мной в сравнении. Тебе не идет, ты мужественный, а я… – Ну одно слово – ромашка, – засмеялся Санзо и стал целовать его, отвлекая.* * *
И было еще много поцелуев. И, конечно же, не только их. При каждой встрече они оба стремились испытать что-то новое, и тут уж фантазия никогда не подводила. Даже если стеснялись поначалу – ведь всегда можно было потренироваться в переписке. А потом попробовать при встрече «улучшенный вариант». Так было и тогда, когда у Санзо и правда включилась жажда справедливости и разнообразия. Хейзель ни за что бы не решился просто так поменяться местами. Так что на время они перенеслись в ту жизнь.