Eyes opened

До конца не оформившиеся обломки мыслей и чувств колеблются на границе сознания. Ему некогда анализировать их и давать им оценку. Он не до конца сам уложил в голове всё произошедшее, ему всё время кажется, что вот-вот заскрипит рация и он услышит привычное «Эй, малыш, ты как?». Только он больше не услышит, так ведь? Он сам поставил жирную точку-кляксу на этой возможности. И, наверное, не должен испытывать этой тяжести в груди и горечи невыплаканных слез, должен держаться за злость как за спасательный круг. Дольше проживёт, если так будет. И какое-то время здорово помогает злость Лоан — та её лелеяла годами, так что горит она ярко и жжет горячо, но только Эйдену хочется совсем не этого. Не рвать на куски, не уничтожать и не беситься. Хочется тихих вечеров в убежище, споров из-за консервов, мимолетных прикосновений, шутливо брошенных «муженёк», подзатыльников, пить из Его бутылки, слушать байки и… просто быть рядом. На крышах небоскрёбов как никогда одиноко — даже в дальних переходах между заставами он не ощущал себя таким покинутым, таким пустым внутри и холодным снаружи. Сердитый ветер треплет куртку, забирается под свитер, кусает за голые лодыжки и колет щеки и нос, словно подчёркивая, что Эйден не готов к этому городу. Да и к любому другому. Он разбегается и прыгает вперёд, дергая шнур параглайдера — до крыши метро добрых несколько сотен метров, пройти которые по земле будет сложной задачей, зато по воздуху да в такой ветер он достигает места назначения за считанные минуты. Ему нужно сделать передышку от Сентрал-луп. Почувствовать что-то кроме накатывающей тяжести и чужой злости. Вагон поезда пахнет пылью и немного ультрафиолетом, несколько случайных попутчиков с пожитками рассеянно сидят по лавкам и занимаются своими делами. Кто-то пьёт, кто-то дремлет. Эйден сосредоточенно смотрит перед собой и пытается не думать ни о чем, кроме гулко громыхающего по рельсам вагона. Но в ушах настойчиво звучит один голос со смешливыми нотками и игриво мягкими «ль», от которых начинают подрагивать пальцы и сворачиваются в узел кишки. Отсутствие Хакона ощущается почти физически — как будто руку или ногу отняли. Эйден смеётся над своей драматичностью, но внутри всё горит и давит, рвётся в лоскуты. Какая глупость, говорит он себе. Но упрямо идёт из метро, карабкается по крышам, следуя внутреннему компасу. Сторожка в Хаундфилде. Госпиталь ВГМ. Убежище бегунов в ветряке Выживших. Хибара Сары и Яны — давно опустевшая, заброшенная. Здесь Эйден и задерживается, растерянно и с какой-то надеждой озираясь. Всё разбросано — полки, коробки вывернуты на пол, голые кровати без матрасов, старые плакаты и фото продолжают выцветать на стенах. Начатые банки с едой брошены, старые ботинки сиротливо стоят у выхода, забытые или брошенные хозяином. В углу куча тряпья вперемешку. Эйден ворошит вещи — старая привычка собирать всё что не приколочено. Несколько футболок и старый свитер идут на тряпки, вполне сносные штаны на продажу. На самом дне кучи мягкая накидка — та самая, в которой Эйден прибыл в город и которую он считал давно потерянной. Чистая, свёрнута аккуратно. Что ж, раз её тут бросили, значит, не пригодилась. Эйден прячет вещь в рюкзак и делает себе заметку пустить её на перевязку в следующий раз. Больше ничего полезного кроме подключённых к электричеству УФ-ламп в комнатке нет. Яна и Сара всё выгребли перед уходом. Или, может, это был Хакон. За окном слышен колокол — до заката всего час. Эйден садится на пороге и смотрит на утекающее за горизонт солнце. Здесь началось их приключение. И здесь оно и закончилось. Какая ирония… Последний луч пробивается сквозь серую дымку, а Эйден словно ждёт чего-то — знака, символа, направления. Он так долго бежал сломя голову, что теперь не знает, как не бежать. Рация издаёт скрип прежде чем заговорить голосом Фрэнка. — Эй, Пацан, ты на связи? — Да, Фрэнк, что такое? — Кое-кто хочет с тобой встретиться. Хакон сказал, что будет ждать тебя утром в церкви Святого Павла на острове. — Он разве не свалил из города?.. — Эйден сам не замечает, как ноги несут его к метро у Базара. — Как видишь, нет. Будь осторожен, шкет. И зайди к Лоан, как вернёшься из Старого Вилледора, она тебя искала. — Откуда ты?.. — У меня свои источники, пацан. До связи.