Eyes opened

Эйден подозрительно поглядывает на Хакона. Тот не на шутку оживился, обнаружив, что в турецкие бани тоже пошла вода с башни. И теперь метался из угла в угол, поворачивая вентили и нажимая рычаги. — Нам несказанно повезло, друг мой. Позволь мне познакомить тебя с горячей водой и мылом. — Хакон, я знаком с азами личной гигиены. — Но был ли ты когда-нибудь в настоящей бане? — Хакон не дожидаясь ответа рысит в комнату со шкафчиками и лавками и, игнорируя остолбеневшего Эйдена, начинает скидывать с себя одежду. Жилетка ложится на лавку, потом сетка, ещё жилетка, на этот раз меховая (мех выглядит чистым, но затасканным (Эйден делает заметку раздобыть Хакону что-то функциональное и не столь поношенное), растянутая кофта, остатки футболки (у Хакона хоть что-то есть целое???) и наконец штаны с семейками (единственный целый предмет одежды). — Тебе нужно особое приглашение? — искренне изумляется Хакон, стоя в чем мать родила посреди комнаты. — Так хочешь меня раздеть, Хакон?.. — подначивает Эйден. — Может, и спину мне потрешь заодно? — Все капризы за ваши кристаллы, — Хакон комично играет бровями, от чего Эйден не может сдержать смех. Он быстро раздевается, скидывая в кучку одежду, насквозь пропахшую потом. Обидно будет снова натягивать на чистое тело, но что поделать. Хакон одобрительно кивает, вытаскивая из жёлтой сумочки брусок домашнего мыла и кусок старого полотенца. Эйден чуть завистливо вздыхает. — С тебя двадцатка, — деловито заявляет Хакон и вытаскивает ещё одно мыло и вторую половинку полотенца — Ты так щедр сегодня. — За это с тебя сотка. Эйден, как взрослый и воспитанный человек, показывает язык. — Идём, вода уже должна была нагреться. Если не будешь мелким говнюком, приведу тебя сюда ещё. В следующем зале клубится пар. Пока Эйден озирается по сторонам, Хакон вешает кусок полотенца на входе и с мылом заползает в воду, тут же окунаясь с головой. Несколько минут в бане царит тишина — Хакон плещется как утка, заныривая в тёплую воду и отдаваясь процессу купания полностью. Эйден же занимает один угол бассейна и методично намыливается, соскребая с себя накопившуюся грязь. Раз, другой, третий, пока наконец не чувствует себя достаточно чистым. — Ну что, амиго? — Хакон наплескался и тоже взялся за мыло, вспенивая его в ладонях. — Неплохо. Но столько воды расходуется. Хакон намыливается, затем подгребает ближе к Эйдену с мылом наперевес. — Ты мне, я тебе? Юноша непонимающе таращится на покрытые пеной руки. — Поворачивайся спиной, — командует Хакон. Эйден наигранно вздыхает, качая головой, мол, на что приходится идти. Ловкие и сильные руки скользят по коже, распределяя пену. Намылив, Хакон давит на плечи, заставляя погрузиться в воду, затем повторяет всю процедуру ещё раз. — Приятно быть чистым, скажи? — Не знаю даже, надо убедиться, — Эйден поворачивается с мылом и показывает рукой Хакону, чтобы тот встал у бортика. Намыливает он гораздо медленнее, уделяя особое внимание каждой мышце и двигается сверху вниз, периодически возвращаясь назад. Напоследок он нажимает ладонью между лопаток — Хакон опускается локтями на бортик, оставляя в воде только ноги ниже бедра. Эйден методично мылит круглые упругие ягодицы и между ними, словно ненароком проскальзывает пальцами по плотно сжатому кольцу мышц. Хакон издаёт сдержанные всхлипы и прогибается в спине — от этого зрелища у Эйдена слабеют колени и тянет в паху. — Нехорошо дразниться, Эйден, — хрипло рычит Хакон, когда за прикосновениями ничего больше не следует. — Тебе ли не знать. Эйден прижимается к разгоряченному телу и на мгновение забывает, как дышать. — Мыло не лучшая альтернатива маслу, — с сожалением произносит Эйден, обнимая Хакона. Тот нетерпеливо ерзает, выгибается и всячески провоцирует. — Хорошо, что хоть один из нас планирует наперёд, — хитро улыбается Хакон, высвобождаясь из объятий, и выбирается из воды. На него грех не полюбоваться — и именно это делает Эйден. Упругие мышцы, россыпь татуировок на коже, о значении которых можно только догадываться. Мужчина наигранно покачивает задницей, посмеиваясь над выражением лица Эйдена, загипнотизированного и утратившего связь с реальностью. — Что бы ты без меня делал, пилигрим? — приговаривает Хакон, возвращаясь с бутылочкой розового масла. — Дай-ка угадаю. Дрочил бы насухую, — Эйден тяжело вздыхает, конечно же, с самым трагичным видом. — Именно, mon dieu. Хакон деловито усаживается на бортик и манит пальцем Эйдена. — Как же я без твоих инструкций выжил, сам диву даюсь, — иронично хмыкает Эйден, отбирая масло и щедро наливая в ладони. — То-то ж, так что можешь начать с самого главного, — Хакон как суккуб раскидывает в стороны мускулистые ноги и отклоняется на локти, обнажая для взора Эйдена округлые ягодицы и томную ложбинку между ними. Юноша подхватывает одну лодыжку и отводит вверх, тут же находя маслянистыми пальцами пульсирующую и такую горячую дырку. Долго гладит, дразнит, не проникая внутрь — словно ждёт чего-то. Хакон нетерпеливо поднимает бёдра вверх, раскрываясь ещё сильнее и капризно рычит. — Эйден, я тут не молодею, между прочим. Пожалуйста?.. Эйден целует лодыжку и немного прихватывает кожу зубами, чтобы отвлечь Хакона от проникновения пальцев — сразу двух, потому что иначе тот будет возмущаться и не ровен час передумает. Всё то с ним не просто — но разве не это придает их отношениям огонька? Хакон горячий, упругий, и ему невозможно отказать — Эйден цепко держит лодыжку, двигая пальцами, раздвигая их и готовя место под третий палец. С этим тоже лучше не затягивать сильно. Хакон любит пожестче, почти на грани боли, и Эйден всё ещё находит подходящий для него манер. Третий палец практически без затруднений проскальзывает внутрь, и Эйден тут же подтаскивает Хакона ближе — тот не успевает даже пикнуть, как Эйден наносит остатки масла на член и практически натягивает — насаживает Хакона на себя. — Малыш! — выкрикивает Хакон, выгибаясь в спине. — Ещё! — Чёртов командир, — сопит Эйден, но исправно вколачивается в податливое тело, крепко держась за поджимающиеся ягодицы. Хакон словно в огне — подгоняет, ругается, шипит, требует, перемежает всё отборной руганью и французским, теряя связь с реальностью всё больше. Но Эйден не поддаётся на провокации — он уже знает, что ещё рано. Вот как только Хакон забудет весь свой цветастый лексикон, перестанет требовать и будет только стонать, сжимаясь всё теснее на члене — только тогда можно и нужно чуть помочь ему. Эйден однако чувствует, что на столько его не хватит — и, обхватив своего любовника за плечи, выбирается из воды полностью. Хакон скалится и вот-вот зашипит как сердитый кот, поэтому Эйден берёт его под колени и почти сгибает пополам. И уже одного этого хватает, чтобы оргазм опасно приблизился и у Хакона тоже — Эйден вдалбливается глубже, сильнее, кажется, прессуя внутренности Хакона под себя. — Эйден! — и это последний связный возглас Хакона, он забывает как говорить, как дышать, и внутри становится невыносимо тесно, Эйден видит звезды перед глазами. Юноша почти беззвучно кончает и роняет голову рядом с щекой Хакона. Тот дрожит и пытается спихнуть с себя партнёра, но тело просто не слушается его. Эйден же отдышавшись сползает ниже, опять оказываясь по пояс в воде, и собирает языком липкое семя с живота Хакона. Мужчина что-то хрипло бормочет по-французски, но не сопротивляется, даже когда Эйден двигается ниже, вычищая языком мягкий ствол и ныряя ещё ниже, туда где из разтраханной дырки вытекает сперма. Эйден собирает всё, что уже вышло наружу, и проникает языком внутрь, помогая себе пальцами, раздвигая растянутую плоть. — Эйден! Аааахххх, ты сведешь меня с ума, mon amour, я не смогу… Мне нужно время, мне не двадцать, малыш, ххннггх, пожаааалуйста, слишком… — Хорошо? — подсказывает Эйден, поднимая голову и вместо языка орудуя внутри Хакона пальцами, чтобы убедиться, что ничего не осталось. Ещё немного семени остаётся на фалангах, и Эйден демонстративно слизывает всё, глядя Хакону в глаза. — Я полюбил суккуба, — сипит Хакон. Его член делает героические попытки встать.