Eyes opened

Многочисленные ушибы и мелкие порезы неприятно ноют и пульсируют болью, но Эйден концентрируется на том, что нужно сделать сейчас — максимально быстро вывести из боя всех ренегатов до того, как Хакон долезет до места схватки. В отличие от хаотично атакующих ренегатов, бывший бегун бьёт направленно и безжалостно, хотя Эйден видит, как дрожат у того руки и плетьми свисают после каждого замаха. Он выглядит так, словно неделями не спал — сине-чёрные мешки под глазами, запавшими ещё сильнее в глазницы, кожа вокруг рта тоже отливает синевой, а на пальцах ещё больше пластырей. Если отбросить в сторону злость, Эйден видит, насколько тот изможден и обессилен. Поэтому юноша тщательно продумывает каждый удар и вместо тесака берёт дубинку — Хакон словно читает его мысли и разъяренно кидается вперёд из последних сил. Одного точного удара в солнечное сплетение хватает, чтобы мужчина рухнул на пол и замер. Эйден осторожно отпихивает ногой топорик и наклоняется, чтобы проверить пульс. Хакон неестественно горячий, а кожа покрыта испариной — Эйден колеблется, что делать дальше. Снова оставить на волю случая уже кажется банальным. Они проходили это. Эйден переворачивает Хакона на спину и пытается расположить поудобнее. В идеале стоило бы перенести его в безопасное место, подальше от ренегатов, заражённых и прочих опасностей. — Я… Не заслуживаю твоего милосердия, Пилигрим, — в процессе перемещения и возни Хакон пришёл в себя, но не сделал попыток пошевелиться. — Ты сказал, что отведешь меня к океану, когда я всё пойму. Я не заслуживаю… этого. Тебя. — А меня ты не считаешь нужным спросить? Решаешь в одностороннем порядке? Добиваешься, чтобы я убил тебя? Я заслуживаю такой груз на душе, получается. Хакон смотрит в ответ так, словно ему только что открылись все тайны мироздания и сотворения мира заодно. Словно сама мысль, что Эйден может иметь какое-то иное мнение на его счет — абсурдна. И наверное, так оно и есть. В эгоцентричной системе мира Хакона только что зажглось солнце, вокруг которого все вертится, все меры относительности сместились и достигли других границ. — Нет. Ты должен ненавидеть меня и злиться. Эйден поднимает брови, безмолвно требуя пояснений. — Разве нет? Я предал твоё доверие. Сделал тебе больно. Юноша продолжает молчать, показывая, что этого недостаточно. — Эйден, я ненавижу себя за всё это. И не только. Это лишь малая доля моего груза, — больше он не может ничего из себя выдавить, крепко сжимая в ладони лацкан жилетки в надежде, что этот простой жест сможет озвучить то, что не может быть высказано словами. Не оставляй меня. Я не могу больше. Будь моим океаном. — Я не хочу умирать. Я хочу жить, — «с тобой» остаётся невысказанным. Но Эйден слышит, видит в слабеющей хватке пальцев, в лихорадочно блестящих карих глазах, в часто стучащем под кожей сердце. — Это хорошо. Я уже подумал, что придётся самому учиться серфингу. Усмешка Хакона обрывается всего секунду спустя, когда на пол приземляется Лоан. — Что ж, поворковали и хватит. Эйден, отойди. С такого расстояния я не промахнусь. — Серьёзно?.. — Эйден не моргая смотрит в глаза девушке, прижимая к себе крепче окончательно обмякшего Хакона. — А ты как думаешь? Он заслуживает смерти за то, что натворил, — Лоан зло цедит слова сквозь зубы и сотрясает арбалетом. — Тогда начни с меня, Лоан. Я натворил куда больше и забрал этими самыми руками столько жизней, что тебе и не снилось. Твори справедливость по совести или справедливость у тебя избирательная? — Ты не… это не так. — А я не вижу разницы, Лоан. Пусть наша дружба не будет помехой — наказывать так наказывать. Арбалетный болт втыкается рядом с ногой Эйдена, следом летит смятый листок, в котором смутно угадывается список жертв Лоан. — Ты сумасшедший, ты знаешь это? — тихо произносит Хакон, едва заметно дрожа. — А были какие-то сомнения? — почти оскорбленно отзывается Эйден. Мужчина смеется, сначала почти беззвучно, затем всё громче и громче, пока не охрипнет. Эйден философски пожимает плечами и одним рывком ставит его на ноги. — Я могу к этому привыкнуть. — К чему? — К тому, что есть кто-то ещё более отбитый, чем весь вместе взятый Вилледор. — Мне послышалось или это предложение руки и сердца? — Эйден крепко держит за пояс стоящего на дрожащих ногах Хакона и самозабвенно трётся носом об колючую щеку. — Мы только развелись. — А я не соглашался!