Каникулы с убийцей 2: Сделка с Дьяволом

Лес соединяет мое сознательное и бессознательное. Казалось бы, две противоположные вещи скрепились воедино для создания новой вселенной внутри моего тела. Мои ощущения — это моя история. То, что я чувствую, является частью меня. То, что я вижу, является дополнением меня. А то, что скрывалось в Мадисоне, раскрывается здесь, в этом лесу. Это — новый мир. Лес дал разрешение на то, чтобы я вошла сюда. Я врезаюсь в черные, прогнившие деревья, которых нет, но чувствую боль, которая есть. Я хожу по снежным, ледяным тропам, возникающие в моей собственной голове ради того, чтобы я шла по ним. Я поднимаю взгляд в небо, не видя его сквозь парящие ветки деревьев, но мой мозг отчетливо знает — неба здесь нет, но я способна поднять к нему свои глаза. Бессознательное мешается с сознательным. Кроны леса создают мой путь. Я иду туда, куда указывают деревья, только что возникшие в моей дороге. — Джек, это туман?! Туда ушла Холли! — Дура, если они тебя поймают, кричи как можно громче! Ты слышишь меня?! Крик — это обычное явление для человеческих связок. А здесь все необычное, особенное. Если я захочу закричать, я не закричу, Джек. Это будет иллюзионной имитацией моего рта и бессознательным страхом в моих глазах. А сколько мне идти? Наверное, нисколько. Время — главный враг этого леса. Часы указывают на реальный промежуток пространства, а пространство в лесу с каждым разом проходит миллисекундную жизнь, чтобы возродить новую. Здесь нет места временным реалиям. Всё относительно. Даже те деревья, которые возрастают на моем пути, чтобы я врезалась в них своей сознательной головой, у которой нет сознания. На некоторых стволах я вижу темно-фиолетовое сияние. Оно привлекает и отталкивает взгляд одновременно. Наверное, это тоже розыгрыш от моего и так слабого мозга. Почему фиолетовое? Оно же должно быть красным. Разве нет? Я слышу чьи-то крики. Очень приглушенные. Туманные. Мне кажется, я дошла до новой истории, и она меняется с каждым вздохом. А я еще не задыхаюсь. Только глаза ведут себя очень странно. Мой мозг генерирует палитру, и черные, сожженные стволы деревьев мешаются с прозрачным цветом льда, холода и одиночества. Компоненты создали оттенок, который я раньше никогда не видела. Он такой… шершавый, бледный, голодный, скупой. Некрасивый. Но теплый. Трогать его одно удовольствие. А снег больше не белый. Он пустой. Такой наглый и влюбчивый. И любит ухаживать за своим садиком по утрам. Я не вижу снег; это смесь оттеночных свечений, обволакивающие мои зрачки и воссоединяющие новые цвета в другие, не новые. Наивысшие. Понимать их существование — наслаждение. Ведь знать, что ты идешь по новому снегу — наивысшая награда. Жадно оглядываюсь по сторонам. Ловлю новые образы. Я принимаю то, что дает этот лес. Джек прав. Я такое больше нигде не увижу, и мне не должно быть страшно. Страх — это сознательная эмоция, а в этом лесу не места тем вещам, которых можно потрогать, ощутить, вдохнуть. Тут нет страха. Есть только я. Но меня больше никогда не будет с каждым новым шагом. И это так нереально осознавать. Я… правда не знаю, куда мне себя деть. Мои ноги могут пойти куда угодно, но в то же время — в никуда. Голова может повернуться налево, к темно-салатовому свечению на бледно-синих деревьях, но разве она повернется обратно, в привычное положение? Возможно, если я начну сильно крутить головой, мышцы распустят кожу? Ведь тут столько дорог. И столько вещей. Малейшее движение тела открывает новые миры, которые я не успеваю рассмотреть. Шея активно, беспощадно разворачивает моё лицо, чтобы оно не опаздывало на новое бессознательное представление. Оно почти успевает. Но не так, как мне бы этого хотелось. Кажется, голова начинает свисать с плеч. Мышцы рвутся. Я слишком сильно дергаю головой, пытаясь успеть. Руки пытаются остановить движение моего бессознательного, но мозг работает слишком стремительно. Чувствую, как острая ветка приятно-розового дерева зацепилась за мою куртку, в области предплечья. Она не дает мне двигаться по дорогам, по которым я должна идти. Я не успеваю! Они исчезают, а я не успеваю по ним идти. Блядская ветка… С тихим стоном делаю рывок, освобождая себя из плена. Лес зашьет куртку. Я уверена, что он проходит курсы шитья по пятницам в восемь-сорок. Чёрт. Лес такой сильный, а я слабая. Мне предстоит долгий путь понимания того, что он пытается мне сказать. И надо просто идти. Ветки белокурых деревьев, покрытые золотистым льдом, шевелятся передо мной, мягко проводят по щечкам. Они сгущаются, … они не дают мне идти! Какого хрена из стало так много? Почему они шевелятся? Почему они вообще здесь? Разве в лесу могут быть деревья и ветки?! — Пошли вон! Убирайтесь прочь! Твари! С каждой вырывающейся фразой горло хрипело. На голосовые связки пролили кислоту. Мягкие ветки деревьев подхватывают и оттягивают кожу моего лба. Они помогают друг другу, приоткрывая мои губы и изучая зубную полость. Их цвета молниеносно переливаются, до такой степени, что мозг не узнает оттенки. Они все серые. Сознание устало, оно не успевает обработать информацию. На него свалилось слишком много задач. Глаза крошатся на мелкие кусочки и сыплются на мои ладони бездарными крупинками. — Глаза! Больно! С каждой вырывающейся фразой я слышу, как шипят мои глазные яблоки. Им больно. Они видят слишком много, и им просто надоело. Я нагрузила своё тело, пожиная плоды собственных бессознательных заблуждений. Мозг зашел слишком далеко. Мне надо спрятать свои глаза от этого. Жмурюсь, заталкивая зрачки глубоко под кожу. Обхватываю руками лицо, чтобы не давать новым образам проходить через меня. Я закрою всё: глаза, уши, рот, нос. Не должно быть ни одного отверстия, куда бы мог пройти этот лес. — Хватит! Мне больно! Я не знаю, кричу ли я сейчас от боли. Рот выглядит так, словно издает какой-то звук. Но разве это важно? То, что находится в реальности — не находится здесь. Мой крик останется в Мадисоне. Здесь я не смогу выражать себя по-настоящему. И, наверное, мне придется ослепнуть. Я отключу зрение ровно до того момента, пока не выйду из своего сознания. Да. Я так и сделаю. Или… Я ослепну? — Я… ослепну? — Мой шепот остановил моё тело. Руки вцепились в мою голову, как клешни. — Ослепну, … туман… ослепляет… блять… Блять!.. вот блять. Где Джек? Оливер? Где мой фонарь? Как открыть глаза? А как выглядят фонари на деревьях? Каким они цветом? О, боже… Сквозь боль приподнимаю ресницы и осторожно раскрываю пальцы, осматриваясь через их щелки. Мои голосовые связки вянут от противных стонов. Но мне нужно найти хоть что-то! Смотрю. Смотрю. Пытаюсь увидеть то, что должна вспомнить. Я не знаю, разворачивается ли моё тело или это бессознательные образы крутятся вокруг меня. Оглядываю очертания чего-то длинного и вертикального. Наверное, это дерево. Моя осознанная правая рука, кажется, смогла дотянуться до ствола и ухватиться, чтобы не дать телу упасть. Глаза разъедает, как будто их едят собаки. И ствол дерева тоже разъело. Это была галлюцинация. Ищу. Ищу хоть что-нибудь. Я не могу выключить свой мозг, иначе не смогу вспомнить кто я, зачем сюда пришла и кто мне может помочь. И это сводит с ума. Сжимаю глаза одной рукой, а второй — просто тянусь вперед. Я хочу ощутить то, что находится здесь. Я не хочу больше быть в этом бессознательном! У меня началась одышка и паника. Мозг не может переварить то, что видит, и начинает судорожно переключать режимы. Каждая клеточка тела шевелится вместе со мной, я двигаюсь слишком быстро. А возможно, я уже вообще не двигаюсь. Не понимаю. Но приятно осознавать, что движение в моих больных глазах продолжается, и это поможет найти истинный путь. Меня что-то толкает. Пинает мое жалкое, измученное тело из стороны в сторону, словно ненужную игрушку. Галлюцинации эволюционировали и вылезли наружу, приобретая энергетически действительные формы. Они могут трогать меня. Они могут разорвать меня на куски. Они могут повалить меня на землю. Они… только что повалили меня на землю. Держусь. Я держусь изо всех сил, облокотившись на землю и не переставая тереть глаза от лютого жжения. Сквозь боль и страдания ресницы приоткрываются, и я вижу перед собой какой-то предмет. — Ты… существуешь? — Спрашиваю я так тихо, как будто здесь нельзя шуметь. Я боюсь его спугнуть. Не хочу больше видеть эти галлюцинации. Я хочу знать, что передо мной находится что-то реальное. Выставляю перед собой руку. Тянусь к тому, что хочу потрогать. Как же я этого хочу… — Не бойся, — громко шепчу я, пытаясь выглядеть доброй. — Я не обижу, … просто потрогаю тебя. И всё. Кончик среднего пальца слегка касается очертаний предмета, но я ничего не чувствую. Мысленно из моего горла вырывается отчаянный рёв. Но я не сдаюсь. Поддаю ладонь ближе к предмету. Даже если он начнет рассеиваться, я постараюсь его поймать. И как только четыре пальца смогли прикоснуться к тому, что я вижу, что-то случилось. Механизм двинулся. Снег рассыпался передо мной. Хватило секундного осознания, и я резко оттягиваю руку на себя. Сквозь ресницы смотрю, как части предмета молниеносно захлопнулись и скрепились между собой, быстро подпрыгнув и так же быстро опускаясь. Кричу от испуга. Громкий хлопок механического капкана словно облил меня ледяной водой. Ноги отпинывают землю, и тело начинает пятиться назад. Руки и ноги помогают мне ползти в неизвестность, пока спина больно и оглушительно не врезается в препятствие. Чувствую, что на меня что-то посыпалось. Ошарашенно шевелю руками, отгоняя всё прочь. Плачу. И кричу от беспомощности. — Помогите мне! Кто-нибудь! Ноги продолжают отталкивать землю, но я не двигаюсь. Что-то заблокировало мой путь. Глаза продолжают неистово кричать от боли вместе со мной. Но, кажется, со мной еще есть сознание. Через несколько секунд я поняла, что уперлась в дерево. В самое настоящее, реальное дерево. Я удивленно поворачиваюсь назад себя и хвалю небеса за то, что смогла найти здесь что-то реальное и не устрашающее. Трогаю ствол одной рукой, и он помогает поднять меня на ноги. Думать стоя намного эффективнее, наверное. А надо думать. Думать. Думать. И что мне делать? Где вообще все? Куда я ушла?! Как отсюда выбраться Предупредительный инструктаж. — Предупредительный инструктаж… Фонари… — плача, озвучиваю свои мысли. Вялыми ногами обхожу дерево, боязно ища хоть какое-то свечение. Одной рукой шарю карманы куртки и натыкаюсь на то, о чем вспомнила. — Фонарик… я убрала его в куртку Безжалостно к куртке вытаскиваю фонарик из кармана, направляя его себе на лицо. Вижу свет. Ресницы распахиваются так сильно, словно давая глазным яблокам выбраться наружу. Неприятно держать глаза в таком положении, но под свечением карманного фонарика мне чудом удалось найти большой фонарь, прикрепленный на дерево. Хватаюсь за него ладонью и приближаю к свечению лицо. — Я еще… не ослепла… Зрачки почти расслабились. Свободной рукой хаотично продолжаю шарить по карманам. Я хочу сделать то, что никогда бы в жизни не сделала. Но что мне еще остается? Нахожу бутылек с жидкостью, который однажды дал мне Джек. Черт с ним. Черт с моим сознанием. Оно и так испорчено. Не задумываясь о последствиях, я выпиваю её. Наверное, я наивно полагаю, что это сможет мне помочь. Но мне надо сделать хоть что-то. Пытаюсь успокоить накатившийся страх. Мне удается видеть лишь расплывчатые линии предметов, которые не имеют определенных форм или цвета. Всё серое, тусклое, холодное и чертовски страшное. Я принимаю отголосок спасительного свечения, и с каждым вздохом боль в глазах утихала. Словно меня прокапали. Это вызывает на моем лице слабую, почти счастливую улыбку, но ненадолго. Я вспомнила, что сейчас нахожусь одна в неизвестном пространстве, в неизвестном образе и без возможности адекватно видеть, мыслить и чувствовать. Вокруг только слабая я и сильный лес, который действительно порабощает мое и так нестабильное сознание. Я не слышу тех, с кем пришла. Я не вижу ничего, кроме свечения странного фонаря. Всё неожиданно стало спокойно, но разве это то, что мне нужно? Стараюсь утихомирить дыхание. — Джек говорил про туман… — Пытаюсь осознать я. — Я не вижу цвета, потому что всё покрыто туманом, да? Не решаюсь поворачиваться и осматриваться. Я примкнула к действию свечения спасительного фонарика, как беспомощный мотылек. — Он говорил, что если наступает туман… — Сумбурно закрываю и открываю глаза, пытаясь привести их в чувства, — значит рядом… тот… — Надо же! Джек опять испортил мои деревья-деревья! От резкого, стремительного возгласа тело машинально подпрыгнуло на месте. Я не успеваю уследить за происходящим, как вдруг лампа с громким грохотом разламывается на осколки, а дерево наклонилось от стремительного удара огромного, почти черного топора. Вскрикиваю от неожиданности; лезвие топора почти проломило дерево на две части, красуясь на месте моей спасительной лампы, которая… Лечила мои глаза. Она разбилась. Ее осколки мягко упали на снег и мои ботинки. На мгновение мое тело онемело от ужаса, который я сейчас могу испытать. — … тот мужик с топорами! Тоби! Наверное, это выкрикнула не я, а испугавшаяся не на шутку душа. Я подрываюсь с места, вновь прикрыв глаза от навязчивого жжения. Вокруг продолжают маячить странные линии. Отбиваюсь руками, параллельно ухватываясь взглядом под ноги, выслеживания капканы. Даже не знаю, отчего умереть страшнее: от того, что тебя разрубит капкан или тот… чувак. Мычу от страха, не понимая, куда бежать и что делать. Джек говорил, что бежать от них бесполезно. Я прорезаюсь между пространствами, не переставая кричать и колоться ветками деревьев, а через несколько секунд беспорядочного бегства торможу, когда прямо передо мной появляется… его перевернутое тело. Перевернутое?! — Гирлянды! — Мужчина повис перед моим телом в перевернутом с ног на голову положении, и это напугало меня еще больше. Не двигаюсь. Скриплю зубами от страха. — Джек готовится к рождеству-рождеству и вешает сюда гирлянды, да? Молчу. Джек сказал, с ними нельзя говорить. Их нельзя бояться. Черт! Я хоть и адекватно мыслю, но разве я могу не бояться этой чертовщины?! Я плохо вижу сквозь ресницы и нарастающий туман, но, кажется, понимаю: этот чувак повис на толстой ветке дерева ногами, тем самым перевернув себя головой к земле. Его одежда очень странно не поддается силе гравитации; куртка, штаны и бледно-желтые очки выглядят, словно пришитые к телу. Не спадают вниз и даже не шевелятся. Даже неопрятные, взъерошенные волосы … они остались на месте. Он словно обманул силу притяжения! Тоби держит двумя руками второй устрашающий топор, прижимая это орудие к груди, и я чувствую на расстоянии, как его пальцы судорожно перебирают деревянную рукоятку. — Мне надоело их снимать-снимать! — Он сумбурно произносит свои фразы и комично улыбается, прокручивая глазами вокруг оси и дергая топором к земле. — У нас с Маски нет ощущения праздника, и Джек не сможет привить нам это чувство восторга-восторга! Он думает, что мы детишки?! Нет-нет! Это неправильно, девочка! Ну скажи, разве это правильно?! Он должен считать только цифры! Это же математика! Почему он считает только то, что мне-мне это нравится?! Продолжаю молчать и светить глаза карманным фонарем. Я не могу двигаться. Я не знаю, что ему нужно. Я не знаю, куда мне бежать. Тело Тоби неестественно дергается. Кажется, его ногам тяжело удерживать равновесие под таким давлением, но тот справляется. Держит себя головой вниз. Но зачем? — Когда мы тебя отпустим, передай ему, что меня-меня это раздражает! Я очень зол! — Его тик такой сильный. Руки почти расслабляются и теряют топор, но удерживают его, кажется, из последних сил. Наверное, он делает это неосознанно. Словно его бьет какой-то мощный ток. — Но мы с Маски благодарны ему, что он привел тебя сюда. Очередной выкрик из моей глотки прошелся по туманному лесу. Тоби мгновенно подтянулся, спрыгнув на землю с неимоверной скоростью и перехватив топор в действенное положение. Он играючи прислонился головой к сверкающему, отполированному лезвию, будто проверяя того на остроту. Иногда его шея продолжала неприятно подрагивать. — Капканы созданы для твоего рыжего хвостика-хвостика, — ласково проговорил тот, надвигаясь на меня своей огромной, устрашающей тушей. Мой мозг активно начал продумывать план спасения. — Его зубья помогут разрубить костяшки на ножках, и мне будет легче переваривать их мясо в своем желудке! Ну, нихрена себе… И как тут можно придумать план спасения?! Джек, прости, что я тебя не послушала. Мне не выбраться, и я знаю это. Я не могу думать так четко, как ты планировал. Мне страшно. Глаза выедает. Плач не останавливается. А передо мной очень сильный, быстрый чувак с сильным, быстрым топором, который хочет полакомиться мясом с моих ножек. Да, я понимаю, это конец. Джек пытался спасти меня, а я не послушала. Потому что я слабая и бесхребетная дура, ничего не смыслящая в этой жизни. Надеюсь, ты позаботишься об Оливере, ведь он оказался адекватнее и умнее меня. В какой-то степени, мне приятно это осознавать. Но тем не менее, я приношу извинения Джеку за то, что не верила в его добрые намерения. Он дал мне инструктаж, который я прошляпила. А теперь я понимаю, что Джек был прав. Я не смогу убежать и дать отпор. Да, перед смертью я вспомнила все твои слова по отношению ко мне. Если они меня поймают, то я должна… кричать. — … кричать, — шепчу я, когда вслух смеющийся Тоби наклонился ко мне. Джек сказал кричать. Я помню. Он сказал кричать, как можно громче! Твою мать! А если сработает?.. — Болят глазки, да? — Тоби бесцеремонно толкнул меня во что-то твердое. Я снова уперлась в дерево, спустившись на корточки от страха и бессилия. Его голос был словно игрушечным. — Как бы мне хотелось сделать им массаж, продавить их внутрь пальчиками-пальчиками… У меня нет выхода. Сделав глубокий вздох и примкнув ноги к себе, я заверещала как сумасшедшая. Глотка, словно ожившая, издает дикие, отрывистые крики наперекор всему, что здесь происходит. Я просто сижу на одном месте и кричу, иногда прерываясь на захват нового воздуха для новых порывов. Руки невольно начали биться о землю, чтобы создать больше истерики и шума. Стараюсь издавать рев настолько сильно, чтобы Тоби подумал, что я горю заживо. Скорее всего, он так и подумал. Тот, видимо, от неожиданности, отпрыгнул от меня на несколько шагов назад и, я бы сказала, резко сменил свой победный настрой. Он… не понимает, что я делаю. Продолжаю кричать изо всех сил, давя на голосовые связки и даже не помогая себе диафрагмой. Наверное, если мне удастся вернуться домой, я потеряю голос на несколько дней. Зажмурившиеся глаза помогают мне сосредоточиться, и я слабо вижу, что происходит вокруг. Джек, конечно, подсказал правильную вещь (с учетом того, что я до сих пор жива), но он не уточнил, сколько кричать по времени. Кстати, хороший вопрос… — Эй-эй, перестань! — Слышу рядом со мной, на секунду остановившись, чтобы набрать очередной воздух. — Я же ничего не делаю! А этот Тоби опешил. Это странно. Ну, в принципе, тут все странно. И то, что я делаю, это тоже странно. Может, для Тоби это самое странное поведение жертвы в его жизни: он еще даже не отрубил мои ноги, а я уже верещу, как загнанная свинья с разрезанным брюхом. Горло устает орать. Я тоже устала. Мой крик неприятен мне же самой. Хочу это прекратить. Эй, Джек, а что я должна делать после того, как прокричалась на свое здоровье? Начинаю кашлять. Задыхаться. Рот не успевает набрать нужное количество воздуха. Наверное, на этом мое спокойное положение заканчивается. Спасибо, Джек. Я и голос сорвала, и ноги… потеряла. Точнее, вот сейчас потеряю. Мне удается сделать последний крик перед протяжным обессиленным вздохом, как вдруг… — Холли! Холли! Приглушенный голос Оливера? Он услышал меня? — Оливер! — прокряхтела я, оборачиваясь назад. Именно оттуда издавался крик моего брата. Они… они рядом! Джек сказал кричать, чтобы они смогли меня найти сквозь туман?! Оригинально… К сожалению, свое имя Оливер не сможет услышать. Я не могу нормально разговаривать. Но несмотря на это, надежда наполнила мою душу. — Ой-ой, проблема-проблема! Надежда наполнила душу ровно до того момента, пока я не почувствовала, что меня резко подняли с земли за талию. Одной свободной рукой. Настолько резко, что потрескались все сухожилия. Так грубо и беспощадно. В панике руки и ноги брыкаются, извиваются под напором властных, величественных рук мужчины; он перекинул тельце своей жертвы на плечо и не обращает ни малейшего внимания на мои попытки высвободиться. Кричать становится невыносимо, но это единственное, что мне остается делать. Вижу очертания лезвия топора рядом с моим лицом. Кажется, Тоби успел убрать его за спину, пока я кричала. Или это… третий топор. Не знаю. Я ничего не знаю. Не вижу, куда мы направились. Я больше ничего не вижу. Карманный фонарик вылетел из рук от сильнейшего захвата. Или испуга. Джек на меня разозлится, наверное. — Ты меня пугаешь своими криками! — Слышу рядом с собой. — А когда тебя на ручках носят мужчины-мужчины, ты тоже так делаешь?! Нет-нет, ты не должна так делать! Я, между прочим, помогаю тебе добираться до места, ведь твои ножки выглядят такими ослабленными… такими-такими… худенькими… Чувствую, как меня слабо схватили за бедро правой ноги, обволакивая его пальцами и спускаясь всё ниже, мягко поглаживая, иногда зажимая и прижимая к себе. Возмущенно брыкаюсь и до сих пор пытаюсь придумать хоть что-то. Стучу кулаками по спине Тоби. Мои попытки освободиться кажутся очень сильными, но сознание прекрасно понимает, что всё, что кажется, не является правдой. Тело выдохлось, и меня слишком легко подчинить к себе. Почему-то мозг под критической ситуацией начал работать быстрее. В голове появилось так много ненужных мыслей. Кажется, что среди них я смогу найти вариант собственного спасения. Голова активно двигается и осматривает территорию. Ветки деревьев кажутся магнитом для моих рук; они хватаются за всё возможное, чтобы не дать Тоби двигаться, но, наверное, отдернуть меня от веток — слишком простая задача для него. Он перестал говорить со мной, делая то, что ему нужно. И это меня тоже пугало. Он выглядел слишком решительным. Он знает, куда идёт. Я бы тоже хотела это знать. Замечаю, что мы обошли капкан. Я вижу его позади нашей дороги. Мозг думает слишком быстро. Его единственная задача — спастись. Я не успеваю уследить за собственными движениями. Ничего не осознавая, прогибаюсь назад себя, достаю одной рукой до лица мужчины и срываю с него что-то. Настойчиво вскрикиваю, замахиваюсь. И как можно скорее бросаю предмет к капкану. Тоби взбудоражился и обернулся назад себя. Клыки капкана жадно захлопнулись, и острый треск прошелся по туманному лесу. — Эй-эй! Ты что наделала?! По моим осязательным ощущениям я поняла, что стянула с него очки. Кажется, это были они. Не понимаю, не осознаю. Меня столкнули с плеч. Тело больно ударяется о землю, но я успеваю напрячь шею, чтобы не ударится головой. Кажется, у меня получилось освободиться… надо бежать… Мужчина подбегает к капкану и вытаскивает оттуда первый нашедший кусок пластика. Медленно поворачивается в мою сторону. — … А я к тебе по-доброму! Надо бежать. Надо бежать. На изнеможении подтягиваюсь руками, предпринимаю первые попытки бегства. Мне не удается открыть глаза, поэтому ползаю наугад. Мне надо звать на помощь, но горло… оно так устало кричать. В какой-то момент мне удается вскочить на ноги и пойти быстрым, но неуравновешенным шагом. Я врезаюсь в деревья и в собственные галлюцинации. Они унижают, плюют в меня, топчут грязными лапами. Интересно, как долго меня хватит? Руки из последних сил хватаются за деревья и ветки, сквозь полузакрытые глаза я пытаюсь найти спасительное свечение, чтобы дать себе отдышаться. Я не думаю о том, что Тоби может побежать за мной. Для меня это, на удивление, сейчас не самое главное. Мне надо успокоить свои глаза. Я больше не могу это чувствовать. Я не знаю, сколько плелась по лесу, пока мне не удалось найти то самое, нужное мне свечение. Мое учащенное, громкое дыхание действует на нервы, и мне так важно себя успокоить. Найти то, что поможет не чувствовать боль. Худой ствол дерева принимает мои объятия. Он помогает мне не упасть на колени. А спасительная лампа помогает глазам не размазаться по снегу мертвой лужей. Я жду, когда Тоби найдет меня. Думаю, ему не составит труда сделать это. Тем более, теперь я знаю основание своей гибели: не каждый будет в восторге от того, что кто-то ломает его имущество. Но я этого не делала. Это сделали мои руки. Я ничего не контролирую. Мозг направил сигнал рукам без моей помощи. Если я умру, я обвиню в этом свой мозг. Да. Так и сделаю. Нечего было так активно думать. Возможно, если бы мне удалось контролировать свои мысли, ничего бы не случилось. — Маленькая! Я не хочу за тобой бегать-бегать! Я не твой суженый! Его возгласы отзываются громким эхом в моей голове. Рычу от бессилия. Как же болит голова от всего этого… Ну когда же я уже отключусь? Когда же я упаду в обморок?.. Или что-то типа такого? Почему мозг снова говорит мне бежать? — Ты ведь чувствуешь мою вежливость?! А вежливость Маски-Маски? Разве для этого я полирую свои топоры?! Нет-нет! Они предназначены для того, чтобы проломить твой маленький, глупый череп! Вновь вскрикиваю. В ушах раздался звон разбитого стекла. От испуга руки прикрывают лицо, а ноги отходят в сторону. Сквозь налившийся, загустевший туман вижу, как очередной топор моего мучителя воткнулся в дерево мертвой хваткой. Кажется, Тоби опять разбил лампу, которая помогала мне жить. Да блять… сколько можно уже?! Снова обессилено ползу. Куда — не знаю. А что мне еще остается? Наверное, когда-нибудь у него закончатся топоры. В ход пойдут его руки. Надеюсь, он задушит меня так же «вежливо». В какой-то момент чувствую, что сзади кто-то схватил меня за плечи. — На тебе-тебе не должно быть ни царапинки, ты понимаешь? — как-то грустно шепчет голос Тоби, и я начинаю плакать сильнее. — Не волнуйся за очки-очки. У меня есть запасные. Просто перестань убегать. Я не умею обращаться с женщинами безболезненно. Нет-нет. Я не научился… Маски тоже сложно-сложно. Пойми же ты нас с Маски! Подозрительно легко вырываюсь с глухим стоном, продолжая движение и цепляясь за последнюю надежду. Я правда стараюсь не слушать то, что Тоби говорит мне. Джек сказал, что с ними нельзя разговаривать. Наверное, он не зря вставил этот пункт в список предупредительного инструктажа. Мне больно двигаться и думать. Чувствую, как сильно пульсирует моя голова. Она разваливается. Ее пепел аккуратно падает на бездушные ветки разноцветных, ненастоящих деревьев. Мозг провертели через мясорубку несколько тысяч раз. Наверное, из моего расколотого черепа уже вытекают струйки мозговой жидкости. Они противно воняют. Процесс разложения начался слишком быстро. Я не понимаю, чем думаю. Я даже не осознаю, думаю ли я вообще. В какой-то момент всё стихло. Тишина начала отскакивать от одного ствола дерева к другому, иногда прилетая мне в ебало. И это продолжается довольно долгое время. Не понимаю, что сейчас происходит. Наверное, я уже не пытаюсь ползти и просто сижу на одном месте. Изо рта выходят слабые, зовущие помощь вздохи. Ничего не вижу. Жду, когда я мягко упаду на землю и перестану чувствовать ноющую боль по всему телу. Но… неужели я настолько живучая?! Это отвратительно осознавать. Померла бы — да и всё. Надоело мучиться. А может, я вообще умерла? Ведь за мной перестали гоняться. Я сижу в тишине, в темноте. Отдыхаю. Пытаюсь унять болевые ощущения, мягко массируя виски. Иногда тру глаза, которые перестали шипеть и медленно вытекать из глазниц. Почему им не больно? Я потеряла болевые ощущения? Я ослепла? А если попробовать… просто потянуть веки? Подушечки пальцев аккуратно касаются за веки и оттягивают их наверх, ко лбу. Ох, серьезно? Я всё это время сидела с закрытыми глазами?! Теперь я вижу свет, очертания деревьев, белоснежный снежок, камушки и каких-то назойливых мошек. Со мной всё хорошо? — Ах, … туман исчез? — шепчу я, медленно оглядываясь по сторонам. Да, определенно. Я вижу цвета окружающего леса четче, чем раньше. И глаза перестали болеть. Тоби что, обиделся, перестал меня ловить и просто ушёл? — Серьезно?! — жмурюсь я, не понимая происходящее. Подозрительно, конечно. Но теперь я чувствую себя безопаснее. Если тебя никто не ловит, у тебя обязательно появляется больше времени на обдумывание спасительного плана. Ну или, как минимум, идти можно не так быстро. Я бы сказала, теперь ничто и никто не помешает мне осмотреть лес. Как бы мне этого ни хотелось. Встать на ноги оказалось трудновыполнимой задачей, но спустя пару попыток — мне удалось почувствовать опору собственного тела. Я цеплялась за ветки деревьев руками, иногда царапая их. Пытаюсь не забывать о том, что здесь легко можно отрубить себе ногу; аккуратно шагаю, всматриваясь вниз. Кажется, от давящей на сознание тишины исходит слабый писк. Я слышу, как деревья качаются без ветра, как снег застывает в маленькие льдинки. Меня словно засунули в огромный лабиринт, где каждые очертания повторяют друг друга. Чувствую, как лицо расслабилось, и, наверное, сейчас я выглядела как Джек: обессиленной уродиной, с тяжелой, переваливающейся походкой и пустым взглядом. К сожалению, от Джека меня отличает только одно — он знает, куда идти. А я не знаю. Наверное, сейчас мне будет очень тяжело говорить или кричать, ведь совсем недавно я выселила из себя дьявола, вдоволь накричавшись на весь лесной округ. Но мне надо звать на помощь. Мне хочется, чтобы со мной кто-нибудь поговорил. Ну, или хотя бы спросил, как я себя чувствую. А я скажу что-то типа: «это какой-то пиздец, да пошли вы все нахуй с вашими этими сделками». Нафантазирую себе билет в другой город, а густой туман унесет меня на ручках туда, где спокойно. Где тебя не пытаются убить. Я накапливала в себе силы. Страх полностью вышел из организма, оставив в моей душе пустоту. Там ничего нет, и настало время заполнить ее новыми ощущениями. Например, непониманием от внезапно начавшегося мужского плача. Да, я слышу, как кто-то плачет. Останавливаюсь и прислушиваюсь, пытаясь выключить болевые ощущения в голове. Осознаю случившееся. Прислушиваюсь сильнее. Этот плач кажется таким искренним и жалобным. Он настолько громко отзывается в моей голове, что я могу слышать, как сопли текут по губам этого человека. Я не понимаю, откуда он исходит. Мозг забыл, где право и лево. Мне не страшно. Но любопытно. По крайней мере, у меня появилась цель, и я не иду по безграничному пространству. Понимаю, что мне придется остановить движение вникуда и найти место, в котором будет хоть что-то интересное, а не просто деревья и деревья. И еще тысячу таких же деревьев. Замечаю капкан, грустно ухмыляюсь. Обхожу его стороной. Плач становился всё громче и противнее. Почему-то мозг начал считать количество всхлипов. Наверное, я иду туда, куда нужно. И надеюсь, что это не очередная галлюцинация, иначе я рассмеюсь, как сумасшедшая. А хотя, ладно, кажется, мне надо рассмеяться прямо вот сейчас. Я нашла этого плачущего человека. Мне удалось заметить его тело чисто случайно: услышала треск ломающихся веток деревьев, обернулась, вздрогнувши, … А там, блять, Тоби. Не могу осознать и поверить в то, что вижу. Тоби, словно загнанная свинюшка, сидел под деревом калачиком, прикрывая своё лицо двумя маленькими веточками. Казалось, иногда его руки дергались, как будто он отгонял кого-то своим только что сорванным с дерева оружием. Его стойкое положение рук означало только одно: он защищается тем, что попалось под руку. Тоби действительно плакал, отворачиваясь от меня и иногда поскуливая что-то невнятное. Он не делал это наиграно и не пытался выдавливать слезы. Порой казалось, что мужчина хотел остановиться и успокоиться, но стоит ему только посмотреть в мою сторону, как слезы страха и ужаса накапливались вновь, а тело сжималось в большой шарик настолько, насколько это возможно. Я отчетливо вижу взгляд Тоби без очков. Глаза покраснели и выражали неподдельный ужас. Испуганно смотря на меня, он отрицательно мотает головой из стороны в сторону, закрывая щеки худенькими веточками. Я в ахуе, конечно. Вот это да. Он что, реально обиделся?.. От шока у меня не получается опустить брови. Делаю ненавязчивый шаг к мужчине, как будто от любого резкого шороха зависит всё, что здесь происходит. И тогда Тоби взвизгнул, как ошпаренный: — Не подходи! Я ничего тебе не сделал! Застываю на месте и просто… продолжаю ахреневать. Тоби словно подпрыгивал на месте; дрожь бешено била его суставы. Он не знает, куда деться. Веточки были слишком худыми, чтобы спрятаться за ними. Я не могла перестать смотреть на это: такой большой, грубый и шизанутый мужчина прямо сейчас закрывается от меня в оборонительной позе, не выражающей ни единой агрессии, и как только его взгляд соприкасался с моим, он, жалобно попискивая, резко жмурился и что-то шептал про себя. Я, конечно, помню фразу Тима: «Прокси идиоты», но… чтоб настолько? Или мне стоит вспомнить фразу Джека: «Не разговаривайте с ними, если они попытаются вывести вас на диалог»? Может, это всё спектакль, чтобы запудрить мои мозги? Хотя кого я обманываю, я запудрила себе мозги еще с того момента, как мы разминулись с Джеком и Оливером. Может, это вообще самая странная галлюцинация в моей жизни? Хотелось бы верить… А Тоби всё продолжает скулить, словно он потерял маму в большом торговом центре. — Не надо… я-я… я не хочу умирать… не убивай меня… — писклявым и зареванным голосом мычал Тоби. — Чего, блять?.. — не выдерживаю. Делаю второй шаг вперед. Мужчина, увидев это, заплакал еще сильнее. — Я-я… я-я… я сделаю всё, что ты захочешь… не делай этого. Мне кажется, кто-то из нас чокнулся окончательно. И это — я. По-любому. Делаю еще один шаг. Нахожусь в паре метров от его дрожащего тела. Его словно на сковородке жарят. — Нет! Не надо! — сильнее кричал тот. — Не надо-не надо! — Ну ладно, я стою! — прокряхтела я, выставив ладони перед собой. Это уж слишком. Он и вправду напуган. Я не понимаю, что происходит. — Не убивай меня, я не смогу-смогу себя защитить… не делай этого… — он собирает слезы, сопли и слюни руками, оглядывая меня взглядом, полным животным страхом, — не трогай меня, прошу-прошу-прошу-прошу… Тихо сажусь на корточки, дружелюбно моргая глазками. На самом деле, этим я пытаюсь проверить, не мерещится ли мне весь этот бред. — Ты же… ты же такой… — Расправляю руки, вырисовывая большое, мускулистое тело, а потом выставляю перед Тоби мизинец, — а я такая… — Я боюсь-боюсь твоего пальца, убери-убери-убери! — выл мужчина передо мной. — А что случилось? — решаю спросить. — Потерял… потерял топоры… их нет, — Плачет, обороняясь от меня ветками. — где мои топоры-топоры… только они делают меня сильным… я не могу их найти-найти… и теперь я слаб, и со мной можно делать всё-всё. — Что, прямо всё? — Я чуть было не посмеялась. Но это вообще не смешно. — Какой «немаловажный соперник», оказывается. — Пожалуйста-пожалуйста, не трогай меня, я не смогу защититься! — продолжал Тоби противным пищанием. — Помоги мне найти топоры-топоры-топоры… ты помнишь, они ведь вставлены в деревьях… да-да, я разбивал фонари, … я не могу их найти… С каждым произнесенным словом его плач становился всё сильнее, но, кажется, теперь мужчина перестал так сильно съеживаться. Он вывел меня на диалог. Прости, Джек. Но ведь… здесь что-то не так. — То есть ты хочешь, — начинаю я, сморщившись, — чтобы я помогла найти тебе топоры, которыми ты меня чуть не зарубил?! — Нет-нет-нет, ну разве я промахивался? — Тоби резко вытянулся, показав мне своё заплаканное лицо. — Владел бы я топорами, если бы не умел прицеливаться? Нет-нет. Я бы не делал этого. Но тело надо оставить целым-целым… — А, ну хоть на этом спасибо, — неприятно произношу. — И что ты сделаешь, если я помогу тебе найти топоры? — Я стану сильным-сильным, как лесная почва! Мышцы приобретут естественную для них форму, а моя голова будет способа призывать туман-туман… — Руки Тоби неестественно вырисовывали зигзаги рядом со мной, как будто он пытается полностью погрузить меня в процесс своего представления. Клянусь, он чуть было не ударил меня веткой, — я не могу этого делать… мне нужны мои топоры, ну пожалуйста-пожалуйста… Я опешила и чуть было не шлепнулась, ведь Тоби слишком сильно приблизился ко мне, моля о помощи. Его глазные яблоки налились кровью от плача. Он слишком возбужден. И я не знаю, что мне с этим делать. Не хочу выполнять его просьбу. Я не чокнутая. — Ладно. Я помогу тебе. Черт, мне кажется, что он действительно сейчас безобиден. Я бы даже сказала: обезоруженный и погладистый. Пушистый котенок в моих руках. Чувствую себя императрицей, смотрящей на ничтожную прислугу. Ведь после моих слов, Тоби всмотрелся в меня так по-доброму, как когда-то смотрел на меня отец. Его лицо продолжало слабо и некрасиво дергаться, но сквозь эту дрожь вижу, как уголки его губ поднимаются. Он рад. — Правда-правда? — тихо спрашивает тот, преданно наклонив голову, словно псина. — Да, — моей уверенности нет предела. Решимость уняла мою головную боль и придала новый веток размышлений. Джек, извини, что я тебя не послушала и во второй раз. Предупредительный инструктаж будет вырезан мне на груди раскаленными щипцами, я обещаю. И каждый раз я буду его перечитывать, если выживу. Он останется со мной навсегда. Джек, я даже разрешу тебе вырезать все нотации у меня на груди! И да, я буду без лифчика! Чтоб ты знал, насколько я ценю твои спасительные слова в адрес противных детей. Но сейчас… мне нужно поговорить с прислужником. Использовать свои губы, язык, голосовые связки. Если с ними говорить, они расскажут. Почему бы и не попробовать? Не буду ж я сидеть и плакать вместе с ним. Я действительно еще не такая чокнутая. — Маленькая, твоя помощь-помощь не останется без поощрения. — Тоби расслабился и поддался корпусом в мою сторону. Ледяные и шершавые пальцы мужчины медленно прислонились к моим скулам. — За услугу. — Отдергиваюсь от этих нелепых прикосновений. — Если ты сделаешь то, что я тебе скажу, я сделаю то, что хочешь ты. Идёт? — Ой-ой, я смогу выполнить любое-любое-любое твоё желание, даже… — Тоби сделал специальную таинственную паузу, — …самое сокровенное. Я и не заметила, как спасительные веточки были откинуты в сторону, а его пальцы вновь начали прикасаться к моим щекам. Он подключил две руки, мягко поглаживая ослабленную кожу лица. — Нет, я не буду такое просить. — Пока не отдергиваюсь. Не хочу спугнуть вновь. — Просто послушай, что я тебе скажу. — Я буду-буду, — не унимался тот, нежно, но властно продавив щеки подушечками пальцев. Не могу отцепиться от этого, его настойчивый взгляд словно приковал меня, — тем, кем ты захочешь меня видеть. Да-да, я прислужник, и я буду прислуживать. Ласкать твои пальчики-пальчики на ножках. Аккуратно сбривать на них отросшие волосы-волосы. Завтракать твоими подстриженными ногтями или мягко покусывать бедра, словно косточку. И нет-нет-нет, ты можешь не сдерживаться и давить мне на живот коленными чашечками! Я буду послушным, и ты можешь мыть грязные ступни об мой язык-язык! Ты можешь ходить по мне и прыгать, как на детском батуте. Хруст моих-моих костей будет делать тебя счастливой, я уверен! — Да хватит! — Я схожу с ума от того, что слышу. Аж глаза выпучились. — Мне это не нужно. — Жаль-жаль… — Я помогу тебе найти твои топоры, — вздохнула я, собирая уверенность в собственных мыслях, — если ты мне кое-что расскажешь. — Мне не нравится твой тон, маленькая. — Я вижу, что Тоби начал дрожать. — Но я могу сделать все, что ты захочешь. Я хочу найти топоры! Что же тебе нужно узнать-узнать? — Что здесь, блин, происходит! Вот, что я хочу узнать! — Пытаюсь казаться увереннее, чем есть на самом деле. — Расскажи мне, кто вы такие? Что вам от меня надо? Почему вы гоняетесь за мной и моим братом?.. Выполнишь мою просьбу, и я выполню твою! Чувствую, что после этих вопросов Тоби чуть было печально не растекся перед моим телом. Он сильно прикусил нижнюю губу, вновь начав тихо плакать, и его слезы лились так быстро, будто находятся на гоночной трассе. Капельки рассеивались на снегу и на моих штанах; мужчина склонился передо мной, касаясь носом и губами коленей. Я нахмурилась от непонимания. — Я…я-я… могу выполнить всё, кроме этого! — Ну да, а как же? — безэмоционально выдаю, устало вздохнув и наклонив голову к Тоби. — Неужели я вновь поверила в чудо о том, что узнать правду — это так просто? — Ты не понимаешь, не понимаешь-понимаешь!.. Где же мои топоры… — Понимаю. — Улыбаюсь. Продолжаю выполнять свой план. — Ничего. Я всё равно узнаю правду, и без твоей помощи. Надеюсь, тебе удастся найти свои топоры самостоятельно. — Нет-нет, не бросай меня, мне страшно-страшно! Тоби действительно напуган и не понимает, что делает. И эта жалкая псина сделает всё возможное, чтобы не остаться в одиночестве. Даже то, что он сделал сейчас. Он толкнул меня на землю. Ударяюсь спиной о снежинки и с испуганным вздохом принимаю огромное тело прислужника. Тоби повис над моим телом, опершись обеими руками на землю и не давая мне шанса перекатиться в сторону. Я в ловушке, и он не даст мне уйти. Я вынуждена терпеть, как его слезы продолжают катиться вниз, а потом ударятся о мои щеки. — Это моя просьба, Тоби, — не унимаюсь, подавляя в себе испуг. — Если ты не расскажешь, мы пролежим так до самой смерти! — Я не могу, — шепчет. — Нам запретили-запретили… запретили-запретили… — А что топоры не важнее, а? — дожимаю я мягким голосом. — Важнее-важнее… — Ну, не бойся. Я никому не расскажу. Сохраню это в тайне. Я тебя никому не выдам, обещаю. Господи, цирк двух уродов. Картина из говна и палок. Когда же Джек с Оливером спасут меня? Какой бы я ни была самоуверенной, ляшки трясутся, как бешенные. Не каждый день странный мужик наваливается на тебя в странной позе в странном лесу. Да ладно, не каждый мужик будет не против пообедать ногтями с пальчиков ног. Соглашусь, это тоже выглядит несносным. Мое сознание немного в шоке, я думаю. Оно настолько почернело, что вывело в мою голову гениальную идею — выведать правду. И я уверена, Тоби сломается. Буду ли я помогать ему искать топоры? Нет, конечно. Я же не дура. На самом деле, я еще не придумала, что сделаю после того, как Тоби выполнит мою просьбу. Буду импровизировать, так сказать. Сегодня творческие способности моего мышления мастерски вытаскивают меня из жопы. Надеюсь, не подведут и на этот раз. — Я сделаю то, что ты хочешь, маленькая… — Тоби привстает. — Ради того, чтобы снова-снова быть сильным! Я поверю тебе, и ты никому-никому-никому не расскажешь! — Да-да, не расскажу, — сухо сказала я, опираясь локтями о землю. — Но перед тем, как я начну рассказывать, можно я возьму тебя за ногу-ногу? — Чё?.. — Не стесняюсь и выражаю перед Тоби полнейшее негодование на лице. Заебись вопрос. — Мне спокойнее, когда я держу в руках-руках женские опорно-двигательные конечности, — воодушевленно мурлыкал Тоби. Его пальцы витали вокруг моих ног, не касаясь их. — Я не ребенок, и мне уже не нужно пить молоко-молоко из женской груди. Это не может быть правильным! Я большой человек! Меня успокаивает большое, мягкое, нежное-нежное… мясистое и тонкое… — Ну, ты, наверное, можешь, — ахреневаю. — Но не сильно и… ой! Я вздрогнула, когда в меня вцепились твердой хваткой. Рука Тоби настолько большая, что ему не составило труда обернуть в ладони мою голень. Вижу, как мужчине страшно и тревожно, он неприятно дышал, пытаясь привести себя в чувства. Зажмурил глаза, как будто прогоняя беспокойство. В ход пошла вторая рука, и каждое нервозное поглаживание моего колена унимало в нем дрожь и судороги. — У меня сейчас крыша поедет… — почему-то сказала я. — Нет-нет, — прошептал тот, слабо улыбаясь и не переставая наглаживать мои колени. — Держи её при себе-себе. Блять, ну постараюсь. Надеюсь, эта ситуация будет самой странной за сегодняшний день. А то черепушка точно отъедет. Не сказать, что мне приятно. Скорее, дискомфортно, но, несмотря на страх, даже немного заводит. Наверное, каждая женщина в глубине души мечтает повелевать мужчиной и заставлять его возжелать запретное. Мне стоило, я думаю, поиграть немного перед тем, как я узнаю правду. Ну, например, заставить Тоби вспомнить все слова мольбы и уговоров. Жалобно скулить передо мной и просить разрешения на прикосновения. Но нет на это времени и желания. Мало ли, Тоби начнет жевать мои ноги от перевозбуждения и восторга. Не хотелось бы. Не на такой исход событий я рассчитывала. Он всем сердцем и душой полирует мои ноги. Снимать с них снежинки, которые мешают ему разглядеть каждую распускающуюся ниточку на штанах. Меняет темп и силу нажатий, словно сдерживает восторг и растягивает удовольствие, после которого следует расправа. Тоби начинает машинально кусать губы, наверное, представляя, что сейчас кусает мои пальчики на ногах. Восхищенное лицо прислужника не сравнится с тем, что называется искренней любовью. — Эй, я жду, типа… — решила напомнить о себе я. И тогда Тоби, понимая, что ему придется отстраниться, начал слабо оглядываться по сторонам. Видимо, ему стоит проверить, что никто не услышит его запретные слова. Аккуратно наклоняется ко мне, беспокойно улыбнувшись и тут же спрятав улыбку: — Маргарет попросила нас… — Моя мама?! — удивленно вскричала я, но мужчина тут же недовольно шикнул в моё лицо. — Тшш! Тихо-тихо! Тебе нельзя было это знать-знать! — Тоби приподнял мою праву ногу, перекинув ее себе на предплечье, чтобы получше рассматривать. Он не хотел смотреть в мои глаза. Ему было стыдно. — Ты нужна для запчастей, Ирочка хочет забрать их у тебя. — Каких запчастей? — Мигён-Мигён. — Да что это такое или кто это такой, блин? — говорю я таким же напряженным шепотом. — Меня что, хотят расчленить?! — Нет-нет, Маргарет и Ирочка не хотят делать тебе больно, — продолжает тот, ускоряя темп поглаживаний. — Они защищают тебя. Не дают в обиду-обиду. Если мы с Маски тебя покалечим, они сказала, что отправят нас в ад. Я не хочу-хочу в ад! Там, наверное, так горячо! А Маргарет сказала, что мы должны делать задание очень-очень… очень-очень осторожно… очень осторожно! Прислужник задрожал. — Кто такая Ира? — Старшая дочь одного из главных-главных наемных убийц компании, она помогает Мигён окрепнуть. — Что такое это «Мигён»? — кажется, я сейчас умру от непонимания. — Оружие. Сверхчеловек. Наше бессознательное в реальном мире. Но ему не хватает деталей, чтобы компания продолжала работать-работать. Ты можешь не беспокоиться, потому что ты будешь жить-жить. Они просто заберут у тебя запчасти, а потом мы с Маски выведем тебя из леса, честно-честно! Нам так Маргарет наказала… — Мама поэтому попросила меня приехать? — Да-да, она сказала ждать твоего возвращения! Точно-точно! — А Джек что-то знает об этом? — Сержусь. — Не-ет! — испуганно протянул Тоби, наклонившись сильнее. Чувствую, что его пальцы слишком сильно давят на мои ножки. — Студенты-студенты не должны об этом знать-знать, иначе начнется война-война. Ирочка снова будет плакать, и тогда случится что-то очень-очень плохое. Ты пообещала не рассказывать никому о том, что знаешь. Я верю тебе и твоей человечности! — Я нужна для запчастей оружию, чтобы компания продолжала работать. — Обдумывать то, что я услышала, очень тяжело и неприятно. Но пока есть шанс, я должна узнать больше… — Что за компания? — Организация Милленгтонов! Бывшие сотрудники хотят продолжение, они хотят пойти дальше-дальше-дальше! — Ну, а если вы заберете у меня эти запчасти, — не останавливаюсь в своих мыслях, — что тогда будет? — Будет… будет-будет… — Почему-то Тоби остановился, словно не знал правильного ответа. Кажется, что его пальцы скоро проткнут мою одежду. — Будет всё, что вы захотите, я думаю. Папа даст вам всё. Папа не оставит вас-вас. Он будет жить-жить внутри вас. И тогда ваши тайные, бессознательные желания вылезут наружу, как и у Мигён! — Ну, не хотелось бы, — выношу свой мерзкий вердикт. — Нам надо идти-идти! — Тоби прижался к моей правой ноге щекой, мягко потирая ее. — Я без топоров — как ты без ножек-ножек. Не могу жить полноценно, да-да! Ты ведь правда поможешь мне? Ох, Тоби. Прости. В голове так много мыслей, и они правда мешают импровизировать. План мастерски провален, ведь мне до сих пор не хочется давать тебе в руки оружие. Ты мне нравишься больше, когда не пытаешься гнаться за мной и поглаживаешь мне ножки. Он и правда делает это очень изысканно. Я не узнала ту правду, которую хотела, ведь после рассказа прислужника появились еще тысячи непонятных вопросов. И это никак не мешается с тем, что Джек рассказывал в первый день нашей встречи. Даже не знаю, что и чувствовать: предательство, боль, мозговую взбучку или желание узнать нечто большее? Наверное, мне стоит подумать об этом позже, ведь настал мой ход. Что бы придумать такого? В глазах Тоби я вижу надежду. Интересно, что будет, если он уличит меня во лжи? — Да, конечно, — мило улыбаюсь я, якобы получив желанное и готовившись исполнить просьбу мужчины. — Отыщем твои топоры. — Спасибо-спасибо! — Тоби слишком сильно надавил на мои ноги, отчего из горла выдавился маленький, тревожный стон. Мужчина встрепенулся. — Ой-ой! Мне стало слишком больно и холодно в правой ноге. Словно прошлись горелкой по свежей ране. Словно меня укололи двести комаров одновременно. Я скривила лицо и схватилась за больное место, почувствовав свою кожу вместо ткани штанов. И что-то липкое. Сквозь ресницы вижу, что Тоби начал сильнее нервничать. — Поранил-поранил-поранил, они отправят меня в ад! — забеспокоился мужчина, а вместе с ним — и я. — Я слишком сильно полюбил твои ножки, я слишком сильно их возжелал! И нет мне прощенья! — Черт… — ругнулась я, осматривая кровавые пальцы. — Больно… Тоби вскрикнул, словно ребенок, после моих слов, и взволнованно замахал руками. Кажется, что он действительно только что согрешил. Ну да, это правда походит на нечто дьявольское: проткнуть пальцами мои штаны, а следом — кожу… нечто поразительное. Вот, что делает с человеком любовь, видимо. Она настолько окрыляет, что, казалось бы, человек может делать всё на свете, и… — Тоби. Балбесина. Что ты делаешь? Мысли в моей голове застыли, как льдинки во всем лесу. Я не знаю, кто это говорит. Не к добру… — Мне нет прощенья-прощенья! — Краем глаза вижу, как Тоби снова собирает слезинки вокруг глаз. — Она поранена, что нам теперь делать?! — Дубина. Она облопошила тебя, как липку, а ты повелся. Вроде бы, я узнаю этот мужской голос. Вроде мягкий и спокойный, а вроде убийственный и разрушительный. Такой басовый. Неужели, это тот самый Маски? Мне типа хана, да? Вряд ли второй прислужник будет церемониться, ведь еще на нашей последней встрече я поняла, что он слишком глубоко может проникать в мою голову. — Я верю ей, она пообещала, что не расскажет! — кричит Тоби… куда-то наверх. Прогибаю голову туда же, закрывая открытую рану на ноге рукой, но никого не вижу. — Женщины — ведьмы. Она не хотела помогать тебе. — Да ладно?! — Он обидчиво посмотрел в мою сторону, опустив брови. — Не может-может быть! — Тоби, а ты что-то потерял? Не успеваю следить за происходящим. Мое сознание снова начинает разгоняться; галлюцинации порхают вокруг меня слабыми дымками. Они бьют меня плетями, закатив сумасшедшую вечеринку. Они снова издеваются надо мной. Голова загудела, как будто включился старый мотор. Глазные яблоки сами по себе закатываются под верхние веки, неприятно пульсируя. — Маски, ты нашел мои топоры! — Не за что. Больше не теряй их, хорошо? Ох, ну неужели они сделают со мной то, что хотят? Вот так просто? Оказывается, я действительно очень слабая и бесхребетная жертва. Меня слишком просто разговорить, и это отвратительно. Зачем я вообще говорила с этим Тоби? Надо было бежать сразу же. Вот я дурёха. Теперь-то точно меня пустят на запчасти, что бы это, блять, не значило. Тоби молниеносно встал, и я распахнула взгляд от того, как ловко и четко он поймал сначала один топор с неба, а потом — второй. Размахнулся огромными, чистейшими лезвиями перед моим телом, словно дефилируя. Выпрямил спину, встал на две ноги, будто прочная статуя, и рассмеялся настолько радостно, что, казалось бы, мне тоже стоило оценить это милое зрелище. Тоби нашел то, что делает его сильным. Может, надо бы попробовать побежать отсюда? Мало ли прокатит, как в те разы. Поворачиваюсь корпусом на бок, и меня тут же хватают за шею теми же ледяными руками, которые только что мягко поглаживали мои ноги. — Маленькая, ты пыталась обмануть-обмануть меня?! — разъяренно, но величаво проговаривал голос Тоби в левом ухе. Тяжелое дыхание так сильно выдавало мою панику. — Выбирай, какой суп будем варить из твоего жалких мозговых извилинок?! Кажется, Тоби поднимает мою шею от земли. Я податливо выполняю его приказ, опираясь даже на больную ногу. Огромное тело мужчины стоит позади меня, я чувствую его демоническую энергию и желание разорвать меня на куски. Но мне не удается придумать адекватный план спасения, вокруг меня расползаются неестественные формы и линии, они мешают меня думать! Спустя несколько секунд, Тоби прислонил лезвие найденного топора к моей шее. — Я не прощу тебе этого-этого… Это слишком жестоко! Это так бесчеловечно! — Тоби, да забей. Кто-то резко спустился с дерева на землю передо мной. Так ровно и стойко удержался на ногах, перед тем как выпрямиться и гордо восстать перед желанной добычей. Эта бело-черная маска на лице второго прислужника так знакома мне. Она ужасна во всех формах и смыслах ее проявления. Безжалостная и уничтожительная. А ведь за ней, насколько я понимаю, находится тот человек, которого я недавно накормила. Я до сих пор считаю, что это какой-то жалкий спектакль, и нет никакой второй личности на самом деле. — Аккуратно, не оставляй на ней синяки, — продолжил Маски, подойдя к нам ближе. В ушах что-то загудело. Кажется, у меня начало падать давление. Но я еще держу свой рассудок. — Если кто-то спросит про ногу, скажем им, что она просто упала. — А давай-давай отрубим ее маленькие ножки, а потом скажем, что она угодила в капкан по собственной глупости?! — хитро и весело спросил Тоби, сильнее сжав мою шею, чтобы, наверное, услышать мой слабый писк от болевых ощущений. — Неа, не поверят, — Маски убрал мои слипшееся у рта волосы назад, чтобы, видимо, не мешались. — На твоем месте, я бы перестал их расставлять здесь. Она реально может покалечить себя, и тогда какой смысл всего этого? И мы зря время потратим, и они. — Я не смогу без капканов-капканов, ты же знаешь, это мое хобби! Клянусь, я скоро описаюсь от страха. Вокруг всё такое невообразимо страшное, словно мне снится сон, из которого я не могу проснуться. Кажется, что этот чувак сквозь взгляд проникает в мою голову и начинает ей манипулировать. Заставляет меня молчать, в то время как я бы орала, как бешенная. Джек, пожалуйста, спаси меня. Надеюсь, ты и Оливер услышите мои мысли. Я так давно вас не видела. — Джек привел ее сюда, она зовет его на помощь, — резко озвучил Маски, подхватив меня за плечо. — Быстрее уведем, быстрее закончим с этим тупым заданием. — Ох, он такая заноза-заноза! Твою мать, он мои мысли читает?! Эй, Маски, вообще-то это нарушение личного пространства! — Здесь нет личного пространства, Холли. Отлично! Мало того, что вы начали тащить моё и так измученное тело против моей воли, так еще и начали повелевать моими мыслями. А я-то думаю, почему люди, окружающие меня, такие странные. Они не сумасшедшие, как я ранее считала, а просто… бескультурные! Нельзя лезть туда, куда не просят. И хватит тащить меня по земле, моя нога истекает кровью! Хоть бы сначала наложили на меня бинт, что ли… а то совсем как не джентельмены! Да и меня правда можно не тащить за собой, словно собачку на поводке. Я бы и сама пошла… — У Джека что, совсем нет других дел-дел? — злостно проговаривал Тоби, помогая Маски тащить меня куда-то вглубь леса. — У него по контракту другая девочка на страже! — Замещает утрату, наверное, — ухмыльнулся Маски сквозь маску. — А может заподозрил второе рождение Арабеллы. Он ведь знает, что Ира жива. В любом случае, ему не нужно знать об этом. Никто не любит, когда Джек маячит из стороны в сторону и всех контролирует. Мы в том числе. — Я рассказал девчонке план Ирочки, а она меня-меня облопошила! Джеку не составит труда вывести ее на чистую воду! — Мне придется поднапрячься и стереть Холли память перед тем, как мы отдадим ее Ире. — Я доставил тебе проблем-проблем, Маски? — Не такая уж это и большая проблема. Джек ищет нас. Он не даст нам скрыться. Ты хоть помалкивай при нём о том, что знаешь. Ох, мальчики, ну почему вы такие некультурные? Я же девочка. У меня слабые кожные покровы. Меня нельзя волочь, как мешок с картошкой. Да даже за картошкой ухаживают и то приятнее. Медленными, мягкими движениями раздевают его шкурку, а потом сексуально вылизывают его варенные внутренности. Моя мама сказала, что вы должны обращаться со мной мягко и аккуратно. Выпустите меня, я спокойно пойду за вами следом. Ведь у меня просто заберут запчасти, а потом отпустят. Да. Это так ценно, что меня оставят вживых. У меня до сих пор есть шанс на новую жизнь. Я вернусь в город, поцелую Оливера в носик, дам подзатыльник Найрасу и сбегу к чертовой матери. И пусть они тут развлекаются сами по себе. Я своё дело сделала: отдала то, что нужно было. Я и не заметила, как же темно стало в лесу. Чем глубже мы погружались в лесную чащу, тем меньше свечения прокладывает дорогу туда, куда мне нужно идти. Но я до сих пор не чувствую ни холод, ни лесные звуки. Словно всё зависло. И это так странно. Может, это иная часть леса? Хотелось бы поизучать и это место. Возможно, оно хранит тайны моего рождения или тайны жизненного предназначения? Словно оракул. — Холли не будет брыкаться… — Маски иногда посматривал по сторонам, не останавливаясь волочь мешок с картошкой за собой. — Она готовенькая. — Её мысли-мысли так просто контролировать?! — Ещё бы! — усмехнулся тот. — Уже наловчился. Но нам бы ускориться. Кто-то идет сзади. — Ну-ка остановились! Оба! — слышу третий голос вперемешку с очень быстрым бегом. Мы перестали идти. Чувствую, как чья-то сильная рука вытягивает меня за шею назад. Черт, опять гребанная шея! Ну почему именно шея? Она что, медом намазана для властных мужчин?! Нам надо идти дальше, почему нас опять остановили?! Ох, как славно. Меня перехватили, растянув руки в стороны. Я стою, словно распятая, опустив голову назад и заплакав от продолжающейся боли в ноге. Краем глаза смотрю, как левую руку схватили запыхавшийся Джек и испуганный Оливер; они тянут меня к себе, в то время как прислужники тянут правую руку в свою сторону. И ведь никто не решается тянуть сильнее. Иначе порвутся сухожилия. А я ведь так мечтала, чтобы меня окружали мужчины. Дрались за меня и желали заполучить добычу в честной битве. Почему же я сейчас не радуюсь такому исходу? — Холли, ты в порядке?! — закричал Оливер, и я слабо улыбнулась от того, что снова могу слышать голос моего братика. — Рот закрой! — рявкнул Джек в сторону Оли. — Сейчас никто не разговаривает, кроме меня. — Джек, отпусти, — шепчу я, смотря в его сторону. — Они вернут меня назад. Я останусь жива. Ничего не случится. — Я сказал рот закрыть! — еще сильнее озверел Джек, и, казалось, он обслюнявил всю свою маску от недовольных криков. В этот момент Маски с Тоби начали тянуть меня в свою сторону. Мы пошатнулись, однако Джек и Оливер наотрез отказывались отпускать меня. Руки заныли, как бешенные. — Эй, прислужники! У меня хватка мертвая, вы же знаете. Будем тянуть сильнее — разорвем ее на куски, и она не достанется никому из нас! Э-э! А ведь он прав! А как же мой шанс на счастливую жизнь?! — Джек, а чего ты взял, — скептически начал Маски, — что нам так важно оставить ее вживых? — Вы бы давно ее убили. А то, что она нужна вам живой, напрягает меня еще больше. — Ты достал-достал нас! — обижено прокричал Тоби Найрасу. — Какое тебе дело?! Разве это твое предназначение?! Разве для этого-этого папа дал тебе бессмертие?! — Мне не нужны пустые разговоры, Прокси. — Джек говорит настолько спокойно, словно не боится за мою жизнь. А я вот боюсь! Между прочим, уж лучше я отдам запчасти, чем меня разорвут на кусочки кучка сумасшедших. — Я не хочу с вами ссориться и прекрасно понимаю, что ваше задание намного важнее моих нервотрепок. Но у меня плохое предчувствие в последнее время. Я привел сюда детей Фабиана, чтобы у нас был повод для коммуникации. — Умный ход с твоей стороны, — хитро озвучил Маски, вновь потянув меня в свою сторону. Я слабо крикнула от боли. — Мы обязательно отблагодарим тебя за то, что ты запачкал руки вместо нас. — Джек, отпустите, мне больно! — не выдержала я. — Я должна пойти с ними! — Маски, ёпт твою мать, вылези ты из её головы! — рыкнул Джек в сторону прислужников. — Откуда такие привилегии?! Раньше такого не было! Ты что, мастерски облизываешь щупальца своего папаши? — Мне не нужно доказывать папе своё превосходство, чтобы получать новые знания, Джек. — Прокси продолжают тянуть меня в свою сторону, но несильно, чтобы точно не оторвать мои сухожилия. Ведь мама наказала им оставить моё тело невредимым. — Тогда сделай так, чтобы она молчала. Ненавижу, когда она базлает не по теме… — Отдай-отдай, хватит перетягивать! — Тоби перехватывает меня, ухватившись сильнее. Их руки давят на мои кости. — Ты пользуешься своим бессмертием в нехороших целях! Разве это правильно-правильно?! — Я отдам вам Холли, именно поэтому она тут. Делайте с ней, что хотите, она всё равно мне неинтересна, — твердо озвучивает Найрас. — Но я отдам ее только в том случае, если вы дадите мне гарантию того, что это никак не повлияет на моё бедственное положение. — А-а, так ты боишься никогда не увидеть собственное надгробье? Не нравится просыпаться по утрам и не считать количество дней до смерти? — ласково ухмыльнулся Тим. — Спешу тебя порадовать: девочка никак не повлияет на твоё бедственное положение. А теперь уходи. — Неубедительно, Прокси. — Джек не намерен отступать, и они с моим братом вновь потянули меня к себе. Устаю кричать. Просто тихо мычу от бессилия. — Я учусь на собственных ошибках. Больше не позволю себя обманывать. Никому и никогда. — Разве мы бы стали тебя обманывать, Джек? — Ради своего папочки — вы и поубиваете друг друга! Тощему Человеку нужна была Клер, точно не Холли Меттчер. И у меня есть подозрение, что Клер заменили. Если у сделки новый обмен, я навсегда останусь на этой поганной земле. — Страхи-страхи заполонили твою адекватную действительность, чувак! — смеется Тоби. Маски слабо подыгрывает, так же насмехаясь над Найрасом. — Они не должны повелевать твоими действиями! Только мозг должен быть центром-центром, это же биология! Ты же так хорошо её знаешь! Да-да, будь человеком, Джек! Не срывай наше задание! Папочка может разозлиться прямо сейчас-сейчас! — Да мне пофиг. — Джек, мы тоже не хотим с тобой ссориться, — говорит Маски. — Ты нам не враг. Мы все связаны одними цепями, но у каждого собственные намерения. Нам придется договориться. Вопрос в том, по-хорошему или по-плохому… — Нахрена вам понадобилась Холли? — шипит Найрас. — Отвечайте мне, сейчас же! Как же они достали меня. Отвратительные, безумные создания. Мерзкие опарыши. Тупоголовые идиоты. Я устала быть в центре этих событий. Мне не хочется быть последним кусочком вишневого пирога среди любителей спелой вишни. Как же это ужасно: ссорить тех, кто так не хочет ссориться. А я ведь невольно, но делаю это. Мне хочется, чтобы мы все посмеялись, обняли друг друга и просто разошлись по домам. Это же так просто… Ну, пожалуйста, не надо ссориться. — Прости, Джек, — тихо, но уверенно говорит Маски, и я чувствую, что Прокси схватили меня сильнее обычного. Напрягаюсь. — Студентам сказали не говорить. — Да вы что?.. — процеживает Найрас так злостно, как никогда раньше. Кажется, он сейчас точно на них набросится. — А вас ничего не смущает в этой ситуации?.. — Нас смущает, что ты выбрал плохой разговор. Черт, ну какого хрена?! Я не хочу этого! Мне нужны добрые, приятные разговоры, и чтобы Тоби продолжал нежно гладить мои ноги. Вот это я понимаю — миловидная беседа, в которой каждый сможет разделить вишневый пирожок. Самое главное, чтобы этим пирожком я не оказалась в буквальном смысле. От напряжения меня начали тянуть сильнее. Ноющие сухожилия выводят из себя и заставляют давиться слезами. — Джек, не тяни! — слышу возглас Оливера. — Мы же ее реально разорвем сейчас! — Не лезь, блин. — Джек, ты хочешь подраться-подраться, да? — взбудоражено спрашивать Тоби. — Опять пользуешься положением, мы не сможем убить-убить тебя! — Верно, Тоби. А вот я смогу. Медленно поворачиваю голову к Джеку со слабым, слышимым вздохом. Он неожиданно отдернул от меня одну руку, а затем достал пистолет, который подготовил несколько часов назад. Направил дуло. Приставил палец к курку. Каждый находящийся в пространстве стих в таинственном ожидании. Никто не хочет делать резкий шаг, испортивший всё. Даже я сама. Ведь дуло он направил в мою сторону.