***
Я до сих пор не осознаю, каким чудом всё стихло. Попытаюсь вспомнить, пока мы идём к машине. Когда Джек в последний раз попросил меня закрыть глаза, я совсем размякла в его руках. Мне было ни сколько страшно, сколько тошно от всего увиденного. Я чувствовала себя, как во сне, где самые сокровенные страхи одновременно выползают наружу и начинают разрушать твою энергию. Словно я попала в параллельную вселенную с собственными законами физики, химии и биологии, которые не осязаемы для моего мозга. Совсем устала. Ничего не соображала и просто ждала, когда это либо стихнет, либо убьет меня. К счастью, произошел второй вариант. Сначала меня пугала та нарастающая тишина, когда щупальца постепенно начали отползать от нас в глубину лесной чащи. Я думала, что потеряла слух. Или у меня произошла остановка сердца. К счастью, ни один из этих вариантов не оказался верным. Джек пока не решался выходить оттуда, откуда мы стояли. Сказал тогда, что нам надо подождать пару минут, чтобы «оценить степень количества людей в зоне видимости». Впоследствии оказалось, что по непонятным для нас причинам эти щупальца, а вместе с ними — прислужники, скрылись и оставили нас. Я мельком шепнула Джеку о том, что видела, как на одежде Тоби не было и царапинки, и тогда тот предположил, что щупальца появились, чтобы, цитирую: «приложить подорожник к больному месту своего ребенка». Таким образом, у них не было намерений забрать меня. Это дело исключительно Прокси, а это значит, что они работают не на чудовище, а на другого человека. Соответственно, он лишь наблюдает. По крайней мере, это первое предположение Найраса. Да, из рассказов Джека я поняла, что эти щупальца принадлежали лесному монстру, с которым у него заключена та самая сделка. По совместительству это еще то, что дало Прокси жизнь. Его называют Тощий Человек или Дьявол, но Джек предпочитает называть его «Лесным чучелом». Сказал, чтобы я называла его точно так же. Тела этого «чучела» не было рядом с нами. Только щупальца, которые способны растягиваться до небывалых размеров и выпускать электрические заряды или раскаляться до более двухста градусов. Из его спины могут выходить более пятидесяти разных щупалец, и они могут работать как вместе, так и по отдельности. Еще он попросил, чтобы я ни в коем случае не касалась щупалец, если хочу оставить свою кожу целой. Потом добавил, что ему на свою кожу уже давным-давно наплевать. Но ему иногда нравится вдыхать аромат собственной прожженной плоти. Первым делом Джек направил меня на поиски Оливера; мы нашли его быстро. Найрас не стал далеко убегать во время разборок, но в то же время не решался говорить о ребенке лишний раз, чтобы Прокси не нанесли ему еще больший вред. Оли лежал там же, где и упал; как будто спал на спине. Но Джек сказал, что, походу дела, Маски умеет отключать сердечно-сосудистую систему на пару секунд, чтобы заставить человека полностью потерять контроль над собственным телом. Он знает, что это «лесное чучело» умеет делать точно так же. Со слов Найраса, опыт передается по наследству. Но это не должно было убить Оли. Джек тогда озвучил очень томно: «Твой брат не должен себя калечить так же, как и ты, поэтому Маски решил отвести драку в сторону». Мол, задание у них такое. Я поникла. Мы решили, что этим прислужникам нужны и я, и Оли. Просто… эх, не знаю. Джек сказал, что теоретически — они возьмут нас по очереди. Либо для того, чтобы не вызвать подозрения в обществе, либо потому, что у каждого из нас свое предназначение. Возможно, что это неправда. Джек только и делает, что предполагает и думает наперед, но суть в том, что мы так и не поняли истинную причину всего, что тут творится. Ну, кроме меня, конечно. Тоби ведь мне рассказал. Да, это до сих пор осталось тайным во многом из доводов. Но суть проста и понята. Я не знаю, стоит ли говорить Джеку. Наверное, чуть позже. Он не в духе. Да и говорил однажды, что если причина покажется ему интересной, то он сам меня отдаст. Надо выждать и подумать. Сейчас Джек несет Оливера на руках, а я иду впереди. Впрочем, как тот и научил меня. Меня практически не держат ноги, я заваливаюсь на бока и спотыкаюсь об воздух, но иду. Голова отчаянно пульсировала, я считала количество её стуков, но сбивалась. Мне нечего больше сказать и не о чем думать. Пока мы добирались до машины, никто не разговаривал между собой. Джеку это не нужно сейчас. Надеюсь, что если я не буду его отвлекать, в его голову придет спасительная идея того, как разобраться с этим безумием за дня два, а то и меньше. Не хочу жить, зная, что рядом со мной живёт… чудовище с щупальцами. — Машину видишь? — Джек шаг за мной и следил за моими действиями. — Вижу, — слабо отвечаю я. Мы подошли к тому месту, откуда всё началось. Машина стояла нетронутая. Лишь горели фары. Джек их предусмотрительно не выключил, потому что понимал, что мы можем вернуться сюда под ночь. — А теперь остановись, — слышу я. Останавливаюсь. Не решаюсь на колкости. Мне очень беспокойно и тошно. — Сейчас я положу твоего брата на заднее сидение, а потом мы… поговорим. Жди здесь. Ясно тебе? — Только положи его аккуратно, пожалуйста. Не кидай. Он и так ослабленный. — Я сам решу, что и как делать. Джек, оказывается, так просто может подстраиваться под ситуацию. То он называет меня зайкой, то уже решается на очень грубый разговор. Его тон реально был не воодушевляющим. Да и последняя фраза прозвучала так, как будто он проиграл кучу денег: обидно и мстительно. Эй, а я-то в чем виновата? Я всё время жила во лжи, думая, что мистических монстров не существует. Сейчас я жду и не думаю о том, что произойдет дальше. Устала думать. Просто залипаю в сторону какого-то дерева. Иногда ноющая нога давала о себе знать, поэтому я перекатывалась из стороны в сторону. Мысленно передаю Оливеру самые теплые и приятные слова, ведь Джек сказал, что такие «игры» с его организмом не пройдут просто так. Всё имеет последствие. Вопрос в том, через сколько лет это произойдет и в каком масштабе. Но я так и не поняла, что именно Джек имеет в виду. Я до сих пор не понимаю, что он хочет от меня. Ведь когда он положил брата на заднее сидение машины, он резко захлопнул дверь, рыпнулся и ударил меня по лицу ладонью. Это был… очень слабый, но ощутимый шлепок. Меня покосило в сторону. Но я ничего не могла сделать в ответ. Мне так тяжело. Ничего не чувствую. — Ты — балбеска, и заслуживаешь этого! Это из-за тебя мы подрались! — Грозно начал Джек, ослабляя руки. Наверное, он больше не собирается бить меня. Это просто было в воспитательных целях. Я отвернула лицо в глубинную чащу, чтобы не видеть то, как он ругается. Потираю место удара одной ладонью. Пытаюсь привести себя в чувства. — Вот скажи мне, что тебя сподвигло на то, что ты ни с того ни с сего ломанулась в сторону леса, как будто там распродажа началась?! — Я не знаю, — хрипло отвечаю я, чуть не плача. — В голове было много противных мыслей. — А я знаю, почему. Потому что ты бесхребетная и наивная. Вот какой была — такой и осталась, — чувствую, как Джек начал подходить ко мне. — Я не люблю, когда меня не слушаются, ты это понимаешь? — Уже понимаю. — А помнишь предупредительный инструктаж? Что будет, если кто-то из вас отойдет от меня на пять метров? — Ты… — вспоминаю, не поворачиваясь. — Посадишь этого человека на капкан. — Абсолютно верно. — Джек совсем близко подошел сзади и схватил меня за плечи. Чуть потряс их. — А видишь во-он тот капкан? Это специальный. Воспитательный. — Может, не надо?.. — Я тебя приручу, девочка. Пока есть сделка, никто ничего не будет делать самовольно. Приручишь, значит?! Ох, а вот это меня разозлило! Даже его желание разрубить меня капканом не кажется таким несносным, как-то, что он хочет из меня сделать вторую Клер! Только теперь на серьезных щах! Резко поворачиваюсь на восемьдесят градусов, скидывая с плеч руки этого уебка, и вскрикиваю: — Зато я узнала, зачем им понадобилась на самом деле! Джек опешил. Медленно скрестил руки на груди и попытался вникнуть в то, что я озвучила. А я лишь… возненавидела возникшую ситуацию. Эта фраза вырвалась непроизвольно, я только хотела поставить Джека на место. К сожалению, у мозга не было других вариантов, кроме как подставить меня. Ведь если эта причина поможет Джеку сделать то, что он хочет — мне ничто не поможет. Он ведь знал, о чем говорил тогда. А следом за мной, возможно, и отдаст Оли. Черт. И что делать? — Откуда узнала? — недоверчиво и коротко спросил тот. Я решила делать вид, как будто так и задумано. — Когда я осталась наедине с Тоби, он мне всё выдал. — И как же ты это сделала? — Это прозвучит странно, но он… чуть не трахнул мою ногу за это. — Это логично. В его стиле. — Джек, кажется, просверливает меня недовольным взглядом сквозь свою темную маску. Будто понимает, что я намеренно не решаюсь говорить то, что знаю. — Ну, и зачем ты им понадобилась? — А ты пообещаешь не отдавать меня и Оливера этим чувакам, если я тебе расскажу? — задаю встречный вопрос дрожащим голосом. Кажется, глаза хотят плакать. — Не могу обещать, Холли. Ты должна меня понять. — Нет, не должна. Процент того, что Джек меня отдаст, и процент того, что пощадит — пятьдесят на пятьдесят. Это действительно рулетка, ведь я до сих пор не очень понимаю его истинные намерения. По сути, у меня есть шанс узнать о моей маме и об Ире через Джека, но в то же время, у меня есть шанс на то, что меня пожарят на щупальцах, как курочку. — Спрашиваю второй раз, и это последний спокойный: — Джек восстал передо мной, словно тяжелая, неподъемная архитектура. — Зачем ты им понадобилась? — Мне страшно говорить. Ты должен меня понять. — Решаю поступить так, как он поступил со мной. Ком в горле доставляет неприятные ощущения. Тишина повисла между нами, и я поняла: Джек до последнего ждет информации по-спокойному. Его тело, не двигаясь, было направлено точно в мою сторону. Но мне правда страшно. Хрен знает, что Джек сделает с нами, если узнает, что моя мама реально в этом замешена. Спустя пару секунд, он неожиданно и так самоуверенно сказал: — Так, села в машину. — Хватит мне приказывать. — Я сказал: села в машину, — он повторил чертовски утвердительно. — Джек, пожалуйста, хватит издеваться… давай завтра, прошу? И какого же было моё удивление, когда меня в очередной раз схватили за волосы и потащили туда, куда потребовали. Ну да, конечно, против Найраса не попрешь. Спасибо хоть, что не убивает. Только от усталости я совсем не чувствую ни болевых ощущений в голове, ни желания брыкаться и давать сдачи. Из моего горла только и выдавливаются неприятные шипения. Держа меня одной рукой, он открыл переднюю дверь машины и кинул меня туда, словно половую тряпку. Подпихнул меня руками и ногами, чтобы я смогла сесть. Дверь машины была захлопнута с такой силой, что, казалось, треснулись стекла. Дрожу от непонимания. Я ахренеть как боюсь его сейчас. И он после этого хочет, чтобы я ему ответила что-либо?! Он же ненормальный! Джек сел на водительское место и включил лампочку на потолке. — Холли, — раздраженно начал он, оперев одну руку на руль и двинув корпусом в мою сторону, — Меня всё не отпускает ощущение, что у тебя дебилизм как психический диагноз. Отклонение в специальном мозговом отделе. Ты узнала информацию, в которой, скорее всего, не разбираешься, но не говоришь её тому, кто в этом может разобраться, так? — Ты ведь сказал, что добьешься своей смерти любой ценой. — Пытаюсь успокоиться и подгибаю под себя ноги, обхватив колени. — Я боюсь. Пожалуйста, хватит этого всего. — Что ты боишься?! — он агрессивно толкнулся ко мне, заставив меня пискнуть от ужаса. — Я пошутил тогда, тебе это даже Тим сказал! Ты совсем шуток не понимаешь? — Это была не шутка, я же знаю. — Холли, зачем ты им понадобилась? — Пообещай, что со мной и моим братом ничего не будет. — Я не буду ничего обещать. Но я постараюсь сделать всё возможное, чтобы как можно больше людей остались живыми. Идет? Ох, он давит на самое больное. А если он прав? А если он, узнав их намерения, будет господствовать над ситуацией и предотвратит множества смертей, множества травм и галлюцинаций? Я не знаю своё будущее, и это самое беспонтовое. Мне тяжело осознавать, что одно неловкое движение — и я во власти этого бессмертного мерзавца. И как Клер с ним жила, а?.. Не решаюсь смотреть в сторону Джека. Других вариантов больше нет. Тихо начинаю: — Моя мама попросила Тоби и Маски привести меня к Ире, чтобы она забрала какие-то запчасти для Миген. И тогда компания продолжит работать. — Блять. Пожалуйста, пусть всё будет хорошо после этого… Боже, умоляю. — Они не хотят меня убивать, якобы мама и Ира не желают мне зла. Они хотят забрать запчасти, а потом привести обратно домой. А когда я спросила у Тоби, знает ли Джек об этом, он сказал, цитирую: «студенты-студенты не должны об этом знать-знать, иначе начнется война-война». Вот. Блин, и почему я решила процитировать этого чудака вперемешку со странной жестикуляцией пальцами? Мне ведь сейчас совсем не весело. Возможно, что в другой ситуации это показалось бы забавным. Джек молчит. Я жду его реакции. Она не поступает. Почему? Почему?! Он должен сейчас что-то сказать, твою мать! От этого зависит моя жизнь! Аккуратно поворачиваю голову к нему. Он не двигается. О чем-то думает? А нет, пошевелился. Принял ровное, сидячее положение. Кажется, расслабился, откинувшись на спинку сидения. Спустя несколько секунд его молчания я услышала, как его губы чмокнулись друг от друга, а руки тревожно начали стучать по рулю. Просто жду. Вроде бы, еще ничего не происходит страшного. Но в какой-то момент я вздрагиваю от того, как Джек резко стукнул руль кулаком два раза, заставив машину издать сигнальный звук. Он отвернул от меня голову, смотря куда-то в окно. Нет, хватит ждать. Мне до сих пор страшно. Что с ним? — Джек… ты отдашь меня им? Это единственное, что может меня успокоить сейчас. Он ответил не сразу. Я ожидала тот самый нервный, абьюзивный тон, но в место этого он ровно, спокойно и безэмоционально, сидя в том же положении озвучил: — Нет. Не отдам. — А, ну… круто. Я не могла поверить в то, что услышала. Не понимаю, что происходит в его душе сейчас. Он… разозлился? После моих слов, Джек прислонил руку к синей маске, аккуратно снимая ее с лица. Я снова увидела ту обожженную, мертвую кожу. А взглянув в его зрачки, устремившиеся в мою сторону, мне удалось понять одно: он реально разозлен. Они такие большие и… черные. Тем не менее, он старается держать себя в руках. Движения Джека хоть и трясущиеся, но… по крайней мере безобидные сейчас. — Этого я не допущу. — Он продолжал говорить спокойным тоном, убирая маску к лобовому стеклу. — Ты можешь не беспокоиться. И с твоим братом тоже ничего не случится. Гарантия девяносто девять процентов. Слышу шуршание позади себя. Оборачиваюсь… ох, Оли потирает глаза! — Оливер! — Забив на Джека, пытаюсь поговорить с братом. — Ты как? Всё нормально? Что-то болит? — Не знаю, — сказал он сквозь сон. Поморгал глазами. — Мы ведь в машине, да? — Ага. Мы выбрались. — Не хочу, чтобы он знал, что эти прислужники могут творить с его телом. — Ты видел щупальца? — Нет. Какие щупальца? — Да… никакие. — Поворачиваюсь прямо. Не решаюсь смотреть в лицо Найрасу. Он лукавит, я чувствую. — Джек, что с тобой? Ты понял, что происходит? Не обращая внимания на мой вопрос, тот повернулся к брату, который уже облокотился на сидение, пытаясь сесть. — Малой, ты слышал, что сказала твоя сестра? — Слышал. — Как-то грустно сказал Оливер. — Я давно не сплю. Но долго не мог понять, что со мной происходит. Когда мама говорила про запчасти, я и не думал, что… — Рот закрой, сейчас я говорю. Слушаем внимательно. Оба. И без дополнительных вопросов. — В этот момент Джек уверенно включает ключ зажигания и сразу же начинает разворачиваться. — Никаких объяснений вы от меня сейчас не получите. Причина: вы не готовы к тому, что можете услышать. Но у меня есть для вас четыре плохих новостей и одна хорошая. Начну с плохих, потому что одна хорошая перебьет все плохие. — Ну, надеемся на это, — отмечаю я. Брат прислонился к спинке моего сидения, и я положила свою ладонь на его руку. — Итак, первая плохая новость: ваша мать сошла с ума и решила испортить вам жизнь. Джек вырулил на главную дорогу резко и беспринципно, словно и не старается вести машину ровно. — Вторая плохая новость: она делает это неосознанно, и переубедить её будет очень… очень сложно. Я сморщилась от того, что слышу. Мне неприятно то, что он говорит. Чувствую, что Оливер тоже тяжело задышал от осознания того, что всё, оказывается, было действительно не просто так. — Третья плохая новость: то, что прислужники работают не на монстра, а на Иру — это, выражаясь молодежным сленгом, звиздец. Её никогда не переубедить, поскольку она еще лет тринадцать назад чокнулась. Бесит она меня. Рядом с нами проехали несколько машин. Они осветили фарами наш салон, и я разглядела, насколько же сильно дергаются лицевые мышцы Джека. — Четвертая плохая новость: скорее всего, ваша мамань что-то пообещала Прокси за это. И скорее всего, навесила лапшу на уши. Со временем Прокси об этом узнают. Тогда они расскажут папочке, который всех закрутит в одну большую рождественскую человеческую гирлянду. Искрящуюся. А меня не захочет возвращать к нормальному физиологическому образу жизни. Ага. Интересно… — Та-ак, — боязно протянула я, когда моя душа разлила вокруг себя керосин и подожгла. — А какая хорошая новость? — Хорошая новость: — ехидно сказал Джек, выезжая в город. — Я остаюсь с вами. — Ужас, — сразу же отмечаю я. — Джек, это ужасная новость. — Мне тоже не хочется, но придется. Зато вы останетесь живыми. Девочки же мечтают иметь личного телохранителя, верно? — Ну… да, но посимпатичнее. — Ты привыкнешь. — Получается… еще одни каникулы с убийцей, да? — спросил Оливер, и я подскочила: — Так, ты хотя бы успокойся! — Поворачиваюсь к грустно хихикающему от моей реакции брату. — Никаких больше убийц в нашем доме! — А если это бессмертный хирург-наемник? — невзначай спросил Найрас. — Да хоть эльф-утопленник, мне без разницы! — возразила я, обидчиво скрестив руки на груди. А потом… до меня дошло. Дошло то, что задумал Джек. Дошло то, почему Оливер сказал эту убийственную, паршивую, несносную, тупую и бесчеловечную фразу. Дошло то, что прямо сейчас я нахожусь на пороге рокового события, когда обычные, ни в чем невинные дети снова сталкиваются с преступностью, криминалом и, в нашей ситуации, с обгорелыми живыми трупами. Дошло то, почему Джек, увидев мой открытый от шока рот, дернул плечом в сторону Оливера и усмешливо сказал: — Она только сейчас поняла, да? — Видимо, — виновато сказал брат. — Холли, а может это реально необходимо? — Это и так необходимо. Я… вообще незаметный, если меня не трогать. Еду не прошу. Разговаривать со мной — тоже. Но придется жить по моим правилам первое время. И привыкать к запаху медикаментов. Пока что мы останемся в тени. А я подумаю, как я могу обезопасить вас от того, что задумали эти курицы. — Нет. — Обескураженная, я выставляю перед Джеком указательный, дергающийся указательный палец. — Нет-нет-нет-нет-нет-нет! Кручу пальцем прямо у его лица и повторяю единственный, нервно-отрицательный ответ. Чтобы он понял, что я реально не допущу этого кошмара. Ну правда… ну только не Джек, серьезно! Это же… Джек, блять! Только не он! Уж лучше Тоби. Он хотя бы массаж ног будет делать! Джека ведь хрен заставишь, да и опасно о таком просить. Найрас кинул взгляд в сторону моего пальца и снова начал следить за дорогой: — Убери палец, или я его откушу. И сожру. Отдергиваю палец к груди, но не складываю обратно в кулак, дергая им уже перед собой. — Джек, я смогу вытерпеть всё, что угодно: пистолеты, кровь, галлюцинации, предательство матери, фут-фетишистов, сумасшедших людей, дьяволов, дьявольские щупальца, да даже убийцу с изуродованным лицом… — Приостанавливаюсь и продолжаю тревожным шепотом: — но тебя у нас в квартире я не вытерплю… — Привыкнешь. — Нет! — Привыкнешь, я сказал. Это окончательное решение. — Оливер, ты реально этого хочешь? — Вновь поворачиваюсь к брату. — Не знаю. Смотря на то, что для Джека «жить по его правилам». — Вздыхаю от того, насколько же всем насрать на это безумие. — Но если он не будет нас бить, научит резать лягушек и будет покупать мне чипсы, то я согласен. — Зачем лягушек? Они маленькие. Надо то, что большое по комплекции и умеет громко кричать. — Джек! Мне вообще не нравится эта идея, — Я и не заметила, как мы срулили на знакомые мне улицы. — Ты противный и упертый. Если уж ты реально намерен у нас поселиться, то будем придерживаться правилу: ты нас не напрягаешь, и мы тебя не напрягаем. Общаемся только по деловым вопросам. По прочим — ни единого слова. Идет? — Согласен, — говорит Найрас. Ура… — Надеюсь, ты будешь этому следовать в первую очередь. Конечно буду, вот еще! Только… меня это нихрена не утешило. Вот дерьмо. Рассказала причину, называется! Да уж лучше бы он меня отдал прислужникам, чем решил повторить то, что произошло три года назад. Было бы больше толку. Необходимо это или обходимо — тут нет никаких оправданий, поскольку это… блин, Джек! Ну его имя уже бесит! Что не говорить о его тупом характере. Джефф тогда испортил нам всё лето, и, по правде говоря, мы действительно долго восстанавливались. Только начали жить нормальной жизнью. Только почувствовали её вкус. А теперь… чувствуем лишь привкус крови. И обглоданной плоти. И теперь каждый день я буду опасаться за себя, за Оливера и за всё то, что окружает вокруг. Ведь это не Джефф. Это Джек. Он… просто противный. Отвратительный. Несносный придурок, который втягивает нас в неизвестно куда! Не-ет. Этого быть не может. Джек просто пошутил. Как всегда. Оливер понял это сразу, поэтому поддержал. Он же всегда шутит. И сейчас пошутил. Я уверена.9 декабря. Утро
А ведь Джек реально не шутил. Я проснулась от странного шума и сразу же решила проверить обстановку. Вчера вечером Джек обмотал мне ногу в машине, высадил к дому и куда-то уехал. Даже не сказал, что вернется. Я тогда подумала, что он действительно шутканул и даже… обрадовалась. Еще он сказал, чтобы мы без него никуда не выходили, иначе он привяжет нас к батарее. Я совершала несколько попыток уточнить у Джека, что именно происходит, но он просто отнекивался. Сказал, что ему сначала нужно разобраться самому, чем втягивать в это нас. Что бы это ни значило. Пока он будет разбираться с происходящим, мы будем просто шагать следом и наблюдать за всем этим. Ну, по его мнению. Я же решила для себя, что постараюсь разобраться во всем самостоятельно. С Тоби же получилось. Самое главное — не дать понять Найрасу, что я буду играть по-своему. Да, я еще слишком хреновый игрок. Но… меня до сих пор не отпускает мысль о том, что мне нужна вторая голова. Желательно, сорви-голова. Найти бы Мию… Мы с Оливером опять уснули вместе, потому что по-другому не получается. По крайней мере, мне сейчас беспокойно спать в одиночестве. Не отпускает мысль, что этот Маски может заставить Оливера вскрыть себе вены или утопиться в туалете. Не знаю, что и думать. Я хотела быть всегда на страже. Проснулась я уже одна. Наплевав на утренние потягушки, я сразу же спустилась вниз в легкой пижаме, чтобы посмотреть, от чего исходил такой странный шум на кухне. Будто кто-то случал молотком или что-то ломал. Не понимала. Голова гудела после вчерашнего, не могла нормально оценить события. Но я лишь хотела убедиться в том, что этот ебнутый не находится со мной на одной территории. И спускаясь на второй этаж, потирая сонные глаза, я столкнулась с Найрасом в коридоре, да. Вздрогнула от неожиданности. И налилась запредельной злостью. Он прожигает меня ужасным, несносным взглядом, ехидно поджав губы от увиденного негодования на моем лице. Он опять был без маски. Как будто у себя дома. От его кожи исходил отвратительно-трупный запах. А от меня, наверное, шел злостный пар. Мы стояли и смотрели друг на друга, как будто не понимая, зачем мы вообще здесь встретились. Как только он вздохнул, чтобы что-то сказать, я решила заранее перебить этот ужас: — Джек, помни: я тебя не напрягаю, и ты меня не напрягаешь, — жестикулируя, я обозначала свои границы, пока они у меня еще имеются. Он вяло поднял уголки тех губ, что у него остались, вверх, не переставая смотреть мне прямо в глаза. Поморгал. — Расходимся без слов, хорошо? Джек медленно и лениво кивнул, будто ему совсем наплевать на то, что я чувствую. Жестом руки он показал мне дорогу, по которой я могу пройти, с его позволения. Улыбается еще сильнее… Мои нервы ощутимы на расстоянии. Ему это что, нравится?! Сжав руки в кулаки, я слабо рыкнула ему в лицо и развернулась совсем в другую сторону, чтобы показать, кто в доме хозяин. Он указал рукой на кухню, но вместо этого я победно зашла в гостиную. Да, это такое возвышенное чувство — не поддаваться его приказам. Всегда бы так. И он не пошел за мной следом. Блин, реально, всегда бы так было. Кажется, он… пока что не хочет нас мучить. Может, мы так и проживем: я его не буду напрягать, и он — меня? — Холли, доброе утро, — слышу милое пожелание Оливера, закутавшегося пледом на диване. Он был, наверное, в хорошем настроении. Улыбнулся мне. Кажется, что-то смотрит по телевизору. Большие, сильные дяди бьют друг другу морды в прямом эфире. — Доброе утро, — сухо отвечаю я, устало вздохнув. — Джек к тебе не подходил сегодня? — Нет, и я тоже. Но он что-то делает на кухне. — Оливер чуть убавил громкость на телевизоре. Подтянул к себе плед. Неужели замерз? Это заставило меня умилиться. Но от осознания того, что Джек жестом руки приглашал меня туда, где он сидит, сразу же убрало умиление с моей физиономии. — Да, я слышала. — Поворачиваюсь к дверному проему, чтобы посмотреть, нет ли рядом того, кого я ненавижу. — Но нам всё равно надо позавтракать. — У меня нет аппетита. — Из-за вчерашнего? — Нет, я себя хорошо чувствую, на самом деле, — Оли снова выставил мне зубы с милой улыбкой. — Но мой аппетит появится только тогда, когда закончится бокс. Ну да, а как же. Еще бы, заставить его поесть с первой попытки. Он же знает, что мыть посуду будет именно тот, кто не готовил. В этот момент мы оба повернулись на шум с кухни. Походу дела, что-то упало на пол. Ох. — Я пойду проверю, чем он там занимается, — боязно решаюсь я, скрестив руки на груди. — Заодно согрею оставшиеся блинчики. Оливер не ответил мне, отвернувшись к телевизору. Что-то он на удивление мега спокоен. Я поражена. То ли скрывает свои переживания, то ли реально ему пофиг на то, что произошло. Надеюсь, что ни один из вариантов не подходит. И то, и то — отвратительно. По крайней мере, я еще в здравом уме, поэтому буду верить, что блинчики сделают его по-настоящему счастливым. Аккуратно подхожу к кухонной двери, приоткрывая её. Хочу сделать так, чтобы Джек меня не заметил с первого раза. Мало ли, он начнет… говорить со мной. Но то, что я увидела на кухне, заставило меня заговорить первой: — Это что за жесть?! — Яростно прохожу к столу, стукнув его поверхность ладонями. — Джек! Это же стол для еды! От удара множества шурупов, ремонтных инструментов и железок подпрыгнули на несколько миллиметров, создав дополнительный шум и заставив Найраса прекратить заниматься… господи, чем он занимается? Я вижу на столе, где мы кушаем и отдыхаем, тот самый капкан, который находился в лесу. Но… в разобранном виде. Он занимал практически всю поверхность: грязный, пыльный, металлически-ужасный и местами покрытый кровавыми пятнами. Джека это абсолютно не смутило. Он так невинно, честно и благородно поднял на меня голову и произнес с нескрываемым спокойствием: — Холли, я тебя что, напрягаю? — Да, блять, ты меня напрягаешь! — вскрикиваю я, потирая руки от пыли. — Что здесь делает эта хреновина? — Ну, я ночью принес. — А, так вот, куда он уехал ночью! Скотина, блин… — Решил починить и снова сделать рабочим. — В нашем доме?! — Я всего лишь занимаюсь творчеством. — Он слишком наигранно пожал плечами. — Разве творчество запрещено в вашем доме? — В этом доме запрещено всё, что принесено из «волшебного» леса и может меня убить! — Раздраженно сделала ковычки из пальцев. — Иди куда шла, а? — устало ответил Джек, начиная немного нервничать. Сжав в руке отвертку, он продолжил закручивать шуруп в металлическую стенку. — Я тебя не напрягаю, и ты меня не напрягаешь. Надо придерживаться собственному плану. Угрюмо разворачиваюсь и направляюсь в сторону холодильника. Вы посмотрите на него, а?! Вот это у него отговорки. Прелестно. И вот это чудо будет находиться у меня в квартире, пока не сдохнет? Джефф хотя бы был более-менее чистоплотным (ну, почти). Да, их дерзость абсолютно одинаковая, но в отличие от Вудса, Джек меня просто бесит, потому что существует! Решила крикнуть Оливеру: — Оли, я грею блинчики! — Я не хочу! — слышу из гостиной. Ладно. Как бы мне ни хотелось наорать на кого-нибудь, нужно держаться. Может Оливер не хочет есть из-за того обморока? Ну, организм просто перестроился. Или типа того… Попробую спросить его об этом позже. Например, когда Джек соизволит привести нашу кухню в порядок! Если соизволит, конечно. Если не заставит убирать эту грязь меня. Решила согреть себе один блинчик и наложить вчерашний морковный салатик. Надеюсь, это меня немного успокоит. В животе урчит, словно там находится что-то живое. А в голове мысль о том, что я… ненавижу есть в других комнатах. На протяжении всей жизни я ела только на кухне и только за этим столом, за которым сейчас сидит Найрас с грязными инструментами. Их шум заставляет меня кусать десна. Раздражают. Господи, хоть бы спокойно поесть, а… Ставлю тарелки с едой на самый краешек стола и сажусь. Запах манил меня на то, чтобы поесть прямо сейчас. Но… меня просто вымораживает огромное количество железок! Нет, он не выгонит меня с кухни. Как бы ни так. Я всё равно буду жить так, как жила. Джеку никогда меня не приручить. Ему никогда не быть тем, кем он себя возомнил здесь. И я ему это докажу. Я буду беспринципно есть за столом, чтобы убедить его в своих намерениях. — Джек, — начинаю я, слабо выдохнув. — Я хочу поесть. — Приятного аппетита, Холли. — Джек, не посмотрев в мою сторону, отковырнул какую-то ржавую железку и выбросил ее на пол. Боже, я щас вытрясу себе все органы! Настолько мандражит от этого… — Я хочу поесть за чистым столом, — твердо озвучиваю сквозь зубы. Джек взглянул на мою тарелку, а потом не придумал ничего лучше, как смести ладонью всю пыль, грязь и ненужные детали на пол. Вздыхаю так сильно, что чуть было не порвала легкие. — Ага, а убирать будет Холли, да? — Можешь не убирать, мне вообще без разницы. Не включай самодовольство, Джек. Не стоит. Я буду сильной. И смелой. Да, сама уберу. Но это только потому, что… хочу. Просто хочу. Я люблю чистоту, в отличие от некоторых. — Я хочу поесть за пустым, чистым, красивым столом! — еще тверже выплевываю я в сторону Джека. Тот, совершенно не обращая на меня внимания, продолжал заниматься всем этим безобразием. — Я ещё не закончил. — И сколько тебя ждать? — Часов пять. — Ты издеваешься?! — Не выдерживаю и вскидываю руки в разные стороны. — Я есть хочу! — Я тебе как врач говорю: за пять часов с тобой ничего не случится. — Очередная деталь была снята руками Найраса и выкинута туда, куда недавно полетело все остальное. — А ты не можешь подождать меня десять минут, чем я буду ждать тебя пять часов?! — Могу. Но не имею ни малейшего желания это делать. Ла-адно. Хорошо. Допустим. Первая злостная ложка салатика попала в мой рот. И совсем не подняла настроения. Допустим, что я уже не выдерживаю Джека на моей территории. Допустим, что, скорее всего, он доведет меня до самоубийства быстрее, чем меня убьют остальные недоброжелатели. Допустим, что он специально меня доводит, потому что ему это нравится, а не потому, что он реально такой дерзкий. Надо попытаться расслабиться. Надо просто… расслабиться. — Прошу прощения, леди, — сказал Джек, когда в мой морковный салатик отлетел грязный от земли и снега шуруп. Прямо в сторону моей ложки. Я, наверное, заискрилась от нарастающей внутренней истерики. И ладно бы он просто извинился. Так он еще… залез в мою тарелку грязной рукой и достал его оттуда! Как мило. Спасибо за заботу. Тварь. — А если бы я его случайно проглотила?! — вскидываю руки вверх. — Холли, ну я же врач. — Джек по-доброму наклонил голову в мою сторону. — За небольшую плату я могу достать инородный предмет из твоего желудка. Итак, морковный салат прискорбно отправляется в мусорную корзину, под мои тяжелые, угрюмые вздохи. Он победил. Я не смогу нормально поесть оставшийся целый блинчик. Ну, ничего. Я поем на диване с Оливером. Возможно, он хотя бы откусит блинчик. Какой ни какой завтрак. Всё нормально. Всё будет нормально, Холли. Это просто хреновое утро. Как только я вступила на порог коридора, решаю обернуться для чрезмерно важного для меня вопроса: — А вот мне просто интересно: сколько денег ты бы взял с меня?! — Ну давай рассчитаем, — Джек даже отвлекся от своего занятия, церемонно откинувшись на стул, — у меня есть фиксированный прайс на услуги. Пять процентов скидка за то, что мы с тобой знакомы. Пятнадцать процентов скидка за то, что ты женщина. Два процента скидка за то, что ты симпатичная женщина. А вот за то, что твои родители меня бесят, все скидки сгорают автоматически. Но ты можешь показать мне обнаженную грудь, и я сделаю тебе операцию абсолютно бесплатно. Ха. Очень смешно. Обоссаться. Он не убирает блядскую ухмылку с лица. Смотрит на меня, как на свой трофей. Как на ту, которую постоянно одолевает, подчиняет и выводит из себя. Он слишком хорош. Слишком недоступен для моего уровня. Мои глаза выдают ему всю злость от того, как он со мной обращается в последнее время. Не сказав ни слова, я перехожу в коридор, сдерживая себя от того, чтобы нахрен не выкинуть тарелку в стену. А затем… возвращаюсь и вскрикиваю: — Так ты же будешь делать операцию на живот! Ты по-любому увидишь мою сиськи! — А мужчинам намного приятнее, когда это делают добровольно. Так, понятно. Это последнее, что я от него услышу на сегодня! Недовольно прохожу на гостиную, бурча самые стремные маты в моей жизни. Братец невольно дернулся от того, как же сильно я вдавила свою жопу на диван. — Холли, ты дымишься… — мягко оценил Оли, чтобы ему тоже не прилетело. — Я знаю! — Что случилось? — Джек случился! — Вы поругались? — Нет. Он просто выбесил меня и выгнал из собственной кухни, — противно откусываю блинчик, наблюдая за дерущимися мужиками по телевизору. — Слушай, может тебе стоит поменьше обращать на него внимания? Он же такой… ну, не совсем обычный. Пока что делай так, как ему нравится, — Оливер накрыл мои ноги пледом, и это заставило меня улыбнуться. — Ты меньше нервничать будешь. Да и потом, мы его не напрягаем, и он нас не напрягает. — Так он меня напрягает! Джек может привыкнуть к тому, что мы его слушаемся, и что тогда?! В этот момент на кухне вновь что-то сильно громыхнуло. Мы обернулись. — А что он там делает? — спросил Оли. — Капкан чинит. Умудрился притащить эту железяку в наш дом, ты представляешь? — О! Я хочу посмотреть! — Не ходи туда! Я не успела подхватить братика за руку. Он намерено ломанулся в сторону кухни, оставив меня в отчаянном одиночестве. Закрываю глаза и пытаюсь сосчитать до десяти. Наверное, это должно меня успокоить. Потому что я не хочу, чтобы Джек жил в нашем доме! Не хочу! Не хочу! Не хочу! — Раз уж на кухне — поешь! — кричу я из гостиной. — Там стол грязный! — отвечает Оливер. Жмурю глаза сильнее, чтобы попытаться хоть на немного унять начавшуюся головную боль.Два часа спустя
Я всё никак не могу уговорить Оливера позавтракать. И почему меня никто не слушает? — Хочу пиццу, — говорит Оливер, с детским восторгом рассматривая капкан и следя за руками Джека. — У нас есть вкусные блинчики, — с наигранной улыбкой тычу в его лицо тарелку. — Хочу пиццу. — А ещё есть вкусная ветчина. — О, хочу пиццу с ветчиной! Блять. Как мне это надоел этот день. Может, именно так становятся убийцами? Просто сдают нервы? — Ладно, — сдаюсь я, потому что устала со всеми спорить. Мне нужно просто побыть одной. — Я прогуляюсь до магазина и заодно схожу в пиццерию. Возьму простую сырную, без всяких добавок. — Сырную и с ветчиной. — Сырную и с витаминами! — Ой-ой! — остро отреагировал Оливер, отвернувшись к капкану. Джек, на моё удивление, даже ухмыльнулся от нашего разговора. А может, и не от нашего. После нашей последней стычки мы вообще не говорили. Как только я поцеловала брата в макушку (услышав при этом его недовольный стон) и развернулась в сторону коридора, меня поймала чья-то… рука. Ну да, «чья-то»! — Так, я не поняла! — Смотрю на Джека, который каким-то чудом успел перехватить инструмент в другую руку, чтобы взять меня за предплечье. Он всё так и продолжал чинить эту хрень свободной рукой. — Холли, твой мозг предназначен для того, чтобы понимать, а не для того, чтобы он пылился в черепной коробке. — Отпусти меня! Я просто хочу сходить в магазин у дома! — Для этого надо спросить разрешения, — а вот теперь он прервался, подняв на меня голову. — Я же твой телохранитель теперь. — О, великий телохранитель, разреши мне просто сходить в магазин у дома! — наигранно протягиваю я, жестикулируя до хруста костей. — На текущий момент отказываю. — Почему?! — Потому что выходить вы можете только со мной. — Ну, так сходи со мной! В чем проблема? — Я ещё не закончил чинить. Подожди меня два часа. Если попытаешься уйти самостоятельно, я привяжу тебя к батарее, как и было оговорено ранее. — Джек, ты меня напрягаешь! Реально! — Я тебя напрягаю, потому что ты меня напрягаешь, — подвел Джек это безумное логическое завершение. — Разве я виноват? Ты используешь мою же фразу против меня! Как ты это, блин, делаешь?! — А мне хотя бы в комнату можно пойти? — На текущий момент разрешаю, — Джек сказал это так самодовольно, что у меня чуть было не остановилось сердце. — Спасибо! Буду плакать там на протяжении двух часов! Но вместо этого, я разворачиваюсь к кухонному гарнитуру и опираюсь на него ладонями, в очередной раз стараясь успокоиться. Неужели я реально каждый день буду терпеть его присутствие здесь? — Джек, эм… — Слышу неуверенный голос Оли позади себя. — А можно тебя кое о чем попросить? — Дети, вы меня сегодня всё утро напрягаете, — Уже раздраженно начал тот. — Сколько можно? Давайте установим лимит: в день до двадцати слов в мою сторону. И это общее количество на двоих. — Это срочно! Я делаю самодельный тренажерный зал, и мы с пацанами не можем поставить колесо для велотренажёра. — Хмурю брови от услышанного. — Ты поможешь мне? — Учись сам справляться с трудностями. — Мы уже месяц пытаемся! — Ну а я уже лет десять пытаюсь умереть. Как видишь, не унываю и иду к цели. — Слышу очередной удар одной железки от другой. — Ну… Ты хотя бы покажи, как это делать, а я потом сам установлю, — Оли делает слишком жалобный тон. — Тебе сейчас надо? — устало вздыхает. — Да. Я хочу за вечер установить, чтобы мы здесь с одноклассниками тусили. Пожалуйста. Оборачиваюсь. Не понимаю, что делает Оливер. Какого хрена? Давайте мы сейчас все дружить будем! А чё нет-то?! Вон, как три года подружились с убийцей! — Хорошо, малой. Ты меня напрягаешь не так сильно, как твоя сестра. Да и у тебя нет того, кого ты можешь попросить об этом. — Найрас откинул отвертку. — Я имею в виду отца. А, то есть Оливер тебе приказывать может, а я не могу? Интересно, откуда такие крайности? — Спасибо! Пойдем! — Оливер встал со стула и подождал, когда Джек начнет выходить первым. Не решаюсь ничего говорить, потому что… я вообще ахренела от этого разговора. Но когда Оливер, спрятавшись за спину Джека, спешно начал размахивать руками в сторону входной двери и выдавливать губами фразу: «иди быстрей за пиццей», я поняла, что… он у меня самый лучший. Забыв о том, что Джек пригрозил нарушить нахуй моё личное пространство, я аккуратно проникаю в коридор и беру первую попавшуюся куртку. И совсем наплевать, что я выхожу в обычных пижамных штанах. Дело чести и справедливости. И пиццы.***
Я еще никогда так не хотела возвращаться домой. Ведь на самом деле, нам не нужны продукты. Я просто хотела погулять среди адекватных, дружелюбных и, по крайней мере, человекоподобных людей. Хотела посмотреть на фрукты. Оценить ценовую политику магазина. Посмотреть на количество пыли на стеллажах. Поговорить с продавщицей. О погоде или о том, как важно соблюдать законы экологии. И всякое такое. Мне некому выговориться. Даже Оливеру. Разве он сможет мне помочь? А разве я смогу понять его? Я правда не могу быть нормальной сестрой, как бы ни старалась. Не понимаю, что ему вообще нужно. Не понимаю, что он чувствует. Не понимаю, что его ждет дальше, если эти прислужники продолжат лезть в его голову. Из-за всей этой суматохи мы так и не поговорили по душам. И я так и не смогла его воспитать. Даже не знаю, успею ли я дать брату самое лучшее до того момента, пока с меня не скинут шкуру. Сегодня было довольно холодно. Вот, наверное, почему Оли сидел под пледом. Несмотря на это, я делала слишком маленькие шаги по дороге в пиццерию. Надеюсь, что Оливеру удастся задержать Джека у себя в комнате подольше, воспользовавшись своей любимой детской хитростью. Мне даже наплевать, в каком состоянии будут мои ноги, без теплых штанов. Джек, наверное, вылечит. А, блин… он же должен был знать об этом. Ну, тогда придется сразу же ампутировать самостоятельно в случае обморожения. В какой-то момент мне пришлось резко остановиться, когда я увидела, … как Тим дует холодным паром на свои руки, сидя на холодном асфальте в темном углу улицы. Ого, не ожидала его тут увидеть. Интересно, он сейчас… безобидный? Или при виде меня велика вероятность того, что он наденет маску и якобы «поменяет личность»? Хотя вряд ли. Ему очень холодно. Я думаю, совсем не до перевоплощений. Он одет еще легче, чем я. Вот ему я и выскажусь! Может, согреется от разговора со мной. — Хэй, привет. — Сажусь на корточки с выдавленной дружелюбной улыбкой. Он застыл в одном положении, грея руки и хаотично двигая зрачками. — Ты опять тут сидишь? Услышав меня, он еще долго не мог понять, кто говорит с ним, пока его зрачки не нашли собеседника. Кажется, Тим тоже удивился. Почему-то поджал нижнюю губу, поводив по ним передними зубами. — Тебе срочно нужен спирт, — говорит он. Ой, у него опять началось, да?! — Есть спирт? — Спирта нет. Есть спиртовые салфетки, — решаю подыграть ему. Он не ответил. Но по туманному, жалобному взгляду я почувствовала, как настойчиво Тим просит то, что я предложила. Не поняв этого прикола, достаю из внутреннего кармана куртки салфетки, которые он сразу же выхватил у меня. Дрожащий Тим тщательно и тревожно потирал ими свои руки. Не переставал смотреть мне в лицо. Как будто что-то разглядывал. И ему было некомфортно от того, что он видел. Его лицевые мышцы слабо дергались, глаза сужались сильнее и сильнее. Только вот я не очень понимаю, что во мне такого ужасного. Вздрагиваю от того, как мужчина аккуратно кладет три пальца мне на губы. А… синяк. Он плавно потирал подушечками пальцев больное место чистыми руками. О, вот такой сожитель мне по душе! Чем этот грязнуля-хирург, черт его возьми! Нежно прошептал, склонив голову в бок: — Губы девушек должна украшать красная помада, а не фиолетовые синяки. — Да, это точно, — нелепо улыбаюсь, и Тим лишний раз отклонил руки, чтобы не задеть руками мои зубы. — Красиво сказано. — Кто сделал это с тобой? Кто заставил тебя почувствовать то, что чувствуют бездомные котята, когда их клюют стая белоснежных ворон? — Тим нервно перебирал пальцы между собой. — Ты думаешь, я не знаю, о чем говорю? Но я-то знаю. Во сне видел. — Меня вчера много кто дёргал, — грустно говорю я, вспоминая обо всем, что происходило. Лучше бы и не вспоминала. — Это я, да? Это моя вина? Это я тот свирепый ворон, порхающий над городом и полирующий клюв о его фонари?! — Мне показалось, что Тим сейчас разрыдается на моих коленях. Его лицо ужасно сморщилось. — Ох, кажется, я видел собственное отражение! Иногда я задумывался о том, что весь мир — это большое зеркало. Куда не посмотри, каждый напоминает нас самих. — Возможно, и ты. Только вот мне до сих пор кажется, что какая-то маска не может менять личность человека! — Маска — это лава, обтекающая по глазницам. Это угарный газ, проникающий в ноздри. Нож, срезающий жировые покровы. Паяльник, которым выжигают половые органы!.. — Я это уже поняла, Тим! — Выставляю руки перед собой, слегка толкая мужчину к стене, чтобы расслабить. — Можно не повторять по пятьдесят раз? — Прости мои руки, если сможешь. Они никогда не слушаются. Однажды я поставил их в угол и забил ремнем, а они обиделись и перестали держать чашку должным образом. — Может, они не обиделись, а просто болели от ударов? — Меня это даже насмешило. — Нет, ты неправа, — снисходительно произнес Тим, нахмурив брови. — Удары — это симуляция свадебных поцелуев. Но перевёрнутая. Ты живёшь в неправильной симуляции и делишь мир на «то, что больно» и «то, что не существует в природе». Наша жизнь работает иначе. Ты ведь понимаешь меня? — Я… вообще не понимаю, что ты несёшь. Оливер, наверное, впопыхах пытается придумывать различные отговорки, чтобы Джек не спускался на первый этаж, но для меня это сейчас не является основанием для того, чтобы быть дома. Не знаю, почему. Иногда складывается ощущение, что наша семья начинает рушиться. Присаживаюсь рядом с Тимом, решая составить ему компанию. Всё равно ему не с кем говорить. Да и мне не с кем. Возможно, чем больше я с ним пообщаюсь, тем лучше мне удастся понимать его речь. Она такая специфичная. Бог знает, какие мысли крутятся у него в голове. Да и он действительно сейчас не хочет наносить мне вред. Тим не подал виду от того, что я села рядом с ним. Продолжал греть руки. А ведь ему правда холодно. — Шел бы ты домой, — говорю я. — Сегодня холодно. — Я наказан. — За что? — Опять посмеялась. Это правда забавно. Не могу поверить, что я общаюсь, скорее всего, с человеком зрелого возраста. — За плохую работоспособность своего мозга, — Почему-то Тим начал хрустеть пальцами. А может, пытается их сломать? Он недоволен. — Я замораживаю последний остаток водяной информации в голове, чтобы она никуда не вытекла. — А, ну понятно. А дома вообще никак? — Нет дома. Ничего нет. То, куда я не могу зайти, не называется моим домом. — В смысле, не можешь зайти? — И опять смеюсь. — Меня отделяет дверь, — величаво говорит Тим, словно рассказывая страшную историю. Ему, по сравнению со мной, совсем не смешно. Даже грустно. — Она опасна. Если её не трогать, она никогда не откроется. А если сломать, то я, наверное, замерзну еще сильнее. Блин, а ведь его слова реально что-то значат! Понять бы — что. Прикольно владеть таким умением. Джек уже справляется. Но я до сих пор не понимаю, что значит «то, куда я не могу зайти, не называется моим домом». Как он может так говорить? У него же есть квартира, и я об этом знаю. У него же есть ключ от собственной квартиры, как же он ее открывал раньше. Хотя… — Аа! Я поняла, что ты пытаешься мне сказать! — Восторженно привскакиваю с корточек, и Тим недоверчиво глянул в мою сторону. — Ты потерял ключи от квартиры?! Забыл, где оставил? Поэтому сидишь на улице? Он медленно кивает, опустив брови. И это моя победа — я поняла бредни этого чудика! Продолжаю успокаивающим голосом: — Ну, может ты их где-то выронил? Поищи там, где ходил. — Я слаб. Моя информация — тоже. Я её замораживаю, чтобы она приобрела четкую форму. А холод и голод станет моим лучшим наказанием. — Ой, да ладно тебе? Ну, потерял и потерял. Неужели у тебя нет запасного ключа? — Ох, он такой жалкий. Неужели то, что он делает, является решением всех проблем? — Ну, хочешь, мы поможем тебе взломать дверь? — Холод и голод — это лучшее наказание для каждого из нас, Холли. Джек знает об этом так, как никто другой: при ограничении физиологических потребностей мозг работает иначе. Мы всегда меняемся, когда меняется природное окружение. Вопрос в том, в какую сторону поведет эта дорога. — Кажется, его только что улыбнуло моё победное выражение лица. — Ты ведь понимаешь меня, да? — Да, конечно! — А я опять смеюсь, нихера не понимая, что он вообще мелит.***
Я предложила Тиму дойти со мной до пиццерии, потому что ему было холодно и голодно. Не знаю, почему приняла такое решение. Просто захотела помочь. Мне жалко смотреть на то, как Тим «наказывает» наказывает за такую мелочь. Там дверь-то, наверное, на соплях держится. Да что уж там: весь дом! Он согласился не сразу, снова проговорив что-то невнятное. Возможно, он имел в виду, что ему стыдно соглашаться на женскую помощь. Но моё всемирно помогающее сердце ныло, когда оценивало состояние Тима. Сейчас он совсем худой, ледяной и беспокойный из-за потери ключей. Но… такой ненавязчивый. Он не трогает меня за руки. Не приказывает. Слушает то, что я говорю. Смешит. Не могу поверить, что я это говорю по отношению к этому… ну, реально чудику. — Я куплю тебе кусочек пиццы, хочешь? — миловидно спрашиваю я, когда мы начали переходить дорогу в сторону пиццерии. — Ты настолько добра к нейропсихическому прислужнику, что не сравнишься с моей матерью. — Эй, нельзя такое сравнивать! — сначала весело говорю я, а потом… вспоминаю о своей ситуации. — Мы не выбираем родителей. Какими бы они не были, их надо принимать любыми. — Марго нужны от тебя запчасти, а ты так нежно говоришь о ней. — Тим повернул голову в мою сторону, и я ахуела. — Я бы убил ее. Отбирать шанс на хорошее будущее у личности, которая зарождалась в твоей же матке — безумие. Резко встаю напротив Тима и выставляю руки перед ним: — Так ты обо всем изначально знал?! — Конечно. Я прислужник. Я должен прислуживать. — Тим жестом руки пригласил меня идти дальше, и я согласилась. — Маска — это мой поводок. А лес — ветхая будка. Только вот совсем не кормят, … собака долго не протянет, если о ней никто не будет заботиться. Но я, к сожалению, человек. Мы почти подошли к пиццерии. — А почему ты Джеку ничего не сказал? Он же спрашивал. Ладно Джеку, он противный… а мне-то почему не сказал?! — Я… не хочу отвечать на этот вопрос. Он пугает так же ярко, как пожар. — И почему же ты не хочешь? — Он пугает так же ярко, как пожар, Холли. Я не хочу быть спаленным дотла. Я же человек, а не древесина. Ахренительная логика! Да что скрывают эти странные люди? Джек отказался говорить, что происходит. Тим отказывается говорить, что происходит. Такое ощущение, что я не сдержусь и сама приду к этому монстру с щупальцами с вопросами. И я не успокоюсь, пока не узнаю, какого хрена я делаю в Мадисоне, а не в Бостоне! Мы с Тимом зашли в пиццерию и встали у кассы. Решаю купить себе хот-дог, чтобы точно не откинуться от голода вместе с моим горе-спутником. Сама довольно плохо поела сегодня. — Что будете заказывать? — Слышу милое приветствие девчонки-кассира в фирменной шапочке. Оглядываю стенд меню и захлебываюсь в слюнях. — Пиццу или хот-дог, Тим? — Я не умею принимать решения самостоятельно. — Он посмотрел на меня так, словно его только что запугали. А я опять невольно улыбнулась от услышанного. Да и кассир, по-моему, тоже, — Оно не входит в мои базовые навыки. Если бы я умел, то никогда бы не стал прислужником. — Всё с тобой понятно, — не убираю улыбку с лица. — Я буду хот-дог, поэтому возьмем два, если хочешь. — Не-ет! Холли! — Резко выкрикнул Тим. — Не делай этого! — Может, вам помочь определиться с выбором? — продолжает кассир с неловкой улыбкой. — Что? Что не делать? — Я аж занервничала. Тим зачем-то положил мне руки на плечи, приблизившись ко мне. Господи, ну что случилось-то? — Эти…. числа… — Он нервничал вместе. Легко тряс меня за плечи. — Четные числа. Они являются числами самого дьявола. Двое лезвий у ножниц. Две гвоздики на могилу. Два слова, убивающих изнутри. Два топора у другого прислужника! Ты призовешь самого дьявола! — У меня не так много денег, чтобы покупать третий ненужный хот-дог! Кто его есть будет? — Ни в коем случае не поддавайся на влияние четных чисел. Не всегда две стороны походят друг на друга. А вот три стороны… они всегда могут договориться. Чем больше мнений, тем больше вариантов решения, ведь так? Я не могу договориться со своей второй половиной, и единственное, что я хочу — это иметь общего, справедливого судью. Пытаюсь не заржать от того, как же боязно он умоляет меня… не покупать два хот-дога? Я даже чуть не забыла, к чему он всё это говорит. Поворачиваю голову к кассирше и весело заявляю: — Дайте нам три хот-дога и одну картошку фри. Но не перепутайте, а то у него, не дай бог, инфаркт случится, — Достаю кошелек под спокойный вздох неспокойного Тима. — И… еще пиццу, пожалуйста. С ветчиной. Интересно, а Джек будет выпускать меня на подработку? У меня не бесконечные деньги. Но моё самое доброе в мире сердечко не хочет, чтобы этот город погружался в несчастье. Если я могу кого-то осчастливить, я это сделаю. Такова моя природа. Наверное, это придаст мне уверенность в том, что я — человек, а не бездушная психопатка, кои окружают меня каждыми днями. «Мы всегда меняемся, когда меняется природное окружение», — говорил Тим, но… я буду держаться. Не хочу стать такой же, как и они. Поэтому я всегда буду проявлять человечность. Пока не умру. — Вкусный хот-дог, Тим? — заботливо спрашиваю я, убирая третий хот-дог во внутренний карман куртки. Отдам Оли. — Я тебе еще картошку купила, чтобы точно наелся. — Почему ты не оставляешь меня? Почему кормишь? Я разве твоя собака? — Он оторвался от поедания, мило взглянув на меня. — Я… — Задумываюсь о том, стоит ли говорить о происходящем с ярко-выраженной экспрессией, ведь меня до сих пор не отпустила эта злость. — Не хочу домой. Хочу смеяться, радоваться и весело проводить декабрь. Но мой дом, к сожалению, тоже в последнее время не является моим домом. — Почему? — Потому что Джек к нам поселился! — рыкнула я. — Вчера я рассказала ему про то, что у меня хотят взять какие-то запчасти, и он решил за мной присматривать. Причину не говорит. Впрочем, и ты — тоже. В моем окружении нет компаньона, и это меня бесит. Вот и всё. — Холли, — Тим осматривал откусанное место хот-дога, — у нас есть на это причины. У Прокси — тоже. Прости нас всех. Ты должна чувствовать рядом с Джеком безопасность, а не то, что чувствуют люди, когда их ноги окунают в пыточный кипяток. — Я не чувствую себя с ним в безопасности, потому что он постоянно толкает в меня в центр невъебических событий! Не прошло и суток с момента его «переезда», а он уже меня довёл! — Моё сердце знает, что он боится. Ради безопасности окружающих Джек пойдёт на всё, даже на убийство своих друзей. Поэтому… я промолчал тогда. Моё сердце знает, что я боюсь не меньше. — Тим откусил картошечку. Слежу за его движениями, пытаясь не расплакаться. — Как он вообще может быть для кого-то другом? — Джек сам выбирает себе друзей, а они, в свою очередь, должны принять это как должное. Я давно это понял. — Круто, чё, — ухмыляюсь, откусывая хот-дог. — Но ничего. Я сама обо всём узнаю. Он мне не помеха. — Не смей, — Тим приблизился ко мне поближе. — Самостоятельность — это не всегда правильно, Холли. Разве люди самостоятельно строят торговые центры или продолжают семейный род? Я не смогу защитить тебя так, как это делает он. Точнее… он может защитить тебя от меня! Разве не так? А мне ведь так грустно от осознания того, что эти руки причиняют боль всем, кого касаются. Обескураженно смотрю на то, как холодные пальцы Тима коснулись моего предплечья. По этому месту словно пропустили заряд холодка, создав тысячу мурашек. — Ты ведь понимаешь меня? — мягко спросил тот, смотря мне в глаза. Медленно отдергиваю руку. — Я вообще не понимаю, что ты несешь, Тим. — Я несу только смерть и разрушение, Холли. Его ледяная, бездушная фраза зацепила мои ребра. Не получается вдохнуть воздух так, как это обычно происходит. Приходится подталкивать диафрагмой. Не могу поверить, что, походу дела, в нем правда сидит совершенно другой человек. Это так удивительно. Получается, они имеют одно тело, но разное жизненное предназначение. А маска является лишь проводником, с помощью которого тайная личность обретает свою фигуру. Наверное, им так тяжело живется вместе. Делимая вещь никогда не несет должной ответственности, и всякий раз её будут перекладывать друг на друга. Но Тим старается избегать этого, как я вижу. Старается не забывать о том, что несмотря на сброс ответственности за Маски, кровь остается на одних и тех же руках. Вопрос в том, чувствует ли он вину за это? Я не совсем верю. Его мысли слишком хаотичны. Джек сказал, что Тиму можно доверять то, что нельзя доверять Маски. Как бы это странно ни звучало, но единственная неделимая вещь между ними — это мозг. Их мысли не пересекаются, поэтому они не знают друг о друге? Или у них два мозга? Или мозг Тима покрывается специальной оболочкой? Как же это безумно. И ужасно. Тим словно тонет на корабле, который нельзя покидать. — Хочешь, я поделюсь с тобой картошкой? — Тим, грустно улыбнувшись, подтолкнул в мою сторону тарелочку. И я снова улыбаюсь. — Ты хочешь поделиться картошкой, которую я купила на свои деньги? — Это единственное, что я могу предложить тебе сейчас. — Он наивно округлил глаза, чтобы я поняла искренность его действия. — Ты добрая. И ты должна быть с Джеком, чтобы остаться такой же. — Ой, не напоминай о нем! — Если ты будешь чувствовать себя плохо с Джеком, не ходи в лес. Как бы лес тебя ни заставлял — его шептания могут перемешать кровь с дьявольской сделкой. Как бы Маски не давил на тебя через твою семью — его шептания могут остановить сердце тех, кого ты любишь. Если ты будешь чувствовать себя одиноко, найди меня и будь со мной. Я… не причиню тебе боль. Ну, что ж. Это самое милое, что я услышала за сегодня. Тим не кажется самым лучшим компаньоном, но теперь я примерно понимаю, куда уходить, если Джек будет доводить меня или моего брата до слез. Единственная проблема — я не хочу, чтобы вся кровь Оливера вытекла из его носа от того, что он присутствует рядом со своим дьяволом. Боже, как же это страшно звучит, а. Одно радует: когда я демонстративно взяла картошку с тарелки и положила в рот, Тим сразу же засверкал от счастья. Наверное, он и правду купил мне картошечку, если бы имел на это деньги. Его глаза — это единственное, что не врет мне.