Re:Broken

Сон, как назло, совершенно позабыл обо мне. Хотя ещё на пороге спальни я чувствовала нечеловеческую усталость и огромное желание уснуть, едва донеся голову до подушки, стоило мне только застелить постель и улечься, как голова заполнилась совершенно неуместными мыслями. Вперившись глазами в нежно-фисташковые гобеленовые обои, я злилась. В первую очередь на себя саму, потому что подобные расстройства сна приключаются только от нервов.  Вот и сейчас, когда мне по всем раскладам лучше было бы спать, я крутилась с боку на бок на краю по-английски громадной, но по-английски же классической кровати. Мне было то холодно в моей длинной шёлковой сорочке, то жарко под тонким, но тёплым одеялом из мериносовой шерсти. Мне хотелось пить, сладкого и разучиться думать одновременно. Надо сказать, что Роберт там, в гостиной, сидел тихо, как мышь в Запечье. Даже интересно стало — неужели он не устал за этот длинный нервотрёпочный день в моей не самой приятной компании? Неужели он сидит там, в жёлтом кругу мягкого торшерного света с романом в руке и вдумчиво читает, иногда умопомрачительно закусывая нижнюю губу? Стоп… Интересно это у меня получается — за сутки с небольшим накрутить себя так, что Роберт совершенно таинственным образом занял добрую треть моих мыслей. «Не ври себе. Не треть, как минимум половину. Совершенно точно — половину, бэйб» — ни разу не демократично поправил меня голос разума, очень напоминавший брызжущий смехом голос Дэна. Он раздражал меня настолько, что это было видно невооружённым взглядом, но я затруднялась сказать, какого рода это раздражение. Меня будто иголкой кололи мысли, так или иначе связанные с ним.  Тишина, которая бесцветным волшебным газом вползала в комнату из-под двери, казалась мне совершенно неестественной. Неужели он действительно скрючился на диване, чтобы не нарываться на мои любезности здесь? Собственно, его можно понять — спать в одной постели с непонятной девицей, даже если под разными одеялами,  — это не самое верное решение. Уж лучше заработать межрёберную невралгию как раз перед съёмками в своём чёртовом блокбастере. «Моя роль… Хм… Воспоминания Беллы об Эдварде. Фактически, полная копия моего многострадального Седрика». Конечно, чтобы играть серебрящееся облачко мысли не обязательно быть в прекрасной форме, но всё же… Перевернувшись на спину, я закрыла глаза, пытаясь заснуть.  Из-за двери до меня долетели звуки гитары. Ну, наконец-то! Значит, хоть не спит, отягощая мою совесть своим сколиозом или радикулитом в перспективе. Против своей воли я прислушалась: я была знакома с репертуаром Роберта Паттинсона, но мне было крайне любопытно, что он играет именно сейчас. «Stray Dog» Он пел очень тихо, и мне вдруг стало приятно оттого, что он осторожничает, боясь меня разбудить. «Ну, ещё бы. Он догадывается, что если тебя разбудит, ты превратишься в фурию с ПМС и климаксом два в одном» — смешливо фыркнул Дэн у меня в голове. Дурацкая моя привычка персонифицировать внутренний голос точно сведёт меня с ума в один достаточно прекрасный для этого день. Я молча слушала, пытаясь побороть в себе новое желание: встать и заглянуть в узкую замочную скважину, рассмотреть поющего Роба. Вопрос: «Зачем?» как-то отступил на второй план. В сущности, именно так я и сделала. Правда, замочной скважины не обнаружилось, поэтому я просто приоткрыла дверь и осторожно выглянула из спальни. Стоило мне разулыбаться, как я совершенно нелепо напоролась на рассеянный взгляд вскинувшего голову Роберта. О, нет… — Привет, — брякнула я упавшим тоном, пытаясь перестать улыбаться. На данный момент мы больше всего напоминали этакого музыкального удава, перебирающего струны, и сонного кролика. Мне было заранее понятно, чем кончится противостояние мудрого Каа и Мартовского Зайца в фиолетовой ночной рубашке на широких бретелях, но спрятаться обратно уже не получалось.  На мгновение он убрал пальцы со струн, взъерошив любовно отрощенные для продолжения съёмок в роли Эдварда Каллена волосы.  Кажется, сейчас я поплачусь за своё неосторожное подглядывание…  Впрочем… Если что я подыграю. Хватит корчить из себя цацу.  Роберт тяжко вздохнул. Standing by a broken tree her hands are all twisted She's pointing at me I was damned by-the light coming, over all I see Spoke with a voice that Disrupted the sky   Затянул он. Ох… Только не это. Роберт изо всех сил кривлялся, намекая на то, что его самого достала эта песня. Конечно. Это его персональный музыкальный крест, как «Yesterday» у Маккартни.  She said walk on over here to, a bit of shade I will wrap you in my arms and always stay Let me sign… Let me sign… Когда он закончил, я поманила его пальцем в той же дурашливой манере.  — Ты понял, Роб? Я даю тебе знак. Был бы у тебя в хозяйстве горн — я бы тебе персонально отбой протрубила,  — мой голос после долгого молчания звучал немного хрипло. Я старалась говорить серьёзно, хотя мне было сложновато после этого маленького музыкального представления а-ля Эдвард Каллен посыпает голову пеплом.  — А ты ещё и горнить умеешь? — невозмутимо парировал он. — Ну, ничего себе… Ты талантлива по-настоящему. Заметив на журнальном столике распечатку долбаной пьесы имени Дэна, я сконфузилась. Мой добрый друг притянул Роберту свой экземпляр уже готового текста, и, судя по тому, что распечатка была переполовинена закладкой, он именно её и читал полвечера.  Какой кошмар… Значит, он теперь в курсе того, как мы с Дэном лихо завернули свою пьеску в тёмном закутке британской истории времён скандального лорда Рочестера, роль которого Дэнни собирался напялить на себя. Пара-тройка фэйковых персонажей образовывали отдельную сюжетную линию, которую и линией было сложно назвать: сплошной клубок нервов и порочных связей. Смешно, матерно, на грани фола. Сложный староанглийский, за который отвечал Дэн, и лаконичный, ёмкий современный язык — дело моих рук.  — Спасибо… — ответила я на выдохе, готовясь краснеть. Отложив гитару, Роб взял пачку сигарет. Окинув беглым взглядом мой непритязательный прикид, он усмехнулся. — Настоящее вечернее платье для настоящей леди… — он заглянул в распечатку, — леди Уилмотт. А знаешь… Я был бы не прочь сыграть с вами. Интересно, откуда он знает, что Дэн настаивал на моём участии именно в роли ханжи Уилмотт? Не удивлюсь, если Рэдклифф оставил в распечатке свои аккуратные карандашные заметки. — Кого, например? — Например, Кросби.  Отлично. Кросби — любовник леди Уилмотт.  — Поговори об этом с Дэниэлом. Он у нас главный по части кастинга.  «Я искренне надеюсь, что он откажет тебе по причине твоей занятости в ближайшие пару лет», — мысленно добавила я. — Я покурю, и спать лягу. Не стой на сквозняке, — мягко ответил Роб.  — Намёк поняла, я ухожу.  — Да брось, если хочешь — можешь подышать дымом, — он вынул сигарету, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. — Просто я помню, что ты этого не любишь.  — Да ладно… Я просто хотела послушать, как ты поёшь, а в итоге я смотрю, как ты куришь. Странная подмена, ты не находишь? — фыркнула я, возвращаясь в спальню.  «Притом, я решительно не знаю, что мне нравится в тебе больше — твоё пение или твоя способность так эротично курить. Сто раз видела, но каждый раз сердце обмирает как в первые».  Он действительно пришёл через пять минут, принеся с собой нет, не сигаретный флёр, а свежесть зубной пасты. Закрыв глаза, я душила в себе желание подсмотреть за ним сквозь ресницы, тем более что Роберт слишком явно меня не стеснялся.  Судя по звукам, раздевается он лениво, но достаточно быстро.  Шлёп — футболка. Короткий вжик — джинсы.  Я и не подумала откатиться на самый край своей половины. С размерами этой кровати это было бы глупо, да и… Мне не хотелось, чтобы Паттинсон думал, что я его боюсь. Ещё чего не хватало. Но даже на огромной кровати я ощутила мгновение, когда он лёг — матрас спружинил, заставив меня совершенно нелепо вздрогнуть.  — Спокойной ночи, Роб…  Он не ответил. Вместо этого через пару минут, он просто обнял меня поверх одеяла, притягивая к своей груди. Это было настолько целомудренное объятие, что возмущаться было бы полным ханжеством. Я тихонько фыркнула, выражая самую лёгкую степень негодования. — Тсс… Не глупи, а? Спокойной ночи, Стэсс… — тихо проговорил он в самое моё ухо.  Выпутываться из  его тёплых рук не хотелось… Его спокойное дыхание навевало сон. А ещё… Ещё мне хотелось услышать, как он скажет мне: «Доброе утро» Перевернувшись с боку на бок, я наткнулась на что-то тёплое. В полусне я не разбираю, что со мной происходит, потому реакции часто бывают неадекватными. Сон мешается с реальностью, делая жизнь похожей на нарезку из нескольких  фильмов, неаккуратно переклеенную неопытным монтажером. Только прижавшись к тёплому теснее, я как-то сообразила, что это Роберт. Судя по тому, что он не возражал, Паттинсон премилым образом спал, избавив меня тем самым от очередного ехидного комментария в мой адрес.  Открыв глаза, я поняла, что до рассвета ещё пара часов, потому что темнота ночи была основательно разбавлена отблесками зарниц, становясь неуловимо серой. Хотя спросонья она так же колола глаз — очертания предметов проступали не сразу. Какие к чёрту предметы — грудь Роберта закрывала от меня добрую половину комнаты. Вместо того чтобы видеть хоть что-то, я зачем-то прижималась к нему щекой. Подняв голову вверх, я достаточно ощутимо налетела на грубый наждак его небритого подбородка той же самой разбалованной нежным теплом щекой.  — Чёрт… — прошипела я едва слышно, пытаясь отодвинуться. Но спящий Роберт, который даже не шевельнул бровями, не позволил мне этого сделать. В очередной раз. Спрашивается, ему что — удобнее спать с осознанием того, что рядом кто-то есть? Подарить ему плюшевого медведя размером с гризли — и делу конец. Потому что обниматься с ним вот так всякий раз я не намерена. — Роб…  — я пыталась тормошить его с предельной вежливостью. — Ну, Роберт… Видимо, мой голос звучал недостаточно убедительно, потому что моё положение ничуть не изменилось. Укусить его, что ли? Боюсь, избалованный криками фанаток: «Укуси меня!», Роберт Паттинсон поймёт меня неправильно. Да и силу могу не рассчитать…  Меня нереально раздражали его ладони, устроившиеся у меня на талии. Со стороны на нас глянуть — ну чисто молодожёны в медовый месяц — прилипли друг к другу, как два пельменя в морозилке.  Уперевшись ладонями в грудь Паттинсона, я в очередной раз попыталась отодвинуться от этой мерно постукивающей живой подушки. Кажется, кое-кто талантливо изображает сон, вместо того, чтобы спать на самом деле. И этот кое-кто сейчас огребёт по полной программе… Всмотревшись в его лицо, я заметила, как он улыбается. Крошечная сардоническая улыбочка превратила уголки его губ в трогательные завитки.  — Что тебе не нравится? — произнёс он, не открывая глаз. — Утро ещё не скоро. Спи давай… — Мне не нравится, что ты прижимаешься ко мне. От тебя жар, как от хорошей батареи.  — Считай, что я боюсь, что ты замёрзнешь. — Мне не холодно, Роберт! — Да ты ледышка, детка! — Я тебе не детка… Он усмехнулся, но глаз не открыл.  — Прости… — Кажется, смущаешься ты только перед видеокамерой.  — Почему же… Тебе удаётся смущать меня с завидной регулярностью, но я держу себя в руках.  — Прямо сейчас ты держишь и меня за компанию. — Угу, — его сонный голос звучал мягче, чем обычно, но настойчивость в нём просто звенела. То ли Роберту нравилось играть со мной, то ли он хотел посмотреть, как быстро я сломаюсь, то ли его реально заводит, когда девушка ничего от него не хочет. Разбираться с этим грузом среди ночи хотелось меньше всего, потому я вздохнула и молча уткнулась лицом в грудь Роба. Подумав пару минут, я коснулась пальцами его щеки.  — Ты колючий… Как дикобраз. — До тебя мне далеко, поверь.  Неуловимое движение его лица, пока он говорил, приятно отозвалось под пальцами. Даже жаль было их убирать… Может быть, именно поэтому я прошлась ими по его шее. А может, просто координация движений после сна была не до конца восстановлена.  — Прости, Роб, — зачем-то ляпнула я, вместо того, чтобы проморозиться в своей традиционной манере.  — Ничего. Мне приятно. Можешь даже сделать это ещё раз.  Спокойный, даже чуть равнодушный тон, ровное дыхание… При всём моём нездоровом скепсисе, Роберт Паттинсон никак не тянет на сексуально озабоченного. Да и с чего бы ему таким быть? Он всегда позиционировал себя как  стабильного аскета, который годами живёт без девушек, заменяя их на книжки и восторгаясь красотой Натали Портман. Ну и я, вроде, не особенно располагаю к перемене погоды на любовном фронте.  «Ещё раз, говоришь? Интересно, а что мне за это будет, Роберт?» Тем не менее, я повторно провела пальцами по его шее, но теперь не сверху вниз, а снизу вверх.  О том, что именно мне за это будет, долго думать не пришлось. Каким-то ленивым движением Паттинсон перебрался под моё одеяло! Отлично! И что теперь? Мне стало стрёмно даже дышать в его сторону.  — Малыш, кажется, это было лишним… — сдавленно произнесла я. Его присутствие на откровенно моей территории меня обескураживало. Я не могу сказать, что это было неприятно. Скорее, даже наоборот.  Это пугало меня ещё больше. — Возможно, — уклончиво ответил Роберт, умопомрачительно сглатывая.  Мне показалось, что это я младше его на три года, а не наоборот. От аморфности Седрика Диггори, чьи светлые глаза так картинно вперивались в суровое небо над Хогвартсом, что меня пронимало до слёз, не осталось ровным счётом ничего — даже приятных воспоминаний. Под слегка загорелой кожей прятались твёрдые мышцы — Эдвард Каллен просто не мог быть рохлей, и неспортивному Роберту, видимо, пришлось с этим смириться. К тому же… Волосы Роберта пахли вечерним проспектом, туманом… Самим Лондоном. Подбирая эпитеты, я тут же оборвала себя, заставив об этом не думать. У меня из головы не шёл его запах. В буквальном смысле слова, потому что мне приходилось вдыхать эту замысловатую композицию из тонкого аромата его кожи, холодного ночного воздуха и фантомного запаха сигарет, парфюма и геля для душа. В принципе, если запах человека неприятен, то ловить с ним абсолютно нечего. Наслушавшись капризных заявлений Кристен, я была готова к тому, что от моего нового знакомого разит, как от заправского мужлана со свинофермы. Но, сдаётся мне, у мисс Стюарт что-то не то с носом. Американки — они вообще со странностями… Дабы башню не снесло окончательно, я осторожно обхватила его рукой за плечо. — Роб… Давай спать… — Угу, — проговорил он, не открывая глаз и практически не разлепляя губ.  — Тебе удобно? — Более чем, не волнуйся. — Хорошо… — Надеюсь, — он иронично хмыкнул. — Что? — не поняла я. — Я надеюсь, что тебе хорошо.  О, боги… Даже сейчас, когда у меня остатки сна напрочь выветрились из головы, этому коварному типу было весело. Ну, ещё бы… Типичный английский юмор — развлечение для посвящённых. Послушно закрыв глаза, я попыталась заснуть. Едва моего сознания коснулась дрёма, Роберт заговорил, обращаясь то ли ко мне, то ли к предрассветному густому воздуху. — Сегодня напьюсь в лоскуты…  Я не знала, стоит ли мне отвечать, потому только судорожно вздохнула, стараясь не щекотать его кожу ресницами, дабы не выдать себя. Какое-то чувство, отдалённо напоминающее надежду на то, что он всё-таки не улетит или улетит, но не завтра, шевельнулось внутри, заставив испытать острый укол грусти.  Чёрт… От этого мне стало страшно. Это даже не мои вздыхания по Фелтону, о котором я прожужжала все уши Дэниэлу.     «Ты не его фанатка», — деловито сказал разум-Дэн. «Вы с ним птицы разного полёта», — поддакнула самокопательская жалость-Лиина. Ой, кто бы о птицах говорил, Линтус.  И только Дарина, представлявшая на этот раз совесть, изрекла зломудрое: «Ну вот. Он тебе нравится». Обречённо так, будто приговор вынесла. И будто мне было мало моей застарелой симпатии к Фелтону! Впервые в жизни мне хотелось послать всю эту многоголосую логику куда подальше. Повинуясь этому желанию, я запустила пальцы в волосы Роберта, слегка разворачивая его лицо вниз, к себе. — Эй… Зачем тебе напиваться?  Он мягко улыбнулся, ничем не выдав своих эмоций по поводу моего достаточно жёсткого захвата.  — Типичная защита Хемингуэя. Мне предстоит перелёт, а потом работа. Сказать по правде, я не особенно на это настроен. «Ну, так оставайся!» — этот вскрик почти сорвался с моих губ. Чтобы не сказать этого вслух, я прикусила кончик языка. Получилось больновато, но эффективно.  — У тебя всё равно нет выбора. Ты будешь играть этого своего Эдварда Каллена, покуда не исчерпается фантазия Майер… — Эдвард Каллен… — хмыкнул Роберт. — Мрачный тип, себе на уме… У нас решительно ничего общего. Он тебе нравится? «Мне нравишься ты», — произнесла я про себя с пугающей отчётливостью.  В ответ я только пожала плечами.  — Не знаю. Мне гораздо интереснее Роберт Паттинсон. Он живой и… Тёплый.  Сказав это, я, практически не отдавая себе в этом отчёта, придвинулась к нему ближе. Смотреть в лицо Роберта было невыносимо — казалось, у меня дрожит каждая мимическая мышца от фантомного ощущения прикосновения. Каждый из нас ждал, что же предпримет противоположная сторона — электричество этого ожидания просто взрывало воздух. На каждое действие сразу же находилось противодействие: наши странные, замешанные на эмоциях движения были похожи на шахматную партию… Осталось выяснить, кто первым прошепчет: «Шах». — Приятно слышать. Мне, признаться, уже всерьёз начало казаться, что ты меня терпеть не можешь. — Одно не исключает другого, Роб…  — Да понятное дело, но всё равно… — перевернувшись с боку на спину, он улыбался.  Устроив подбородок у него на плече, я сдунула отросшую чёлку, упавшую ему на глаза.  — Ты прав. Всё равно, — моя ладонь так и рвалась устроиться у него на груди, но и этот порыв мне удалось оставить при себе. Вместо этого, я обхватила его за пояс. — Если хочешь, я могу составить тебе компанию вечером. Кто практикует защиту Хемингуэя в одиночку, кончают так же плохо, как старина Хэм. — Ага… А все, кто курит, кончают раком. Его щёки немного порозовели, а губы уже кривились в усмешке.  — Типа того.  Повернув лицо, он едва не касался губами моего лба. — Стэсс… Ты серьёзно предлагаешь мне себя в качестве компаньона  в деле борьбы с запасами алкоголя в местных пабах? — Да, мой трогательно тупящий друг. Именно себя. Не хочешь? Он умопомрачительно улыбнулся. — Хочу. Тебя — очень хочу. Спи давай… После этого напутствия, он повернулся ко мне спиной, позволив мне сколько угодно долго прижиматься грудью к его сильной спине. Уже засыпая, я от всей души надеялась, что он не заметил, как я коротко поцеловала его между лопаток.