***
Следующие несколько дней Хосок отказывался есть. Новые подносы с едой сменяли нетронутые старые. Всё, что он делал - это либо спал, либо просто лежал на кровати, смотря в пустоту. Несколько раз он пытался дойти до туалета, но эти жалкие попытки заканчивались провалом. В конце концов, он всегда терял равновесие и просто полз по полу. В такие моменты он как никак испытывал омерзения к себе. Иногда он снова начинал кричать, и тогда сбежавшиеся санитары снова вкалывали ему морфий. Временами, когда он не мог уснуть, Хосок делал это специально, чтобы снова искусственным путём окунуться в сон, ведь это единственное место, где он не чувствует боль. Там он снова был молодым здоровым альфой, только там он мог встретить своих родителей и старых друзей, оказаться в родном городке, снова помогать отцу в мастерской и играть в футбол. Но даже в такое святое место как сон, стали пробираться кошмары. Всё чаще и чаще ему снился молодой парень, которого он убил, снилось их счастье с этим омегой из кулона, они были вместе, в то время как Хосок заживо утопал в грязи, он снова кричал, просил того парня помочь, но тот не обращал на него внимание. Он жил, пока Хосок умирал. После таких снов альфа всегда просыпался в холодном поту. В такие моменты он глубоко дышал, пытаясь восстановить дыхание. Но успокоиться ему не давали его мысли, которые как черви паразитировали его мозг. По ночам ему казалось, что в темноте его палаты стоит Он. Его первая жертва, которую он так безжалостно лишил жизни. В такие моменты он испытывал нечеловеческий страх, забирался с головой под одеяло, но холодные руки мертвеца его находили. Они пробирались не только под одежду, но и под кожу, и каждый раз Хосок молился, чтобы этот кошмар закончился. Но он, как заевшая шарманка, повторялся каждую ночь. И он не мог с этим ничего поделать. О, как он был глуп, когда думал, что его ад начался на войне. На четвертый день его голодовки к нему пришёл доктор. Это был молодой омега в самом расцвете своей красоты. У него были светлые волосы, неприлично пухлые губы и стройное тело, которое так хорошо скрывал белый халат. В прежние дни Хосок непременно бы за ним приударил, но сейчас ему ничего не хотелось. — Здравствуйте, командир Чон, я ваш лечащий врач, Ким Чимин. Мне тут сообщили, что вы устроили голодовку. Думаю, вам не стоит объяснять, как важно вашему организму потреблять пищу. Хосок пустым взглядом смотрел на него. Да, он правда долго не ел, но он же не специально. Просто любая мысль о еде вызывала отвращение, наверное из-за того, что в голове сидела одна единственная мысль: «Ты не достоин жить» — Командир Чон, пожалуйста не заставляйте меня просить санитаров насильно вас кормить, я понимаю, что вы испытали шок, но потеря ноги - не повод отказываться от базовых потребностей вашего организма. Альфа даже его не слушал. Он снова погрузился в свои мысли, которые в последние дни стали его самым главным врагом. Он вернулся в реальность, только когда ощутил прикосновение тёплых пальцев на себе. Доктор Ким совсем легонько прикоснулся к его холодной руке. — Я даже представить не могу, как вам сейчас трудно, но вы должны жить. Ради родных, ради друзей, ради всех тех, кто не выжил. Это проклятая война пока не забрала вашу жизнь, и вы должны показать ей, что так просто не сдадитесь. Пожалуйста, командир Чон, вы должны жить. И он сдался. Он так устал от кошмаров, от навязчивых мыслей, от пустоты на месте левой ноги. Он устал жалеть о содеянном, устал вспоминать людей, чью жизнь он оборвал. И он решил, что если ему суждено всю оставшуюся жизнь страдать, то эти страдания он вытерпит с высоко поднятой головой. Он не позволит отчаянию завладеть им.***
На пятый день в больницы приехал полковник Ким. Хосок понимал, что друг когда-нибудь его навестит, но надеялся, что этот момент настанет не скоро. Намджун зашёл в палату и, как прежде, по-дружески похлопал по плечу сидящего на кровати Хосока. Он пытался быть весёлым и вести себя с другом как всегда, но некая неловкость и тревожность его выдавали. Хосок видел, как его взгляд несколько раз падал на его ноги, укрытые одеялом, но он сразу же отводил глаза. Намджун рассказывал как обстоят дела на фронте, а Хосок слушал в пол уха. Ему было тошно от того, как полковник старается делать вид, что ничего не произошло, что всё как прежде. Перебив Намджуна на очередной истории, Чон выпалил: — Ты ведь хочешь на это посмотреть, да? — Что? — На мою ногу. — Хосок, если ты этого не хочешь, то…— но было поздно. Альфа уже откинул одеяло. Намджун уставился на ногу Чона. Хосок заметил как его кадык слегка дёрнулся, а губы моментально поджались. Ещё немного посмотрев, он перевёл взгляд на друга. Полковник неуверенно спросил: — Ты как? Справляешься? И Хосоку захотелось исчезнуть, перестать существовать. Ненависть и омерзение к себе с новой силой накатили на альфу, а всё потому, что во взгляде Намджуна он видел жалость. Да, это была она, грёбанная жалость. Подтверждение того, что он теперь ничтожество, калека, неполноценный человек. Что он беспомощный. Хосок теперь ненавидит жалость.***
Намджун уехал обратно, но обещал навестить друга в скором времени. Сказал, что не знает когда точно, ведь ситуации на фронте сейчас нестабильная. А Хосок был этому рад: ему надо много времени, чтобы подготовиться к очередной порции сочувствия и сожаления в чужих глазах. На следующий день, после бессонной ночи, он впервые решил выйти на улицу. Медбрат предоставил ему костыли, и альфе понадобилось достаточно много времени, чтобы научиться на них ходить. Это оказалось сложней, чем он представлял. К больнице был пристроен большой ухоженный сад, было видно как за ним аккуратно ухаживали. Хосок поковылял вглубь сада. К его сожалению, медбрат, молодой омега, последовал за ним, но альфа не сопротивлялся. Сейчас его волновало не это. Воздух был пропитан свежестью и запахом цветов, он точно мог различить аромат пиона, эти цветы выращивал папа на своей грядке в их родном доме. Трава приобрела сочно зеленый оттенок, а солнце находилось в зените ярко-голубого неба. Хосок впервые увидел его без дыма и гари, а тишина, которую не пронзали звуки пуль и разрывающихся бомб, резала слух. Вместо криков и оров солдат он слышал спокойные разговоры людей. Как он от этого отвык… Дойдя до лавки в глубине сада, Хосок уселся на неё. Он положил костыли в сторону, а сопровождавший его омега укрыл ему ноги пледом, всё-таки на улице было немного прохладно. Хосок попросил медбрата уйти, ссылаясь на то, что хочет побыть в одиночестве, и заверил того, что он в состоянии дойти обратно сам. Из больничных штанов он достал старый портсигар, ещё его дедушки принадлежавший, и из нагрудного кармана выудил спички. Едкий дым проник в лёгкие, он с непривычки даже закашлял - так давно он не курил. Мысли уносились куда-то вдаль, далеко в прошлое. Ему казалось, что только там он может обрести спокойствие. Его жизнь до войны была такой простой и спокойной, но тогда он хотел всё изменить. Медленный темп жизни не устраивал энергичного альфу, помнится, когда стукнет двадцать три, он хотел перебраться в Лондон. И вот ему почти двадцать три, и что с ним сейчас? Год назад он любил мечтать, но теперь это действие кажется бесполезным. Когда огонёк сигареты стал обжигать ему пальцы, он её потушил. А мысли в голове всё продолжали путаться. Что его ждёт дальше? Вернуться на фронт он вряд ли сможет. Его родной город разбомбили вражеские самолёты. Куда ему теперь податься? Он не знал. Хосок погряз в своём отчаянии, из которого его вдруг вырвал чей-то приятный голос: — Огонька не найдётся? Перед ним стоял молодой омега, каштановые волосы волнами спадали на его красивое лицо, его карие глаза с зеленоватым отливом были еле видны из-за них. На нём были коричневые штаны и хлопковая рубашка оливкового цвета. Он сильно выделялся на фоне санитаров и медбратьев, которые всегда ходили в белом. Длинными красивыми пальцами омега держал сигарету, и Хосок только сейчас вспомнил о его просьбе. Достав из кармана спички, он уже хотел было протянуть их усевшемуся на скамейку парню, но, вспомнив, что рядом с ним сидит омега, он достал спичку из коробка и чиркнув ей, поднёс огонь к сигарете, которую омега держал уже в губах. Пока тот закуривал, Хосок разглядывал незнакомца. Только вблизи он заметил маленькую аккуратную родинку на кончике его носа, его длинные ресницы слегка подрагивали. Когда пламя наконец-то обхватило кончик сигареты, он поднял свои миндальные глаза на Хосока, и этот взгляд дурманил голову лучше всякой крепкой сигареты. Выдохнув дым, омега откинулся на скамейку, перехватив сигарету пальцами. В его руках она выглядела как самое идеальное оружие. Хосок никогда не видел, чтобы кто-то так красиво и элегантно курил. Смотреть на то, как этот молодой парень добровольно принимает в себя дозу яда и как красиво выходит дым из его губ, было невыносимо прекрасно. Его завораживало то, как красота контрастирует со смертью, в своих тонких пальцах он держит оружие саморазрушения. И это притягивало. Осознав, что он слишком долго смотрит на незнакомца, Хосок отвёл взгляд. В голове было столько мыслей, а молчание так тяготило. И в этот момент между его ртом и головой произошло рассоединение, потому что он выдал самую глупую и нелепую фразу: — Не знал, что сейчас омеги курят… Да, лучше бы он тогда промолчал. Лучше бы он не выходил из своей палаты.***
На следующий день Тэхён проснулся опять поздно, ближе к обеду. Приехав вчера из больницы, омега пытался развлечь себя хоть чем-нибудь: играл на пианино, прогулялся по саду, снова читал глупые французские романы. Но всё это не помогло избавиться от чувства стыда и неловкости, которое накатило на него, когда он ложился спать. В мыслях без остановки крутился диалог с раненым солдатом, мозг по новой воспроизводил момент, когда тот откинул плед. Чёрт, чёрт, чёрт, какой же он глупый. Не зря папа говорил: «Язык - твой главный враг, Ким Тэхён». И так он проворочался полночи, деля свою постель с багажом назойливых мыслей. Разумная его часть говорила, что по-хорошему надо найти того альфу и извиниться перед ним, ведь он повёл себя бестактно и глупо, но вторая его часть, которая, между прочим, превалировала, кричала о том, что больше никогда в жизни нога его не ступит на белый кафель этой больницы, чтобы не дай бог не встретить солдата. Заснул он только под утро, когда сон одержал победу в схватке с его мыслями. И вот сейчас Тэхён лежит на своей кровати, ноги запутаны в белой простыне, а густые волосы раскинуты на большой подушки. Переживания вчерашнего дня уже почти не тяготят сердце. Он только сейчас понял, что из-за случая в саду, практически забыл о их конфликте с Чимином. Предложение брата до сих пор казалось глупым, но злость на старшего испарилась сама собой. Вот с кем Тэхёну следовало бы помириться. Он бы ещё долго лежал в кровати, если бы в его комнату не вбежал папа. Омега выглядел запыхавшимся. — Тэхён, срочно одевайся, Соджун приехал. Вся прелесть и лёгкость утра в миг улетучились, на смену им пришло раздражение. Его жених опять без предупреждения заявился к ним в дом. — Что он тут делает в такую рань? — недовольно процедил Тэхён, вставая с кровати и на ходу сбрасываю свою ночнушку. — Если бы кто-то не спал до полудня, не так бы сильно возмущался, — бегло ответил папа, роясь в его гардеробе в поисках приличной одежды, — Соджун приехал на обед. — Вечно он любит не вовремя заявляться. — Тэхён. Папа грозно посмотрел на него, и у омеги в миг пропало всё желание пререкаться. Он неохотно надел белоснежную блузку и классические коричневые штаны, которые ему протянул отец. Сону, их домработник, вошедший в комнату вслед за хозяином, расчесал Тэхёну волосы, а старший омега слегка припудрил сыну лицо. Тэ терпеть этого не мог, но спорить с папой не горел желанием. Двое омег приводили его в порядок, а Тэхён чувствовал себя какой-то куклой, которую наряжают и одевают для веселья. Закончив свою работу, старший Ким критически посмотрел на сына и сказал тому спускаться вниз. Тэхёну это меньше всего хотелось, но выбора опять же не было. Выйдя из комнаты, он старался максимально медленно спускаться по тёмно-коричневой лестнице с широкими пролетами на первый этаж, чтобы как можно дольше оттянуть время. Но вот заветные ступеньки кончились и, подняв голову, Тэхён встретился взглядом с человеком, которого он меньше всего хотел сегодня увидеть. Соджун, как и всегда, был одет с иголочки, светлый летний костюм, чёрные волосы, которые благодаря обильному количеству геля, были зализаны назад, гладко выбритое лицо - одним словом, он выглядел так «идеально», что это раздражало. — Надеюсь, я не потревожил вас,— вежливо сказал Соджун, чуть кланяясь Тэхёну. «О, не представляете даже как», — подумал про себя омега, но мысли озвучивать не стал. Вместо этого он через силу улыбнулся, вызвав глупую улыбку напротив, которая ему так не нравилась. Маленькие чёрные глаза Соджуна чуть сузились, от чего он казался ещё непривлекательней. Обед ещё не был готов, поэтому они вдвоём решили прогуляться по саду. Соджун опять завёл разговор о винодельнях своего отца, и какие они сейчас терпят убытки из-за войны. Тэхён слушал его вполуха, в принципе, как и всегда. А ведь когда-то он был уверен, что точно влюблён в этого альфу. Соджун являлся выходцем из семьи богатых виноделов, чей бизнес уже столетиями процветал в их городке. В свою очередь, отец Тэхёна был представителем древнего рода Кимов, чьи предки когда-то были приближены к самой королеве, а дедушка Тэхёна входил даже в палату лордов. Но сейчас, кроме известной фамилии, у Кимов практически ничего не осталось. Не то, чтобы они бедствуют, вовсе нет, им хватило денег, чтобы оплатить обучение Чимина в Оксфорде на медицинском, и в пище и одежде они не нуждаются, но впереди их ожидает полная неизвестность. Ситуацию усугубляло ещё то, что оба сына у старшего Кима омеги, а следовательно, единственный выход из данной ситуации - найти подходящую партию. И в этот момент как раз появился Соджун. Познакомились они, не без помощи своих родителей, на каком-то приёме. Отцу Тэхёна был нужен богатый жених, а родителям Соджуна, в свою очередь, выходец из знатного рода. Тэхёну тогда лет шестнадцать было, в голове ветер, а внутри обостренные молодостью чувства. Соджун был года на два старше, и тогда Тэхёну казалось, что он нашёл любовь всей своей жизни. Конечно же понять это ему помог родной папа, который без остановки вбивал в голову молодого омеги, что Соджун непременно неровно к нему дышит, и что их союз благословит сам Господь Бог. Нужно сказать, что эти слова бесспорно действовали на молодого Тэхёна. Но время шло, и туман наивной юности бесследно развеялся, и из привлекательного и умного парня, Соджун превратился в наискучнейшего альфу на свете. Тэхён вправду пытался понравится Соджуну, внимательно вслушивался в его бесконечные разговоры про их семейную винодельню, про то, как он сходил на охоту. С каждой их новой встречей омега понимал, что Соджун ему не интересен, и первая влюбленность оказалась фальшивым чувством, которое было навеяно со стороны. О своих чувствах по отношению к Соджуну Тэхён рассказал своему папе, на что он назвал сына глупым и сказал, что тот не понимает, какое счастье выпало на его долю, когда сам Пак Соджун сватается к нему. Отец Тэхёна, наоборот, понимал чувства омеги, ему было больно от того, что его младший сын был обязан связать себя узами брака из-за их финансового положения. Поэтому старший Ким сочувствовал Тэ, но ничего не мог сделать. Таким образом, у Тэхёна остался только Чимин, которому на протяжении уже трёх лет Тэхён изливал душу. Чимин всегда выслушивал брата, и внутри себя всегда радовался, что брак по расчёту пал не на его участь. Несмотря на то, что всё шло к их дальнейшему союзу, Соджун не спешил делать предложение, чему Тэхён был неимоверно рад. Но год назад, на их очередной прогулке, мямлящий и колеблющийся Соджун попытался сделать ему предложение, но Тэхён того вовремя остановил. Он внушил недалекому альфе, что они ещё слишком молоды и пока оба не состоялись как личности, что он обязательно выйдет за него замуж, но только чуть-чуть попозже. Короче говоря, навешал тому лапшу на уши, и жених вроде как поверил. Так Тэхён выиграл ещё время на обдумывание следующих отговорок, когда альфа снова захочет сделать предложение. И вот сейчас они шли по саду и разговаривали ни о чём. Ещё не отошедший ото сна мозг Тэхёна не воспринимал скучную беседу. В основном говорил Соджун, а омега делал вид, что его слушает. Чтобы отвлечься от нудного монолога альфы, Тэ разглядывал цветы, которые их садовники посадили пару лет назад. Их сад - главное достояние поместья Кимов. Сколько усилий и денег было в него вложено их предками, сколько книг было прочитано Тэхёном здесь, сколько тропинок истоптано, сколько мыслей было обдумано под ветвями деревьев. В конце концов, сколько раз их сад становился личным убежищем омеги. — Тэхён? — А, — ну вот опять он отвлёкся, — извини, задумался. — Я говорю, как жаль, что из-за этой проклятой войны сейчас практически невозможно путешествовать. В прошлом году были с отцом в Вене, прекраснейший город, в котором бы я хотел снова побывать. Но из-за всех этих конфликтов, вспыхнувших на Балканах и постепенно переросших в одну войну по всей Европе, в полной мере наслаждаться жизнью не получается. Но я всё-таки надеюсь, что это недоразумение в скором времени закончится и жизнь вернётся в прежнее русло. Тем более поставки винограда и техники значительно пострадали… Тэхён опять перестал его слушать. Бессмысленные речи, от которых его уже тошнило, снова проходили мимо него. Всё, что от него требовалось - это глупо улыбаться и делать вид, что всё, что говорит Соджун, неимоверно интересно. Ничего нового, кроме скуки, от их встреч он не извлекал. Закончив с прогулкой они вернулись домой, где уже был готов обед. Усевшись за стол, Соджун завёл очередной разговор с его отцом о политике, а Тэхён, в свою очередь, просто молча ел, надеясь, что обед скоро закончится, и альфа наконец-то уедет. Но время текло бесконечно медленно. Он так хотел снова оказаться в своей комнате, в кровати. Ещё очень хотелось курить. Безумно. — Кстати, Тэхён, — голос Соджуна вырвал его из размышлений, — я завтра отправляюсь к своему дяде в поместье в Нортоне на охоту. Я как-то рассказал ему о тебе, и знаешь, он пригласил и тебя тоже. Погостишь недельку у него. У моего дяди прекрасный дом с огромными владениями. Я тебе самолично покажу все красоты данной местности. Поэтому для меня будет великая радость, если ты составишь мне компанию. У Тэхёна всё внутри упало. Он с Соджуном и часа не мог провести, при этом не умерев со скуки, а тут целую неделю находится в его компании. Там не будет ни Чимина, которому можно излить душу, ни поездок на велосипеде, которые для омеги были глотком свежего воздуха. И он будет обязан провести целую неделю в поместье его дяди, тем самым подтверждая факт их будущего замужества. Целую неделю вдали от дома. Нет, он не выдержит. Тэхён испугано поднял глаза. Соджун снова с прищуром смотрел на него. Он ждал ответа, хотя, наверное, понимал, что выбора у Тэхёна не было. Под столом его пнул ногой рядом сидящий папа, как бы говоря не медлить с ответом. Наверное, тот был рад сослать сына в этот проклятый Нортон. Ну конечно же, это такая возможность укрепить связи с семейством Пак. Тэхён перевёл взгляд на отца. Тот с поджатыми губами смотрел на него. Он прекрасно понимал, что чувствует сын, но он лишь молчал. Всё, что он мог - это молча сочувствовать. Мысли в Тэхёне летали с бешеной скоростью. Он пытался придумать подходящую отговорку, чтобы не поехать с альфой в поместье к его дяде. Он понимал, что его молчание слишком затянулось и надо немедленно выдать что-нибудь весомое. И тут его прервал его папа, который решил взять судьбу сына в свои руки: — Конечно, думаю Тэхён с превеликим удовольствием согласится погостить у вашего дяди… — Я не могу, — выпалил Тэ, перебив папу. Старший омега с ужасом посмотрел на него и стал подавать незаметные знаки, чтобы сын одумался и согласился. — Но почему же? — с нескрываемым интересом спросил Соджун. А Тэхён не знал, что ответить. Самые глупые причины приходили ему в голову: заболел, плохо себя чувствует, скоро течка. Последнее бы очень хорошо подошло, но его папа потом бы такую взбучку ему устроит, за то, что неприлично молодому омеге говорить такие вещи перед альфами. И Тэхён дальше думал, а время заканчивалось. Его мысли хаотично бегали внутри, пытаясь найти вескую причину. И тут, в его голове всплыла вчерашняя ссора с Чимином и, не думая ни о чём, Тэхён выпалил: — Дело в том, что Чимин попросил меня поработать сиделкой в больнице. Ну знаете, раненные на войне солдаты, им нужна должная помощь и восстановление, — слова сами выливались из него, он только украшал их слащавой оболочкой, — и я подумал, что я должен отдать свой долг Англии, хотя бы помощью этим бедным бравым солдатам. Поэтому я сейчас работаю в больнице, и отправиться с вами к вашему дяде не имею возможности. Отец, сидящий напротив, удивленно смотрел на сына, и Тэхён чувствовал прожигающий взгляд рядом сидящего папы, но раз уж он начал врать, то нужно довести это до конца: — Сейчас, в это трудное время для нашей страны, я решил внести свой вклад в скорейшую победу английского оружия. — Да, это очень похвально, — сказал Соджун, немного отойдя от его слов, — в наши дни люди должны отдавать себя полностью народу, который, я уверяю вас, скоро одержит победу над врагами. Тэхён, я поражён вашим альтруизмом. Как мило, однако, с его стороны говорить такое, учитывая то, что Соджун ни капли своего участия не внёс в эту войну. Как известно Тэхёну, его отец заплатил круглую сумму, чтобы того не призвали в армию. Чёрт, как же иронично, человек, который так патриотично рассуждает о войне, сам думает только об охоте и своих дурацких винодельнях. Ложь Тэхёна приняли и обед продолжился. Поняв, что он отвертелся от нежелательной поездки, Тэ облегченно вздохнул и пригубил вина, которое до этого стояло нетронутое в бокале. После обеда Соджун уехал и омега наконец-то поднялся в свою комнату. Обессилено рухнув на кровать, Тэхён стал думать, что делать дальше. Он прекрасно понимал, что его ложь незамеченной не останется. Он стал думать, как же всё провернуть, чтобы у Соджуна не осталось вопросов. Его размышления нарушил вошедший папа. — Что это сейчас было? — омега был страшен в ярости и ни одному врагу не пожелаешь встретиться с Кимом в таком состоянии, — что за чушь ты порол про свой долг перед страной и почему я только сейчас узнаю, что ты оказывается теперь работаешь с Чимином в больнице? — Потому что я начинаю работать там с завтрашнего дня, — Тэхён сам поражался, как ложь так легко вырывается у него из-за рта, — я хотел вам сказать… — Ты понимаешь какой шанс упустил? Тебя Соджун пригласил вместе с ним погостить в поместье своего дяди, а ты отказался из-за каких-то раненых солдат. — Что я мог поделать? Я уже договорился с Чимином. Папа грозно сверлил Тэхёна взглядом. Опять идеально выстроенный план по замужеству сына дал трещину. Старший Ким не понимал, почему Тэхёну так не нравится Соджун и почему он так противится этому союзу. Ещё минуту постояв в комнате сына, омега развернулся и пошёл к выходу, поняв, что с этим упёртым бараном ему не тягаться. Тэхён снова облегченно вздохнул, но ненадолго, потому что остановившийся в дверях папа вдруг резко обернулся: — Ладно, хорошо, будет по-твоему. Раз ты нашёл себе занятие, то пожалуйста. Но не дай Бог, Ким Тэхён, ты мне опять соврал. Я завтра лично прослежу, чтобы ты добрался до больницы. Раз решил исполнять свой долг перед Англией, то делай это надлежащим образом. Омега вышел громко хлопнув дверью. Тэхён так и остался растерянно сидеть на кровати. Он только сейчас понял, на что себя подписал…