***
После очередной операции Чимин устало поднялся на свой этаж. Подходя к кабинету он заметил фигуру того, кого так тщательно пытался избегать эти три дня. А было это сложно, учитывая то, что Намджун на время остановился у них. Поэтому, приходя домой, Чимин сразу же шёл к себе в комнату, а также пропускал завтраки или целенаправленно их просыпал. Если честно, Чимин до конца не понимал, зачем он избегает альфу. Если по началу в нём сидела глупая обида, возможно, даже ревность(хотя он это отрицал) из-за того, что Намджун с Тэхёном ни с того ни сего, никому ничего не сказав, просто уехали в другой город вдвоём. Но, даже узнав правду, Чимин своё поведение не поменял. Он решил для себя, что так будет лучше. Он понимал, что после каких-то двух ничтожных разговоров он не имеет права обижаться на альфу, но его пугала, что именно после этих двух разговоров он почувствовал глупую горечь внутри, когда узнал об отъезде Намджуна с Тэхёном. Его страшили новые непонятные чувства, и единственный выход из этой ситуации он видел в игнорировании их. Всё образуется: полковник Ким уедет обратно на фронт, и всё в жизни Чимина будет как прежде, будто бы этот альфа не перевернул всё вверх дном в душе омеги. Но сейчас не желающее подчиняться построенному плану сердце предательски пропустило удар, когда он увидел его фигуру возле своего кабинета. Но Чимин привык придерживаться планам. Он просто сделал вид, что не заметил Намджуна и прошёл мимо, хотя изначально направлялся к себе. Он ещё не успел облегченно выдохнуть, когда крепкая рука остановила его. — Мне нужна перевязка. — Тогда вы ошиблись - перевязочный кабинет находится в другом крыле. — Я надеялся, что её сделаете вы. — Не хочется вас расстраивать, но у меня много забот помимо вас. Сходите в перевязочную, там работают прекрасные санитары-омеги, можете им на ухо пошептать, какие у них горячие руки, уверен, они растают, — с усмешкой процедил Чимин и выдернул руку из хватки Намджуна. Далеко уйти ему не удалось - через секунду он был уже прижат к стенке. Намджун, который был выше его на две головы, навис над ним, не давая пошевелиться. Как бы Чимин не вырывался, он не мог освободиться. — Неужели и ты туда же, куколка? Что ж вы все такие упёртые сегодня. Чимина всего парализовало от их близости и от того, как Намджун назвал его. Его щеки предательски заалели. Полковник видимо это заметил - он провёл рукой по щеке омеги. — Ты весь покраснел. Нравится, когда так называю? — Отпустите. — Так ты сделаешь мне перевязку? — Ладно, — быстро сдался Чимин, — почему-то сил противостоять такому Намджуну не было. — Я сделаю вам перевязку, только, ради Бога, отпустите меня. Намджун не торопясь отстранился, а Чимин, в свою очередь, быстро проскользнул в кабинет. Полковник прошёл за ним. — Думаю вам стоить взять ответственность перед моими пациентами из-за того, что своё время я трачу на вас, — мимолётном сказал Чимин, ища в ящиках стола марлевый бинт и спирт. — Знаете, Чимин, вам тогда тоже нужно взять ответственность. — Можно узнать, за что же? — За то, что я без остановки думал о вас эти три дня. Чимин в удивлении вскинул голову. Намджун в два шага оказался рядом с ним. И снова, как минуту назад, между ними была прежняя близость. Только теперь стена не преграждала отход, но отстраняться, почему-то, не хотелось. Между ними было критически мало расстояния, и от этого спирало дыхание. — Вам нужно взять ответственность за то, что теперь каждый день я просыпаюсь, мечтая ощутить запах жасмина на своих губах. Чимин снизу вверх посмотрел на Намджуна. Длинные ресницы омеги слегка подрагивали, своими большими невинными глазами он разрушал альфу изнутри. Между их лицами было пару сантиметров и это окончательно срывало голову. Но Чимин не отстранялся, непрерывно смотрел в глаза напротив. Намджун вдруг почувствовал, что запах жасмина усилился, а следующие слова омеги окончательно сорвали все предохранители в альфе: — Так воплотите же свои мечты. Чимин даже вздохнуть не успел, как Намджун накрыл его губы своими, затягивая в тягучий поцелуй. У омеги вмиг земля из-под ног ушла - пришлось зацепиться руками за шею альфу, а Намджун и не собирался останавливаться. Перехватив Чимина за тонкую талию он прижал его к себе. У омеги вмиг весь воздух из легких выбился, но Намджун им с ним делился, проталкиваясь в рот Чимина, исследуя его. И Чимин плыл от такого напора. Он опустил руки на грудь альфы, сжимая пальцами грубую ткань солдатского кителя, а Намджун без остановки продолжал терзать его губы. Когда воздуха не осталось от слова совсем, Чимин чуть отстранился от альфы, при этом прерывисто дыша. Он смотрел Намджуну в глаза, но лучше бы омега этого не делал - он снова тонул в чёрных омутах напротив. А Намджун смотрел на Чимина: на большие глаза, на припухшие от поцелуев губы и щеки алого цвета. И от этого всего сносило крышу. Он снова приблизился к нему, не давая парню опомниться, как бы боясь, что ещё секунда и легкий туман в его голове рассеется, он оттолкнёт Намджуна и этот прекрасный момент закончится навсегда. А этого так не хотелось. Хотелось просто жадно целовать эти губы, стоя в маленьком кабинете и ни о чём не думать. Чимин был как сосуд с водой, и страдающий от жажды Намджун хотел испить его, но насыщение всё никак не приходило. Он утолял свою жажду касаниями, пальцами рук, которые без конца блуждали по молодому хрупкому телу. Они забирались под докторский халат, оглаживали спину, опускались ниже, вырывая немые стоны из нежных губ. Чимин не помнит, как папки и рабочие бумаги оказались скинутыми с его стола, не помнит, как обнаружил себя сидящим на нём же. Так они с Намджуном были на одном уровне, и терзать губы друг друга было легче. Когда им обоим снова стало не хватать воздуха, альфа поцелуями перешёл на щёки омеги, а за ними и на тонкую шею, обтянутую мраморной кожей, которая так красиво наливалась красным на местах, где Намджун её целовал. — Вы вроде хотели, чтобы я сделал вам перевязку? — прерывисто спросил Чимин, пытаясь не обращать внимания на чужие губы, блуждающие по его шее. — Мне она не нужна. Рана давно зажила, — хриплый голос альфы опалил его ухо. — Так значит вы соврали? — Я действовал исключительно из благих намерений. Противостоять этому голосу и собственному желанию у Чимина не было сил от слова совсем. Он лишь закатил глаза от удовольствия, от очередного влажного поцелуя на своей шее, который пьянил его лучше всякого вина. В этом моменте хотелось раствориться. Но туманной дымке в его голове пришлось рассеяться, когда в дверь кабинета постучались. Ручка двери задергалась, но, слава богу, Намджун додумался её закрыть. За дверью послышался голос: — Доктор Ким, вы нужны в операционной. В этот самый момент Чимин всем сердцем возненавидел свою работу. Так хотелось не отвечать санитару, сделать вид, что его нет и дальше окунуться в это безумство. Ещё ни на секунду не останавливающиеся поцелуи на его шее совсем не придавали трезвость его уму. Но долг есть долг, и, возможно, кому-то сейчас была необходима помощь Чимина. — Сейчас приду, — хрипло крикнул он, пытаясь не выдать свой треснутый голос. Намджун провёл губами вверх по шее, остановившись у виска. — Почему ты не можешь остаться? — прошептал он в самое ухо, позже целуя и его. Чимин знал, что вопрос риторический, но всё же решил ответить на него: — Потому что я сейчас нужен кому-то. — Ты нужен мне. Их губы снова сплелись в глубоком поцелуе. Чимин опять стоял на краю пропасти, и он бы с превеликим удовольствием в неё нырнул, но в голове всё никак не унимались мысли, что, возможно, кто-то сейчас по его вине умирает. — Намджун, мне надо идти. Отстранившись, Чимин соскользнул с рабочего стола и, обойдя альфу, направился к выходу. Тут его руку резко перехватили, и Намджун утянул его в последний тягучий поцелуй. Длился он пару секунд, но по ощущениям целую вечность. Оба отстранились тяжело дыша. — Иди, — первым сказал альфа. И, кивнув на прощание полковнику, Чимин вышел. Намджун остался один в кабинете.***
Хосок сидел один в палате. Он уже десять минут смотрел на коричневую коробку, лежащую перед ним, не решаясь её открыть. Он не знал, почему он её взял и поставил перед собой. Наверное, чтобы ещё раз убедиться, что он трус. Но тут его пальцы сами потянулись к крышке, и он её открыл. В ней всё также лежал протез с его выгравированными инициалами. Основание протеза было сделано из металла, стопа была деревянной, а само крепление из пластмассы. Хосок неуверенно его достал. Появилось желание убрать обратно, но ему было интересно, какого это - снова стоять на двух ногах. Просто попробовать. Хосок медленно поднял свою штанину, откуда торчал обрубок когда-то его здоровой ноги. Он прикрепил ногу к протезу. На удивление, она вошла как влитая. Хосок затянул протез ремешками, чтобы тот крепко прилегал к ноге. Закончив со всем, он скептически взглянул на результат своей работы. Протез на ноге смотрелся как что-то инородное и чужое. На секунду он поймал себя на мысли, что его нога теперь похожа на ногу механического робота-игрушки, которую когда-то отец подарил на Рождество. Он по-глупому улыбнулся этой мысли. Теперь между ним и детской игрушкой есть что-то общее. Прикрепить протез - это одно дело, а вот встать и пойти совсем другое. И вставать было страшно. Оперевшись о спинку кресла, Хосок поднялся одним рывком. Стоять на двух ногах без костылей было странно и непривычно. Он чувствовал даже некий дискомфорт. Но надо сделать первый шаг. И он сделал, но потерпел неудачу. Левая нога отозвалась тупой болью, и, потеряв равновесие, он грохнулся на пол. Чуть выругавшись, он поднялся на правой ноге и, доскочив на ней до кровати, оперся рукой об изножье. Тяжело дыша, Хосок сделал ещё шаг, но в этот раз придерживая себя рукой. Нога снова вспыхнула болью, но он заставил себя её подавить. Альфа снова почти упал, но изножье кровати, служившее опорой, его спасло. Он никогда не подумал бы, что учиться заново ходить будет так трудно. Хосок остановился передохнуть и закрыл глаза. Отчаяние медленно захватывало его мозг. Какой же он слабак, если даже не может сделать самый обычный шаг. В глубине души у него уже просыпалась ненависть на самого себя. Может сдаться? Он так устал бороться, так устал перекладывать усилия, чтобы просто жить как раньше. Чтобы он не делал, результат остаётся тем же - Хосок получает боль. Её ему причиняют жалостливые взгляды окружающих людей, презрение и отвращение в глазах и убежденность окружающих, что жизнь поставила на альфе крест. Он так устал от всего этого. Порой просто хочется не выходить из палаты, не контактировать с внешним миром, который на каждом шагу напоминает, чего лишился Хосок, и просто исчезнуть. И его исчезновение никто не заметит, не обратит внимания, что был такой альфа по имени Чон Хосок, который ушёл на войну и вернулся оттуда сломанным. Никто и не заметит пропажи, кроме одного человека. Кроме одного импульсивного, не обладающего тактом омеги, который убьёт Хосока самым изощрённым способом, если узнает, что тот решил сдаться. Омеги, который без умолку трещит и одним своим присутствием пробуждает в Хосоке, казалось бы, угасшую жизнь, который в погоне за своими собственными интересами, сам того не понимая, стал чьим-то смыслом, чтобы жить, который, наконец-то, пробудил в Хосоке новые, доселе неизвестные ему чувства. Тэхён то и заметит пропажу, обнаружит, что тусклая звезда, которая ярким светом горит, только когда омега рядом, навсегда потухла. Хосок уйдёт, а чистые и светлые воспоминания о нём останутся только в душе Тэхёна, ведь он не видел, как он убивал, как совершал совсем не хорошие поступки, как получал медаль за отвагу за то, что совершал то, что он не хотел совершать. Омега запомнит его простым, чуть грустным альфой, который любил книжки Жюля Верна и ванильные пудинги. Интересно, будет ли грустить Тэхён, если он исчезнет? Наверное, да. Хосок тоже, потому что, где бы он не оказался, он будет помнить о нём, воспоминания о Ким Тэхёна станут его пристанищем, местом, куда он всегда будет возвращаться, далёким царством покоя и нежности. Но почему он должен уходить? Почему он лишает себя своего рая, добровольно отказывается от сладкого эфира, без которого его мозг больше не может существовать; своими руками заковывает себя в цепи безрадостного существования; сам закрывается в тёмной комнате, лишая себя возможности когда-нибудь ещё увидеть солнце? Ради кого он это делает? Ради Тэхёна? Он уже причинил ему боль. Ради себя? Но зачем ему это, когда всё существо альфы стремится к объекту его обожания, когда все хорошие и радостные моменты сконцентрировались в одном конкретном человеке, когда, даже лишившись рук, Хосок всё равно будет тянуться к Тэхёну, в надежде ещё хотя бы раз дотронуться до него. И в такие моменты парень, как никогда, хочет быть эгоистом, поддаться своей сущности и с головой окунуться в свой собственный Эдем. Хосок всё-таки прав - он давно опоздал, перешёл черту, до которой жизнь без Ким Тэхёна ещё казалась возможной. Он подсел на опиум, отказаться от которого будет равносильно смерти. И как он не понял, что каждый божий день он вставал ради Тэхёна, ел ради Тэхёна, шёл на прогулку ради него, он делал всё, только ради самого прекрасного блеска в глазах напротив. Видеть счастливого Тэхёна стало его потребностью, он маленьким мальчиком таскался за предметом своего обожания, готовый делать всё, что он скажет. Он возвёл его в боги, а потом решил отказаться от религии; он сделал Тэхёна своим воздухом, а потом своими же руками перекрыл себе кислород. И он будет самым счастливым человеком, если ему когда-нибудь удастся ещё вздохнуть. И сейчас он стоял посередине палаты, оперевшись на больничную койку, и пытался найти причину, чтобы сделать первый шаг. И причина была одна, и имя её было «Ким Тэхён». Собравшись с мыслями и глубоко вздохнув, Хосок сделал первый шаг. Он был таким маленьким и незначительным, а боль которую он ощутил в ноге была огромной. Но он не упал, он стойко выдержал, и на секунду даже подумал, что он теперь прежний, не потерявший на войне ногу парень. И он был так горд собой, он не чувствовал больше ненависти и омерзения к себе, ведь он чувствовал важность этого момента - своего первого шага, за которым последовал и второй, и третий. Тупая боль правда никуда не уходила, и двигался он со скоростью полуживой черепахи, но он шёл, без костылей и чужой поддержки. Ему было трудно, но он пообещал, что сделает это. Ради Тэхёна, но самое главное - он сделает это ради себя, ради прежнего Хосока, который быстро бегал и танцевал до рассвета, он сделает это ради него. Хосок поставил себе цель - дойти до двери палаты. Она была в каких-то пяти метрах, но расстояние до неё казалось огромным. Он двигался рвано, сильно хромая, делая левой ногой маленькие шажки, а правой, наоборот, широкие. Хосок никогда не думал, что пройти пять метров будет так сложно, но он это сделал, дошёл до двери и мокрым от пота лбом прислонился к тёмному дереву. Он часто дышал, пытаясь выровнять дыхание. Но он смог. Хосок оглянулся на свою палату: от двери до койки было ничтожно маленькое расстояние, но эта мысль не отравляла мозг, ведь он смог самостоятельно его пройти. Переведя дыхание, Хосок сделал новый шаг в сторону кровати, в мыслях говоря с самим собой: «Давай, Хосок-и, я в тебя верю, ты всё сможешь. Сделай это ради него и себя».***
Около часа Хосок наматывал круги по комнате. Со временем боль в ноге приутихла, по сути, он к ней привык. Альфа не считал, сколько раз он преодолел расстояние от двери до окна, и казалось, что каждый угол своей палаты он обошёл по сто раз. Но это того стоило: со временем он стал передвигаться быстрей, правда до сих пор хромал, но не так сильно как раньше. Когда он понял, что окончательно освоился с протезом, он умылся в умывальнике и подошёл к шкафу. В нём лежала повседневная одежда, которую ему привёз Намджун: обычный твидовый костюм с серой рубашкой. Избавившись от уже надоевшей больничной одежды, Хосок переоделся в новые вещи. Альфа уже так привык закатывать левую штанину, что ему пришлось одернуть себя, когда он захотел это сделать, ведь необходимости в этом больше не было. Было странно надевать ботинки на протез, но новая обувь хотя бы не натрёт ему ногу, ведь это была просто деревяшка в форме стопы. Приведя себя в порядок, Хосок посмотрел в небольшое напольное зеркало в углу его палаты. Выглядел он хорошо, даже очень. В больнице его волосы сильно отросли и сейчас они курчавыми завитками обрамляли его лицо. Он чуть зачесал их назад, но выбившиеся пряди всё равно падали на лицо. Костюм на нём смотрелся хорошо. Из-за широких штанин не было видно протез, и сейчас Хосоку казалось, что он смотрит на себя прошлого. На себя до войны. Только сильно похудевшее лицо и серая усталость в глазах говорили о том, что он больше не прежний. Но кажется впервые эта мысль не тяготила его, впервые он был рад видеть себя таким. Хосок любил того, кем он был до войны, воспоминания тех лет навсегда сохранятся в его памяти, но сейчас он тот, кем он стал. Как он глуп, что только сейчас понял, что как раньше больше не может быть, что прежнюю жизнь больше никогда не вернуть, но он будет жить дальше, двигаться вперёд и постепенно собирать себя по кусочкам. И начнёт он это сейчас. Остановившись у двери, он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на свою палату. Белые стены, больничная койка, стул рядом с маленьким столиком, на котором стояла до краёв заполненная пепельница. Маленькое серое креслице, на котором лежали его костыли. По ним он точно не будет скучать. Стопка прочитанных книг на прикроватной тумбочке и большое окно с видом на больничный садик. Это всё стало таким родным, но он понимал, что долго в этом месте задерживаться не может. Ещё один день в этой палате и будет поздно. Она стала местом его исцеления, но станет местом его погибели, если он сейчас не уйдёт. Но Хосок прекрасно понимал, что исцелился благодаря одному омеги, который одним своим присутствием приносил свет в эту маленькую комнату. Приятные воспоминания сохранились не об этом месте, а о человеке, который постоянно бывал тут. Поэтому Хосоку дорога не эта комната, а дороги воспоминания, сохранившиеся о Тэхёне в ней. Поэтому он без колебаний открыл дверь и вышел. Тэхён уже три дня лежал в кровати и не выходил из своей комнаты. Папа даже подумал, что он заболел, поэтому уже было отправил Сону за лекарем, но омега переубедил его, что в физическом плане он чувствует себя хорошо. Плохо было только внутри. Придя тогда после больницы, Тэхён проревел весь оставшийся день. Он чувствовал себя мерзко, будто его использовали, а потом без колебаний выкинули. Он изначально понимал, что между ним и Хосоком ничего не может быть, нахождение альфы в больнице было временным, как и работа омеги, но в моменте он про это забывал. Дал себе привязаться к нему и поплатился за это. А ведь он даже не заметил, как их общение с Хосоком переросло во что-то большее. Интересно, что сказал бы тот Тэхён, который пошёл работать в больницу, только чтобы меньше видеться с ненавистным ему Соджуном? Тэхён, который в первый день работы послал заносчивого Хосока на все четыре стороны. Что бы он сказал, смотря сейчас на плачущего Тэхёна? Наверное покрутил бы пальцем у виска. Ким Тэхён всегда был свободолюбивым, своевольным и безбашенным. Любимцем отца и головной болью папы. Его характер с самого детства резко контрастировал со спокойным и миролюбивым характером брата. Многие знакомые семьи долго поверить не могли, что Тэхён с Чимином были кровными родственниками. Ведь Тэхён всегда был таким неугомонным ребёнком. Когда он смеялся в его голосе слышалась присущая детям лёгкость, его глаза светились, когда он курил сигары, когда носился по коридору в чём папа родил, и Сону спрашивал: «А если б кто-то из джентельменов увидел?» Но ему всё прощали. Он стащил в кладовке цыплёнка, проголодавшись как-то ночью; он курил сигары у себя в комнате; он забыл в лодке бесценную книгу. Но все его обожали(кроме, кажется, папы). Из-за его энергии, из-за его живости - он рисовал, писал стихи, играл на пианино. Его называли безбашенным за то, что он требовал избирательного права для омег. Отчаянный, безответственный, склонный к сценам, при вечном стремлении быть в центре событий - папа боялся, что он плохо кончит, что его ждёт ужасная трагедия, мученичество, а Тэхён просто взял и влюбился в обычного солдата. Да, именно влюбился, и он не знает когда это произошло. По началу Хосок его неимоверно раздражал: своей напыщенностью, равнодушием и спокойствием. Своими дурацкими прихотями и желанием поскорее избавиться от омеги. Поэтому Тэхён был только рад потерять работу в первый же день, и горячо любимая свобода снова вернулась к нему. И тогда он пообещал себе навсегда забыть это недоразумение длиной в один день. Но что-то поменялось, что-то внутри него изменилось, когда он прочитал письмо Хосока. Он тогда плакал и не понимал, как человек может так относиться к своей жизни. Как он может приравнять её к чему-то нестоящему, незначительному. Тэхён так любил жизнь, брал от неё всё, наслаждаясь своей молодостью, а тут он читает письмо молодого альфы, который на своей жизни поставил крест. И тогда ему так захотелось ему помочь, сделать так, чтобы Хосок также ярко почувствовал вкус жизни, как и он. И он вернулся в больницу. Сначала им было неловко друг с другом, но со временем их общение стало лёгким и непринужденным. И Тэхён сам не заметил, как ему стало комфортно рядом с Хосоком. Он открылся с новой, более мягкой стороны. На смену холодного альфы пришёл чувствительный и добрый Хосок. И с ним захотелось делиться всем, захотелось показать, какой прекрасной может быть жизнь. И Тэхён снова пропустил момент, когда от каждой улыбки альфы у него стало замирать сердце, когда каждый вечер он старался быстрее заснуть, чтобы поскорей увидеть его, когда в груди неприятное чувство появлялось от одного вида потухшего альфы. И каждый день Тэхён старался его снова зажечь, вернуть прежнего Хосока из его рассказов про жизнь до войны. Не зажёг И о чём он только думал, когда надеялся, что у него это получится? Думал, что спасёт альфу, вернёт ему вкус к жизни? Он попытался и потерпел неудачу. Но ничего страшного, жизнь- это не сказка, которую ему читал папа в детстве. Он решил собрать сломанного Хосока, но, в итоге, сломался сам. Но жизнь продолжается, и с этим ничего не поделаешь. Сегодня утром Тэхён снова лежал в кровати. Папа зашёл в его комнату узнать, как он себя чувствует и предупредить, что через две недели будет бал-приём у очередного знакомого семьи. Тэхён знал, почему папа его предупредил об этом - на этот бал он должен пойти вместе с Соджуном. Резко захотелось задушить себя подушкой. У него и так настроение хуже некуда, так ещё и эта новость подкосила. Может ему и вправду притвориться больным? Но, на удивление, Тэхён сегодня чувствовал себя лучше. Все слёзы были давно выплаканы, да и вид его комнаты ему давно надоел. А погода на улице стояла прекрасная: лучи тёплого солнца пробирались к нему в комнату и грели торчащие из-под одеяла пятки. И к полудню Тэхён сдался, поддавшись обаянию летнего дня. Откинув одеяло, омега резко встал с кровати. Сегодняшняя цель на сегодня- это перестать грустить и забыть Хосока. Он уверен, что с ней справиться. Умывшись, Тэхён надел свободные коричневые штаны и белую рубашку-разлетайку. Шоколадные беспорядочно лежащие волосы он заправил за ухо. Выглядел он хорошо, только чуть опухшие от слёз глаза выдавали его реальное состояние. Тэхён спустился вниз, ему нужно было чем-то заняться, чтобы отогнать ненужные мысли. Папа с отцом видимо куда-то ушли, а Чимин был опять в больнице. Только Сону суетился на кухне. — Что делаешь? — Овощное рагу со свининой. Тэхён чуть наклонился к сковородке, вдыхая аппетитный аромат обеда. — Выглядит ужасно вкусно. — Спасибо. Сону чуть улыбнулся молодому господину. Это был омега в возрасте, чуть старше его родителей. Когда-то давно ещё его папа работал у Кимов в доме, поэтому по его просьбе они взяли Сону на работу. Несмотря на длинный стаж, тот до сих пор самоотверженно выполнял все поручения. — Я ещё хочу земляничный пирог приготовить, только надо на рынок съездить. — Я могу это сделать, — не задумываясь ответил Тэхён. — Ты уверен? Я могу послать кого-нибудь из прислуги. — Нет, я как раз хотел проветриться. Всё нормально, я съезжу. — Хорошо, деньги лежат на комоде в прихожей. Тэхён легко поцеловал омегу в щечку и, взяв несколько фунтов, вышел на улицу. Он попросил садовника выкатить его велосипед, омега так давно на нём не катался. Старый и скрипучий, но всё-таки такой родной. Сев на него, он принялся крутить педали. Ветер дул в лицо, и он разгонялся ещё быстрей. Он снова ощущал приятный вкус своей молодости и свободы, снова ему казалось, что весь мир подвластен только ему. Все, кроме одного альфы. Все, кроме Хосока. Но он не хотел об этом думать, сейчас он просто наслаждался этим моментом и крутящимися под ним колёсами. Он снова здоровался с прохожими, ему снова смотрели вслед. Всё было как раньше, но почему-то от этого было ещё хуже. Потому что он знал, что как раньше больше не будет. Он быстро добрался до рынка, вместе с велосипедом стал ходить по рядам ища какого-нибудь пожилого омегу, продающего ягоды. Тут его кто-то окрикнул: — Тэхён. Он обернулся. Это был дядя Хваюн, омега в возрасте, давний друг их семьи. Он постоянно тискался с ним и Чимином, когда они были совсем маленькими, и до сих пор дарил им подарки на день рождение. — О, дядя Хваюн. Рад вас видеть. — Тэхён-и, ты так повзрослел. Стал таким красивым омегой. Но я с самого вашего детства знал, что вы с Чимином вырастите красавцами. Тэхён чуть посмеялся. Ему всегда нравился старый дядюшка Хваюн. — И кому же ты такой достанешься? До меня дошли слухи, что ты обещан сыну Пака. Как же его там? Седжун? — Соджун, — помрачнев исправил Тэхён. — Точно, тому глупому и высокомерному мальчишке. Неужели ты и правда хочешь связать себя узами брака с этим лицемером? — Я… — Тэхён не знал, что говорить. Впервые кто-то раскритиковал, а не выставил в искусственно-идеальном свете его жениха. — Уверен, что твой папа навязал тебе своё мнение. Но я тебя знаю, Тэхён-и, знаю какой ты умный и рассудительный. И мой тебе совет, сделай всё, чтобы этот брак не состоялся. — Спасибо, дядюшка Хваюн. Омега ему подмигнул в ответ. — Мы на обед готовим земляничный пирог, я как раз приехал на рынок купить ягоды. Не хотите зайти? — К сожалению, мне придётся отказать, ещё много дел надо сделать, боюсь не успею. Ну ладно, не буду тебя отвлекать. Тэхён радостно ему кивнул и уже был готов направиться дальше, как дядюшка его снова окрикнул. — Кстати, какой-то молодой человек искал дорогу до вашего дома. — Что? — Я говорю: сейчас, когда на рынок шёл, встретил молодого парня, он спрашивал меня, как добраться до особняка Кимов. — Как он выглядел? — внутри Тэхёна вспыхнуло непонятное ему волнение. — Это был молодой альфа, очень красивый, высокий, хорошо одетый, — вспоминал дядя. — И это всё? Ничего необычного? — Нет. Зарождающиеся внутри догадки рухнули как карточный домик. Внутри появилось неприятное чувство горечи, как бывает, когда твоя надежда разрушается. Лёгкое волнение сменилось разочарованием. Он не знал, на что он надеялся, но сейчас его настроение явно ухудшилось. Глупо было думать, что это Он. Тэхён лишь грустно улыбнулся и попрощался с дядей. — Хотя стой, — глупая надежда снова вспыхнула в груди омеги, — я вспомнил. Этот альфа чуть прихрамывал на левую ногу. И вихрь чувств вновь захлестнул его. Зрачки чуть расширились, а руки, держащие руль велосипеда, резко ослабли. Он чувствовал, как от этих слов внутри всё перевернулось. Он обернулся на ничего не подозревающего дядю, и тот поразился тому, как Тэхён изменился от этих слов. Он выглядел как человек, который на тонущем судне обрёл надежду на спасение. Не обращая внимания на расспросы Хваюна и на то, что он так и не купил землянику, Тэхён вскочил на велосипед и со всей силы начал крутить педали. Он понимал, что дядя мог ошибиться, что это мог быть не Он. Но ему надо было проверить, убедиться и, может быть, уже навсегда потерять свою надежду. Но пока он за неё ухватился и начал быстрее крутить педали. Тэхён так быстро ехал, что казалось, что он от кого-то удирает, когда на самом деле он стремился к одному определенному человеку, которого он только сегодня пообещал забыть. Тэхён нёсся навстречу своей судьбе и своей же погибели, но всё, что его сейчас волновало, это то, что велосипед едет слишком медленно. Ещё никогда Тэхён так быстро не доезжал до своего дома. Он на ходу спрыгнул с велосипеда, бросив его в кусты, и открыл скрипучую калитку. Он тяжело дышал и, пытаясь выровнять дыхание, не сразу заметил стоящую фигуру перед домом. Он сразу его узнал. Хоть и Хосок стоял спиной, но он узнал его. Тот обернулся на звук открывшейся калитке. Тэхён завороженно на него смотрел, не веря своим глазам. На секунду ему показалось, что он спит, потому что такое в реальности не происходит. Но самое главное - Хосок стоял без костылей, на двух ногах, и он казался таким нереальным, будто бы причудился больному мозгу омеги, который на протяжении трёх дней только и делал, что думал о нём. Нет, это мираж, такого не может произойти в реальной жизни, Хосок ведь сам сказал, что Тэхён ему не нужен, что он к нему ничего не чувствует. Но реальность такова: сейчас альфа стоит во дворе его дома и смотрит на него. Смотрит так, что ноги подкашиваются. — Тэхён, мне надо тебе кое-что сказать, — от его голоса в омеге всё опять вверх дном перевернулось. — Это твой выбор - слушать меня или нет. — Я тебя слушаю, — он сам свой голос не узнал. Хосок чуть медлил. Он внимательно смотрел на омегу, пытаясь понять, что он сейчас чувствует. — Я пришёл сказать, что моё решение не изменилось. Я не хочу, чтобы ты был моей сиделкой. Неприятное вязкое чувство растеклось внутри. Он снова почувствовал себя использованным. Тэхён, сломя голову, через весь город нёсся к Хосоку, а тот просто пришёл, чтобы заново растоптать его чувства. Как же глупо было на что-то надеяться. — Потому что для меня ты что-то большее, чем просто сиделка. Тэхён удивленно поднял на него глаза. Он наверное ослышался, потому что Хосок не мог такое сказать. Омега сослался бы на слуховые галлюцинации, если бы Хосок не смотрел на него так. — Я пришёл сказать то, что побоялся тогда. Прости, я такой трус. Ты и вправду не заслуживаешь меня… — Хватит, — перебил его омега, — хватит уже говорить, что ты чего-то не заслуживаешь. Ты заслуживаешь весь мир. — Наверное, ты прав, — Хосок чуть улыбнулся, и у Тэхёна дыхание от его улыбки перехватило. — Я всё-таки достоин этой жизни. Никогда ещё произнесённые слова не приносили ему такое облегчение. Он так долго к этому шёл, так долго отчаяние каждый день пожирало его разум, что, порой, ему казалось, что он сходит с ума. Каждый день он пытался изобразить что-то наподобие жизни, а по ночам страхи и сомнения снова паразитировали его всего. Хосок совершал ужасные вещи: он убивал людей, без заминки нажимал на курок своей винтовки, целясь в такого же человека, как и он. Он лишил жизни того мальчика, оставив его омегу без альфы. Он совершил столько всего, что сама мысль того, что он теперь спокойно может жить, не укладывалась в голове. Он убийца, но он ведь до сих пор человек. Война лишь притупила его волю к жизни, но не забрала, как он думал, её совсем. Да, его глаза больше не светились как прежде, в голосе у него больше не было прежних победительных обертонов, чёрт возьми, он больше не был прежним Чон Хосоком, но он был живым, в его груди быстро билось сердце и, несмотря ни на что, он влюбился. Влюбился в Ким Тэхёна. В его оливковые глаза, персиковые губы, родинку на носу и шоколадные волосы. В то, как он кусает большой палец, когда сосредоточен, как он смеётся, как грозно смотрит на Хосока, когда тот его дразнит. Он влюбился в его запах, ведь именно так пахло детство - папиными пионами в саду. И он думал, что справится со своими чувствами, что это временно. Но эти три дня показали, что он без Тэхёна даже вздохнуть не может. И он понял, что не выживет. Он так устал бороться, доказывать себе, что он не достоин жить, когда всё его нутро рядом с этим омегой расцветало, краски вокруг ярче становились. Война забрала у него так многое, но жизнь альфы забрать не смогла. И он воспользуется этой привилегией. — Я достоин жить, Тэхён. Представляешь, я понял это только сейчас. Хосок поднял голову. Из глаз напротив давно катились слёзы. — Ну вот, я снова тебя расстроил. — Нет, Хосок, ты сделал меня счастливым. Они одновременно пошли навстречу друг другу. Тэхён почти бегом, а Хосок чуть похрамывая. Они оба потонули в объятиях друг друга. Тэхён уткнулся альфе в плечо, негромко плача, а Хосок зарылся в его шелковых волосах. Омега со всей силы сжал его пиджак, боясь, что Хосок его оттолкнёт, но тот лишь поглаживал содрогающуюся спину. И никогда они ещё не были так близки. Им так не хватало друг друга эти пару дней, что сейчас они просто упивались друг другом. Их души снова соединились. Немного успокоившись, Тэхён чуть отстранился. Слегка покрасневшие глаза слишком мило смотрелись на его лице. Хосок не удержался и вытер большим пальцем оставшуюся влагу на его лице. Тэхён сам инстинктивно потянулся навстречу его руке. Хосока умиляла эта податливость. — Ты всё-таки открыл мой подарок? Хосок кивнул. — Ты такой красивый. То есть, не то чтобы ты был некрасивым без него, ты всегда красивый. Просто… — Тэхён, успокойся, я тебя понял. Омега смущенно поджал губы. Мысли, кажется, превратились в кашу. — И какого это - снова ходить? — Это прекрасно. Спасибо, что подарил мне такую возможность. Омега на седьмом небе от счастья оказался. Хосок понимал, как ему важно слышать эти слова. Он непрерывно смотрел на блестящие глаза омеги, в сотый раз в них утопая. Парень напротив делал то же самое. И он был так близко, можно было чуть наклониться и дотронуться его губ. Но он этого не сделал, наоборот, чуть отстранился в противовес своему желанию. Тэхёна это тоже слегка отрезвило, он смущенно прокашлялся и, не зная, что говорить просто выпалил: — Не хочешь зайти в дом? У нас есть вкусный индийский чай. Я бы ещё предложил земляничный пирог, но я не купил ягоды, так что ограничимся чаем. — Хорошая идея, — Хосока забавлял тараторящий Тэхён. Они зашли внутрь, проследовав вглубь дома. Начав подниматься по лестнице на второй этаж, Тэхён не сразу заметил, что Хосок перед ней остановился. — Чёрт, прости, я забыл, — Тэхён дал себе мысленную пощечину. — Ничего страшного, — спокойно ответил Хосок, но было видно, как он собирается с духом, чтобы преодолеть это препятствие. Отнекиваясь на бесконечные предложения Тэхёна помочь, он сам поднялся по лестнице, держась за перила. Омега не заметил, как тот чуть морщился от боли. Комната Тэхёна была просторной и уютной. У стены стояли большие шкафы с книгами, а посередине комнаты красовалась незаправленная кровать. Увидев её, Тэхён смущенно повернулся к Хосоку: — Так, ты этого не видел, — он против воли альфы отвернул его от этого зрелища, — дай мне две секунды. Хосок лишь усмехнулся. Почему-то он был этому не удивлён. В свою очередь, пока Тэхён справлялся с кроватью, он прошёл к книжным полкам. Вдыхая аромат старых книг, он провёл рукой по корешкам, ощущая подушечками пальцев дух времени. — Готово, — донеслось сзади. Видеть комнату Тэхёна было волнительно. Как будто омега поделился с ним ещё одной сокровенной тайной. Ведь комната человека - это тоже частичка его самого. Интересно, Хосок когда-нибудь покажет свою комнату Тэхёну? — Я не знал, что кто-то придёт, поэтому тут немного не убрано, — в своё оправдание начал лепетать парень. — А так, у меня не всегда такой бардак. Смотреть на такого смущенного Тэхёна было одно удовольствие, ведь смущение - это не то чувство, которое часто можно увидеть на лице этого парня. Хосок лишь улыбнулся, а омега напротив снова забыл все слова, потому что они опять смотрели друг на друга. И оба в этом мире видели лишь глаза напротив. Они бы ещё долго могли так стоять, если бы Тэхён не очнулся первым: — Точно, мы же хотели чай. — Да, чай, — подтвердил опомнившийся Хосок. Омега напоследок улыбнулся и вышел из комнаты. Когда дверь комнаты наконец-то захлопнулась, с Хосока слетели все маски. Боль, пульсирующая в его ноге, окончательно завладела мозгом. Чон прерывисто выдохнул - он думал, что не вытерпит. Сильно хромая он кое-как доплёлся до кровати, и усевшись на неё, вытянул ногу с протезом. У него есть немного времени, чтобы справиться с болью. Вообще, нога начала болеть, ещё когда Хосок вышел из больницы. Он понимал, что с непривычки будет сложно преодолеть большое расстояние, и начинать надо с малого, но ему так хотелось пройти всю дорогу до дома Тэхёна самому, на своих двоих. Протез начал ему натирать, но он блокировал эту боль, но сейчас она была невыносимой. Он и не представляет, какое кровавое месиво там творилось. Согнувшись пополам, чуть трясущимися руками он вцепился в ногу. Хотелось снять протез, но перед Тэхёном нельзя. Перед Тэхёном нужно терпеть. Перед Тэхёном нужно быть сильным. Перед Тэхёном… — Хосок? Он поднял голову. Омега стоял в проходе и обеспокоено на него смотрел. Точнее на ногу, в которую ледяной хваткой вцепился альфа. — Чай уже приготовился? — Тебе больно? — Нет, вовсе нет… Но обеспокоенный омега уже подлетел к нему. Хосок даже моргнуть не успел, как Тэхён уже задрал его штанину. Протез и вправду сильно ему натёр, от трения ремешков о кожу, та стёрлась в кровь. — Боже, Хосок, почему ты не сказал, что тебе больно? Отчаяние и беспокойство заполняло его. Он вернулся в комнату, чтобы спросить у Хосока, какой чай он будет, а застал его корчащегося от боли. И он никогда так в своей жизни не пугался. — Всё нормально, ничего страшного. Хосок пытался переубедить его, но Тэхён уже, сидя на полу, трясущимися руками расстегивал пряжки ремня. — Почему? Почему ты не сказал? Почему делал вид, что тебе не больно? — почти плача, упрекал его парень. — Потому что не хотел, чтобы ты видел меня таким, — честно ответил альфа. Тэхён влажными глазами посмотрел на него. Ну вот, он опять довёл его до слёз. — Тэхён-и, всё хорошо. — Нихрена не хорошо. Наконец-то расправившись с пряжками ремня, Тэхён снял протез. — Боже, ты стёр её до мяса. Видеть такого Тэхёна было невыносимо. Хосок сполз с кровати на пол и, сев напротив омеги, принялся вытирать его мокрые щёки. Он делал это так аккуратно, будто трогал бесценную фарфоровую статую, разбить которую нельзя ни в коем случае. А Тэхёна, в свою очередь, ещё никто так нежно не касался. Он сам ненароком подставлялся под касания альфы, млея от их нежности. Тэхён не любил плакать, но если в этом случае Хосок будет так его гладить, то он готов поступиться своими принципами. Они так и сидели вдвоем на полу возле кровати. Чуть успокоившись, Тэхён всхлипнув спросил: — Почему ты шёл, если тебе было больно? — Я хотел быстрее к тебе дойти. — Почему? — Потому что люблю тебя, — сорвалось с губ Хосока. В тишине комнаты эти слова буквально оглушили обоих. Один сидел и не верил, что наконец-то сказал это, а второй в то, что это услышал. — И я знаю, что я тебе не ровня и что мои чувства могут быть не взаимны. Я не могу ничего тебе дать и не уверен, что смогу сделать тебя счастливым, и я… Омега не дал ему закончить. Он обхватил его руками за шею, и его губы закрыли Хосоку рот. Это произошло так быстро, что он ещё продолжал говорить в тот момент, когда Тэхён уже целовал его. Разумеется, он не настолько дорожил той фразой, которую собирался произнести, чтобы мешать ему. Он чувствовал нежное касание его подрагивающего языка; его глаза между полусомкнутыми ресницами были так близко, что Хосок, казалось, мог нырнуть в их влажный блеск и раствориться в нём навсегда. И это было так нежно и прекрасно, что в этот момент Хосок почувствовал себя во сне. Ведь только там сбываются самые сокровенные мечты. Но всё происходит наяву, и самое прекрасное создание на земле сейчас целует его губы. От этого можно было сойти с ума. Наконец, им стало не хватать дыхания, и их первый поцелуй прервался, лицо омеги повернулось в сторону, и теперь альфа видел его в профиль. Тэхён закрыл глаза и провёл языком по губам, словно они пересохли - все эти маленькие мимические движения, в другой ситуации не имевшие бы никакого значения или смысла, невероятно волновали. — Не смей говорить так, Чон Хосок. Не смей даже думать, что ты не можешь сделать меня счастливым. — Тэхён, ты даже не представляешь, как трудно любить калеку. — А ты не представляешь, как трудно любить упёртого омегу, который своё сердце давно тебе отдал. В подтверждение этих слов он снова приблизился и поцеловал его. В этот раз это вышло чуть грубо. Этим Тэхён хотел показать, как он недоволен словами Хосока. Прикусив губу альфы, парень углубил поцелуй. Если их первый был робким и нежным, то сейчас они целовались так неистово и жарко, будто бы оба являлись кислородом друг друга. И каждый отдавал этому действию всего себя, с упоением наслаждаясь своим воздухом. И если кто-то разорвёт этот поцелуй, то оба погибнут. Казалось, они больше не могли существовать без губ друг друга, не могли больше дышать воздухом, который не был бы пропитан их запахом, не могли смотреть в глаза, которые бы не были цвета оливок и чернеющей пропасти. Одним словом, они больше не представляли свою жизнь без друг друга. Не разрывая поцелуй, Тэхён подался чуть вперёд, забираясь на колени Хосока, продолжая неистово терзать его губы. И с каждым новым поцелуем, он пытался показать альфе, как он его любит. Показать, что все сомнения Хосока насчёт чувств омеги просто никчёмны. Хотел показать, что он был таким глупым, когда думал, что его чувства не взаимны, в то время как Тэхён лужей растекается, когда Хосок улыбается, сердце пропускает удар, когда их руки случайно соприкасаются, и сейчас мозги плавятся, когда руки альфы покоятся на его талии, а разум перестаёт функционировать, когда эти же самые руки, под рубашку пробираются, обжигая и так горячую голую кожу. Тэхён начинает прерывисто дышать, когда эти руки вверх по спине движутся, исследуя только для него святую плоть. И Тэхён вперёд подается, сокращая между ними и так никчёмное расстояние, и после особо глубоких поцелуев, начинает тереться о уже потвердевший пах Хосока. Нежные касания на спине сменяются более грубыми, а звуки поцелуев начинают сопровождаться непроизвольными стонами. Теперь, кроме губ, Тэхён ещё исследует шею альфы, покрывая её укусами; его уши, опаляя их своим возбужденным дыханием. Все тормоза внутри альфы срываются: губы опускаются на выточенные из мрамора ключицы, а руки Хосока уже перемещаются на ягодицы омеги, чуть сжимая и сам направляя их так, чтобы получить ещё более острое удовольствие. А Тэхён не сопротивляется, сам поддаётся его движениям, без конца двигаясь на нём. Частое и сбившееся дыхание Хосока приносит уверенность в том, что он делает всё правильно. С новым стоном альфы, он начинает чувствовать, как его штаны медленно намокают, но он только ускоряет движение, чувствуя, что они оба уже на пределе. Руки Тэхёна забираются в каштановые волосы, сильно их сжимая, на что в ответ получает несильный шлепок по ягодице. И эта грубость заставляет двигаться на Хосоке только быстрей. Чувствуя приближение разрядки, Тэхён подается вперёд и мокро целует альфу, проталкиваясь языком в его рот, а руки Хосока железной хваткой вцепляются в его тело. Проехавшись ещё пару раз по бугорку альфы, Тэхён несдержанно стонет в поцелуй и изливается в штаны. Тело сразу же обмякает, но двигаться он не перестаёт, крепкие руки Хосока продолжают его направлять. Альфа загнанной лошадью дышит, и от этого сносит крышу. Тэхён поддаётся вправо и тихо стонет ему в ухо: — Мой альфа. Это стало финальной точкой, протяжно стоня, альфа кончает. Прислонившись лбами друг другу, оба пытаются отдышаться, а потом, чуть придя в себя, омега дарит ему ленивый, чуть усталый поцелуй. Они долго целуются, а потом также долго сидят в обнимку, наслаждаясь соединившимися запахами друг друга. Первым разрывает этот момент Тэхён: — Чёрт, Хосок, твоя нога. — Забудь. — Её надо перебинтовать, у Чимина в комнате есть аптечка. — Ты действительно сейчас хочешь этим заниматься? — Ладно, давай ещё немного так посидим. — Давай. И они ещё долго сидели в обнимку на полу.