Высоких и низких,
Далеких и близких
Далеких и близких
Иллюзий не строй.
И лоб свой напудри –
В театре абсурда,
В театре абсурда
Ты главный герой
/Пикник "Театр абсурда"/
~~~
Малфой Мэнор тих и спокоен. Словно кто-то наложил на него неведомые чары безмятежного сна. Драко слушает непривычную звенящую тишину, наслаждается видом в окне. Сегодня солнечно и ветра совсем нет. Теплый воздух в поместье встал без движения. Он не видел их гостью со дня её появления, и сейчас ему кажется, что всё было сном. Как в воду канула. Никто не говорит о ней ни единого слова. А слов было сказано очень много в день её появления. Ей самой и для неё — в почтительно-вежливой манере, конечно же. Жуткая плеть в её руке растворилась, едва Тёмный Лорд их покинул. Она тут же сложила ладошки и, вскинув брови абсолютно в своей мразотно-заучной манере, деликатно попросила показать ей поместье. На это ушло немало часов. Отец методично открывал ей каждую комнату и покорно рассказывал обо всём очень подробно. Она задавала хуеву тучу вопросов, самых идиотских и нелепых, не имевших совершенно никакого значения. Драко наблюдал за ней всё время. Это была Грейнджер в квадрате. Улучшенная внешне и причёсанная, но ещё хуже, чем раньше. Без умолку трахающая мозг истошным занудством. Для полноты картины ей не хватало в руках пера и блокнота. Оригинальные шутки у Волдеморта — доебать провинившихся бесячей грязнокровой сукой. Сделать так, чтобы ей оказали уважение и терпели невыносимое зубодробительное заучное дерьмо. Драко пытался разгадать тогда и на следующий день смысл всего этого спектакля. Поиздеваться над отцом? Удалось. И пусть Люциус Малфой изрядно растерял свою прежнюю гордость, но от этой ситуации его конкретно трясло. Это было несложно понять. Самому же Драко было похер, пожалуй. Отец — как залог безопасности? Эту часть из него уже вырвали с мясом. Ему было его совершенно не жаль. К тому же занудная блёвань — всего лишь слова. Вода. Звуки. Они не приносили боли. Не травмировали, не выжигали душу, не терзали, как, к примеру, попытки изничтожить директора. Как первые пытки для тренировки. Как первые убийства, ради доказательства верности. Всего лишь слова, и их больше нет. Её самой, возможно, больше нет. Или сидит в клетке в подвале поместья, ждёт того часа, когда Тёмный Лорд совершит свой «обмен». Драко передёргивает с этого, для самого себя неожиданно. На секунду он понимает, что совершенно не знает, что из этих двух зол хуже: Грейнджер-злая-игрушка или Грейнджер, сидящая потрёпанной жертвой в холодной и сырой темноте без еды и воды. — Мне поохееер… — пропевает он едва слышно, как мантру. Смотрит, смотрит в окно. За ним солнце, весна, пение птиц. И к чёрту все выносящие мысли.
~~~~
— Драко… Тихий голос матери вытаскивает из тупых раздумий в полутьме кабинета. Она касается его плеч, легко гладит. Её руки холодные. Никакого возвращения в Хогвартс. Похер? Серьёзно? — Я солгу тебе, если скажу, что мне спокойно, мама. Едва ли это — всё. В свете последних решений Тёмного Лорда… — Да, нас собираются поломать, — спокойно отвечает Нарцисса. Отвечает так, будто желает доброго утра. Так, будто всё это в принципе позволено произносить вслух. Он смотрит на мать в тупом онемении. И сомнений в том, что это правда, не остаётся. — Но это не так просто, мой милый, — её едва слышный голос. — Главный дар нашего, твоего, рода — выходить сухим из воды. В разные эпохи, при разных режимах Малфои были всегда на коне. Так будет и сейчас. Помни это. И терпи. Это самое главное… — И приблизившись, на ухо шёпотом. — Переживи всем назло. — Если тебя будут пытать… — он качает головой, закрывая глаза. — Молчи. Я всё выдержу, и отец тоже. А если даже и нет, — мать обхватывает его лицо тонкими пальцами. — Наше единственное желание — чтобы ты жил, Драко. Пожалуйста. — Ты бледная, мама, и бледнее с каждым днём. Сегодня ещё хуже. Ты здорова? — Да, — она говорит это таким слабым голосом, что у лжи нет ни единого шанса. Она очень красива, но выглядит усталой, измотанной. Опутанной липкой паутиной-печалью. — Это она с тобой сделала? Что она с тобой сделала? Не молчи. Она не может не молчать. Легко улыбается. Держит лицо, как настоящая леди. Проводит пальчиками по его волосам ласково. — Я всё сказала тебе, сын. Терпи. Возможно, тебя это совсем не коснётся…~~~~~
— А разве хозяйка дома не почтит нас сегодня своим присутствием? Переговоры, шутки и даже мысли Пожирателей Смерти стихают, как по команде, когда Владыка издаёт какой-либо звук. Как прямо сейчас, когда все сидят за столом. — Нет, мой Лорд, — смиренно-дребезжащий ответ Люциуса Малфоя. — Ей нездоровится. Лицо отца серое, как никогда. Выглядит так, словно в нем не осталось ни капли крови. Как и мать, его будто пытаются тихо стереть заживо. Будто они оба постепенно растворяются в воздухе уютного и необычайно спокойного родового имения. — Как жаль. Одно из моих самых больших удовольствий в этих гостеприимных стенах — лицезреть то, как вы любите друг друга. Сразу понимаешь, что в мире есть что-то стабильное, истинное, верное, чистое, вечное. И когда что-то выбивается из привычного уклада, это меня очень печалит. — Мой Лорд, — подхватывает Беллатриса, сидящая по правую руку от безносого выродка, кладёт руку на его запястье, благоговейно смотрит в глаза. — Позвольте мне сходить за сестрой, чтобы порадовать вас. Семейные заклятия Блэков способны поставить человека на ноги в считанные секунды. Если она забыла, я помогу ей вспомнить. Её слова улетают впустую. Потому что Повелитель улыбается. Потому что за ним опять скрипит дверь. Как и тогда, три дня назад. Драко видит её. Все видят. Жива и невредима, чёртова кукла, и, признаться, весьма хороша собой внешне. Капюшон на этот раз скинут, и под мантией угадываются медленные движения ног. Пожиратели смерти опускают глаза. Кто-то даже красноречиво кривится, смотрит в сторону, как будто на ужин подали труп, кишащий червями. — Тебе нравится дом, игрушечка? — получает она непринуждённый вопрос, равняясь с Повелителем слева. — Очень, — отвечает спокойно. Как будто с ней разговаривает какой-нибудь Слизнорт, чёрт подери. — Очень красиво и величественно. Благородно и сдержанно. Я в восторге от поместья и от его истории, и хотела бы знать ещё больше. Пустующий стул Нарциссы тут же со скрежетом отъезжает назад, и взгляды присутствующих невольно падают на хозяев дома. Они пристальные, местами издевательские и брезгливые, потому что Грейнджер медленно направляется к ним. Подходит. Садится между Драко и Люциусом на место хозяйки. Как ни в чем не бывало. У отца, кажется, отмирает дыхание. Драко смотрит на тётку, которой как будто только что выписали смачную оплеуху. Она ловит его взгляд и опускает глаза. Беллатриса этого так не оставит – Драко уверен. И как бы послать ей мысленное благословение? — Девочка очень умна, — заключает Повелитель с гордостью в голосе. — Убийственная тяга к знаниям, трудолюбие, блестящая память. Это похвально. У тебя редкий дар, моя радость… — Благодарю вас, — вежливо отвечает Грейнджер, кивает покорно. Улыбается, как идиотка. Безумие чистой воды. Драко видит на лицах приспешников кривые ухмылки. Они смеются над ней. Над ней безвольной и в то же время настоящей. А он не может, ну просто никак, найти в себе хоть каплю того отвращения, которое когда-то испытывал к ней. — Ты уже изучила содержимое библиотеки? Там есть, чем поживиться. Если так любишь книги. — О да, я их очень люблю, — сука, беседует же непринужденно. — Это правда. На счастье мистер Малфой был крайне любезен и коротко рассказал мне о своей коллекции. Коротко — это целый час, не переставая. Сука, ёбаный спектакль. Драко больше всего хочет сейчас испариться. Или хотя бы от души хлопнуть ладонью себе по лбу. — Любовь к книгам, — яд в голосе Лорда приторный до отвращения. — Для такой красотки? Как же это бездушно. А другую любовь ты знала когда-нибудь? Кто-то не выдерживает и выдаёт громкий смешок. Воля Повелителя — радоваться, и оттого атмосфера всё больше напоминает просмотр комедии. Какая же дура! И всем так смешно. Даже отец улыбается. Беллатриса уже хохочет в своей любимой манере. Правда умудряется слегка поутихнуть, когда Волдеморт изображает внимание. А Грейнджер стыдливо краснеет. Отвечает, блять, как добропорядочная, опускает свой взгляд крайне невинно. — Честно говоря, я пока терпела в этом неудачу. Человек, который дорог моему сердцу, отверг меня в пользу другой. Пока не сложилось… Это просто полнейший пиздец. Над ней ржут просто все. А Драко едва не заливается краской, попутно отмахиваясь от чужого позора. Ему, сука, не до смеха и потому едва удаётся приподнять уголки губ. Потому что ему сейчас её искренне жаль. Одна, две, три секунды на веселье, и Тёмный Лорд подаёт знак всем замолкнуть. — Это там не сложилось, — отвечает ей с плавным и мягким движением когтистой руки. — Но этот дом так кстати знает многое и о любви, и о гостеприимстве. Правда ведь, Люциус? И Драко буквально слышит, как крушится сейчас нервная система отца. Взгляд дёргается, убегает. И он кивает, блять. Конечно кивает. Потому что не кивать не положено. — Пытливый ум девушки достоин новых познаний. Ты мой верный последователь. Я тебе доверяю. Будь другом. Сейчас. От смеха в зале не остается следа. Сука, только он так умеет — играть чувствами, мыслями, жизнями. Гладить одной рукой и вставлять другой раскалённый лом прямиком в зад. Грейнджер уже смотрит на Люциуса, как влюблённая нежная дева. Блевануть хочется. Наблюдает, как отец встаёт, опустив взгляд и едва подавляя агонию. Протягивает ей руку, берёт её ладонь в свою, мелко трясущуюся. Уходят. Они, блять, уходят. Только что во всеуслышание отец подписался на трах с грязнокровкой. Подписался на своё уничтожение. И на предательство его верной любви к матери, что, как Драко понимает сейчас, совершенно точно меньшее из двух зол. Он смотрит на тётку. Она ловит его внешне спокойный, но на деле умоляющий взгляд. — Мой лорд, — буквально припадает к ноге, как собака, что-то шепча Повелителю, который, увы, непреклонен. Не видит, как Грейнджер вдруг останавливается за спиной. Непоколебимая, как чёртов удав. Когда тётка, наконец, оборачивается, у неё есть ровно секунда на тягучую паузу. На взгляды двух пар тёмных ненавидящих глаз. И после резкий взмах плети в изящной руке грязнокровки рассекает лицо, вспоров кожу хвостами-железками с отвратительным чавканьем. Зал в онемении от настоящего шока. Беллатриса, обычно убийственно резкая, вскрикивает, хватаясь за кровавое месиво, бывшее секунду назад её левой щекой. И больше ни звука. Только обезумевший взгляд, полный вовсе не боли, а желания испепелять. Разумеется, не предпринимает попыток ответить взаимностью суке, охуевшей в конец волей Владыки. Подчинение Лорду важнее мести и ненависти, важнее всего. Это ясно даже той, что купалась в крови и рассталась с разумом ради этой дикой любви в чёрном сердце. А кукла спокойная. Чуть улыбается тому, кто ей назначен в любовники. Подаёт ему руку, томится от предвкушения ласк. Лорд охуеть как доволен произведённым эффектом. Улыбается мерзко под изводящий скрип двери, когда двое выходят из зала. Вдыхает поглубже вонь всеобщего страха. Поднимает бокал со странным зелёным вином. — Семейные заклятия Блэков, говорите? Так выпьем же за их чудотворный эффект.