Вновь визги и танцы, И бьют барабаны. И просят иллюзий Пустые стаканы. Под голос железных трамваев Дыхание утра. Вы думали, это так просто, Так просто как будто.
/Пикник «В руках великана"/
~~~
Траур и мрак — обстановка в мэноре в двух словах. Внешняя. На самом деле — слепящий пожар. Агония. Паника. У всех Пожирателей Смерти до единого. Ориентиров больше нет. Все понимают только одно — никто из них не является ценностью для Тёмного Лорда, если самая верная, самая фанатичная последовательница была хладнокровно убита. Даже не плевок в лица всем остальным. Удар. Укус смертельно ядовитой змеи прямо в мозги. Драко не замечает, как сгорает тело тётки, какие произносят слова, какие заклинания задействованы. Он без конца пытается понять причину. Она ждала ребенка. Блять, она была беременна, и Драко это понял ещё тогда, в библиотеке, когда поддался соблазну. Надо было остановиться. Быть может, Волдеморт на самом деле не потерпел неверности, и это стало одной из причин… Нет, конечно, мать твою! Остановись, идиот! К чёрту враньё самому себе. Нагнетаемое чувство вины — не более, чем попытка накрутить себе значимости и отвлечься попутно от всего дерьма, поддавшись тупому самобичеванию. Заменить одну боль на другую — чёртово бегство от правды. А правда проста: это была показательная казнь. Священное жертвоприношение, как из той проклятой книги. Всем, сука, показал, кто он. Убийство своей женщины и ребёнка — это пример. Образец. Будущее каждого из всех этих господ. Сделайте то же или умрите. Всё очень просто: Волдеморт — не человек. Значит, и всем остальным не положено быть. Есть только сверхсущество и его вещи — без души и воли — всё это неугодно его планам. Эдакий обиженный мальчик, который знает только хочу. Хочу оторву голову, хочу сожгу на костре. Перекрою́, выпотрошу, слеплю новую форму. И все обязаны дать ему это. Все обязаны дать это с радостью, потому что существуют для него — невъебенного, святого, единственного. Чёрный — цвет дня. Только лица, светлые волосы, кисти рук — вот и всё белое. И Грейнджер. Самое цветное пятно в зале. В том самом алом платье, с каштановыми волосами, отливающим золотом в свечном пламени. Чем, сука, она его так привлекла? Силой? Молодостью? Красотой? Нет, ведь не писанная, какая-то другая, неправильная. Словно её волшебная сила просвечивает так, что не может не привлекать к себе взгляда. Хотя, к чёрту и это. Нет там ничего. Не осталось ни капли. Всё дело в красном — он всегда тянет на себя всё внимание. Цвет, а также тот факт, что грязнокровка какого-то хера сегодня на почётном месте у ноги Тёмного Лорда. Сидит с королевской осанкой. На праздник пришла, блять. В зале тишина. Пока Волдеморт сидит и не шевелится — с опущенной головой, будто читает молитву, как праведник перед трапезой. Все ждут и не знают, чего именно. Слова Владыки, видимо, его святой воли. — Вы скорбите сегодня? — подаёт он, наконец, голос. Смотрит на своих подданных и никто, никто не знает, как, блять, ответить. Лорд встаёт. Идёт медленно. Пожиратели все, как один, смотрят перед собой и едва дышат. — Она бы этого не хотела, — произносит он как-то мечтательно. — Она любила веселье. Взмах палочки в когтистой руке — и в зале слышится музыка. — Вам есть, что праздновать, Пожиратели Смерти, — говорит он уже возбуждённо. Как будто свершилось великое чудо на радость всем людям на свете. — Потому что у меня торжество! Мне, наконец, поддался секрет могущества, который давно меня мучил. И я хочу порадовать всех вас. Беллатриса, моя верная подруга, открыла мне путь к знанию, как найти то, что я долго искал. И в связи с этим, вы получите то, что мне было дорого. Каждый. Прошу. Волдеморт поднимает перед собой руки, чуть разводит, и двери распахиваются. Драко успевает заметить лёгкую улыбку Грейнджер. Она сидит так картинно по-королевски, смотрит на Владыку. А все остальные не сводят взгляда с кучерявой брюнетки у неё за спиной. Она идёт почти так же — точная копия Беллатрисы Лестрейндж. И ещё одна. И ещё. Сука, да их там толпа! Все одеты, как шлюхи. Музыка громче, и ритм подходящий для парного танца. На физиономии Лорда — широкий оскал. — Да! Быть сегодня веселью! Я верю в то, что каждый из вас сумеет побороть грусть от утраты. Нарцисса не дышит. Она видит сестру во множестве лиц. Принимает эти издёвки, одну за другой. Драко смотрит на мать неотрывно. Она не дрогнет, не поддастся, несмотря на скорбь в своём сердце. Ему хочется подойти к ней, увести прочь. Утешить. Но не положено. Чёртов спектакль необходимо съесть и не подавиться. Девицы подходят к мужчинам. Кто-то гладит по плечам, привлекая внимание, кто-то начинает флиртовать и заигрывать. Самые догадливые приглашают дам на танец. И когда все, кроме хозяев поместья, оказываются заняты, Лорд говорит снова: — Люциус. Твоей жене требуется поддержка сегодня. Не сиди так смирно, когда рядом столь очаровательная женщина. Когда звучит такая прекрасная музыка. Отец встает и подаёт руку Нарциссе. Уводит подальше. Быть может, объятия мужа ей правда помогут. И за столом двое. Кукла и её объект для издёвок. Они смотрят внимательно, вместе с хозяином, и Драко хочется раствориться. — Что, мой мальчик, Беллатрисы тебе сегодня не досталось. Я знал, что тебе не подойдёт никакая, кроме настоящей, поэтому так. Лорд подходит к Грейнджер, ведёт своей лапой по белой руке, гладит, как кошку. Поднимает её ладошку в губам, облизывает. — Хороша, правда? Но своенравна до ужаса, — и приближается к Драко, довольный, как хищник сожравший добычу. — Впрочем, если ты не боишься, она сможет с тобой потанцевать. Драко кивает покорно, встаёт. Похер, похер, похер на страх, что сильнее с каждым шагом Владыки, который… … целует в губы, не дождавшись ответа. Он сука целует его, как и тогда! Нутро пронзают сотни иголок, а чёрная метка пылает от боли. Отвечай блять теперь за слова! Впусти, впусти в себя полностью желание Тёмного лорда. Чтобы подольше бездарно потоптать эту землю! Волдеморт улыбается, отстраняясь. И без вторжения в разум он, сука, догадлив. Исчезает в тумане через секунду, отравив как следует тело. В глазах режет, будто от дыма. По спине холод. Грейнджер за ним — Драко знает это, пусть и не видит. Поворачивается медленно, протягивает ей свою руку, которую ломит сильнее, когда она принимает его приглашение. Веселье с мучительницей вместо семейного траура? Похер! Так надо. Танцуют все до единого, и они будут. Грейнджер держится на расстоянии. Едва касается ладонью плеча. Соблюдает дистанцию, словно её ударит током, если приблизится. Молчит. Тупая марионетка не произносит ни слова. У тебя нет своей воли. Нет, блять! Оболочка! Шкура! Сука, хоть кто-нибудь из тех, кто пока не лишен личности, понимает, что все будут поломаны? А ведь будут. Все! Это только вопрос времени, когда именно Тёмному Лорду захочется. Только до этого момента им жить. Нечего. Больше. Терять. И Драко прижимает её крепче, несмотря на невыносимую боль в области метки. Похуй ему — танцевать можно и нужно. И ещё можно дать волю рукам. Она густо краснеет, когда Драко сжимает её зад. Уводит взгляд. — Ты смущаешься. Сука, ты сейчас смущаешься так, как будто не творишь всю эту дичь. Восхитительно. Наш Повелитель — истинный гений, не находишь? Она дрожит, пытается отстраниться, только хер он отпустит — недаром терпение в крови! С чего это ты такая слабая, трепещешь? Снова игра. Нет никаких зацепок. Одни вопросы — и исследовать их буквально наощупь. И Драко ещё ближе, уничтожает всё расстояние. В голове заклятия для вторжения в разум — заточены, как острия копий. Все, что методично вычитывал в книгах в ближайшие дни. — Тебе не нравится? Остальные танцуют ещё хлеще. Посмотри. Кто-то уже слился в глубоком поцелуе. В зале слышны смешки, хохот. — Нравится… — отвечает смущённо. — Я рад, Гермиона… — и как шило ей, невербально, давно позабытое родовое заклятие. Она вдруг останавливается, округляет глаза и смотрит, как будто он произнёс какую-то дикость. Или Непростительное. Её легко сотрясает, но руки Драко только наглее. И мысли тоже — кидает в неё всё подряд, чтобы в мозги её влезть. В какой-то момент ей как будто плохо — покачивает головой, стряхивая помутнение. Не выходит. Уязвима только слегка. Не ранена, не страдает. Физически слишком здорова. Ни черта у него не получится. С жертвами пыток всё-таки просто, а для этого случая нужна концентрация и атака. И палочка. — Зачем ты это делаешь? — спрашивает она шёпотом. — Ничего я не делаю. Это просто танец, Гермиона. Не то, что пара за ними. Сосутся напропалую. И, блять, ему хочется того же. Ему хочется Гермиону Грейнджер. Сука. Сейчас. Настоящую. А её реакция на собственное имя очень занятная: как будто она не знает, что оно принадлежит ей. До неё как будто что-то доходит, но плохо. Он смотрит ей в глаза. Хочется до помутнения. Даже если разум орёт, что он всего лишь мелкая вошь против силы Его Всемогущества. Обстановка тем временем накаляется всё больше и больше. Одна из девиц извивается в обнажённой грудью в крепких объятиях. Кто-то шлёпает другую по заду у стеночки. Драко видит это краем глаза. Невольно теряет фокус со своих попыток слегка поломать игрушку Тёмного Лорда. Спокойна в зале только одна женщина — Нарцисса. Стоит, закрыв глаза, будто голова закружилась. Отец держит за плечи, пытается что-то ей говорить. Блять, только не это. Достаточно того, что мать видит множество лиц почившей сестрицы… Достаточно всего. И тут же слышится стон. Руки танцующих теряют приличия — этим бредом охвачено несколько пар. И пусть это не первая подобная вечеринка в жизни Пожирателей и лично Драко — вспомнить хотя бы прошлый день рождения — но сейчас приятного мало. Голова идёт кругом. Лучше не смотреть в сторону. Лучше нахрен сбежать. Забиться, спрятаться в угол. Убиться об стену. Или трахнуть Грейнджер сейчас, прямо здесь. Влезть в мозги заодно, задолбать её именем. Драко трогает её, невзирая на дикое жжение и бредовость происходящего. И нет шипов на запястье — запрета тоже, кажется, нет. И ведь дрожит, закрывает глаза. Красивая тварь. А он держит так сильно, будто хочет выдавить из неё лишнее. — Герм… — Не смей, — обрывает она ледяным голосом. — Да, я хочу тебя, сука, — рычит ей в лицо. — Вроде как это нормально. Она вмиг холодеет. Сжимает его ладонь до онемения, держит стальной хваткой. Делает шаг назад, смотрит. В глазу застыла слеза, и тут же улыбка чёртова монстра. Та самая, которая предвещает наступление пытки. — Идём, — она шагает в сторону. В сторону четы Малфой. — Ты думаешь не о том. Твоей матери плохо. Утешь её. Твой отец один не справляется. Останавливается, толкает его в спину. Блять, нет. Нет, нет, нет. — Утешь её, как любящий сын. Драко обнимает мать, пытаясь не думать о том, что на самом деле от него ожидается. Она вся — само напряжение. А в глазах — страх и просьба «Сделай всё, только выживи». Руки ледяные и жёсткие, а тело бьёт мелкая дрожь. Или это его? — Я люблю тебя, мама, — едва слышно на ухо. Будто голосом мальчика десяти лет. — Всё будет хорошо. — Как любишь? И как хорошо? Покажи. Сука, ну нет! Невыносимо! Драко делает вид, что не расслышал, потому что думать о чём-либо в отношении матери под всеобщую похоть — хуже всего. — Что? — Покажи, как ты её любишь. Ты знаешь. Ладонь Драко сжимается в кулак. Он наступает на Грейнджер, словно пытаясь её отогнать, как собаку. — Охуела, чёртова блядь! Забичуй меня или отца лучше. Но марионетке похуй. Она просто поднимает руку, и вокруг шеи Нарциссы затягивается чёрный тонкий ремень. — Речь ведь не про наказание, а про любовь. — Пожалуйста, не надо… — молит мать слабым голосом. Смотрит на Драко. Ему, блять, говорит подчиниться. — Мама, нет. — Пожалуйста, Драко. Так надо… В ушах звон, и сквозь него слышно только, как душа отрывается от тела. Как мозги крошатся, крошатся, крошатся на кусочки до размера песчинок. Больно. Только он так умеет. — Я не могу… В серых глазах пелена, всё существо противится поганой игре. Разъебать всех и себя! Кулак Драко крепче и резко дёргается, и Нарцисса тут же падает на колени. Он не сразу понимает, что в его руке тоже плеть и давит, тянет туже. Он сам душит сейчас свою мать! Разжимает ладонь, но оторвать чёртову рукоять от себя не выходит. Мерлин. Кому, блять, помолиться, кому принести жертву, чтобы остановить этот ад?! Трясёт рукой, и из глотки вылетает звук, похожий на вопль. Нет ответа, только бесконтрольный крик, который никто не услышит. Только слёзы текут, когда корсаж платья Нарциссы рвётся с оглушительным треском. Удар сзади — такой силы, будто у Драко вырывают хребет. Вся кожа горит. — Тело — интересная штука, не так ли? Плевать оно хотело на мысли. На чувства. Плоть хочет… Ещё удар. Поцелуй темноты.~~~~
Всё хорошо, милый… Нежные пальцы пробегаются по волосам, по лицу. Вытирают слёзы, как маленькому. Заставляют прийти в себя, пробудиться. Он чувствует её запах — тот самый, что дорог с рождения. Его не забыть никогда. Она — свет, нежность и доброта — самое сладкое, что было и есть. — Я люблю тебя, милый… Её голос всегда успокаивает. И сейчас тоже. Он чувствует себя просто ребёнком под тёплой защитой материнской любви. Просто мальчик. Ему хорошо от её голоса и ласкающих рук. Всё просто сон, и сейчас он прошёл. Как будто… Драко бежит, что есть сил. Укрывается от кошмара в тёмных коридорах, прячется, чтобы тот не нашёл никогда. Его разум бьётся, как птица, ломает хрупкие крылья — перья так и летят! А реальность бубнит: очнись, давай же. Нихера ты не мальчик. Где твои глаза? Оглянись. Где твой слух? Услышь, наконец, что происходит вокруг! И возвращает с силой. Об землю — и жаль что не намертво! Душно до тошноты. Аромат духов матери, её голос и зловоние, блядские звуки повсюду. — Всё хорошо… Ох, лучше молчи! Не хорошо нихера. Шлепки, стоны, крики — оргия в самом разгаре. Тело горит от боли и возбуждения. И ни единого предмета одежды. Драко чувствует обнаженную женскую грудь на своей. Знает, чья она. Знает, что это значит. — Я люблю тебя… Чёрт, разве думал когда-нибудь, что самое светлое, самое непоколебимое в жизни способно быть осквернённым настолько? Жестокий голос в мозгах сейчас так и хохочет над глупой наивностью. Живи, живи, живи — эта мантра теперь кажется злом. Самым лютым, нечистым, сказанным из уст самых близких и любящих. Мягкие пальцы скользят по плечам, успокаивают против воли. Ласкают. Пожалуйста, только молчи. Достаточно того, что биение её сердца отчётливо слышно. И она будто исполняет его безмолвную просьбу — целует в губы. Нежно-нежно. Даже робко. Как леди. Драко замирает на мгновение. Делает вдох, подавляя всхлип от истерики. Касается светлых волнистых волос. — Не сдерживай себя, — шёпот Грейнджер на ухо. И её волей женские руки сползают вниз по спине к пояснице и ниже. Поцелуй углубляется. Воображение бездумно рисует, что это она и её руки. Сука. Грязнокровая блядь. Жертва под вечным кайфом Империо. Он ненавидит её сейчас и хочет её прикосновений, как никогда. Открой глаза, идиот, — снова тот смех. Хватит прятаться от реальности. Всё равно ведь заставят. И Драко поддаётся. Это сложно, и глаза режет от слёз, но он видит… перед собой свою мать! Чувствует её нематеринские ласки. Чувствует как её рука касается члена. Души больше нет. Всё. Она — камень. Самое то, чтобы вырвать без остатка все мысли о том, что Нарцисса делает это по любви. Любовь, блять. Он просто презирает сейчас это понятие! — Дай мне свою руку, — снова голос суки. Обхватывает его запястье и пальцы ощущают приятную округлость груди. Другая её рука оттягивает волосы матери назад, заставляет выгнуться. — Она прекрасна, скажи. Невозможно не любоваться. Невозможно не трогать. Не сдерживайся, Малфой. Ты же любишь её, так люби полностью. Твой отец не возражает. Права, поганая блядь. Она шикарна, пусть и не юная. Эта кожа нежная, словно шёлк. А отец, блять, и правда способен на подобную мерзость. Руки Драко ведёт сам дьявол, заставляет всё чувствовать, заставляет наслаждаться прекрасным телом перед собой. Он уже не слышит стенаний своего разума. Он тоже мёртв. — Смелее… И ладони крепко сжимают две полусферы до боли. Глазам красиво. Рукам хорошо. Нарцисса шипит, выгибается больше. Сползает вниз, когда Драко её отпускает. В лёгких, кажется, уже давно кончился воздух. Напряжённые соски по груди, животу, мягкое к его твёрдой плоти. Он чувствует всё, и шкуре просто чудесно. — Она родила тебя и после кормила грудью. Отблагодари её. Вот здесь, — проводит рукой по заветной ложбинке… — Милая, сожми сама, как ты умеешь. И обволакивает мягкое, нежное, когда мать подчиняется, зажимает член между грудей. Тело Драко пылает. Особенно когда сучка склоняется и лижет её по губам. Страстно, сладко. Глазам охуительно. Ведёт рукой по его животу, едва уловимо. Хватает за зад. Заставляет толкнуться. Конечно, блять, он подчиняется. Стон вылетает сам по себе. И ещё, сука. Ещё. Бретели алого платья спадают, когда облачённая в него девушка поддается экстазу. Она держит запрокинутую голову Нарциссы, гладит то и дело руками по горлу. А на лице будто всё, что он чувствует — удовольствие уродливой формы, больной кайф, страдание глубоко под скорлупкой. Её губы алые, искусаны собой же, как и его в этот момент. Отвратительно-прекрасно. Красива, сука. Ненавижу. Придушил бы на месте. Выеб. Размазал, как грязь. Они все сейчас до единого — мерзкая, липкая грязь. Задушили святое. Погасили весь свет, чтобы дальше тупо ходить и дышать. — Да… — стонет грязнокровая шлюха, когда Драко толкает сзади пара крепких ладоней. Где-то за пределами происходящего он знает, чьи это руки — гладят по бёдрам, заставляют наращивать темп. Шипастая плеть полосует сейчас изнутри. Всё изрезала нахуй. Месиво крови и плоти под кожей, и ничто не излечит, не вернёт в прежнее состояние. Удар крепкой ладони по заду — отдаёт жарким импульсом. Распахнутые губы белокурой красавицы. Тонкие пальцы на её горле. Удар. Толчок. Стон грязнокровки. Елозит блядина, будто собирается кончить. Удар. Вздох Нарциссы. Лицо Драко сводит нещадно. Удар. Удар. Удар. Вдох. Выдох. Выстрел. И адский огонь сейчас был бы нежнее. Дым от костра жёг бы мягче пару затуманенных глаз. В голове жижа и того гляди вытечет вон. Драко видит тёплые белёсые капли на ставшей розовой коже. Слышит смех. Это конец. — Чудесно, — тварь довольно облизывает свои алые губы. Что, блять, ты улыбаешься? А где же те слёзы? Высохли? Всё, чего он хочет сейчас — чтобы она зарыдала. И после сгореть всем вместе в этих стенах.