Сказка жестока, как будто под током бродим
Среди миражей и чёрных химер-уродин.
Будь со мной рядом, не подведи, –
Капля яда не повредит.
/Пикник "Злая кровь"/
~~~
Драко поднимается с пола душевой, бледный, как смерть. Ноги слабые. Тошнота в каждой клеточке тела. Желудок болит от спазмов. Вывернулось уже всё, что возможно, и даже больше. И дальше у тела нет сил извергать что-либо. Пусто. И должно бы быть холодно прямо сейчас. Но отчего-то ему просто никак. Глаза наконец фокусируются. Он видит своё отражение… Красивый мальчик. Нарцисса любила это повторять между делом, втихаря от отца, потому что тому не нравилась чрезмерная лесть. Да, блять, прекрасный, сука. Охуеть не встать! Трахал свою мать — всего-то. Будучи трезвым, как стёклышко. Бил, пытал, утешал, блять. Снова трахал. Снова бил. Целовал, блять, зализывал раны… И ведь слёз, как назло, не осталось ни капли. Драко сплёвывает. Как же погано видеть эту картинку. Мерзкое отражение! Рука сжимается в кулак и бьёт в зеркало — один раз, два, три. Так хочется хруста и звона, и изрезаться в кровь, чтобы вытекла, паскудная, вся до конца. Костяшки горят от боли, но на зеркальной поверхности ни единого признака повреждения… Это бред. Слаб, как щенок. Он берет тяжёлый подсвечник, стоящий мирно на столике. Бьёт. Ещё и ещё. Нет, блять! Драко нещадно трясёт. Канделябр летит в закрытое окно и отталкивается от стекла, падает обратно на пол, издавая чудовищный звон. Лежит, как издевается. Ни единого осколка. Малфой подходит к окну, пытается открыть раму. Она всегда легко поддавалась, впуская в ванную прохладный воздух по желанию хозяев, но сейчас заклинило намертво. Из груди вырывается истеричный смешок. Блять, даже если хочется прыгнуть и свернуть шею, нихера не дадут! Драко накидывает на себя первую попавшуюся тряпку и стремительным шагом отправляется прочь по коридору. На кухню, где немало ножей и все заточены идеально. Врывается, всполошив эльфов… Хватает прежде керамическое блюдо, бьёт о край стола, что есть сил. Нет, нет, блять! Звон, как от лёгкого столкновения, и ни трещинки. — Нож. Дайте мне нож! — рычит, отшвыривая тарелку так, что та едва не сносит кому-то голову. — Хозяин… И без того огромные глаза старшего по кухне домовика становятся похожими на блюдца. Дрожащая рука выполняет приказ — тянет ему внушительных размеров тесак. Драко проводит большим пальцем по острию лезвия. Гладит, сука, тупое до невозможности. — Мне нужен острый нож! — кричит, окончательно теряя самообладание. — Он острый… Взгляд серых глаз свиреп, и эльф перед ним трепещет, как осиновый лист. Драко берёт домовика за руку и протягивает нож. — Покажи, насколько острый. Режь свою руку! Слуга подчиняется и покорно полосует по тоненькому предплечью с тихим «ай». Рисует чёткие полосы, едва касаясь — заточен и ещё как! Кровь тут же капает на мраморный пол. Драко выхватывает лезвие, но его яростные попытки изрезать свою чёрную метку, и пальцы, и тыльную сторону ладони не приводят ни к чему, кроме лёгких поглаживаний… — Хозяин… — эльфы замерли, смотрят внимательно. Понимают, кажется, что тут происходит. — Не надо, пожалуйста. Драко готов прибить всех до единого. Пульс обосновался в голове, и стучит беспощадно, выдавливая из воспалённого мозга только одно желание. — Я хочу видеть Грейнджер. Приведите её сюда. Немедленно! Пусть забичует сама! Боли сейчас хочется просто невыносимо. Плевать уже на всё абсолютно. Он хоть выскажет, что думает обо всём этом дерьме. — Но… это невозможно… — Это ещё почему? Найти и привести! — Её здесь нет, — тихий лепет в ответ. О, как интересно. Она ведь очень даже есть — материализуется, как по волшебству, когда Лорду хочется поиграть, и совершенно точно не всегда в его личном присутствии. Она являлась и тогда, когда Владыка отлучался из мэнора — Драко знает наверняка. А сейчас? Она с ним? Вряд ли. Волдеморт ушёл один, оставив чёртову куклу развлекать хозяев поместья отборными извращениями. — Где она? Домовики молчат, как воды в рот набрали. Они не знают, конечно же, потому что знать не положено. Лежит в коробке, ждёт, когда понадобится для спектакля? Скрыта в какой-нибудь тайной камере, в которую может попасть только Волдеморт? Сидит там, и знать бы, в каком состоянии — в сознании или в трансе? Драко вдруг понимает, что это множество вопросов интереснее самоубийства и нарезания себя на кусочки. И сам факт того, что он чего-то не знает о собственном доме, бесит и взывает к познаниям. Идиот и слабак! — отцовский голос в мозгах. И тут же незримый удар в затылок, чтобы выбить всю дурь. Иди, беги, блять, обратно в свои книги. В драгоценную коллекцию тёмных реликвий — сколько из них было создано задолго до Тёмного Лорда! В семейные тайны, наконец, которые знакомы лишь вскользь. Нечего терять? Серьёзно? Есть что. Хотя бы это неистовое желание узнать, жива ли грязнокровка под личиной бездушной игрушки. Вдох. И Драко отпускает горячка, вот так просто и быстро разумом завладевает холодный расчёт. И неважно, пожалуй, что он больше похож на анабиоз. Эта внезапная метаморфоза так чудесна, что даже хочется улыбнуться — гадко и криво. Правда чудесно — внезапно разглядеть в черноте тупика очертания двери.~~~~
Стол завален трудами тёмных волшебников. Самыми разными, чтобы нельзя было понять, что именно ему интересно. Повелитель пока не вернулся из своего странствия, что, разумеется, не отменяет приказа учиться прилежно и вполне себе добровольно. И потому сидеть Драко Малфою в библиотеке до тех пор, пока не вытянут силой. Чёрная книга с семейными чарами под замко́м, ключ на цепочке на шее, спрятан под рубашкой у сердца, но Драко не торопится его доставать… Этот шорох за стеллажом очень уж напрягает. Он ему сильно не нравится. Несколько тихих шагов до поворота, и он видит пламя свечи, в нём — тёмную фигуру в бесформенных шмотках, на полу скрюченную, над каким-то рукописным трудом. Куда без тебя? Призрак мэнора в излюбленном месте. Делает вид, что не замечает, читает внимательно в темноте. Увлечена. Он подходит ближе, ступая по ковровой дорожке бесшумно. Её рукав закатан до локтя, рука вся сплошь тёмная. И через пару шагов уже видно, что на коже просто нет живого места. Ты так книгу испачкаешь, мать твою, — так и хочется выкрикнуть. Но он наблюдает за ней, замерев. Она закрывает глаза, что-то шепчет на непонятном языке, проводит другой ладонью, словно пытаясь себя исцелить. Руки дрожат, и губы. И сама она вся содрогается, будто от холода. — Больно? Она чуть не подскакивает на месте, тут же срывает рукав вниз, быстро встаёт, захлопывая книгу ногой. Тебя что — застали на месте преступления что ли? — Нет. Ответ чисто по-грейнджерски: губы поджаты, глаза в пол. Напыщенная, гордая сука-отличница. — Я мог бы помочь, но если порядок, то… Она бросает взгляд, полный страха. Открывает рот, словно хочет сказать что-то, но, очевидно, не знает, что именно. Грудь вздымается беспокойно. И Драко делает ещё шаг ближе. — Я никому не скажу, что видел сейчас, — говорит он ей ровно. — Можешь не волноваться. Мне это невыгодно… Стоит, трепещет, как простая девчонка. Его слова, кажется, её чуть утешили. — Я… — бубнит слабым голосом, подбирает слова оправдания. — Мне просто нужно было… — Гермиона… — его голос тут же проникновенный до невозможности. И взгляд. — Я знаю, что это ты… — тихо шепчет ей, подбираясь к самому уху. — Можешь выдохнуть, я вовсе не против. И она округляет глаза и закрывает рукой распахнутый рот, словно её спалили на страшном и сейчас поведут на расстрел… Трясёт головой, как жертва в отрицании собственного смертного приговора. Тут же понимает, что её изрезанная рука видна. Одёргивает снова рукав, резко отворачивается от него, вжимая голову в плечи, словно защищаясь. Драко подступает сзади, легко проводит вверх по спине. — Покажи мне. Я, правда, могу попытаться облегчить твою боль… Она стоит — само воплощение хрупкости. Излучает страх вместе с болью и глупыми попытками быть сильной. — Ты не поможешь, — поворачивается. Тёмные глаза блестят от застывшей в них влаги, голос осип. — Заклятие очень сильно́… Мне не выжить… Пожалуйста… — Она молит сквозь подступающие против воли рыдания. — Я не могу это больше терпеть. Пожалуйста… Пожалуйста что? Убить? Позволить сбежать? Грейнджер обхватывает его плечи, впивается пальцами. Они холодные и это чувствуется даже через одежду. Запах железа щекочет его обоняние. Она утыкается носом в грудь Драко, сползает. — Пожалуйста… — У меня нет палочки, ты это знаешь, — отвечает он с ноткой обречённости в голосе. Закрывает глаза. — Без неё и правда никак… — Склоняется над ней, берёт за подбородок, открывает её лицо своему взгляду. — И самое главное, что я не хочу… И хватает её за шиворот, ставит на ноги, прижимает к полке, что есть сил. — Отменный спектакль, сука! Я почти оценил его правдоподобность… Ни черта правды! Слишком картинно, слишком волшебно-внезапно это открытие. Драко трясёт от бешенства, и он едва сдерживается, чтобы не дать ей оплеуху. Глаза смотрят жалобно, такие круглые, как у загнанной лани. Молчит, губы скривились от досады и горечи. Подбородок сморщен — вот-вот заревёт. И Драко хватает её челюсть, трясёт. Давай, рыдай, сука. Мерлин, как же хочется, даже если неправда! Но хер там! Одна скупая слезинка, да и та застыла на месте. Кукольное лицо отказывается быть живым до конца. Он прикладывает её о полки слегка и ещё раз — сильнее. Кладёт руку на рот, чтобы не надумала закричать, когда он, наконец, решил сказать своё слово: — Гермиона Джин Грейнджер, как же ты меня заебала! — рычит ей в лицо. Она вдруг замирает, словно эти чудесные нечеловеческие силы в одночасье покинули, повисает в его хватке. И цепляется своими руками за его оба запястья. Всхлипывает, а в глазах дикий ужас. Тут же пытается вырваться, уйти от давления. Слабо так, по-человечески тщетно… Драко смотрит внимательно пару секунд и отпускает. Стряхивает руки брезгливо и морщится. Кукла падает на четвереньки, трясёт головой, как сумасшедшая. — Ну давай, играйся теперь. Что я там заслужил? Плеть? Вперёд, игрушечка… Она поднимает взгляд, скалится. Идеально ровные зубы, губы растянуты в широкой улыбке. Торжествует победу, валяясь в ногах. — Эта боль тебе не достанется, — бросает снизу голосом госпожи. — Знаю, что хотел бы. Но достанется она не тебе. И встаёт с гордой осанкой. Ладони белые в полутьме, идеально гладкие — ну конечно же, это был розыгрыш. Давай убирайся, тварь! Что бы ни делала, над кем бы ни издевалась сегодня, лишь бы оставила сейчас одного. Драко слышит шорох её мантии, шаги и следом скрип двери. Прислоняется к стеллажу, выдыхает шумно воздух из лёгких. Позволяет передёрнуться всему своему телу. Сердце стучит, будто совсем озверело. Одно слово, прочитанное в её мыслях, и теперь покой обрести будет крайне непросто. Одно чёртово слово тоненьким голоском, мелькнувшее одновременно с подлинной паникой — Годрик. Рука сжимается в кулак и ударяет. Ебаный Годрик — что это? Правда или поганая блядь под названием «надежда»?