Он войдет, никого не спросив. Ты полюбишь его не сразу. С первого взгляда он некрасив, Со второго — безобразен. Только речи его горячи. Только прочь сомнения, прочь. Самый звонкий крик — тишина, Самый яркий свет — ночь.
/Пикник "Самый звонкий крик — тишина"/
~~~
— Я очень благодарна Тёмному Лорду за то, что он разрешает мне читать. — Грейнджер-святая-заучка начинает вещать, и Драко поднимает глаза. — Повелитель — истинный ценитель знаний. Он слушает каждое слово. Она говорит с ним только так — осторожно. Пальцы той самой руки барабанят по краю стола, словно она их не контролирует. Драко смотрит, не отрываясь. Приказ через тело. Жутко, но интересно. Она откладывает своё невинное чтиво в сторону. Чёрные хвосты вылезают из кисти и тянутся к то́му. «Священные жертвы» — что же ещё. Собирается изучать этот кошмар, как миленькая. И это ещё интереснее… Это правда занятно. Драко наблюдает за ней очень внимательно. Что, если незамутнённый выбором стороны разум способен творить чудеса? Чистое рацио, голый анализ, ничего личного. Что, если её золотой мозг смог удивить Волдеморта, когда она была под Империо? Пульс Малфоя-младшего заметно подскакивает, когда всё окончательно встаёт на места: она и правда служит Тёмному Лорду здесь, в библиотеке. И судя по тому, как резко прекратились все игры, можно понять, что ему сейчас не до шуток. Или же они примут другой оборот. Стихли пока ради ложной надежды. — Помочь? Он снова задаёт этот вопрос. Тот самый, что звучал чаще всех в последние дни. С той ночи она толком не говорит ничего — только кивает или что-то цитирует вслух. Делает короткие выводы — строго по делу. Как и прямо сейчас — вскинула брови, важная, мать её. Оглаживает книгу в привычной манере, не заботясь, о чём содержимое, открывает в месте закладки. Драко помнит этот фрагмент хорошо… Через пару страниц будет картинка: пентаграмма, в её центре ребёнок с вырезанной на теле символикой. Вокруг люди, поющие свои монотонные песни, готовые убить и сожрать маленькое, ещё горячее сердце. Каково тебе читать это, умничка? И изображать при этом преданность Тьме? Она словно слышит вопрос. Поднимает глаза и смотрит на него пару секунд, и после взгляд ускользает. Делает вдох. Тонкая рука дрожит сильнее — уже иначе, от страха. — Человек, расколовший свою душу на части — уникален, — бубнит она под нос. — И очень умён… Потому что… пока враги покушаются на бессмертие, зная, как его уничтожить, он ищет способ создать его заново. Более действенно. Наверняка. Навсегда. Драко запоминает всю её речь. Встает из-за стола, сведя брови, подходит к ней ближе неспешно. Она смотрит в книгу и будто не дышит. — Я хорошо усвоил то, что здесь написано… И кладёт свою ладонь на её — она замирает. Под кожей — дрожь, и пальцы сами гладят легко, чтобы усмирить её страх. — Я могу подсказать, — говорит он тише, — на чём именно Тёмный Лорд делал акцент, когда обучал меня. Хочешь? И сжимает руку чуть крепче. Она дёргает тут же свою, чтобы освободиться от «плена». Локти в стол, сжимает виски́ и пялится в книгу. — Я сама знаю, на что. Пытается сообщить, что ей не нужна ничья помощь. Драко смотрит на неё, и ему хочется улыбнуться. Да неужто тебе похер? Не верю. — Не смею больше тревожить, — поднимает он руки. — Зачем говорить, если можно молчать, правильно? И разворачивается, выходит прочь, оставляя её наедине с безумием в переплёте.~~~~
Сон и не думает приходить. Уже который вечер или кошмар, или тупое созерцание потолка вместо забытья. Лучше, чем адовые игры всемогущего выродка — единственный плюс такого досуга. Каждый день будущее — сплошная глухая стена. И не обойти, не перелезть, не проломить, сука, никак. Убиться об неё разве что, только хер кто позволит. Пустота и неизвестность — хороши же подруги. Драко чувствует себя ничтожным насекомым в сетях паука. Ещё живой, но уже не вырваться. Жди теперь, когда скрутят намертво и выжрут нутро. Можешь слегка потрепыхаться для виду. И когда именно придёт твой убийца — отличный вопрос. Он ни с кем не говорит теперь толком. Живет в вакууме, в тюрьме родных стен. Только с отцом общается, сухо и коротко. Мать и вовсе не видит, просто узнает, как она, ради приличия — вот и всё. Он не может больше видеть Нарциссу. Совсем. Только живи, сын. Смотри на шикарный интерьер вокруг, ощущай дорогие шелка. Чудесно пижамка сидит, такая красивая... Как же он не сдох-то до сих пор? Ненормальный человек. Не хороший, не плохой. Никакой в свои почти восемнадцать. Глаза закрываются на секунду. Глубокий вдох. Стучит в груди, паскудное. Не останавливается. Учащает удары. И Драко вскакивает с кровати, устремляется к двери, растворяет её резко. Хватает тонкое запястье, дёргает так, что упрямая сука буквально влетает к нему в комнату… Каждый вечер это повторяется снова: она стоит молча, после уходит и пропадает на время. А он улавливает это, как чуткая ночная птица слышит шорох мыши в траве. — Что, Грейнджер? Зачем всё это? — чуть не рычит ей в лицо. — Думаешь, я не в курсе, что ты… Конечно. Не смеет войти без приглашения, как раньше вторгалась. — Я… — и смотрит глазами виноватой девчонки. Молчит опять. — Ты палишься немного. Возможно никому, кроме меня, это не заметно, но ведь того, кто по-настоящему сможет тебя выкупить, пока нет в этих стенах. Её глаза устали — это видно. Смотрит на постель, будто хочет упасть туда. Отворачивается, шагает к окну. Драко следует за ней, словно тень. — Признаться, я удивлён, — говорит он уже теплее. — Предполгал, что всё будет хуже. Ты стараешься, молодец. Она молча пожимает плечами. Оба стоят в молчании какое-то время. Не зная, что делать. — Самое сложное — не думать в моменте, — говорит он ещё мягче. — Даже когда уязвима. Это непросто, но… — Этот кристалл, — перебивает его Гермиона и поворачивается. Касается пальцем затылка. — Расскажи мне о нём… — Он родом с востока. Такими древние императоры клеймили своих наложниц, чтобы никто не смог узнать, что происходит за дверями их тайных покоев. Вшивали под кожу. Та, что носила его, признавалась вечно верной хозяину. Он мог читать её, а другие — никак. Мой предок был очень ревнив и украсил любимое ожерелье своей жены такой драгоценностью. На это она отвечает с ухмылкой: — Но ты не можешь прочесть моих мыслей, не так ли? Для этого тебе нужна волшебная палочка. Один–ноль, умница. Но блефовать, тем не менее, никто не мешает. — Возможно. Но другие не смогут тем более. — А как же твой отец? Забыл, что он сделал со мной? Драко делает шаг ближе. — Или ты с ним — так звучит более точно. Но и здесь у меня есть ответ. Он связан очень сильным магическим брачным контрактом. Едва ли его шалость с тобой имеет значение. Она вроде как не в счёт… Поэтому… догадываешься, чья ты? Так или иначе, я почувствую, если в тебе что-то изменится. Если ты решишь предать меня. Можешь снять, если решишь. Правда, ты этого не сделаешь, потому что побоишься выдавать свои мысли Тёмному Лорду. Она смотрит на него пристально. Видимо, пытается распознать, где ложь, а где правда… Переваривает вышесказанное примерно с минуту. — Что значит «предать тебя»? — её тихий вопрос. — Разве мы с тобой на одной стороне? А как ты думаешь, мать твою?! Преклонить колено и поклясться в верности святому Поттеру, чтобы поняла? Хера с два! Драко молчит. Блеск серых глаз — как острый укол. Она не уводит своего взгляда. Даже когда её заметно передёргивает. И густо краснеет. Ну как же это, блять, мило. — Это же не значит, что ты будешь… — она глотает ком в сухом горле, — прикасаться ко мне? Пиздец как в тему неловкость! После всего, что уже было. Драко даже смешно, однако его лицо остаётся серьёзным. — Нет. Того раза было достаточно. Как консумация брака. И… в иных обстоятельствах я бы так не поступил. Я… Он недоговаривает. И не удивительно, ведь обстоятельства как нельзя сложны для обоих. А Гермиона осознаёт сейчас только одно — она, кажется, потерялась. Зачем она здесь? Он лжец и изворотливый гад. Он насильник. И может предать, не моргнув. И, скорей всего, так и будет. Ведь он её ненавидит. Потому что сама — проклятое чудовище. Она помнит всю боль, что глотала от хозяев этого дома. Её было так много в одной только этой комнате. Как ей можно судить людей после этого? Никак. Гермиона Грейнджер больше не имеет на это морального права. Она шлюха. Вещь. Монстр. Её хотят размазать по полу, и она понимает это желание. Её нос улавливает запах еды на столике, и голова тут же идёт кругом. Она хочет добраться до неё и проглотить целиком. Она по-прежнему не ест и не пьёт — питается исключительно своим магическим лимбом. И не спит по-настоящему. Потому она очень хочет упасть и уснуть на этом полу. Так сильно, что её неожиданно сносит в сторону. Драко ловит её. Держит за плечи. Она закрывает глаза. Он стёр её слёзы. Он дал ей волшебный кристалл. Сказал, что нужна. И пусть всё неправда. Она всё равно хочет снова почувствовать его ладонь на своей. Хочет, чтобы он и завтра снова пришёл за ней в библиотеку, как хвост. Хочет поговорить сейчас чуть подольше. Чтобы понимать, что она не одна. Что живая. — Я пойду. Надо, — говорит она еле слышно. А его руки ползут по плечам вниз, находят её ладони, и держат. Она улыбается слабо. Этот хозяин вселяет какое-никакое спокойствие. Она не ушла бы прямо сейчас, если бы смела. — Проводить? Она качает головой. О нет. Ты не сможешь.~~~~~
Узел волос на затылке тянет до боли. Но Гермиона не способна поднять сейчас своих век. Всё тело застыло без движения на твёрдой поверхности. Лицо впечатано в пол. Она видит красочный образ, не может его остановить… Домовик плакал так горько. Дрожал перед ней на коленях. Непонимание застыло в огромных глазах. Удар, и его тощую грудь рассекли железки-шипы. Маленькие ручки инстинктивно дотронулись до ран. Ещё удар, и малыш упал. Скорчился на блестящем паркете. Удар. Удар. Удар. Тонкая кожа рвалась так легко, сквозь кровь глаза быстро увидели оголённые ребра. Алые горячие капли запятнали лицо. И после — тишина, и только гром за окном. Все правильно сделала… И дальше — тоже всё верно. Это был уже человек. Маленького роста. Совсем крохотный без своего чудно́го цилиндра. Очередная жестокая ирония — снова маленький… Гермиона — совсем великан рядом с ним. Нашёлся в дальней клетке подвала. Она казалась слишком большой на фоне такого создания. Дедалус Дингл. Член Ордена Феникса. Её ордена. Самоубийца… Он узнал её сразу конечно же. — Я искал тебя, Гермиона… — его тихий шёпот. Сидел у стены, будто совсем обессилев. — Но ты пришла сама… Стопа его левой ноги дрожала, когда она приблизилась к клетке. Её лицо — камень, а сердце стучало так громко, что она оглохла на миг. Смотрела во все глаза на пленника Малфоев. Он растянул губы в слабой улыбке. Подполз медленно к прутьям. — У меня не забрали вот это… Не знали, что я смогу спрятать, — сказал он ещё тише. И в небольшой ладони блеснул зеркальный осколок… Гермиона заглянула в него и увидела своё отражение. Передатчик. Их видят сейчас на другой стороне… И что дальше? Просто сигнал? Она смотрела в стекляшку несколько секунд, а потом опустила её вниз и прижала к груди старичка. Не надо было, Годрик милостивый. Забери это обратно… Её не ищут — так она думала. И правильно, ведь риск был ни к чему. Она молила про себя Мерлина, чтобы они не жертвовали собой ради эфемерной надежды. Чтобы искали лучше дальше крестражи, как бы больно ни было от мысли, что её бросили — это решение казалось ей верным. И вот сейчас. — Я выполнил своё задание… Теперь они знают. Ты жива… Он кивнул и закрыл глаза. Его веки дрожали. Сглотнул нервно, а после, казалось, он был готов ко всему. Точнее к тому, чтобы взять осколок и изрезать запястье — Гермиона обо всём догадалась. Он медлил секунду. Она обхватила его ладонь крепко. — Я на другой стороне этой клетки… — проговорила она не своим голосом и сжала руку ещё крепче. Тут же отпустила, встала. И он поднялся вместе с ней, его глаза напротив её. Вот так — эта плеть может сделать выше любого. Его левая нога тряслась так сильно, что без остановки молотила о металлический прут. Как мольба. Тщетная попытка достучаться до мёртвой души. На самом деле, никто не хотел умирать. Даже самоубийца сейчас перед ней. Дедалус издал приглушённый стон. И умолк навсегда. Лицо продолжало синеть у неё на глазах. И нет! Не отводить глаз! Нет, нет, нет — никаких слёз. Нельзя плакать сейчас! Хруст позвонков в тишине, и старичок повис без признаков жизни. Через пару секунд кожаные «змеи» опустили тело на пол камеры. Медленно. Никакой надежды… Никакой абсолютно… Никакой дрожащей ноги… — Ты спишь, игрушечка? — шило покидает мозги вместе с этим вопросом. — Ты уверена, что я этому рад? Хозяин вернулся. Гермиона открывает глаза. Её лицо по прежнему лежит на полу. Сил будто нет. Когтистые лапы ведут по плечам. Холодят душу. И надо, надо чувствовать сейчас всё, чтобы не думать — так её научили. — Прошу прощения, — отвечает она голосом правильной школьницы. Пытается, если точнее. — Не знаю, почему это вышло. Возможно, у тела своё мнение. Глупая плоть часто живёт своей жизнью. Я это знаю… — О да, — отвечает чудовище. Гермиона чувствует, как он улыбается. — Быть может, мне наградить тебя за труды и позволить спать, как… человеку? Гермиону отпускает давление. Она поднимает голову, глядит на «Владыку». За ним её зеркало. Она не дошла до него всего пару шагов. — За твою верную службу мне, девочка, – добавляет он. Красные глаза в лёгком прищуре. — Я сделаю тебе подарок. Ты получишь покои. — О, это было бы чудно, — улыбается она. Никакой дрожи сейчас! На счастье, её оберег помогает ей в этом отлично. Она знала, что скоро что-то изменится. Чуяла. Проход из её личной камеры больше не закрывался, не оставлял её в темноте. Позволял выползать, когда ей захочется. Тебе нужно, чтобы я довела начатое до конца. Так постарайся, ублюдок. Волдеморт не смотрит на неё в этот момент. Перебирает бумажки, исписанные рукой Гермионы. Нашёл их, конечно же — в том самом месте, где она оставляла все свои наработки. — Всё-таки ты настоящее чудо… Он как будто доволен. — Благодарю, — кивает она смиренно. Заправляет за ухо надоедливый локон. Приподнимается, старается сесть на колени, не выдавая своей физической слабости. И добавляет: — Мне помогают в этом неплохо… — Ммм, правда? Драко? — Да, — горло словно сковано сталью, и она едва справляется с этим. — Он молодец. — Хороший мальчик. Я в нём не ошибся, — улыбается Лорд. Какая же скользкая тварь, Господи. Поворачивает безносую голову в её сторону, говорит громким шёпотом, почти что шипит — Я рад… Нужно устроить в честь этого маленький праздник, — и подходит ближе, обнимает её лицо. Не нежно, больно. Губы почти касаются губ. — Я посвящу его тебе, моя радость. Ты будешь там королевой.