Мы как трепетные птицы, Мы как свечи на ветру, Дивный сон ещe нам снится, Да развеется к утру. Нет ни сна, ни пробужденья — Только шорохи вокруг, Только жжет прикосновенье Бледных пальцев нервных рук.
/Пикник/
— Драко, мальчик мой. Подойди ближе… И он повинуется, как верный пёс. Взгляд Владыки сияет во всей красе своей притворной и злой ласки. — Сегодня у нас будет необычный урок, — ядовитое дыхание касается кожи. — Книги хороши, но пора тебе вспомнить о главном… Драко не успевает даже кивнуть привычно смиренно, как его опутывает чёрный туман. Пара мгновений — и вокруг становится так ярко, что он даже зажмуривается. Этот воздух, этот простор, этот ветер говорят о том, что он впервые за, кажется, миллион лет покинул пределы поместья. Даже в теле — вокруг щиколоток — ощутилась свобода. Как будто кто-то снял кандалы с тяжеленными ядрами. Бледные губы Волдеморта расползаются в довольном оскале. — Важная миссия для тебя, — указывает он рукой в сторону расплывчатого тёмного пятна, в которое превратился Малфой-мэнор. — Защитные чары, наложенные твоим отцом, кажется, начали слабеть. Мне нужно, чтобы ты проверил, всё ли в порядке. От этого сердце делает болезненно-нервный скачок — без палочки ни черта невозможно! И Драко не может понять, волнуется он от перспективы исполнить невыполнимый приказ или от того, что Лорд даст ему сейчас вожделенное древко. Он закрывает глаза, чтобы мысленно «ощупать» незримый купол, за пределами которого сейчас находятся оба. Поместье, как самостоятельно живущий магический организм, подскажет само — хотя бы так. С севера есть небольшая брешь — со стороны его личных покоев. Будто дикое желание вырваться истощило нерушимый барьер. Но этого недостаточно. — Скоро у нас будет много гостей, — говорит ему Лорд спокойнейшим голосом. У нас. Ублюдок сраный. Так ведь и уверен, что территория подчиняется его воле. Я не могу. Не могу ничего поделать… Крутятся слова правды, но безносому похер. — Сейчас займёмся другим, — говорит он, размеренно потирая сухие когтистые руки. — Мне нужна нехитрая ловушка, чтобы наши пленники не сильно травмировались. Думаю высечь в земле глубокую траншею вокруг этого места. Драко молча окидывает взглядом окрестность. Будущая сцена для бойни — можно не гадать. Выжившие «гости» наверняка поднимутся в воздух, как он сам тогда, за кровавым столом, и будут видеть и слышать всё чётче и ярче обычного. И запоминать. — Готов? — спрашивает Лорд, и Драко ловит себя на дичайшем непонимании. Повелитель приближается вплотную в долю секунды и шипит ему в лицо. — Готов познать великую честь, когда я вложу в твою руку самую прекрасную палочку в мире? За верную службу… Голова кивает сама по себе. Драко не верит ни ему, ни своим ушам в этот момент. Однако рука поднимается вверх, и пальцы чувствуют, мать твою… да! Чувствуют! — Я вижу, как ты страдаешь, мой мальчик, — поёт он, — без должного выплеска. Я рад этому, не скрываю. Ведь это хороший знак, потому что любовь к магии есть то, что отличает волшебника от ничтожного магла. Почтение силы выделяет достойного из сброда ничтожеств. — Он смыкает пальцы Драко на своей палочке крепче и делает шаг в сторону. — Но я не могу вечно мучить верных мне сторонников, и потому… Сделай, что я хочу, Драко. Он смотрит на неё ошарашенно. Прекрасна. Она легка и остра, и магия, кипятящая чистую кровь, начинает гудеть в предвкушении идеального выхода. — Не сдерживай себя, — улыбается Лорд, и Драко наносит удар. И, Мерлин… как же роскошно вздымается в этот миг целое поле! Оно вспучивается, прорывается, и земляное облако растаскивает дёрн на куски. Земля летит во все стороны, но взмах палочки заставляет её устремиться вдаль, как стаю взбесившихся птиц. Этот только что созданный кратер ласкает глаз. Драко счастлив от того, как ликует его запертое волшебство. Температура, кажется, взметнулась за пределы совместимой с жизнью, и от этого так хорошо! Палочка в его руке режет дальше. Глубже и мощнее. Молнии, высекаемые ей, слепят и заставляют слезиться глаза. Ещё, ещё, — шепчет Лорд, и демоны вторят ему. Они хотят большего — чтобы Драко воспарил над землей. Начертил все рисунки, которые только возможно. Написал все послания отборно-бранные — всем, кого ненавидит. Он хочет поднять этот одиноко стоящий на пустыре камень — священный монумент, у которого, по легенде, первый Малфой Британии обрёл свою власть — и размозжить ублюдка рядом с собой. После поднять кровавые куски в воздух, распылить и поджечь — чтобы грохнуло, как фейерверк! Драко хочет этого. А после — взлететь над родным домом, высечь кратер под ним и похоронить так глубоко, чтобы земля растворила его к херам в своей пламенной мантии! Трудные времена рождают сильных людей, — снова бубнит в голове филофоски настроенный Снейп. — Сильные люди создают хорошие времена. Хорошие времена рождают слабых людей. Слабые создают… и так далее. А кто Драко Малфой в этой системе? Слабак. Он помнит фамильную палочку. Как она срасталась с рукой, и тысячелетная память рода тысячекратно разгоняла возможности магии. И сейчас ему словно напомнили: ничего не починить. Ничего не вернуть… Вы — рабы. Вашей магии больше нет. Нет!!! Палочка готова завершить круг, но тут же поднимается вверх. Как же больно, Мерлин помилуй! Невыносимо. Магия кричит и долбится в кожу изнутри, как сотни гвоздей. Выпусти! Ещё! Но лапа Владыки держит запястье Драко. Это значит «довольно». Хороший мальчик. Дрессированный. Ты никогда не осмелишься. Ты слабак. Трус! Драко сглатывает, выпуская из пальцев совершенство от палочек. — Прекрасная работа, — улыбается Лорд. — Очень достойно, но не всё сразу. Маскировкой займутся другие. Драко делает вдох — и лёгкие словно наполняются Адским пламенем. Тело готово рассыпаться на тысячи стенающих клеточек. Новая пытка. Новый вид изощрения. Браво. Рожа Владыки, пожалуй, ещё никогда не светилась таким удовольствием. Сейчас ему будет в самый раз сказать в привычной манере: ты заслужил награду. И «порадовать» компанией психопатки-маньячки. И все происходит почти так: он молча отправляет ученика в родной сад, полный чёртовых роз.~~~
Душно, душно. Это предел духоты! Везде — и в сраном саду, и в обители вечной прохлады под мэнором. Смерть так близко, сука, так… Красо́ты, шелка, изыски, слуги, вкусная пища, запах лучших в мире цветов — жри, раб! Возможность дышать неизбежностью — самая роскошная роскошь. Дыши, не смей задыхаться! Драко не может остановиться. Сотни кругов или даже тысячи по этим дорожкам, по родным-чужим коридорам. Почему нахер тело горит? Не устаёт и не падает, будто ищет что-то до густо-чернильной ночи. Или боится вернуться к себе в комнату, шкура трусливая — верно! Ведь там… Она. Здесь. Стоит у окна кроткой тенью. Кто б сомневался! — Ты пришла, госпожа, — скалится Драко, толкая за собой дверь собственной спальни. — Давай… Пытки сего дня. Часть вторая… Он разводит в стороны руки, замирает в полумраке покоев. Чтобы взяла и скрутила. Исполосовала. Похер уже. Грейнджер приближается тихо — глазами в глаза, травит атмосферу окончательно этим «хуй пойми, что будет дальше». Драко смотрит на неё с пылающей ненавистью. Лицо сковала улыбка боли, вены ломит нещадно, и не становится легче. Ни от чего. — Говори, что делать, — рычит он, срывает тут же рубашку со своих плеч. — Куда идти? Кого, сука, любить… Она как онемела. Взгляд немного обиженный. Вторглась, блять, и молчит с видом провинившейся девочки. Не шевелится. — Не молчи! — кричит он ей в лицо. — Не смотри на меня так, будто ты настоящая. Улыбайся. Где твоя плеть? Он хватает её за запястье той самой руки и сжимает, что есть сил. Трясёт. Она зажмуривается, раскрывает рот. Драко хочет ударить её по плечам, чтобы отлетела подальше — в окно куда-нибудь. В руках — предел напряжения, когда они поднимаются, трясутся, и… падают вниз. Слабак! — снова хохот в мозгах. Драко закрывает веки ладонями на пару секунд. Этот невыносимый озноб заставляет дрожать. Ненавижу тебя! Ненавижу!!! Вдох. — Тебе что-то нужно, — говорит он тише. — Угадал? — И снова в лицо это нежное рыком: — Не молчи! Её шаг назад. Ответ трепетным голосом: — Драко… Ненавижу! Он готов разорваться от боли, изойтись смехом от того, как грызёт внутри собственное волшебство, но держит себя, прикрываясь сладкой улыбкой. — У тебя есть яд для отца? Или нужно напутствие дать, чтобы сам отдал то, что тебе требуется? Ты же хорошая девочка, чужого брать не будешь, рисковать собой тоже, я думаю. Вынудишь на подарок любовью своей. Верно? — Пожалуйста… Да, давай возведи ещё глазки невинные вверх и взмолись! Но она сникает, сползает на пол. Прямо в ноги ему. Лежит кучкой чёрной материи. Локоны только блестят и… слёзы, когда она, всхлипывая, смотрит наверх. Кажущиеся настоящими блядские слёзы… И он — сраный сгусток идиотизма! — подбирает её, сгребает в руки. Она ревёт только сильнее. Угадал, кажется… И не важно, что она там напридумывала. Как будто ничто не имеет значения. Когда её слёзы так просятся на язык, что невозможно сдержаться. — Что, Грейнджер, — шепчет он, мягко слизывая солёные капли на её щеке и выше, вдоль линии тёмных ресниц. — Когда мэнор разъёбывать будем? Надо успеть до того, как Поттер явится спасать тебя. Её тело моментально превращается в камень. — Явится? — она снова поднимает глаза. Тупая умничка-лань. — О, да. — Драко мягко обхватывает её подбородок. — Он явится непременно. Если ты не поняла, для чего солировала на том ужине, я могу объяснить… Здесь будет битва и для многих — последняя. Возможно, решающая для целого мира. — Постой… Если Гарри прибудет сюда, то… поместье снесут с лица земли. Если диадема здесь, а она здесь, то… Думает ещё о чём-то, Мерлин. О спасении, о выходе. — И это очень забавно, — говорит он с той же улыбкой. — Малфой-мэнор неприступен, и только идиот этого не понимает. Пока хозяин не решит обратного, а он не решит. У них ничего не выйдет. Это будет фиаско. Или… — он находит губами её ушную раковину и шепчет на грани слышимости, — тебе всё же придётся его отравить. Она молчит. Блики так и пляшут в порозовевших склерах расширенных глаз. — Что проще? Отлюбить, как тогда, или убить? Контрольный вопрос тебе, отличница. Отвечай! — Пожалуйста… Ей не хочется боли. Не хочется выбирать. Он это знает, знает! Он отчего-то позволяет ей эту минуту сомнений, хватая её за затылок, и она утыкается носом прямо в него. Выдыхает жарко в его обнажённую грудь — губами распахнутыми чуть задела, щекотнула ресницами. Каждое нервное окончание Драко в этот миг готово вопить. Особенно когда тонкие руки ложатся на его горящие плечи, сжимают несильно. Она легко целует его шею, двигаясь вверх. Если дьявол действительно искушает, загоняя под гнёт — то он делает это именно так. Не когтистыми, чёрными, кривыми, уродливыми, а мягкими, белыми пальцами. Наигрывает на живых ошмётках души, как на рояле. Губы находят губы сами. Это звучит как инстинкт, как безусловный рефлекс о жажде жизни, позволяющий найти впотьмах источник питания. Её пальчики скользят мягко по задней стороне шеи, когда она жмётся всё ближе и ближе. Это грозит срывом. Серьёзно. Прямо сейчас. Драко чувствует её дрожь, чувствует её обнажённость под этой проклятой чёрной одеждой. И отстраняется почти резко — она хватает воздух своими сочно-распухшими губками и медленно открывает глаза. Красива, сука. Чертовски. А он утыкается лбом в её лоб и зло выжимает слова: — Думаешь, если дашь мне сейчас то, чего я так жаждал, спасаясь от кошмара, то я тебе все секреты раскрою? Её подбородок морщится тут же. Глаза плотно зажмурила, видимо, чтобы слёзы сдержать. — Ты не понимаешь, да? — огрызается она. — Что… мы умрём завтра, а я… Чёрт! — она делает шаг назад, отталкивая его, и отворачивается. — Правда, всё глупо. Ты не тот че… — Не тот для чего? — перебивает он грубо. — Для нежности, ты имела ввиду? Она вздыхает, думая над ответом, и выдаёт: — Для иллюзии хотя бы. — Для иллюзии я особенно плох. Я всегда был избалован, ты это знаешь. И абсолютно всё, произошедшее со мной с момента твоего появления в этих стенах, только и дрессировало меня видеть ясно, как есть. Она морщится. Глотает ком. Глотает слёзы. Улыбается, вроде бы. — Точно глупо. Память — жестокая вещь. Бедная маленькая девочка. И так жаль, что приходится говорить эти слова. Ведь она хочет быть снова хорошей. Поздно. Ничего не исправить! Ничего, ничего, ничего не… Драко тошнит от всего происходящего. От осознания того, что она настоящая, черти бы побрали её! Пришла за утешением — попробовать вернуть себе свет. Пришла к нему добровольно. Если что-то не так… Если это новый адский сценарий… Разум посмотрит на молодое и здоровое тело Малфоя-младшего и, расхохотавшись, покинет его навсегда. Это новый вид удушения, когда в лёгких вместо воздуха магический вакуум. Но что-то ведёт его, словно псину, обратно, притягивает. Ведёт медленно его пальцами по каштановым локонам, чтобы аккуратно отодвинуть их в сторону — блять, уложены же идеально некогда дикие патлы. Участочек обнажённой шеи, плеча и аккуратное ушко заставляют открыть рот. Заставляют коснуться едва уловимо. Эти мурашки и её невесомое ах сводят с ума. — Ты спрашивал меня тогда, чего я хочу, — говорит она еле слышно, поворачивая голову. Улыбка её усталая похожа на патоку. — Это ответ. Прямо сейчас я знаю. Я хочу быть глупой и слабой. — Этот страх вокруг нас, милая, — говорит он шёпотом, склоняясь над её обнажённым плечом, оплетает рукой её тело. — Я бы тоже очень хотел… Она замирает. Драко ощущает физически, как расширены его зрачки в этот момент, потому что видит, каковы они у неё — такие же, предельно широкие. Я хочу быть снова живой — читается дальше в её круглых глазах. Я хочу быть невинной… Он разворачивает её всю и целует. Вылизывает её губы, плавно раскрывая их языком. Не ведая ничего абсолютно. Я же не знаю, глупая. Что означает любить. Каково это — быть другим, не таким, как все те ублюдки за общим столом. Потому что такой же — ублюдок. Её пальчики касаются его голого пресса, гладят так несмело и славно. Я же насиловал тебя, глупая. И тот недавний кошмар ещё не забыт. — Я очень хочу испытать это нормально, — лепечет она в его губы. — Если можешь, Драко. Я хочу быть твоей, правда. Всё, что было — не в счёт. Пусть ты будешь моим первым. По-настоящему. Я больше не могу. Не могу. Мне нужна эта… …близость. И ему! Нужна! Двое несчастных детей, сколько бы их ни били по пальцам — нельзя! — сошлись сейчас поиграться в нормальных. Да, ёбаный Мерлин… Он задыхается, медленно стягивая мантию с её плеч. Её кожа цвета некогда любимой кремовой розы делает его глаза особенно жадными. Она смотрит на него в момент своего обнажения прямо. Стоит смущённая и решительная одновременно. Она. Глоток. Жизни. Припади и выпей до дна! Он пялится в ответ, соображая крайне хуёво. Робкие ручки расстёгивают его брюки, и те падают на ковёр ненужным балластом. Она разглядывает его тело так близко — ласкает дыханием кожу. Чудная. Изучает подробно, как будто не видела никогда. — Что ты делаешь? — улыбается Драко одной стороной рта. — Я хочу всё разглядеть своими глазами, — отвечает она, нежно касаясь кончиками пальцев груди, живота. — Запомнить всё, каждую деталь. Ты очень красив. И я только сейчас могу это как следует видеть. Ты тоже! Очень! Нельзя сходить с ума по тебе. Это безумие! Она чуть наклоняется и лижет его сосок. Это выглядит донельзя наивно и глупо, но эффект крышесносен настолько, что хочется брызнуть во все стороны искрами. Мягкая ладонь скользит медленно вниз. — Ты такой нежный… Невыносимо слушать её! Так и просится заткнуть её рот, обхватив руками лицо. Драко делает это, конечно же. Стараясь не дрожать. Стараясь не пугать её. Не напоминать о былом. Осталось ли у него удовольствие, за которым не последует боли? Нет, нет и нет. Но это уже неважно. Настоящее — их всё. Вся жизнь — просто момент, в котором он злобный пожар, а она сладкая фея с хрупкими крыльями. Обогреть, не сжигая — это так сложно, когда не умеешь. Его руки ложатся вокруг её талии, и вся ярость силится вырваться — стиснуть плоть, забрать тебе. Лапать, лапать и лапать. Трахать. Член ломит от звериного желания. Приходится глубже дышать. — Драко… Поёт сладко. Гладит по коже так нежно и трепетно. Драко стонет, припадая губами к её шее, а руки осторожно находят её волшебную грудь, оглаживают тугие соски. Как бы не зарычать! — Иди сюда… — он сжимает её смелее в объятиях, чтобы сильнее прижаться твёрдым к её животу. Не двигается секунду, задавая вопрос: — Страшно? — Я не боюсь… — Её щёки пылают горячим. Ярче только его раскалённая плоть, на которую она любопытно смотрит, чуть отстранившись. — А ты? Драко мотает головой, закрывая глаза, и она заставляет его сесть на край кровати, а сама медленно опускается на колени, чтобы развести в стороны его ноги и смотреть так откровенно. Пальчики мажут шёлком по внутренней стороне бёдер к самому центру, ведут нежно от яиц вверх до головки… Это разворачивает внутри Драко грозу. Её лицо ближе, глаза ещё шире, а ручка всё гладит и гладит неспешно. — Очень красиво, — говорит она тихо, и Драко видит, как её глаза увлажнились. Это слишком, сучка. Рассудок уже совсем плох. Драко подхватывает её, дёргает вверх, чтобы губы столкнулись. Усаживает себе на колени — осторожно ли, нихера не понятно. — И это — очень… — говорит он, отрываясь от поцелуя. Его рука движется между её соблазнительно-блядских грудей к шее, очерченной плавной дугой, когда она слегка прогибается, представляя себя на обзор. Его рот не в состоянии сдержаться и не попробовать на вкус её кожу, и потому он легко скользит языком по заветной округлости, задевая сосок. Невинное чудовище. Сливочный запах свеж до чёртова помутнения чёртова разума! Драко стискивает её с боков. Чтоб не исчезла. Дышит в её тело, глотая избыток слюны. До безумия хочется покусать её всю. Вцепиться пальцами в задницу и не отпускать долго-долго, распахивая её отверстия до мозолей на члене. Он поступает иначе, плавнее, надавливает на крестец, вылизывая ключицу, посасывая шею под ухом, слушая её вздохи. Аккуратно проникает рукой между их телами. Глаза на миг находят глаза… Кивает, умничка, молча давая своё позволение. Драко снова целует её губы, вставляя меж них свой язык глубже. Получает ответ вместе со стоном. Не больно, не больно, не больно. Она чуть вздрагивает, когда его пальцы оказываются у неё между ног, раскрывают медленно нижние губки. Она возбуждена, несмотря ни на что, но так и просится увлажнить палец во рту, чтобы было ещё мягче — он делает это с большим удовольствием. Как бы ты спас её, Драко Малфой, тогда — проливая свои позорные слёзы? Пробудил без спроса — теперь всё исправлять…. — Ты… — хрипит он в её губы зачем-то. Не знает, что сказать. — Гермиона… Её голова падает назад, словно сонная. Рука, что держит её вокруг талии, чувствует «поцелуй» атласных локонов за спиной. Вторая — гладит плавно, как кошку, чуть тревожа те самые точки… Заглаживает, чтобы простила. По-настоящему… Она хочет по-настоящему. Чтобы был первым. Какая же ложь! Его палец скользит внутрь. Она снова вздрагивает, прижимаясь так, что нос Драко оказывается между грудей. Тише, лгунья… Больно не будет. Драко заставляет её посмотреть прямо. — Мне хорошо, — отвечает она на безмолвный вопрос, склоняется к его уху и говорит ещё тише. — Мне так хорошо с тобой, что мне… — покрывает мелкими поцелуями его горящую щёку, зарывается пальцами в волосы, — мне даже кажется, что я люблю тебя… Я так… — она прижимается своей мокрой щекой к его и трясётся… — Я так хочу говорить эти слова. Тебе, сейчас. Я так хочу любить тебя. Прости меня, Драко. Позволь… Он впечатывается носом в её шею и перестаёт дышать. Он перестаёт жить. Глаза закрыты так плотно, чтобы слёзы, блять, не посмели испортить к херам этот чарующий момент, когда она пылает от неподдельного удовольствия и близка к тому, чтобы быть натянутой на его член. Он исходит дрожью, как будто сейчас порешат. Предатель всех и вся впервые не предаёт главного человека в своей жизни — себя самого. Она сладкая. Тёплая. Она пахнет волшебством и болью, как и он сам. Она монстр, но он как будто знает, как его одолеть. Этот запах кружит голову. И потому он находит мочку её уха и, облизнув, тихо произносит слова на непонятном ей языке. Снова и снова. Чтобы было по-настоящему… — Заговор на здоровье, — поясняет он шёпотом. — Семейный. Повторяй за мной, хорошо? И она покоряется, как всякая золотая заучка, произносит всё идеально. Каждую фразу. Их речь сливается в общую акапеллу, тихо звенит в воздухе магическим облаком. Завершается поцелуем. Драко сжимает её что есть сил, до дрожи, и входит в неё. До конца. — Не страшно, — мягко произносит он, глядя на застывшие в её глазах слёзы. — Гермиона. Моя. Она улыбается, качая головой. — Не страшно. Вкусно. Драко приподнимает её над собой… Влажное скольжение и волна её тела заставляют его веки прикрыться. Медленно, сладко, ещё и ещё. Чертовски мало для того пожара, что никак не уляжется. Исправить ошибку, исправить, исправить… — Гермиона… — повторяет он, вдыхая глубже все ароматы. Пальцы смелеют, когда до него доносится их общий стон. Вот так. До спасения мира себя бы спасти. Найти, вспомнить, почему эти тела ещё пока так нежны. Он давит на её плечи, чтобы воткнуться поглубже. Ради жизни. Ради того, чтобы сростись вместе — это кажется нужным обоим. Чтобы кошмары исчезли… Они замирают. Она пульсирует вся, и Драко больше не в силах глушить этот огненный вой. Он подхватывает её и роняет на спину. Не выходя. Она ойкает от неожиданности. Его пальцы, сплетённые с её пальцами, — как клятва. Ладонь её гладкая и безоружная. Это близость, милая. Это она. — Ты… — его рука дрожит у её лица, касается бережно губ, когда он вонзается в неё членом так, как хотел. — Это по-настоящему… Ты моя, Гермиона. Она выстанывает его имя в ответ и закрывает глаза. Руки и ноги оплели его тело. Не отпускай, верно. Не дай истерике пробить хлипкую стену. Когда нам так хорошо… — Да… — она выгибается на очередной смелый толчок, и Драко понимает, что барьеры исчезли. Агония тут же сметает разумное, как ураган. Нет, нет, блять! Не фея! Не хрупкая. Драко ускоряет свой темп. В ней так охуенно. Она дымящийся разлом скальной породы с оплавленным каменным краем. Она крепче, чем была до, даже пусть сама тонкая внешне. Эти изящные руки тянут навстречу, вцепились ему в плечи и будто велят трахать её от всей своей прогнившей чёрной души. Невинность? Они оба истерзаны. Оба злы. Сколько ни играйся, но это и есть правда. — Я люблю тебя, — говорит она, как в бреду. И я. И я, сука. Это смешно, но Драко кажется, что это непреложная истина. Я люблю и ебу тебя, сука. Как мечтал. Драко… Чудесная музыка. Она шипит сквозь зубы, что ласкает его слух ещё больше. Скоро, пара мгновений — почти готова. И не важно, что и кто там за спиной. Пусть даже это последний издох, но он покорит эту пропасть. — Моя Гермиона, — рычит он, шлёпаясь телом о тело. Моя, блять! И отправляет её в эйфорию, когда она всхлипывает и дрожит, пульсируя вокруг его горящего члена. И каждый вышедший из-под контроля толчок после заставляет её дёргаться под его весом. Хороша картинка. Жаль в глазах мутнеет и кажется, что она сейчас растворится. И хочется заорать: не уходи, пожалуйста! Дай ещё немного. Я так хочу любить тебя ещё. Ещё… Драко вбивается в неё снова и снова. Ещё, чудовище! Нервные окончания — как подожжённые фитили. Он коротко кусает её сладкие губы, отстраняется в миг до боли сильного напряжения, чтобы выплеснуться глубоко в ней. Полностью. Ядовито. Потому что моя. Я так решил! Я так… Она обнимает его голову, прижимает к себе крепко. Плачет, источая удушающую нежность. И он тоже, как будто — лицо красное и в поту, а в глазах влага. Она вдыхает его солёный запах, гладит по шее. — Не отпускай меня, если можешь… — тихо шепчет она сквозь улыбку. Пожалуйста… Наверно нужно подарить ей передышку, ласки и какие-нибудь слова. Что делать? Если сон и явь слишком смешались. Всё, что Драко чувствует — это её поцелуй и то, что член твёрд, как железо. Её нога по-хозяйски оплетает бедро. И он толкается снова…