Он занят игрой,
И каждый второй,
Да, каждый второй замедляет свой шаг.
Но только не я.
Я весел и пьян.
Я только сейчас начинаю дышать.
/Пикник/
~
Гермиона не знала, что такое бывает. Что нечто, нанёсшее непоправимую травму, может вскоре стать исцелением. Сильнодействующим лекарством — почти наркотическим. Небесные связи — самые крепкие, так говорят маглы. Полнейшая чушь! Адские, и только они — самые верные, дикие. Прочные, словно цепи. Общий котёл зажигает сердца! Его было много и мало. Его «ты нужна мне» словно возвели в абсолют. Но читалось иначе — без единого слова, в теле, в каждом вздохе и взгляде. В радиации, полной жгучей, острой необходимости быть слитыми вместе. Она не может сомкнуть глаз. Сейчас, когда тело донельзя вымотано, покрыто мурашками от остывающего пота, перестать видеть непозволительно. Он так прекрасен. Драко. Гермиона запомнила. Каждую вздутую вену на шее, на висках, на руках. Пальцы, желавшие рвать и ласкать. Зрачки, предельно расширенные, окаймлённые льдисто-серым. Мягкие перекаты мышц пресса, когда тела напитались до замедления, и он брал её неторопливо, растягивая ещё больше каждое длинное движение. Запомнила его требовательные губы, стоны, то, как он с дрожью дышал ей в ухо, глотая слова. Все капли пота, упавшие с кончиков этих светлых волос на её грудь. Каждую каплю его спермы, которой она наполнена до отказа. И она хочет запомнить ещё больше. То, какой он прямо сейчас — лежит на спине с закрытыми глазами в полном расслаблении каждого мускула. Лицо чистое, умиротворённое. Спокойствие во плоти. Она хочет коснуться, но сомневается, стоит ли, несмотря на то, что чувствует позволение на всё, что угодно. Улыбается едва заметно, блаженно. Если бы в Хогвартсе был предмет «Глупость», она бы сдала его на «Превосходнее всех». Наговорила столько всего, Годрик милостивый. Дурочка. Но не жаль, нет, нет. Она живая. Самая живая, если точнее. Касается всё-таки. Легко дотрагивается до плеча костяшкой указательного пальца. Он открывает глаза. — Ты разве не спишь… — говорит она тихо. Драко качает головой. Смотрит на неё так же внимательно. Гермиона гладит его по плечу чуть смелее. Он делает глубокий вдох, и она не может не придвинуться к нему, не положить руку на грудь, чтобы ласково обвести все рельефы. Ей так хорошо. Он вкусно пахнет. Она легко целует его плечо и чувствует руку на своей сверху. — Спи… — выдыхает он, закрывая веки на пару секунд. Я не могу. Страх липнет к ней сзади, целует в затылок, и она жмётся сильнее, закидывает на него ногу. Прекрасен, прекрасен. Весь целиком. Она так не хочет думать ни о чём, Господи! Рука еле касается нежной светлой кожи, бедро дёргается, словно пробуждая его спящий член под собой. Драко считывает это в мгновение. — Тихо… — говорит он слегка осипшим голосом и гладит её ладонь. — Никто нам не навредит за то, что мы сделали. Он лжёт. Откуда он знает?! Гермиона закрывает глаза, стараясь пресечь рождение всё новых и новых вопросов. — А за душу не переживай, — слегка ухмыляется Драко. — Убийство не раскалывает её на самом-то деле. Это всё сказочки для детей. Чтобы оставались хорошими… Она понимает, о чём он! Душу разрывает другое — осознанное, удовлетворяющее, приносящее кайф осквернение жизни. То, страх чего прямо сейчас пытается проникнуть под корочку, пока тело ещё звенит от любви. Ей слишком хорошо. Это кажется предвестником боли. — Я не у себя сейчас, — отвечает она со вздохом. — Что, если он придёт и… Его расфокусированный взгляд направлен вверх в потолок. — Ты у себя, Гермиона. Это твоя комната. С некоторыми вещами даже он не поспорит. А если позовёт… — Драко медленно проводит своими пальцами по внутренней стороне её правой ладони. — Твоя метка оповестит, и ты явишься. Ты у себя… Она зажмуривается крепко. Чтобы это въелось в память вместе со всем остальным. Он отворачивает её — обнимает и прижимается сзади. Притягивает шёлковую простыню, и та укутывает их в свою нежность. Его нос в её волосах. Его рука на её груди кажется сейчас самой надёжной на свете. И эти слова сонным шёпотом в ухо: — Я не могу, не могу… Я не могу отпустить тебя прямо сейчас. И не отпущу. У себя. Ей кажется, что она на мгновение вспомнила давно позабытое понятие «дом». И это позволяет Гермионе ненадолго уснуть.~~~~~
Дождись меня — так он сказал ей. Ласково на ухо. Уверил, что найдёт её теперь где угодно в этом поместье. Гермиона дала себе этот день, чтобы узнать, имеет ли значение их отчаянная близость. Или это всё же была иллюзия, о которой она сама попросила. Она бредёт по саду, прокручивая в голове свои планы снова и снова. Смакуя фантомные отголоски ночи на кончиках пальцев. Её глаза замирают сами на одинокой мраморной статуе — белой и печальной. Его неподвижный лик уже тронут кровавым заревом уходящего солнца. Этого ангела она знает. Крылатый каменный хранитель сада так похож на Малфоя-младшего. На Драко… Ранне-майский воздух застыл таким тяжким зноем. Буквально физически давит на плечи. Будет нападение. Будет бойня. Возможно, уже завтра. Эта неизбежность болезненно щемит в груди. — Сладкая, — слышит она тихий шёпот у уха. Чёлка мягких волос мажет ей щёку. — Решительная и отважная. Готова спасать? Пальцы Драко сплетаются с её пальцами. Гермиона на миг не верит происходящему. Смотрит на его воодушевлённое выражение лица с недоверием. — Ты выбрала отличное место, умничка. Для испытания подарка. Подарка? Он медлит несколько секунд, глядя ей в глаза, сбавляя улыбку на минимум. После поднимает в руке блестящий продолговатый предмет. Рукоять загнута и увенчана острым шипом. Рот Гермионы открывается от недоумения… Это кинжал из той книги! И он сейчас в руках Драко. Веном. — Хочешь почувствовать, как он силён? — говорит он заговорщицки. — Меч Годрика Гриффиндора — просто клок гривы юного единорога по сравнению с ним. Гермиона не знает, что ответить. Она боится и одновременно желает взять в руку это оружие, от которого шипастые плети вокруг ангела расползаются прямо сейчас, подобно трусливым змеёнышам. Драко поворачивается в сторону статуи. Они правда похожи, как две капли воды. — Он пропитан насквозь сильнейшей родовой магией, — говорит он. — Ему полтысячи лет, если не больше, и ни время, ни природа, ни сталь, ни даже Бомбарда Максима его никогда не разрушат. Верховный стражник поместья. — Белая ладонь с длинными пальцами гладит ангела по груди. — Предатель. Кинжал заносится в руке Драко настолько стремительно, что Гермиона не успевает моргнуть. Мгновение — и он входит в мраморное тело по рукоять. Мягко, как в масло, почти без звука. В то место, где у человека предполагается сердце. Не надо! — едва не вскрикивает она. Дрожь коротко пробегается по всему телу. Ангел «плачет» чёрными слезами, покрывается мелкой сеточкой трещин, темнеет. Гермиона слышит гул тысячи голосов, слепнет на какое-то время из-за выплеска магии. — Испугалась? — Драко обнимает её за плечи, помогая разогнуться. — Дыши. Это всего лишь предмет, а волшебство не тронет тебя. Гермиона смотрит в его спокойные глаза сквозь клочки странного дыма. — Он похож на тебя, — говорит она сипло. Взгляд Драко открыт и спокоен: — Но он не я. Он проводит большим пальцем по её щеке, и после его губы касаются её губ. Их могут увидеть, но отчего-то плевать. Он настойчив в своём желании утешить, быть рядом, поддержать… Наверное. Пальцы её левой руки чувствуют прохладный металл и приятную тяжесть. Она отстраняется от Драко, чтобы увидеть. Угольно-чёрная сталь чуть гудит. И не жжётся. Не сопротивляется ей. Не сопротивляется! — Он… — она не сводит глаз с жуткого дара в своей ладони. — Твой. Я отдаю его тебе. Она готова заплакать. Это похоже на сон. Сильнейшая реликвия чистокровной семьи отдана грязнокровке ради хлипкого шанса. Наследник берёт её за руку, целует её ладошку убийцы, словно благословляя. Гермиона даже «спасибо» не в силах сказать. — Теперь… Нужно найти ту тиару, — шепчет она в миг севшим голосом, разглядывая невероятный кинжал. — Она здесь, в поместье. Я носила её на своей голове и слышу, как… — Идём? Она замирает, вопросительно глядя на Драко. Вот так просто? Идем? Он кажется полным решимости. Нет, это не сон. Это сказка, в которой, уничтожив крестраж, они оба счастливо покинут свой ад…~~~~~
Он ведёт её в кабинет. Она знала, чувствовала, что он набит тайниками, и самое ценное хранится именно здесь, в части замка, куда нет доступа посторонним. Почти всем посторонним… Ещё два поворота и последняя дверь в тупике — Гермионе ведомо это место просто отлично. Она готова бежать быстрее, мимо череды чёрных зияющих ниш, но Драко внезапно останавливается и поворачивается в сторону одной из них. Светлые глаза широки. Он делает осторожный шаг, вытягивая перед собой руку. Увы, Гермиона понимает, почему именно. Он видит её зеркало — проход в тайную камеру, заполненную магической пустотой. — Что это? — спрашивает он тихо. — Я никогда раньше не видел этого здесь. Забавно. Ему вдруг открылся этот секрет. — Это портал, — говорит она тихо, кладя руку на тяжёлую раму. — Мой портал, если точнее. За ним то, что я назвала лимбом — тёмная субстанция, в которой ты висишь без опоры. Она питает и отбирает потребность во сне и еде. Ты просто плаваешь там и ждёшь своего часа. Ждёшь позволения. Драко подходит ближе, подносит пальцы к мерцающей зеркальной поверхности. Не смеет дотронуться. Гермиона опускает взгляд, словно это способно спрятать обоих от мучительных воспоминаний. Прерывистый вдох Драко говорит сам за себя. На шее прорисовываются вены, говоря о подступающем гневе. Она берёт его за руку, чтобы он увёл её отсюда подальше. Как можно быстрее. И, на счастье, он понимает. Дверь кабинета открывается тихо. Свечи загораются слабым огнём, устраивая на стенах пляски теней. Двое почти не дышат. Гермиона чувствует лишь ток своей крови и то, как пульс бьёт где-то в горле. Она слышала его, точно слышала где-то в этом хитро спрятанном сердце поместья. Этот металлический голос давно погибшей Ровены ни с чем не перепутать. Но сейчас… — Того, что вы ищете, здесь нет, — раздаётся за спиной. Гермиона вздрагивает и застывает от ужаса, когда следом доносится до боли знакомый жуткий скрип двери. Люциус Малфой выплывает из чёрной тени. Почти светится во всём своем драном величии. — Отец, — пренебрежительно говорит Драко. Старается не показывать своего страха. Держится так, будто его не парит ни звук, ни грозный взгляд этих бесцветных глаз. — Сын… Люциус делает нарочито выверенный шаг и останавливается, пытаясь возвышаться над сыном, который его перерос. — Лучше уйди, — ухмыляется Драко. — Ты больше не можешь указывать мне. Уверен, ты это почувствовал. Малфой-старший закрывает глаза и поднимает подбородок, чуть выдвигая вперёд нижнюю челюсть. Кладёт на виски нервные дрожащие пальцы… — Что ты слышишь, отец? — спрашивает Драко. Бросает короткий взгляд на Гермиону. Лицо Люциуса преображает кривая улыбка. Он широко распахивает глаза, и те почти вываливаются из орбит, как у безумца. — Только правду, — улыбается он ещё омерзительнее и медленно шагает вперёд. — О том, что мой сын — предатель и вор. Что отдал самое ценное нашего рода жалкой шлюхе. Грязнокровке. Пальцы Гермионы находят рукоять Венома в заколдованном бездонном кармане. Тело пятится назад само по себе. — Эта вещь принадлежит ей по праву, — твёрдо отвечает Драко. — Я так решил. — О нет, дорогой, — сверкает глазами Люциус. — Я не о куске железа. Я о по-настоящему ценном. О том, что мне дороже всего. — Он вскидывает брови и сжимает губы в тонкую линию. — Неужели ты не понял, сын? Чем наградил её, ни черта не подумав. Мелко дрожащая рука Люциуса вытягивается вперёд. Указывает на живот Гермионы. Драко заслоняет её собой моментально. Люциус кивает ей, когда она ловит его ужасающий взгляд. Это… неправда. Неправда! Он блефует! — Самое… самое ценное для меня, — шипит Люциус. Самое дорогое. Гермиона вмиг вспоминает страшную книгу, слова своего же заклятия, мечты Лорда о настоящем бессмертии. Священная жертва — эти два слова. Два слова… Два… Ужас заполняет её от ног до макушки. Диафрагма вздрагивает от спазма, и она теряет контроль. — Неет! — истошно кричит она, вскидывая кинжал в необыкновенно твёрдой руке. — Не подходи ко мне! Глаз Люциуса угрожающе дёргается, что-то тёмное скользит между ними. Этот шорох им всем слишком знаком. Гермиона не успевает толком разглядеть гибкое чешуйчатое тело под ногами присутствующих, как мантия срывается с плеч, а мощный хвост бьёт её по руке. Веном издаёт жалкий звон, ударяясь об стену в другом конце кабинета. И всё, что Гермиона способна видеть сквозь туман подступающих слёз — это бледное лицо обезумевшего Люциуса Малфоя. — Не делай этого, — лепечет она, прикрываясь руками. — Пожалуйста… Он будто не слышит. Змея кружит вокруг её ног. Пульс настукивает дикую тревожную музыку. Безоружная. Голая. Жертва. — Пожалуйста… — повторяет она. Кому помолиться, скажите хоть кто-нибудь! Гермиона хотела бы отбежать прочь, но слишком боится сделать шаг, запнуться о кольца Нагайны. Упасть на пол и увидеть, как смерть одолевает её, беспомощную, сверху. — Пожалуйста Люциус. Прохладная чешуя лижет щиколотки всё более яростно. Малфой-старший на миг останавливается. Всего пару шагов. — Он не сможет, — слышит она ледяной голос Драко откуда-то сбоку. Не сможет. Не сможет. Не сможет. Она смотрит на бледную фигуру перед собой. Это, кажется, правда. Потому что Люциус закрывает глаза. Слёзы стремительно рисуют на его лице две блестящие полосы, а жирные кольца уже завинчиваются вокруг его неподвижного тела. Опутывают по самую шею. Он не справился. Это значит конец… Гермиона не может пошевелиться от осознания происходящего. Змея крутит свои зловещие путы. Лицо хозяина мэнора темнеет и покрывается венами. Люциус открывает глаза, и за миг до того, как задохнуться, хрипит: — Бегите… — Нет! — кричит Гермиона, и правая рука выбрасывает длинные чёрные плети. Какого-то чёрта она забыла о них. — Нет! В эхо её крика и шорох змеиного тела вторгается хруст костей. Шипы на плети прорываются острыми шилами, и она бьёт ещё. Змея как будто слегка замирает, и это придаёт больше ярости. — Ненавижу тебя, убирайся! Она подходит ближе, сама не зная зачем. Словно хочет взглянуть в глаза самой смерти, посмеяться над ней. Шипастые хвосты цепляются, оборачиваются вокруг тела Нагайны, и Гермиона крепче сжимает кулак. Ещё! Она почти ликует, чувствуя, как острый металл режет змеиную плоть. Она вдруг слышит женский шёпот, вой ветра. Стремительный вихрь серой копоти летит ей в лицо, грозя придушить всех и вся. Брось свою плеть, — раздаётся до боли знакомое шипение. Дым вьётся вокруг, лезет в нос. — Будь послушной девочкой. Давай!. — Гермиона сжимает пальцы ещё крепче и слышит омерзительный смех. — Ты не можешь! От этого заклятия можно избавиться лишь отказавшись от Тьмы. Ты утопла в ней. Срослась с ней. Ты монстр, им и останешься… Нет! Она падает на пол, разбивая колени. Шипами своими порезалась, кажется. Голова ничего не соображает и кружится до тошноты. Ты ты ты… Тьма. Это крестраж. Он просто пугает. Это просто осколок жестокой души. Она предполагала это и оказалась права. И он прямо сейчас уничтожен. Это же хорошо, верно? — Я не монстр, — шепчет она снова и снова, пока зловещее торнадо вокруг не исчезает совсем. — Я не… — Гермиона… Голос Драко возвращает в реальность. Чёрная ткань ложится обратно на плечи. Она открывает глаза, окидывая мрачную обстановку — Малфой стоит над ней бледный, как полотно. От живости, которую она наблюдала в предзакатном саду, не осталось следа. Он подаёт ей холодную руку. — О, Драко, — она осторожно смотрит ему за спину. — Твой отец… — Да, он мёртв. Этот ответ слишком спокоен. Гермиона встаёт на ослабшие ноги, чтобы осмелиться взглянуть на переломанное тело Люциуса Малфоя. В комнате тихо, как в склепе. И это затишье пугает. — Мне так жаль... Голос теплится хрупким пламенем на ветру. Она не знает, что сказать. Ничего не знает. Драко отворачивается и медленно подходит к роскошному письменному столу. — Жаль? Я мог попытаться спасти его, но… — Он ухмыляется, бросая взгляд на кинжал в своей руке… — Ты чувствуешь? Ты представляешь, что, блять, сейчас произошло? — Сжимает рукоять крепче и разводит в стороны руки, глядя на Гермиону. — Мы теперь хозяева этого невъебенного мэнора. Полноправные. Мы… — Мы? Его улыбка сияет. Гермиона подходит ближе. Он тоже делает шаг ей навстречу. — Ты правда не поняла, что за слова произнесла вчера, находясь в моих руках? Ты моя, Гермиона. Моя. Жена. Что? Она качает головой, отчего Драко ликует только сильнее. Продолжает свою речь, как ни в чём не бывало. — Кольца, церемонии и даже контракты — ничто, когда есть ключевое — древняя семейная брачная клятва, сказанная добровольно обеими сторонами, и после — её физическая реализация на брачном ложе. Это было по-настоящему, Гермиона. Как ты хотела. Он подхватывает её. Усаживает на стол, ныряет руками под мантию, чтобы обвести изгибы смелым движением. Гермиона смотрит на него пристально, пытаясь осознать всё услышанное. Тело, как назло, мгновенно ловит эхо их близости. Они оба спятили. — Ты не в себе, Драко… — бормочет она. — Да, милая, — отвечает он, коротко целуя её губы. — Да, давно. — Ты… — говорит она с дрожью, опуская голову. Его рот впечатывается в её лоб. — Ты не можешь вот так просто, и… Это твой отец, и ты его… Драко поднимает её лицо. Смотрит предельно серьёзно. — Любил, сука, да. — Зло говорит он. — Как сын и не только. Почитал. Служил, блять. Старался. Этот человек растил меня. И он же меня растлил. Ты видела, знаешь, и сейчас, — он закрывает глаза и выдыхает будто бы с облегчением, проводя обеими руками по волосам. — Сейчас меня отпускает, Гермиона. Я не смогу нормально жить с этим дерьмом, но когда он мёртв, всё кажется легче. Я, чёрт побери, до охуения счастлив. Эти слова должны ранить, но в этом доме чудесным образом стёрты все нормы морали. Убийство соратника — во спасение. Изнасилование — поцелуй света. Гибель отца — облегчение. Они оба больны, и насколько именно, она, кажется, начала понимать только сейчас… Наверно потому она забывает о трупе в мгновение. Как по щелчку. Ей нет больше дела до мёртвых, когда живые требуют помощи. Драко смотрит на неё неотрывно. Он ещё живой — её сладкий, противоречивый спаситель. — Он сказал «бегите», — шепчет она. — Да. И мы можем попробовать. Я не сниму защиту без палочки, но могу ослабить её, а Веном прорежет барьер… — Он догонит нас и убьёт. Он убьёт нас. Возможно, прямо сейчас. — Гермиона закрывает рот рукой от того, что паника нагоняет её молниеносной волной. — О, Мерлин. Он же всё знает. Это был… Змея — это был крестраж. Он стал слабее, но злее, и он… — Он знает, верно. Давно. Но нас благословили на бегство, — шепчет он ей в ухо. Ей хочется сжаться в комок, брызнуть слезами, заорать что есть сил. Ты же понимаешь, что эта свобода мнимая, как мираж! Ведь ты ничего не знаешь о волшебной палочке, лежащей в глубоком кармане. О том, что этот шанс на самом деле реален! Страх заполняет всю комнату. Сердце болезненно молотит по рёбрам. Времени нет, и Гермиона судорожно пытается сообразить, что предпринять… — Надо уничтожить тиару, Драко… Нужно найти её сейчас и немедленно уничтожить, и тогда… Он стискивает её талию почти до боли, смотрит в глаза. — Почему? — говорит он ей в лицо, притягивая к себе так, что её ноги расходятся широко в стороны. — Почему тебе не живётся, а, героиня? Чего ради? Я открою доступ всем аврорам мира, пусть сами ищут и уничтожают, что нужно. Хоть снесут к херам эти стены. Я не хочу знать этих блядей, и, убежав, я сделаю всё, чтобы больше с ними не пересекаться… Никогда, слышишь? Я, — он выдыхает в её губы едва слышно, — я ведь никому не нужен кроме тебя. Никому… Он тут же смеётся громко и горько. Он не верит ничему. Возможно, он просто хочет всё разрушить, заявив, что больше не в силах мириться с кошмаром. Хочет погибнуть при попытке побега, взявшись с ней за руки. Его план безнадёжен, и он это знает. Это всё о порыве, пусть оба совершенно не в курсе, как жить дальше с новым грузом — свободы. Его полубезумные глаза с осколками боли пленяют её. Она целует Драко, нежно гладя по волосам. Он утопает в этом так, словно трахнуть её прямо сейчас — жизненно важно. Она уже почти готова отстранить его. Достать из кармана палочку, рассказать ему свой секрет. После взять за руку и бросить всё к чёрту. Почти так и случается… Почти…