треугольники

Камила чувствует себя морально истощенной — блеклой версией себя с признаками явного недосыпа и опухшими от слез глазами. Тихо всхлипывает в туалете и опускает голову совсем в пол. Её не отпускает вторые сутки. Перед глазами яркими пятнами чужие губы на шее её вечной мечты; то, как Аня запрокидывает голову и прикрывает глаза; и как Саша тянется к ней, притягивая в требовательном поцелуе — жаждущем, жарком. Даже во сне она видит этот момент, будто кто-то включил проигрыватель в голове. Просыпается со слезами на глазах и бешено колотящимся сердцем. Камила делает все, чтобы не видеть Щербакову — после тренировок как можно скорее собирает свои вещи, бросает беглое «пока» и переходит с медленного шага на бег, когда слышит знакомый голос рядом. Она сбрасывает звонки и игнорирует сообщения — не хочет слышать ее голос, видеть эти глаза и смотреть на излюбленные очертания лица. Не хочет. По крайней мере, сейчас. Ками чувствует себя тенью (души) Ани. Ками чувствует, будто она та — ради которой Щербакова никогда и ни за что. После очередной тренировки Ками в привычном для себя быстром режиме переодевается и буквально впихивает вещи в сумку за несколько секунд. Кидает быстрый взгляд на зеркало, висящее напротив неё. Выглядит… жалко. Даже смешно. Как можно довести себя до такого состояния? Бледная, осунувшаяся, пропитанная слезами и постоянными мерзкими, удушающими воспоминаниями о том дне. Мотает головой, желая выкинуть все эти утробные мысли из своей головы. «Хватит» — говорит самой себе. Срабатывает не очень, потому что через несколько секунд глаза снова наполняются влагой, а к горлу подкатывает ком. Швыряет мятую футболку в стену и закрывает лицо ладонями. Камила невероятно пугается, когда касаются ее запястья и притягивают к себе. Тонкие пальцы впиваются в ее ладонь, заставляя неприятные мурашки пробежать по телу. — Ками, что происходит? Почему ты меня избегаешь уже неделю? Валиева ощущает, как ловит расфокус с появившейся пеленой перед глазами. Анечка. Как всегда пахнущая розовыми лепестками, нежная и смотрящая на неё своими невероятными темно-карими глазами. Правда взгляд у неё потускнел, а к привычному аромату добавились нотки печали, и всепоглощающая нехватка чего-то особенного осела на хрупких рёбрах. — Не избегаю. Просто делаю так, как лучше. Ками, кажется, сейчас начнёт задыхаться. Чувствует, как её мир сводится к одной лишь Щербаковой, крутится вокруг неё, согревая тёплыми лучами: и это заставляет ее склонить голову перед воображаемым палачом — «казните меня, пожалуйста, я больше не могу этого выносить». И сейчас от непонимающего взгляда Ани, которая ищет в ее лице ответы, сводит все тело новой порцией боли. — Я ничего не понимаю. Поговори со мной, пожалуйста. — Не хочу, Ань. Щербаковой, черт подери, так не хватает слащавого «Анюта» из уст Камилы. Касается ее ладони, но сразу отпускает, когда видит мелькнувшую эмоцию на лице Валиевой — боль. — Ками, давай прогуляемся в нашу кофейню. Она же недалеко. Я закажу тебе твое любимое мороженое, а ещё чай с… — Я видела вас тогда. Камила не произносит имя, но Аня сразу все понимает. Щербакова замирает на месте. Она смотрит на родное лицо — соленые слёзы стекают по её лицу. Дотрагивается до своих щёк — слезные дорожки и растекшаяся тушь. Аня хочет подойти, но Ками встряхивает головой и протягивает руку, прося остановиться. — Скажи, почему? Она же тебя не любит! Я за тобой, как собачонка, с юниорок бегала! Аня, Аня, Аня — да я только твоё имя в голове у себя в голове держала, будто ничего другого не знаю! А ты что? Ничего! Абсолютно ничего! В тебе нет ничего святого! Ты просто использовала меня. — Я не использовала… — Даже сейчас ты мне врешь, Ань! Перестань. Ками дышит часто, стараясь не впасть в окончательную истерическую бездну и касается дрожащими ладонями своего лица. Пытается спокойно дышать. Ничего не выходит. У Ани взгляд побитой собаки. У Ками — не лучше. Истерзанные, истощенные и полуживые. — Я помню до сих пор Олимпиаду. И никогда не забуду. И не из-за допинга, нет. А из-за того, что ты первый раз пришла ко мне сама в тот вечер. Ты обнимала меня, говорила, что все будет хорошо. Хорошо вышло, да? Просто отлично, Щербакова! Это твое новое золото за мое разбитое сердце, вот, возьми, — со слезами на глазах, Ками стянула с себя воображаемую медаль и протянула ее Ане. — К сожалению, реальной у меня нет с этих Игр. От меня же они шарахаются, как от чумной. Никто не собирается мне ее отдавать. — Ками… — Нет, ничего не говори. Просто уходи. Куда хочешь. Я не хочу тебя больше знать. Камила схватила сумку с вещами и быстрым шагом направилась к выходу. И только коснулась ручки, как ощутила, будто ее ударили по голове чем-то тяжелым. Стало трудно дышать, а сердце норовилось выпрыгнуть из грудной клетки. — Я тебя люблю. Валиева остановилась, как вкопанная, так и держа руку в воздухе. — Что? Камила нервно сглотнула. Нет, ей послышалось. Не может быть такого. Она не могла ей это сказать. — Я люблю тебя. Не уходи от меня, прошу. Она почувствовала, как дыхание спирает, а сердце выписывает кульбиты невероятной мощности — вибрацией доходя до кончиков пальцев. Любит. Ее? Или эмоции, которые получает с ней от нелюбви Трусовой? Камила не знает. Но точно знает, что она любит ее всю, без остатка — со всеми недостатками, совершенствами, глупыми шутками, дурацкими танцами, которые они учили вместе, чтобы снять для социальных сетей; она любит то, как Аня забавно морщит нос, улыбается и искрится, когда все запланированное получается; любит ее глаза, касания, голос и сладостное «малыш»; ее невероятную, сонную, уставшую, счастливую, недовольную и злую. Она любит ее. — Ками, почему ты молчишь? Аня мечется взглядом по ее лицу в поисках ответа. — Больше никогда мне этого не говори. Камила уходит, оставляя Анечку одну. Между ними всего несколько шагов, но уже размером с пропасть. *** Валиева задыхается от слез и снова стучит в дверь знакомой квартиры. Пелена перед глазами смазывает четкость изображения до непонятных пикселей. Камила чертыхается, рукавом стирая слёзы с щёк, но они продолжают пропитывать собой ткань кофты, никак не прекращаясь. — Кот, ты что?.. Боже мой, иди ко мне. Женя укутывает в своих объятьях, и только рядом с ней Камила даёт волю эмоциям, рыдая на её плече, с вырывающимися жалобными стонами. — Жень, ты мне нравишься. Камила говорит это тихо, полушепотом. Женя замирает, не в силах пошевелиться. — Это значит что?.. — Ты мне нравишься, но люблю я только её. *** Щербакова сидит на полу, в пустой раздевалке, совершенно не заботясь о том, кто может сюда зайти. Тутберидзе? Глейхенгауз? Дудаков? Все вместе? Плевать. Абсолютно. Аня прижимает коленки к груди. Слёзы закончились двадцать минут назад, теперь лишь пустота. Она так измотана, что ей кажется галлюцинацией огненные ладони на ее запястьях и тихий шёпот на ухо, обжигающий внутренности. — Камила?.. Пиксели постепенно складываются в четкую картинку. Аня снова чуть не плачет. Перед ней на корточках сидела Саша, смотрящая испуганно-взволнованным взглядом. «Я скучаю по запаху горького шоколада и муската» — прорывается в мысли Ани. Перед глазами пролетает образ улыбчивой Камилы; то, как она мажется мороженым и смеётся; обнимает нежно, укутывая своим теплом и спокойствием; целует, вставая на носочки и улыбается в поцелуй. Больше никогда мне этого не говори Ане плохо. Щербакова никогда не думала, что будет буквально умирать здесь — на холодном полу, сидя рядом с Трусовой. И чтобы причиной слез являлась не она. — Ань, что случилось? Болит что-то? Все из-за того падения, да? Аня не слышит и половину того, что говорит Саша. Легкие вдруг снова заполняет знакомый запах цитрусов. Душит, словно горло стягивают веревкой. — Саш, если я попрошу тебя кое о чем, сделаешь это? — Что? — Поцелуй меня.