Не до конца изученное.

Дазай помнит то утро также ясно, как и спустя день после него. Это событие сохранилось в отдельной коробке его памяти и отпечаталось на внутренней стороне его век. То утро, будто появилось на отдельной фотопленке его души и он мог промотать её хоть сейчас. Юноша хорошо помнит своё пятнадцатое день рождение и время «4:38» на часах, когда он вылезал из окна во двор, спокойно проходя несколько улиц до нужного места. Парк в котором стояли одни единственные качели уже поржавевшие из-за времени и периодически поскрипывающие. Вокруг них росли высокие деревья и тихо шелестели листья, когда дул ветер. Осаму любил свой дом и любил свою мать. Он любил ту защищенность, которая была(предположительно) там и понимал, насколько эта его маленькая семья ценна. Но Дазай нуждался в успокоении и расслабленности, как в глотке свежего воздуха. Ему необходимо было место, где не нужно было создавать иллюзию нормальности даже перед самим собой.(не говоря уже о других людях) Тут не было зеркал и отражающих поверхностей, в которых можно было бы увидеть его пустой взгляд. Это место было его собственной утопией, созданной лишь для него. Ничего, что напоминало бы о том, что он — ошибка. Но абсолютно всё тут предрасполагало к глубоким раздумьям. Существовать без смысла жизни — тяжело. Осаму смышленый в первую очередь. Он знает правила из своих учебников, знает о плохих и хороших людях и о тех, кто не подходит ни в какую из этих категорий. Но принимать изо дня в день то, что ему нужно продолжать жить и делать над собой усилие каждую минуту — сложно. Сложно держаться лишь на мысли о том, что когда-то это всё окупится волшебным образом. Когда-то ему не придется шататься от зеркал так, будто те прокляты и он сможет посмотреть на свою мать с искренней нежностью. В его жизни есть капля смысла, пока эта женщина счастливо улыбается, слушая стихи в исполнении мальчика. Тот читает с выражением и поддельным блеском в глазах. А она всё равно улыбается. И Осаму знает, что от её взгляда должно быть тепло. В его собственном мире, на качелях — смысла нет вовсе. В данное мгновение и в этом месте этого понятия не существует. И это легко. Осаму помнит, как щурил глаза в подозрении и до сих пор не забыл приятный запах другого человека. В то утро он оказался тут не один и его утопия медленно разрушалась из-за вторжения чужого юноши из чужого мира. Мира, в котором был смысл. У того мальчика были неровно стриженые волосы и интересный окрас на половину головы. У него были глаза, будто затуманенные чем-то и привычка наклонять голову в бок из-за непонимания чего-либо. Он всегда хватался за свои руки, когда нервничал и поправлял рукава кофты, даже если с ними всё было в порядке. Осаму знает, что в то утро всё каким-то образом изменилось. С того дня он качался на качелях не один. (И он не имеет ни малейшего понятия, как это произошло.) Тогда разрушился его собственный мир. И Дазай с уверенностью скажет, что если бы мог, то чувствовал бы животный страх. — Зачем ты сейчас улыбаешься? — Сигма смотрит заинтересованно, склоняя голову к левому плечу и оглядывает его сверху вниз. У Осаму после этого вопроса что-то замыкает. — Что, прости? — Ну, улыбаются тогда, когда испытывают удовольствие, счастье, радость...— Парень нервно кусает губы, изламывая брови «домиком» и смотрит так, будто боится говорить, — а ты сейчас ничего не чувствуешь. Дазай хорошо помнит, как пытался сделать удивленный вид, в то время судорожно предполагая то, что скажет этот парень после. Осаму старался изо всех сил, чтобы никто и никогда не догадался о его дефекте, а тут появляется он. Чертов экстрасенс. — С чего ты взял? — У тебя взгляд пустой, — эти слова бьют наотмашь и словно окунают в ледяную воду. И Осаму больше не пытается. Теперь Сигма смотрит на него более спокойно и даже чуть довольнее, — Я сразу понял, что что-то не так, ты уж прости. Однако я не считаю это плохим. Всё..всё нормально. Осаму ни на секунду не верит. — Я и правда не испытываю ничего. Абсолютно. И это определенно плохо и считается дефектом. — Меня не волнует, что считается дефектом, а что нет. Меня в принципе ничего не заботит, — он улыбается после этих слов. Искренне. И Дазай может поклясться, что он встретил ещё одного ангела. В то утро вместо его утопии появляется новый мир, именуемый спасением. А в мысленном списке о смысле жизни с причинами появляется ещё одно имя. Сигма. Его жизнь имеет смысл, пока этот юноша продолжает сидеть с ним на качелях, успокаивающе гладя по волосам. Они обещают друг другу вечную дружбу с доверием и право на то, чтобы быть самими собой.