Не до конца изученное.

Достоевского раздражали люди. Большинство из них. Он не знает в какой момент ощутил это более остро, однако это было неоспоримым фактом. Возможно в том шестом классе. Может быть в старшей школе, когда всем в голову ударили гормоны(разумеется кроме него) и единственное, что юноша слышал, приходя в школу — это разговоры о девушках, парнях и слишком приторной любви. Конечно, темы о светлом чувстве чаще всего заводили девы, когда юноши предпочитали обсуждать свои похождения.(Фёдор искренне этого не понимал) Его раздражали назойливые люди. Те, кто слишком громко болтают и яро жестикулируют. Те, кто ставили себя выше него и пытались превзойти различными способами. Дост начал ненавидеть тех, кто применял грубую силу, потому что откровенно говоря, в этом он проигрывал. С того момента он начал строить вокруг себя незримую стену, благодаря своему холодному взгляду, противному оскалу и едким комментариям. После этого к нему никто даже не пытался подойти. После этого его начали чуть ли не бояться. После этого стало легче. Однако, неприязнь к людям всё ещё осталась. И это гудящее чувство в его груди возникло снова, когда он впервые зашел в здание университета. Первое, что понял Фёдор то, что ему тут не понравится. И он другим, скорее всего, тоже. Много людей. Громкий смех. Презрительные взгляды. Но ничего того, к чему он ещё не привык.

***

Спустя неделю его обучения произошло то, что кардинально поменяло его жизнь. Чертов нонсенс. Дост подумал, что видимо завтра пойдет снег. В начале сентября. Произошёл юноша с белым каре и глазами разного цвета. Его взгляд не был скучным и таким же, как все. В нём было что-то недоступное Фёдору. Что-то, что, видимо, можно было скрыть за ресницами и веками. Достоевский был в ярости. И он был заинтересован. Шокирован, если сказать точнее. Потому что Николай Гоголь, несмотря на его злой взгляд, оскал и недружелюбность изо дня в день присаживался рядом. Говорил обо всём на свете. О кошке, которую встретил, идя в университет. Об отвратном кофе из какой-то забегаловки. О том, как ему надоел этот чертов математический анализ. Юноша говорил громко, активно махал руками и слишком глупо шутил. И это не раздражало. Именно это стало самым большим потрясением. Гоголь травил свои идиотские шутки, а Дост прятал ухмылку за волосами, наклоняя голову. Блондин приносил тот ужасный кофе, но Дост всё равно его выпивал в надежде, что что-то изменится. Может быть, они наконец-то научатся его варить. (Те мечты утонули в горечи напитка, которой там быть не должно было. Это чертов латте!) Происходило то, чего Достоевский боялся. Его стена, укрепляющаяся с годами медленно разрушалась, давая больше пространства другому человеку. Это пугало ровно до тех пор, пока Фёдор не заметил одну деталь. Они с Гоголем были похожи. Не поведением, конечно, нет. А своим отношением к обществу. Николай прожигал взглядом каждого, кто смел взглянуть в его сторону как-то не так. Блондин подходил к любому, от кого слышал сплетни и неприятные слова о них. О них обоих. Подходил с дружелюбной улыбкой, которая леденила кровь. Он не любил людей. Гоголь помогал строить ему новую стену однако на половину всегда был за ней. Он не любил определенных личностей, но желал быть в центре внимания, находя новые знакомства — с людьми, которые не задерживались с ним дольше недели. Достоевский чувствовал немного превосходства и удовлетворения, понимая что его не собираются отталкивать, как других. Это было потрясающе. С ним было легко. За месяц их общения Достоевский узнал довольно много. Коля любит кофе и тошняще приторные сладости. Он не любит писать красивые конспекты, потому что это выматывает. Ему нравятся его волосы и яркая одежда. У Гоголя бессонница в ночи перед важными днями. У него пустой взгляд, когда никто не видит. Точнее, когда тот так думает. — Ты ведь лишен счастья, верно? — Дост кусает заусенец на пальце, стараясь поймать взгляд своего друга до того, как он его изменит. — О чём ты? — Николай непонимающе(криво) улыбается. — О всей этой херне от вселенной в виде судьбоносного подарка — человека, предназначенного нам судьбой, — Он говорит это ужасно занудным голосом и закатывает глаза. — Ну, своего истинного я ещё не нашел, — отвечает Гоголь, грызя конец своей ручки. Нервничает. Достоевский устало вздыхает, понимая, что сейчас надо будет постараться и достать все свои чувства из глубин души, дабы попытаться разговорить Гоголя. Вот когда не надо — его не заткнуть, а как важный момент — то молчит, переставая даже травить свои анекдоты. И как бы Фёдор не делал вид, что ему всё равно, друг всё-таки важен для него. — Слушай, я не мастер душевных речей, но мы вроде друзья, верно? И ты первый человек, которому, как я считаю, могу довериться. Но мне всё так же важен и ты. И уж прости, что порчу весь твой цирк, но то, что всё веселье — фальшивое, можно заметить. Сложно, но не очень, — Ощущение, что он и не вдохнул за всю свою пламенну речь. Гоголь смотрит потрясенно и совсем чуть уязвимо. Будто вот-вот распадется на части. — Я, знаешь ли, могу и прослезиться после такого, — отвечает блондин, грустно улыбаясь, — Ты прав. Во всём, вероятно. Мне жаль, что я пытался дурить тебя, но это было уже привычно. Он больше не улыбается. В тот вечер, они бродили по улицам и говорили. Говорили так много, как никогда в жизни. Фёдор был вымотан полностью, заходя в свою общажную комнату. Но лёгкость, которая не появлялась уже очень давно, ласково обнимала его за плечи.