Не до конца изученное.

Для Достоевского новый учебный год, честно говоря, много не значил. Прежняя усталость и раздражение на весь мир не отставали от него ни на шаг, а предчувствие того, что на него свесят ещё какие-нибудь обязанности недовольно ныло в груди. На первом курсе ему предлагали стать старостой под предлогом того, что «Фёдор, ты такой умный спокойный парень, кто ещё может справиться с этой ответственностью кроме тебя?» Дурака из себя он делать не позволил и вежливо отказался, кидая в догонку взгляд, под которым даже куратору стало чуть неловко. В первый учебный год он хотел влиться спокойно и без дополнительной мороки, позволяя своему вниманию сосредотачиваться только на учёбе и усвоении материала. Его план пошёл по пизде спустя неделю. И, разумеется, по пизде он пошёл с лёгкой руки Гоголя. Но даже несмотря на весь показушный драматизм Доста, к юноше он привык быстро, а тот в последствие стал неотъемлемой частью его дня. Разговоры о брошенных котах на улицах, дешёвый кофе и рябь в глазах, потому что с появлением Николая в зоне видимости мир становился неестественно ярким. Спустя время это начало даже успокаивать. А через пару месяцев в его личном пространстве стало чуть теснее. Фёдор встретил её в библиотеке, и она выглядела, как девушка, сошедшая со страниц какой-то старой книги. Выглаженная блузка, корсет и юбки до пола, перчатки на тонких руках, которые почти всегда держали аккуратный берет. Агата Кристи выглядела, как человек, которого действительно нужно было охранять или хотя бы сохранить, как всемирное наследие. Как память о том, что кто-то способен быть настолько восхитительным и неприкосновенным. Спустя пару разговоров о литературе, тихом смехе Агаты и ярких нотках азарта в её глазах, они начали общаться чуть лучше. Дружить, наверное? Не то, чтобы Достоевский был мастером в общении с людьми и тем более в классификации отношений, но у них было определенно, что-то хрупкое и утонченное, больше походившее на родственное. Ему нравилось. И с Николаем она тоже сдружилась. Спелась, так сказать. Теперь в его жизни было два человека, готовых шутить и кидать колкие комментарии в его адрес. Наверное, единственным различием в них(кроме характеров) было то, что Кристи по утрам приносила вкусный и дорогой кофе.(И чертовка отказывалась говорить, где его покупала!) Он мог назвать свою повседневную жизнь, вполне комфортной и спокойной, если убрать из неё большинство назойливых одногруппников и обиженных на весь мир преподователей, которым надо было спрашивать его изо дня в день, не взирая на то, что он, блять, учится на отлично. Серьёзно, был бы Дост забитым одиночкой или же пареньком на передней парте с натянутой мерзкой улыбкой, его бы прозвали зубрилой. Юноша в разрез всеобщим ожиданиям неприятно скалится на чужие замечания, смотрит самым пугающим взглядом из его коллекции и отвечает колкостью до ужаса громко. Настолько, чтобы это услышало большинство, потому что он не позволит никому опускать себя в грязь. Больше нет. Тем более гордые взгляды со стороны Агаты и Коли, когда он показывает эту часть своей натуры, греют ему что-то в области рёбер.

*****

Утро было душным и таким же, как и в прошлом учебном году. Достоевский не может не заметить факт того, что в коридорах больше шума и незнакомых лиц, которые он неволей запоминал на своём первом курсе. Новенькие тут слишком быстрые и громкие, бегают от кабинета к кабинету, от куратора к стенду с информацией и пытаются заранее завести выгодные связи у старших курсов. Фёдор надеется всей душой о том, что к нему из них никто не подойдёт, иначе он определённо испортит первокурснику представление о «добрых старшиках, готовых вам помочь». Случайно думается о том, что даже будучи тогда на первом курсе он не был таким взволнованным. Юноша, в принципе, таким никогда не был, что не может его не радовать. В коридоре второго этажа, по пути в свою аудиторию его перехватывает Агата, спешащая к нему на встречу с двумя стаканчиками кофе в руках. По крайней мере, сегодня он не рискует отравиться. Девушка тепло ему улыбается, отдавая напиток и скромно приобнимает одной рукой. С первой встречи, она запомнила то, что Дост прикосновения не любит. Бывают дни, когда во вселенной происходит масштабный сдвиг и юноша сам старается получить больше тактильного контакта, но такое происходит крайне редко. — Новый учебный год, а выражение твоего лица осталось по-прежнему хмурым, — ласково подшучивает Кристи. Достоевский на это закатывает глаза, — А чему радоваться? По коридорам опять носятся первокурсники и галдят, пиздец, как шумно. Я считаю, радоваться нечему. — Ну, ты теперь хотя бы не приравниваешься к ним, а зло бродишь на втором курсе. Как думаешь, Гоголь оценит байку о грозном полтергейсте второкурснике? — Он, пустит её по первому курсу, пугая ею детей, — оскаливается Дост. Агата Кристи знает, что он тоже ещё всего лишь ребёнок. — Поаккуратней со своими словами, дорогуша, ты знаешь, что он способен на это. Думаю, лишняя слава тебе не нужна. — Могу попробовать отдать все лавры тебе, — девушка задорно щёлкает его по носу и уносится к своему кабинету, махая рукой. И в тот момент Фёдору действительно стоило задуматься. Потому что идя по коридорам в крыло, в котором находился кафетерий, он ловил на себе слишком много взглядов. Что привычным, для него никогда не было. Достоевский уже спустя месяц определил себя почти во всех кругах, как человека, не желающего найти новые общения или получить, как можно больше внимания. Его одногруппники знали, что с просьбой о какой-либо услуге подойти лучше к кому-нибудь другому. Его однокурсники знали, что в его сторону чересчур агрессивно рыпаться не стоит. И да, даже некоторые второкурсники тогда прознали о «мрачном несговорчивом перваке.» И своя позиция юношу вполне устраивала. И сейчас, он совершенно не может понять, что произошло. Дойдя до кафетерия и найдя неизменный дуэт за приевшимся потёртым столом, Дост поспешил к ним. Опуская голову и прикрывая лицо волосами, что считалось самой мерзкой привычкой по его мнению. Он утвердил себя, как того, кто в состоянии дать отпор, а сейчас прячет взгляд, опасаясь других. — Фёдор? Всё в порядке? — у Агаты проницательности не занимать. Она всегда видит его насквозь. Даже появляется ощущение, что та залезла ему под череп уже очень давно, и это его слегка смущает. Достоевский хмурится, бегая глазами от одной к другому, — Ты же пошутила, говоря о том, что Гоголь пустит по первому курсу ту байку, да, Кристи? Названный Гоголь, слушавший музыку через один наушник и увлеченный своим перекусом тут же откликнулся на свою фамилию, поднимая голову. Блондин переглядывается с девушкой непонятливыми взглядами. — Что-то произошло, Федь? Да, мы с Агатой пошутили по поводу этой байки, немного развили тему...Ну, как развили? Просто продолжили посмеиваться, но я никому этот слух не пускал. Я же тебя знаю, да и не кретин я, чтобы так делать! Верно ведь? — парень, как обычно начал тараторить, сбивчиво проясняя ситуацию под одобрительные кивки Агаты. — Нет, нет...думаю, ничего. Просто, ощущаю на себе слишком много взглядов, чего раньше не замечал, и это первое, что пришло в голову. Наверное, просто себя накрутил. Девушка тут же без стеснения начинает вертеться и оглядываться, стараясь выследить слишком заинтересованных или тех, кто мог бы кидать те самые косые взгляды. — Не знаю, пока что ничего такого не замечаю...Не думал, что это опять может быть Эйс? Николай уже привычно посмеивается на упоминание парня, — Господи, блять, какое у него идиотское имя. — Возможно. Только по какому поводу? — Достоевский пусть всё ещё немного насторожен, но позволяет себе улыбнуться краешком губ на слова своего друга. — Этому идиоту повод не нужен, — отвечает девушка. — Справедливое замечание. У них в запасе оставалось ещё минут двадцать после разговора, Фёдор предпочёл сложиться с руками за стол, прикрыв глаза, а Агата с Николаем продолжить есть и болтать о пустяках. Честно говоря, юноша заснул бы прямо так, усталость накрывала с головой, а чуть притихшие голоса друзей убаюкивали. Друзья...Пару лет назад он бы и не подумал, что сможет называть так кого-либо в своём окружении. Пару лет назад юноше было бы некомфортно просто молчать рядом с ними, ведь думалось, что его в очередной раз упрекнут за "безразличие". Сейчас их общество ощущается спокойно и хорошо. Ласковые смешки Кристи, щелчки пальцев Гоголя, это не раздражает. Только спустя пары минут Фёдор замечает то, что разговор стих вовсе, что показалось немного странным. Судя по его внутренним ощущением до конца перерыва времени осталось около десяти минут, а заканчивают они за пять. Поэтому юноша решил поднять голову и постараться узнать, что всё-таки случилось. Смотря по очереди на них, Дост заметил, что оба очень подозрительно косятся в сторону. Агата, с одной поднятой бровью, которая выражает смятение и недовольство, а Николай с замешательством. Девушка ловит его вопрос во взгляде и осторожно кивает по направлению к тому, что привлекло их внимание. В паре столов от них, около стены стоят два юноши, один из них который, то и дело дёргается в сторону троицы, а второй изображает искренний ужас и смущение. — Это же не к нам, верно? — с угасающей надеждой спрашивает Коля. — Очень надеюсь. Мечты Достоевского не оправдались, потому что спустя несколько секунд оба юноши зашагали к ним. Шатен, идущий впереди с интересом их разглядывал, а блондин с очень длинными волосами, видимо, ещё не прекращал попыток его остановить. То что-то говорил, то пытался ухватить другого за руку, идя чуть позади. Наконец, они оказались почти в одном метре от их стола и воодушевленный парень начал их бодро приветствовать. — Хей! Привет, надеюсь, я не отвлеку вас от важных вещей или разговоров, да? Просто жуть, как интересно познакомиться, — второй парень всё ещё сконфуженно стоял позади. Достоевский перевёл безразличный взгляд с Агаты на Гоголя и промолчал. Девушка в свою очередь всё ещё сидела в непонимании, поэтому пришёл черёд блондина брать на себя задачу "переговоров". — И откуда же такой ярый интерес, позволь узнать? — когда нужно было, он действительно мог быть серьёзным и в меру настороженым. — И для начала было бы вежливо представиться! — вторит ему Кристи в своей шуточной манере, на которую у Доста вырывается тихий смешок. На лице шатена сменяется пару эмоций, недовольный взгляд смиряет их всех, и Достоевский буквально видит, как он делает глубокий вдох, очевидно, успокаиваясь. — Я Осаму Дазай, а вот этот молчаливый парень — Сигма, мы с первого курса. А заинтересовало нас вот, что. — Дазай! Не стоит, прекрати, — впервые подаёт голос Сигма. Шатен смотрит на него непонятно и немного посмеивается. И что же, в тот момент этот Осаму падает в его глазах ещё ниже(даже несмотря на то, что они не знакомы), потому что он присаживается рядом с ним и насмешливо их оглядывает. — Среди первого курса с утра пробежал слушок о злобном полтергейсте со второго курса, которого опасаются даже старшики. Мне показалось это забавным, и я решил поиграть в охотника за привидениями и отыскать его. Как полагаю, я не ошибся? Достоевский убьёт их двоих. Четверых. А нет, троих, тот парнишка, очевидно, был против этой идеи. Фёдор медленно вздыхает, унимая жгучую злость в своей душе и тяжёлым взглядом проходится по Агате и очень притихшем Гоголе. И видит чёртов бог, он не хочет злиться и шипеть сейчас, как чертова змея, но кое-кто говорил, что он не кретин. Кристи вмешивается резко и неожиданно, когда уровень напряжения достигает почти критической отметки. — Дорогуш, богом клянусь, он никому эту шутку не рассказывал, как байку не скармливал. Были только мы. И насколько бы милой Агата не была по своей натуре, на неё тоже хочется накричать. Внезапно ощущается чужое присутствие рядом, что сбивает с толку слишком сильно и мешает. Поэтому, прежде всего стоит разобраться с самым лёгким. — Вы двое. Был бы очень благодарен, если бы свалили сию секунду. И особенно ты, Дазай, — незнакоме имя ощущается горечью на языке и звучит неприятно. Хочется убрать этот эффект, прополоскав горло, запив водой и зажевав мятной конфетой. — Ох? Так, я оказался прав? — Ты оказался непробиваемо туп, раз всё ещё тут сидишь. — Я знаешь ли, надеялся на кого-то, типа каспера. — Значит, ты определенно идиот. Злость кипит у него в груди, когда он выплевывает эти слова, словно яд и бегает глазами по чужому лицу. Он умеет давать отпор. Он не позволит себя унижать. Тем более, блять, кому-то вроде него. Его белобрысый друг начинает лепетать что-то о глупых идеях и ошибке, о том, что это некрасиво и вот ему, Достоевский чутка, но всё же благодарен. Шатен слегка напуганно оглядывает его и оборачивается на своего спутника, быстро поднимаясь на ноги и почти убегая в коридор. Видимо, придурок серьёзно ожидал доброго духа, а не того о ком говорят. Сигма быстро кидает им извинения, уносясь вслед за шатеном. У Достоевского плохое предчувствие и взгляд карих глаз всё ещё чувствуется на себе слишком явно. А лёгкий испуг на чужом лице уже не кажется таким лёгким. И это не должно его волновать.