«Шел чудак,
Раскаленному солнцу подставив нагретый чердак.
Шел чудак. За спиной его тихо качался рюкзак.
Шел домой,
Представляя, как все удивятся тому, что живой.
Что ничто не случилось такого с его головой...».
Генрих положил на землю автомат, толкнул его ногой и поднял руки. — Наталья, успокойся. — Кто они такие? — девушка еще крепче сжала пистолет дрожащими руками. — Положи оружие… — Нам тоже вот интересно кто вы, — сказал долговязый человек. Уже вечерело и образов было почти не разобрать. — Свои. — Свои в такое время не ходят. — Ну, а мы вот ходим. Наташа, положи пистолет! — парень выдернул оружие рук студентки и выбросил его вперед себя. — Ладно. Разберемся какие вы свои., — Долговязый качнул головой, и двое других обошли пару с боков, заломили им руки и толкнули вперед. Спустя два часа Генрих сидел в землянке у командира партизанского отряда. — Ну, — мужчина в телогрейке поджег самокрутку и закурил, прищурившись, что бы лучше разглядеть отличительные знаки на форме парня в свете керосиновой лампы, — господин майор, рассказывайте: как нас нашли? Зачем пожаловали? — Являюсь старшим лейтенантом гос.безопастности. Заброшен в тыл к немцам в феврале этого года с целью совершения цепи диверсий. Две недели назад получил указание доставить в отряд Солнцева рацию и радиста. — А баба твоя, значит, радист. — Нет… Не знаю. Рацию я вам свою притащил, потому что радиста не дождался. — Так, а нахрена ты ее к нам притащил?! — Начал звереть командир. — Да потому что не смог я ее там оставить! Она же как ребенок. Сожрут ее там эти твари с потрохами, если узнают, что русская! Как будто вы не знаете, что в деревне ни одной молодухи не осталось. — Значит ты утверждаешь, что являешься сотрудником контрразведки, — мужчину встал и закурил следующую сигарету. — Так точно. — А девчонка… — Она память потеряла, однако разговаривает на нескольких языках. Но не думаю, что она представляет для нас опасность. Думает по русски. — Это как? — Во сне на русском разговаривает, мысли в слух озвучивает, предложения иногда неправильно строит, и что сказать долго обдумывает. Человек на своем языке быстрее соображает. — А ты значит быстро соображаешь. — У меня спец. Школа, да к тому же отец пять лет в германии проработал. И мы с матерью с ним жили, так что с четырех лет наслушался их гавканья. — Интересно. Положим, нам сообщали о том, что к нам должен прибыть радист. Рация где? — Так говорю же с собой у нас. Не делайте вид, что еще не проверили наши вещи. — Хорошо. Предположим, я тебе верю. Чем докажешь, что ты – это ты? Документов у вас при себе нет, естественно. — Рация у вас теперь есть, свяжитесь со штабом. — Ладно. В чем состояла твоя задача? — Опять тридцать пять! Ликвидировать ком.состав отряда стоящего в деревне и заминировать позиции. — Ух ты. Интересная легенда. — Это не легенда. Свяжитесь с начальством. — С каким? — С Майором Судоплатовым. — Прямо с самим Судоплатовым. — Да с Судоплатовым. Послушайте, ну это уже просто смешно. — Ладно. Свяжусь я с твоим Майором. Ты сам то, кем будешь? — Лисицин Павел Михайлович. — Так. Иди, «лейтенант», к своей «не радистке» до выяснения обстоятельств. Утром свяжусь с твоими. Уточню личности. Парня вывели из землянки и пересадили в сарай, где его уже ждала Наташа. — Ну как все прошло? — Ждем. Утром командир свяжется с начальством. Парень лег на ворох сена, как вдруг дверь снова отварилась и пару ослепил свет фонарика. — Ты, — человек указал светом на девушку, — К командиру на разговор. Ната оглянулась на парня. — Давай, теперь очередь допрашивать тебя? — А бить не будут? — Ну я же целый, — Усмехнулся блондин. Та же землянка, та же лампа, тот же человек за столом, курящий сигарету. — Ну, деточка, давай знакомиться. — Наталья Николаевна Ковшова. — Лет тебе сколько? — Двадцать. — Местная? — Нет. Из Сталинграда. — У немцев как оказалась? — Тонула, Генрих… Ну… Тот парень, с которым вы меня взяли, меня спас. — А в воде как оказалась? — Не помню. Из-за кислородного голодания частично потеряла память. — Грамотно лапочешь. Языки откуда знаешь? — Родители лингвистами были. — А сейчас они где? — Погибли. — Из родственников кто остался? — Брат, но я давно о нем не слышала. Он на фронте. Ната судорожно прокручивала в голове легенду, которую она придумала себе еще пока допрашивали Генриха. — Так. Хорошо. Сама на фронте как оказалась. — Я снайпер. Когда точно отправили на фронт из школы не помню. — Хорошая отмазка – не помню… — Вы же все равно будете связываться с командованием, попросите уточнить. — Так почему у тебя нет с собой винтовки, снайпер? — Да тонула я! Наверное, купаться пошла, так винтовку на берегу оставила. — Хреновый та снайпер, раз так за своим оружием следишь. — А вот упрекать меня не надо. Амнезия у меня. Не помню я что со мной было последние несколько месяцев! — Ты еще и хамить мне вздумала?! — вскочил мужчина. — Я вам еще ни разу не нахамила, — спокойно ответила девушка. Наташа умела держать себя в руках в экстренной ситуации. Однако не всегда это получалось, как показала практика. — Хорошо. Предположим поверил. Покажешь себя в деле. — Как скажете. — В каких отношениях состоишь с этим немцем? — Не немец он. Не знаю диверсант или разведчик, но не немец. В отношениях с ним ни в каких, кроме, может, дружеских, не состою. Он спас меня, что ж мне теперь от него шарахаться? Да и от немцев защитил, под свое крыло взял. — Ну… Логика в твоих словах присутствует. После окончания допроса девушку отправили обратно в сарай. — Дай сюда руки. — развязал парень ей запястья, после того как дверь захловнулась. Ната потерла затекшие кисти и развернулась к блондину. — Так… Теперь-то ты можешь сказать мне свое настоящее имя? — Лисицин Павел Михайлович… Лейтенант… Гос.безопасности… — Приятно познакомиться. — Улыбнулась, — Наталья Николаевна Ковшова. — Мне тоже. Паша упал на спину. — Господи, наконец то свои. — Ага. Эти свои нас хоть сейчас пристрелить готовы. — Не пристрелят. У них рации не было. А так им должны были доложить о нашем прибытии. — Ну знаешь. Пока. Ситуации это не меняет. — Почему ты такая… Блин, слово забыл… Почему ты всегда думаешь о плохом? — Пессимист – это слово. А я реалист. Оцениваю ситуацию по себе. Или ты предлагаешь мне радоваться тому, что я сейчас сижу в холодном сарае, а не валяюсь дома, на диване, с ноутом и сериальчиками? — Так., — парень улыбнулся уголком губ, — из всех твоих слов, я понял только дом и диван, «Что есть: Ноут и серыалъчик»? , — Спарадировал свой же акцент. — Ой да забей! Я спать. Девушка отвернулась от лейтенанта и обняла себя руками. — Что забить и куда? — Что? — Наташа развернулась в сторону голоса и тут же наткнулась на глаза Павла. — Что забивать-то? — Мужчина улыбнулся. — Гвозди, блин! — Наташ, да что ты так завелась-то? — Да ничего. Достало все. Студентка села, обняв колени. Наступила тишина. Первой, все же, сдалась Ната, она начала напевать знакомую с детства мелодию. — От героев былых времен… Не осталось порой имен… — Что за песня? — А? Да не важно. — Не слышал ее раньше. — Да я много песен знаю, что ты раньше не слышал. — Хм… Ну, например? Ната задумалась: «Что бы спеть, чтобы не было недопонимания со стороны охраны»На позицию девушка
Провожала бойца.
Темной ночью простилися
На ступеньках крыльца...