Whispers in the Dark

Но даже у этой бездны нашлись границы. Бледные блики проникли под приоткрытые веки. Сколько тысячелетий минуло? Где я? Ужасно хочется пить. В горле что-то, что мешает дышать. Непреодолимое желание вырвать рукой изо рта ненавистный предмет, но сколько бы усилий я не прикладывала, не получается даже пошевелиться. Перед глазами, словно не вытертое от пыли стекло. Сквозь мутную плёнку вижу маленькое лицо. Кукла? Светлые волосы и огромные глаза. Но всё так нечётко, как будто неумелый ретушер использовал слишком сильный «блюр» на небольшой картинке. Шорох ткани нарядного платьица. Кукла склонилась ниже. Я даже, кажется, щекой ощутила, как шелковистые пряди волос щекочут кожу. Похоже, осязание возвращается. Я попыталась сконцентрировать зрение, чтобы рассмотреть маленькое существо, забравшееся на край больничной койки. - Эй… Проснулась...? Видение умчалось с приглушённым топотом маленьких ножек по полу. Вызвал озноб тихий скрип незакрытой двери. Начали доноситься шумы из коридора, где-то далеко раздался звонкий детский голосок, усиленный акустикой: - Папа! Иди сюда! Она проснулась… Снова скрипнула дверь, закрылась. Посторонние звуки стихли. Кто-то вошёл в палату. Каждый шаг казался размеренным, без намёка на спешку или суету. В душе вдруг остро отразилась необходимость в ком-то. Стало тоскливо, одиноко и тревожно. Я кого-то жду… Кого? Судя по всему, кукла снова примостилась рядом: - Папа! Она проснулась. - Я вижу. Не шуми… - ответил тихий, бархатный шёпот. - Эй… - Вероника, она тебя не узнает. Слезь с кровати. С усилием подымаю тяжёлые веки. Ресницы, вертикальной решёткой дробят и без того не цельное изображение. - Здравствуй, я твой лечащий врач… В обретающей чёткость действительности, проявляется молодое мужское лицо. Пронзительно-серые глаза заставляют окончательно придти в себя. Я встречала много оттенков серого. У Светки, серо-голубые; у Мишки, тоже почти серые, с прохладной ноткой синевы; у тёти Тани серо-зелёные… Но те глаза, которые смотрели на меня сейчас, не были похожи ни на одни, из тех, что я видела раньше. Словно сияющее, начищенное до блеска серебро под тонким, прозрачным слоем чистейшего льда. Как зачарованная я смотрела на того, кто назвался моим лечащим врачом. Он словно с картинки. Безупречные пропорции лица и тела. Длинные, собранные сзади в пучок, слегка-вьющиеся волосы цвета «холодный блонд». Явно натурального, а не искусственно осветлённого. От созерцания этой нечеловеческой красоты, я на миг забыла о чудовищной жажде и трубке в горле. На груди доктора, к прорезному карману белого халата, был прикреплён бейдж с именем. И сейчас я пыталась его прочесть: «Эрик Рихард Хельгер», ничего себе… и ещё что-то мелкими буквами. Уловив мой взгляд, обладатель невообразимо красивых глаз, улыбнулся уголками столь же невообразимо красивых губ: - Кажется, дела не так уж плохи, раз пациентка едва отойдя от анестезии, готова познакомиться с доктором. - Эй… - снова карабкаясь на кровать, обратилось ко мне маленькое создание. То существо, которое вначале показалось мне куклой, на самом деле оказалось девочкой дошкольного возраста. У неё были длинные, пышные волосы, такого же холодного оттенка как у отца; и такого же потрясающе-серебристого цвета глаза. – Пап… - Я же говорил, она не помнит тебя. Не мешай мне. Не помню её? А что я ещё не помню? И снова гранитной глыбой на сердце рухнуло осознание того, что кто-то меня покинул. Кто-то очень важный. Кто-то необходимый. Врач что-то говорил: о том, что под аппаратом мне лежать ещё три дня; потом ко мне пустят тётю Таню; о том, что, если состояние не улучшится, после этого скорее всего придётся делать нечто с бредовым названием «трахеотомия»; о том, что это совсем не так страшно, как кажется… И я должна быть готова… Приятный голос, успокаивающий, но сейчас он звучал «мимо». Я едва слышала его. Слова оставались где-то за границей понимания. Холодно. Холодно внутри… Холодно снаружи…