Бездуховно, но душевно

Старая квартира в московской многоэтажке, о которой знают только самые близкие. Конец съемочной недели и одна бутылка Кинзмараули на двоих. Они играют в правду или действие уже полчаса, Арсений смеется и отпивает еще вина, смело произносит "действие". Смотрит из-за своих длинных ресниц лукаво и с интересом. Воздух между ними искрит вне площадки, и когда нет камер, любопытных глаз коллег и пристальных зрителей, то остановить их некому. — Я включу музыку, а ты станцуй стриптиз, — неожиданно шепчет Антон. Даже не пытается выдать это за нелепый прикол. Все и так очевидно. — Может, лучше ты меня разденешь? — предлагает Попов, понимая, к чему все идет. Он слишком пьян, чтобы переживать, Антон слишком пьян, чтобы себя одернуть. Эквилибристы из них никудышные — балансировать на грани не выходит, когда тело напротив так манит. — Хорошая идея, — соглашается он и тянет Арсения к себе на колени. Губы ложатся на губы так правильно и неожиданно привычно, словно они делали это сотни раз до этого. Одежда оказывается на полу слишком быстро, а игривость сменяется нетерпеливостью. Шастун шлепает по лодыжке, мол, переворачивайся, и Арсений без слов принимает другую позу, изгибается в спине, ждет, когда пальцы растянут его достаточно, пока сам он кусает чужую ладонь, чтоб не стонать слишком сильно, и жмурится от жаркого дыхания над ухом. — Войди уже, — просит Попов, и Антон тихо смеется, но послушно наваливается сверху и толкается бедрами. — Сведи ноги, — просит он. Арсений выпрямляет их в коленках и вытягивает, прогибается в пояснице, чтоб было удобнее, и носом тычется в шею парню, прикусывает и лижет, пока пытается привыкнуть к заполненности, а потом сам подается назад и виляет бедрами, чтобы у Антона исчезло последнее сомнение, потонуло в трясине похоти и страсти.