♡
Наташа с самым занятым видом прохлаждалась у рояля. Она то и дело внимательно смотрелась в тёмное стекло террасы, поправляла воротничок рубашки. Руки её потели от волнения и ожидания. Елена должна была быть готовой к семи, но и в семь с четвертью её не наблюдалось. Подняться же в комнаты Мелины Наташа не решилась. Наконец в гостиную спустились сначала Мелина с Катериной, обе в светлых льняных костюмах, а за ними, строго держа подбородок, совершенно будто не спеша, появилась и Елена. На ней было длинное вечернее платье из кремового атласа и кружева, к нему в комплект - жемчуг, лёгкие открытые туфельки, перчатки, крошечная сумочка. Наташа, никогда в жизни ещё не видевшая Елену такой сдержанной и роскошной, вдруг с трепетом поняла, что всё это, красивое и гордое, даровано сегодня - и впредь - лишь ей. Елена подошла, плавная, провожаемая взглядами матери и Катерины, подала руку, и Наташа тут же поднесла её к губам, чтобы поцеловать. Тонкое кружево перчатки пахло розами. - Прекрасно выглядишь, - сказала Елена, мягко улыбнувшись своим тёмно-красным ртом. - Только вот... Она достала белую свежую чайную розочку - и аккуратно вставила в петлицу пиджака Наташи. - Идеально, - вновь улыбнулась она, а потом, отвернувшись, крепко взяла Наташу под руку. Наташа на секунду увидела всё как со стороны: себя - тоже будто незнакомую, новую - с гладко зачёсанными ото лба волосами, одетую в светло-зелёный летний костюм на тонкую шёлковую рубашку, а рядом с собой - чудесную женщину, будто действительно вышедшую из самых смелых мечт о счастливой жизни и счастливой любви. - Ты сегодня очень красивая, - сказала тогда Наташа и твёрдо расправила плечи, чувствуя в голове, груди, животе сладкое и жадное внимание к этой женщине, крепко держащей её под левый локоть. Своей женщине. Елена хихикнула: - А обычно, получается, не очень красивая. - Почему же?.. Ты всегда очень красива, просто сегодня - как-то особенно... - Это на мне просто трусиков нет. Наташа, оборванная на полуслове, резко обернулась к Елене, и лицо Елены всё сморщилось от еле сдерживаемого смеха. - Я шучу, - прыснула она, - шучу... Боже, Наташка, ты так смешно выглядишь, когда краснеешь. Она хотела добавить что-то ещё, но Мелина подошла сзади и мягко подтолкнула обеих в спины. - Ну-ну, успеете пошептаться. Там уже рассаживаются, давайте-ка. Елена тут же выпрямилась под вниманием матери и посмотрела на Наташу так, будто это Наташа задерживала всех. Наташа обречённо вздохнула, стараясь унять румянец; потом всё равно неожиданно подумала об Елене без белья под тонкой тканью платья - и вновь покраснела. Мысль о том, как хорошо будет выглядеть Елена, если смять это платье ей к животу, а потом усадить куда-нибудь - да хоть на крышку рояля - наполнила голову Наташи шипящим сладким шампанским. От этой мысли невозможно было не опьянеть. Наташа в последний раз дернула от шеи воротничок и вдруг почувствовала, как Елена рядом похожим нервным движением оправила своё платье. Они синхронно подняли друг на друга глаза - и синхронно же ласково и успокаивающе друг-другу улыбнулись. - Готова? - спросила Елена. Наташа кивнула. Они наконец пошли. К празднику приехали ещё гости, были приглашены соседи. У террасы поставили шатёр с кухней и грилем, откуда к длинному столу передавали горячие закуски, жареную птицу и свинину, свежую пасту в томатном соусе с базиликом, сырные равиолли - и в таком количестве, что казалось невозможным съесть всё за раз. Впрочем, большой шумный ужин, полный смеха, поздравлений, разговоров и звона посуды, закончился быстро, а десерт подавать было ещё рано - и потому общее собрание разбрелось по затихающему к ночи саду. Пили вино, болтали. Мелина угостила желающих особенно огненным коньяком. От коньяка стало совсем весело - и потому пошли в мастерскую Катерины смотреть новую работу: женский крепкий торс, увитый стеблями шиповника. Торс этот являлся из куска розово-красного мрамора, сдерживаемый жестоко впивающимися в будто действительно мягкую грудь шипами. Какая-то дикая яростная богиня прорывалась к миру сквозь камень. Наташа прохаживалась мимо и думала, что знает её имя. - Я долго не могла понять, чего мне хочется, - рассказывала Катерина, - а потом, представляете, буквально в две ночи сделала набросок. И - вот. Можете видеть процесс. Признаюсь, не без трудностей, но... - Это только с беременными музами ноль трудностей. Остальные быстро бегают, - прервала её Мелина, и все старшие женщины рассмеялись. Катерина махнула на них рукой и сказала: - Договоришься, Мелина, ох, договоришься... Будут у тебя не внуки, а... Лен, кого хочешь?.. Сестричку? Или братика?.. А? Сестричку?.. Ну, Мелина, слышала? Хотят. Заказывают... Придётся, получается, предоставить! Все вновь засмеялись, а Наташа с улыбкой подумала, что ещё одной дистиллированной Мелиновны планета не выдержит. Затем она смутно представила что-то крошечное, громкое и светловолосое, называющее уже её, Наташу, мамой - и эта мечта показалась ей приятной и грустной одновременно из-за памяти о собственной матери. Елена, верно, как-то почувствовала настрой Наташи, потому что вдруг подошла и крепко обняла за талию под пиджаком. - Ты вроде грустна, - сказала она. Наташа покачала головой. - Я задумчива. - Правда? И о чём же ты задумалась с таким серьёзным видом?.. Наташа внимательно, словно видя впервые, рассматривала Елену; выбившиеся из укладки по вискам непослушные прядки, длинные ресницы, веснушки и розовый весёлый румянец. Елена широко улыбнулась, показывая из-под красных губ жемчужные зубы. Глаза её тёмно и живо блеснули, прелестный вздёрнутый носик сморщился - и Наташа почувствовала, как сладкая стрела пронзила сердце. Захотелось в нежном порыве исцеловать Елене всё лицо, шею и плечи... - Я думаю лишь о тебе, как безумная, - тогда ответила наконец Наташа. - Я так люблю тебя... Я так... - ей казалось, что впервые в жизни она не могла подобрать слов, и от этого вдруг стало очень страшно и очень хорошо, - я так... Елена спасла Наташу долгим ласковым поцелуем - и они замерли в объятьях у розовых кустов, как статуи, счастливые и безмолвные, пока всех наконец не позвали из сада к сладкому. У детей была своя беседка, увитая сеткой из крошечных светлячковых фонариков, и они не пускали туда никого из взрослых, играя в Regno. Дочери Катерины, как именинницы, обе в милейших розовых платьицах с бантами, были, конечно, королевами, а остальные, по желанию - рыцарями, звездочётами, монахами, дамами. Присутствовал даже один маленький хмурый палач в белой рубашечке с галстучком. В его роль, как поняла Наташа, входило беспрекословное повиновение тоненькому testa dalle spalle! любой из королев. В королевство лишь однажды пустили больших - когда те принесли в подношение горячий шоколад и двухъярусный торт со свечками и кремовыми лягушками. Елена во все глаза смотрела на этот торт, а потом громко прошептала на ухо Наташе: - Это же просто волшебно! Я тоже хочу кусочек. С лягушкой. Бисквитный ягодно-сливочный торт, гордо высящийся посреди главного стола в окружении подданных - чашек, блюдец и бокалов, её совсем будто не интересовал. Тогда Наташе пришлось идти на поклон. - Если ваши сиятельства будут так благодетельны и даруют мне, ничтожной, кусочек торта - то, клянусь, завтра после завтрака десять раз подряд сыграю песенку про кузнечика... Всё королевство демократично задумалось. Песенка про зелёного кузнечика была неоспоримым хитом. Десять раз во время напряжённого счёта по пальчикам у обеих королев превратились в двадцать - и только на этих условиях Наташе выделили кусочек с сидящей на нём половинкой лягушки. Елена была в восторге. Она уже стянула перчатки, скинула туфли - и теперь, розовая от вина, даже в строгом вечернем платье стала вдруг собой обычной: громкой и смешливой. Наташа поняла, что не может отвести от неё глаз. Уселись на пиджак Наташи на траву и принялись за торт и сладкое розовое вино с фруктами. Елена держала добытую тарелку. Она съедала кусочек маленькой ложечкой - а следующий предлагала Наташе. Наташа согласно открывала рот, согласно жевала и глотала, но совершенно, казалось, не чувствовала вкуса: прекрасное атласное платье сбилось, прекрасные голые ноги оказались беспечно вытянутыми, рука Наташи - будто и без воли - мягко легла на одну из прекрасных круглых коленок и желала лишь одного - пробраться выше... Елена, доедая кремовую лягушку, делала вид, что ничего не замечает, и Наташа, ощущая, как пустеет голова, уже хотела было прямо сказать о своём жалобном желании. Но от террасы вдруг зазвучала громкая музыка, и Елена тут же вскочила на ноги. Танцы, конечно. Наташа почувствовала, как силы покидают её. Кажется, она выпила совсем немного - отчего же тогда так тесно и жарко в груди?.. - Наташка, идём, - Елена потянула за руку, но Наташа вдруг поняла, что не может встать. Тело стало тяжёлым, и кровь гремела через него, бешеная. Наташа посмотрела на щиколотки Елены, на то, как выше тонкая мягкая ткань натягивалась на бёдрах, облегала животик, талию, грудь. Горячее рухнуло внутри Наташи в самый низ - и Наташа поблагодарила мироздание за то, что не была создана мужчиной. - Иди, - сказала она, чувствуя резкое требовательное возбуждение, - я сейчас догоню. Мне, кажется, нужно подышать немного... Елена подозрительно глянула сверху вниз - и глаза её вдруг стали очень строгими. - Тебе плохо? Наташе захотелось рассмеяться. Так хорошо ей будто ещё никогда не было. - Всё отлично, доктор. Идите. Обещаю - буду через десять минут... Но Елена шагнула ближе - и тут же твёрдые пальцы обхватили голову Наташи за затылок и виски. Наташа моргнула и поняла, что нос её находится прямо напротив ямки пупка. Стало так жарко, что близость обычно раскалённой, как нагретой солнцем Елены показалась спасительно-прохладной. - Ты пьяна, - тихо произнесла Елена. Наташе не хотелось протестовать. - Нет, - всё равно сказала она, и потом добавила: - Твоя мать угощает каким-то странным коньяком... - О боже... Наташа, это же самогон. Сколько мама тебе налила? - Пол... полстаканчика?.. Да. Но я сама столько попросила. Так что... - Ага. И сколько вина ещё сверху?.. Наташа не ответила, немного подумала и уверенно сказала: - Я совсем не пьяная. Ей вдруг стало особенно весело - и она схватила Елену под коленки и пару раз мягко куснула в живот. Хотелось возиться, смеяться, целовать!.. - Совсем-совсем, ну?.. Видишь? Елена, не двигаясь, высилась над ней и молчала. - Пусти, - наконец тихо сказала она. - Чего ты... - Пусти, Наташа. Наташа неожиданно почувствовала холодное под сердцем: Елена против неё вся затвердела, как камень, и ладони её уперлись Наташе в лоб. - Ладно-ладно, - Наташа убрала руки и откинулась назад. - Я что-то не то сделала?.. Веселье разом сгинуло. Наташа почувствовала себя неловкой, остывающей и неприятно мокрой. Елена же стояла перед ней, прямая и тонкая, и не было видно ни её глаз, ни носа, ни губ - все скрылось тенью. Музыка и чужой смех, как прежде, звучали вокруг, но Наташе теперь казалось, что она еле-еле слышит их. - Я что-то не то сделала? - повторила Наташа и вздрогнула от громкости своего голоса. Елена повела плечами. - Всё нормально, - глухо прошептала она, - всё... хорошо. Это просто... Дыхание её рвано сбилось - и у Наташи от этого задушенного звука поползли холодные крупные мурашки по спине. Елена мазнула рукой по глазам и отвернулась. - Ладно... Идём, Наташка, - сказала наконец она. - Тебе нужно умыться и попить воды. Наташа, стыдясь взглянуть на Елену, медленно поднялась, надела пиджак. Она действительно не считала себя такой уж пьяной, но тело ощущалось большим и вялым, и всё норовило покачнуться. Сильная рука взяла Наташу под локоть, удерживая. От этого стало ещё более неловко. - Я что-то не то сделала? - спросила Наташа в третий раз, и в третий раз же не получила никакого ответа; её лишь твёрже подхватили и куда-то потянули. Они пошли сквозь пахнущий свежей росой и розами сад. Убывающая луна висела, бледная, затянутая дымкой из-за неё ночь казалась ещё чернее. Было так темно, что Наташа едва различала дорожку под ногами. Елена шла рядом, крепко держалась, и тёплый бок её прижимался к боку Наташи, но Наташа не смела обернуться. Отчего-то казалось, будто нет рядом никого, всё - сон; известно, грёзы исчезнут без следа в глухой темноте, стоит Наташе приглядеться: секундное дарованое утешение, жестокое и прекрасное. Что же, была она счастлива с этими грёзами? - Была, была, была, - шептала Наташа себе под нос, жмурясь и чувствуя, как горячее стекает по щекам... Полностью протрезвела Наташа только в ярко освещённой прохладной ванной комнате. Прямо перед глазами лилась из крана вода - и Наташа моргнула, а потом вдруг нашла всё своё лицо, шею, рубашку и руки мокрыми. Елена, почему-то кажущаяся крошечной, сидела рядом на краю большой ванной и курила. Платье было смято, спущено с груди, будто ей стало душно, а туфли, сумочка, перчатки и толстая нитка жемчуга, отринутые, лежали на полу, у босых ног. Там же Наташа нашла и свой пиджак. Смятая розочка цеплялась за его петличку. - Что я натворила? - со страхом тихо проговорила Наташа. - Я... Елена, я... Елена тут же обернулась, и Наташа замолчала. Лицо Елены было незнакомо, особенно красиво своей задумчивой грустью. Глаза мягко и устало моргали, прятались за выгоревшими бледными ресницами, красная яркая помада стёрлась, осталась следом лишь по краешку искусанных губ. - Нет, всё в порядке, - сказала Елена, улыбнувшись этими нежными своими губами. - Разве ты можешь что-то натворить?.. Нет, ты... Ты такая хорошая, Наташка, и я так люблю тебя. Она замолчала и посмотрела на свои босые ноги. Затем - последний раз затянулась, смяла окурок о кафель. Наташа выключила воду и, вся холодная по спине от налипшей рубашки и тревожной дрожи, встала от ванной. Елена, не глядя, протянула ей руку, и Наташа несмело сжала тёплые подрагивающие пальцы. - Мне было пятнадцать, у меня был милый семнадцатилетний мальчик, - вновь заговорила Елена, звуча нарочито насмешливо-грубовато, будто рассказывая о глупости. - Это казалось вершиной счастья. Он дарил цветы, мы целовались и гуляли за ручку по школе, но однажды... На одной из вечеринок он сильно напился, зажал меня и... Знаешь, такие мальчики не выглядят особо крепкими, но потом ты отчего-то совершенно ничего не можешь противопоставить их рукам, держащим твои руки. Абсолютно ничего. И... я лежала и мечтала, чтобы всё скорее закончилось, а... Ну, ему действительно, видимо, казалось, что мне нравится. Елена на секунду подняла на замершую Наташу глаза - но тут же отвернулась, почесала коленку и долго вздохнула. Она не выглядела расстроенной: глаза её оставались сухими, лишь губы крошечно жёстко поджались. - Такой вот первый раз, получается, - заключила Елена. - Ты не... ты только не принимай на свой счёт. Я не подумала о тебе, как о нём, нет... Просто на секунду забылась. Обычно это не тронуло бы меня, но сегодня... Наверное, я устала. Наверное, я... Нет, прекрати. Ты теперь смотришь на меня, будто я слабачка. Наташа, до того не смеющая вздохнуть, подавилась застрявшим в груди воздухом. - Елена... - начала она, буйно краснея от грома чувств и мыслей, но Елена твёрдо её прервала. - Молчи - или стукну тебя, поняла? Ни один мужчина больше не коснулся меня так - и уже не коснётся. Да, забыть прошлое невозможно - но проходит время, я становлюсь старше и старше, и... Знаю, однажды я подумаю об этом, как подумала бы о разбитой коленке. И только. Елена наконец посмотрела на Наташу - тяжелым взглядом. Наташа вздрогнула и опустила глаза. Она вдруг ощутила себя бесконечно беспомощной, гневной, полной слёз - и одновременно бесконечно влюблённой и восхищённой этой маленькой прекрасной женщиной перед собой. - Поэтому я и не хотела тебе рассказывать, - тихо сказала Елена после долгого молчания. - Будешь же носиться со мной, как с торбой писаной, но... Прошлое - глупый пустяк. Я так люблю тебя, я так хочу тебя - и лишь это важно для меня здесь и сейчас, поверь. Наташа порывисто затрясла головой: - Нет-нет... Я... Она вновь совершенно не смогла найти слов внутри головы, кроме одного - главного, выражающего в себе, казалось, всё чистое и пылающее сердце Наташи. - Моя прекрасная Елена, нежная и яростная, любящая и любимая, я клянусь тебе, - оглушительно стучало это сердце, - клянусь в своей вечной преданности. Слышишь?.. Клянусь, что люблю! - Люблю, люблю, люблю, - вторила ему, как эхом, Наташа, прижимаясь поцелуем к тёплой руке. От руки пахло сигаретами, розами, сладким вином и тем самым волшебным ванильным кремом, из которого обычно делают очень вкусных кремовых лягушек... - Я так боюсь потерять тебя, - наконец заговорила Наташа. Она прижала ладонь Елены к горящей румянцем щеке и подняла глаза. Елена робко улыбнулась ей. - Так боюсь, - повторила Наташа. - Ты совершенно прекрасна. Я не знаю, чем заслужила такое счастье. - Наташка... - Нет, послушай. Послушай... Наташа прикрыла глаза и на некоторое время замолчала, как задумавшись. Елена притихла вслед за ней. - Ты ещё так молода - и уже так сильна и бесстрашна, Елена. Поэтому не думай, что я хоть однажды представлю тебя... слабачкой. Нет, никогда. Но позволь мне... Твои порывистость и чувственность к этому миру - прекрасны, чисты, как пламя, так разреши же... оберечь их. Я всегда буду рядом, клянусь. Ты всегда можешь положиться на меня и знать, что тебя понимают и любят, что ты - не одна в этом огромном и иногда таком мрачном мире... Наташа замолчала, замерла, не открывая глаз - и Елена вдруг совершенно неслышно вся оказалась близко-близко. - Хорошо, - с улыбкой проговорила она в губы Наташи, а потом коротко осторожно поцеловала. Тогда Наташа наконец позволила себе крепко обвить руками её талию, вжаться мелкими беспорядочными поцелуями по носу, мягкой щеке, брови, мочке уха с тёплой жемчужной серёжкой, подбородку. - Если тебе что-то не нравится, - громко шептала Наташа, - если меня много - или я ужасная и дурацкая... Говори мне. Сразу говори, поняла?.. "Наташ, иди в жопу со своими тупыми приставаниями!" Елена рассмеялась так громко, что у Наташи щёлкнуло в ухе - но она лишь сильнее прижала Елену к себе. Сквозь слипшиеся от незамеченных слёз ресницы ей была видна будто лишь тёмно-розовая кожа с россыпью веснушек по ней. Наташе захотелось поцеловать каждую из этих золотистых точечек. - Щекотно! Щекотно, Наташка! - запищала Елена, когда быстрые частые поцелуи снова осыпали лицо. - Отстань, я сейчас... Я сейчас... Наташа тут же отпустила её - и Елена вновь рассмеялась, всё ещё крепко держа Наташу за руки. - Я хочу в туалет, - объявила она, отсмеявшись. - Всё, отвернись... С вами, уважаемая моя невеста, одни переживания. Невозможно даже спокойно пописать. Знаешь, я в туалет уже часов с семи хотела - но мама меня как запихнула в это платье... И говорит - всё, терпи. Терпи, казак, атаманом будешь... А я не хочу быть атаманом, я писать хочу!VI. Глава 1
9 июня 2023 г. в 23:54