***
— На снимке ничего нет, — спортивный врач рассматривала кипу бумаг, принесенных Алиной. Проходить врачей в учебное время, то еще испытание. «Успей забежать в кабинет быстрее бабки или опоздай еще и на вторую пару» — любимая игра студентов в поликлинике. — У самой какие-то жалобы есть? Времени прошло много, но бывает, что физическая травма перерастает в психологическую, а учитывая обстоятельства, при которых была получена твоя травма, такое не исключено. — Нет, ничего такого нет. — Хорошо, — она сделала какую-то пометку. — Ты перестала ходить к психологу. Почему? — увидев лицо Алины, тут же поспешила добавить: — Без наезда, это нужно зафиксировать. — Я чувствую себя гораздо лучше, не вижу необходимости. Я недавно каталась… — Ого, правда? Расскажешь? — На Елагином острове есть классный каток, мы с другом ходили. Пробовала тулуп прыгнуть, но из-за неподходящих коньков упала. Аксель получился, — она еле заметно улыбалась. Воспоминания об этом дне грели ей душу. — Это очень хорошо. Ты думаешь над возвращением к тренировкам? — от улыбки не осталось и следа. — Ладно, не буду допытывать. Можешь идти. Кстати, у твоих сейчас тренировка, можешь сходить к ним. Все коридоры и закоулки спортивного комплекса неприятно давили, а от чувства цикличности хотелось лезть на стену. За три года там ничего не поменялось. Примерно как и за прошлые восемь лет. Как будто в этом месте время шло совершенно по-другому, а может и вовсе не шло. Было бы замечательно, если бы любой фрагмент жизни можно было вот так «запечатать», и возвращаться, как к книге стоящей на полке. Как только Кузнецова открыла дверь, ведущую к месту непосредственных занятий, тут же послышался такой родной звук лезвий, скользящих по льду. Женя Семененко был первым, кто заметил вошедшую девушку. Не сообразив сразу, он остановился. Алексей Николаевич не оставил это незамеченным и прикрикнул, но что он крикнул, Алина не услышала. Появилось острое желание выйти на лед, но оно было смешанно с теперь уже очень хорошо знакомым чувством — страха. Страха за то, что весь этот кошмар повторится. Девушка стойко понимала, что мешает и фактически срывает тренировку. Сама-то ненавидела, когда так делали, поэтому собиралась развернуться и бежать куда подальше, но её заметила Лиза. — Алина! — крикнула Туктамышева, привлекая внимания еще одной фигуристки и тренера. Мишин обернулся и замер, смотря на свою воспитанницу. Он не видел ее почти больше двух лет. Короткие жемчужно-белые волосы, более взрослые черты лица, но все та же улыбка… — Кузнецова, я тебя прибью, — в шутку сказал тренер, когда та подошла ближе. — Кто волосы разрешил обрезать? — Алине все время казалось, что первым вопросом будет явно не это. — Так получилось, — неопределенно пожала плечами та. На деле все было предельно просто: обрезала. Сама. Переехав с отцом в Штаты в период полной апатии, однажды с утра, перед выходом в школу, она просто взяла ножницы и обрезала свои длинные блондинистые волосы под самый подбородок. Отец не сказал ей ни слова, и она была безумно благодарна за это. Со льда выскочили Лиза, Соня и Женя, тут же накинувшись с объятиями на Кузнецову. Они, конечно, общались в сети, но это все не то. Ты видишь лишь образ человека, застрявший в голове, без возможности понять, насколько в действительности изменился когда-то близкий человек. Долго бездумно болтать не получилось — Алексей Николаевич выгнал спортсменов обратно на лёд, и, сев на скамью, похлопал на место рядом собой. — Ну, что, блудный ребёнок, рассказывай. — Нечего рассказывать… — Ты столько раз была у психолога в «Юбилейном», и ни разу не зашла… Я не обижаюсь, просто волнуюсь, — Алине стало безумно стыдно. Алексей и Татьяна Мишины стали ее второй семьей, с которыми она проводила гораздо больше времени, чем с действительными родителями. — Куда поступила? — РГИСИ, — тренер вынуждающе посмотрел на ученицу, давая понять, что просто название ему ничего не говорит. — Актриса театра и кино. — Ого, — не сдержал то ли удивления, то ли восхищения мужчина. — Не думал, что куда-то в эту сферу уйдешь… — Я тоже, — честно призналась Кузнецова. — Самой-то нравится? — Поинтересовался Алексей Николаевич. А Алина не знала, нравится ей там или нет. Просто плыла по течению будней, принимая обучение там, как награду. — Нравится, — соврала та. — А фигурное катание? Вернешься? — Я думаю над этим. — Чего тут думать? Возьми свои запасные и выходи на лёд, — уверенно произнёс Мишин. — Чего?***
— А Кузнецова у нас прогульщица, получается? — докопался до Ирины, помощницы Рецептера, Юдин. — Кузнецова? — девушку не особо это волновала, она была занята бумагами. —Она в больнице, или что-то такое, — Дашкова отмахнулась. — В больнице? — тут же всполошился Горошко, который все это время стоял рядом с Ромой. — Ой, блять, — выругался рыжеволосый. — Если бы она умирала, то сказала бы, — сделал странный вывод третьекурсник. Горошко покосился на него, как на идиота и достал мобильник.***
Она слишком долго этого не делала. Не выходила на лёд спортивного комплекса «Юбилейный» в качестве фигуристки. Может ли она спустя столько времени называть себя так? Единственным желанием сейчас было повеситься на шнурке от конька, который все никак не хотел завязываться. Либо сейчас, либо никогда. — Ты молодец, ты все помнишь, — успокаивал её тренер. — Вспоминай все, о чем я говорил. Лучше упасть, чем сделать бабочку, да? — отвлекающий маневр. Алина закивала. Чем-то это напомнило ей разговоры перед прокатами, когда тренер говорит обо всем, кроме соревнований. Выйдя на лед и разогревшись, она подъехала обратно к Мишину. — Попробуй «лутц» и «сальхов», дальше посмотрим. — Да, профессор! Конечно, профессор! — спаясничала светловолосая. С «сальхова» Алина благополучно навернулась, а вот «лутц» исполнила очень даже хорошо. — Если потренироваться, повспоминать, то через недели три будешь уже в строю, — подытожил мужчина, когда Алина сошла со льда. — Вернешься? — Да, — тут же ответила девушка.***
И только на пол пути до общежития она поняла что произошло — она согласилась вернуться на лед. Сама. Видимо и боялась-то не кататься, а поговорив с Алексеем Николаевичем, понять, что боялась именно вернуться. За все это время она совершенно отвыкла от внимания прессы и фанатов фигурного катания. Даже в своих соц. сетях не упоминала о новом месте своей учебы, оставляя минимум информации, ибо считала, что с фигурным катанием покончено, а другим не обязательно знать о ее жизни вне льда. В лучшем случае, общественность узнает об этом через три дня, в худшем — завтра. — Алло, пап? — первым девушка решила оповестить отца. — Привет, Линочка! Как ты? — Да, у меня, в принципе, все хорошо. — Точно? — заволновался Кузнецов. — Я случайно вернулась к Мишиным… — А? — мужчина хорошо услышал сказанное, но что-то заставило его переспросить. — Что? — Я вернулась в фигурное катание, ну, то есть, — она занервничала ещё больше. — Я не собиралась, но так получилось, и… — Ты хочешь? — да как же они надоели с подобными вопросами, ответ на который остаётся неизменным. — Не знаю, — молчание. — Можешь отправить мои коньки и форму, пожалуйста? — Конечно. — Спасибо, я позже перезвоню. — Ладушки, — использовал странную форму «ладно» тот, и отключился. Взяв кофе в одной из ближайших кофеен, девушка бездумно шла по направлению к общежитию. Что же дальше будет? Она совершенно не думала о то, как же будет совмещать учебу в театральном и извечные тренировки. Дедушка в детстве шутил:«Ума нет — иди в пед, Стыда нет — иди в мед, Здоровья нет — иди в культпросвет»
Шутил он, конечно, над своим хиленьким сыном, отучившимся в «МГАХИ имени В.И. Сурикова» на факультете живописи, но к Алине это тоже теперь относится, и непонятно, будет ли она получать второе высшее, дабы стать тренером по фигурному катанию. Никогда собственное будущее не пугало ее сильнее, чем сейчас. В общежитии РГИСИ было тихо — большинство студентов все ещё на парах, не считая эстрадников, которых почему-то поселили не в общежитие Санкт-Петербургской государственной консерватории, где ВУЗ арендовывал 4 этажа. «Ну и прекрасно, душ свободен» Вернувшаяся из университета Дана застала Алину сладко спящей над домашним заданием по зарубежной литературе. На все ее толчки и просьбы лечь в кровать Кузнецова не реагировала. В один момент Поляковой даже показалось, что она не дышит. — Можешь Алину позвать? — попросил Горошко, стоящий на пороге 310 комнаты. — Я бы с радостью, но, думаю, ей сейчас не до этого, — и девушка шире открыла дверь. — Она вообще не реагирует. Завтра не разогнётся. — Ее бы на кровать переложить… — Я, к сожалению, ещё не докачалась до такой степени, чтобы таскать Алину. — Помочь? — Правда? Перетащишь ее в кровать? — Почему нет? Только ей об этом не говори. — Ладно, — брови Даны поползли вверх. Горошко попытался аккуратно поднять Алину, но чуть не стукнул ее головой о стол, который она использовала вместо кровати. — Слушай, если ты сейчас разобьешь ей нос, она точно что-то заподозрит. — Кровать расстели, — полушепотом шикнул Горошко. Ему не было тяжело, скорее очень неловко. Утром Кузнецова даже и не вспомнит о том, что уснула совсем не на кровати с прогорелым матрасом, и не узнает о том, что Серёжа переносил ее в кровать, прямо как отец, когда та засыпала у него в машине. Не узнает…